Четвертая стража

В тот день, когда первое персидское посольство подъехало к золотой решетке Версаля, пестрый ковер из тысячи цветочных горшков, вынесенных из теплиц и расставленных в партерах, расстилался под зимним небом. В Большой Галерее ноги утопали в лепестках роз и апельсиновых деревьев. Бахтиари-бей шел мимо мебели, украшенной позолоченным серебром. Специально в его честь были выставлены самые красивые предметы: разные консоли, буфеты и серванты. Ему показали весь дворец, богатство которого могло посоперничать с дворцами из сказок «Тысячи и одной ночи». Визит завершился посещением ванной комнаты, где огромная королевская ванна из розового мрамора должна была доказать персам, что и французы не отказывают себе в удовольствии омовений. Размах и великолепие парка довершило впечатление. Для Анжелики это был день торжества. Все время она находилась на переднем плане: рядом с королем и персидским послом, который, не обращая внимания ни на королеву, ни на других дам, адресовал комплименты только ей. Ее лицо буквально светилось гордостью и осознанием собственной значимости. Но, стоило ей ощутить на себе колючий взгляд мужа, как ее радость подугасла. Мысленно махнув рукой на гнев Филиппа, она решила не портить себе день чувством вины. Договор о поставках шелка подписали в самой дружественной обстановке. Ближе к закату, когда придворные совершали последнюю прогулку, любуясь цветочными партерами в разгар зимы, один из пажей возник перед мадам дю Плесси и предупредил, что король ждет ее в Хрустальном кабинете. Этот кабинет находился в королевских апартаментах и предназначался для камерных приемов. Анжелика вошла и увидела дары Бахтиари-бея, громоздившиеся как в пещере Али-Бабы. Король беседовал с Кольбером, чье лицо выражало глубокое удовлетворение. Находившийся тут же Лувуа ловил каждое слово, делая вид, что слушает разглагольствования принца Конде. В комнате находились первые лица королевства, а так же члены семьи монарха. Анжелику удивило отсутствие герцога Орлеанского и его супруги, принцессы Генриетты. Чтобы Месье упустил возможность выбрать для себя подарок среди бесценных подношений персов? Красное седло с золотыми и серебряными головками передней луки, а так же с золотыми стременами, король оставил для себя, как и шахматную доску из эбенового дерева и слоновой кости с фигурами из литого золота. Но тут были так же и тончайшие шали из Белуджистана, и золотые блюда и вазы, украшенные сценами охоты, с инкрустацией бирюзой и топазами. Огромный длинноворсный мешхедский ковер, бонбоньерки с фисташковой нугой, бутыли с ароматными маслами: розовым, жасминовым, гераневым. Ну и конечно же, самые красивые в мире драгоценные камни. — Вы можете выбрать для себя подарок по вкусу, — сказал король, заметив, как Анжелика любуется разложенными дарами. — Прошу вас, — он взял ее за руку и подвел ближе. Под устремленными на нее взглядами Анжелика медленно ходила от одного сокровища к другому. Иногда она брала какой-нибудь предмет, вертела в руках и аккуратно клала на место. Не заметив ларца, где хранилось мумие, она взволнованно спросила, куда его положили: — Мумие? Эта мерзкая вонючая микстура? — Да, сир. Я упоминала в отчете месье Кольберу, чтобы ее приняли с выражением глубокой признательности. — Уверяю вас, мадам, все было сделано в соответствии с вашим советом. Признаюсь, на поверку эта жидкость оказалась никуда не годной. Дюшес, которому я велел выпить бокал, едва не отдал богу душу. Мы начали думать: нет ли какой угрозы в отношении меня от персидского шаха, когда он прислал это под видом подарка. — Нет-нет, конечно, нет, — поспешно заверила Анжелика. По знаку короля двое лакеев поднесли ей судачок из розового дерева, инкрустированный перламутром. Она тут же узнала его: тот самый, который показывал ей Бахтиари-бей. Она аккуратно подняла крышку и приоткрыла пробку голубого фарфорового флакона. Странный запах ударил ей в нос, невольно напомнив атмосферу гостиной персидского посла. — Сир, могу ли я просить о милости разрешить мне взять этот ларец? В память о том, как я имела счастье послужить вашему величеству. Ничего другого мне не надо. Король недоверчиво хмыкнул, видимо, удивляясь про себя превратностям женских капризов. Он с улыбкой обратился к присутствующим: — Многое заинтриговало меня в этом посольстве, господа. Но самое удивительное — выбор подарка мадам дю Плесси. Затем он снова повернулся к Анжелике. — Вы получите этот ларец, мадам, раз уж я позволил вам выбирать самой. Но разрешите мне добавить к этому подарку еще один. Он подошел к персидским тканям, отложил в сторону несколько кашемировых шалей и приподнял мягкую и нежную ткань теплого песочного цвета. — Посол Персии обратил мое внимание на текстуру этой ткани. Говорят, ее делают из верблюжьей шерсти и она не промокает под дождем: вода просто стекает с нее. Такое верхнее одеяние способно защитить от любой непогоды. К тому же этот плащ, окантованный золотым шнуром, показался мне очень красивым. Король накинул одеяние на плечи маркизы и его руки задержались, будто для того чтобы разгладить ткань. В этот момент в кабинет вплыла мадам де Монтеспан. Ее тоже позвали выбрать себе подарок. Но улыбка увяла у нее на губах, когда она увидела Анжелику и короля, завязывающего ей под горлом шнуры роскошного плаща. — Я, кажется, слишком поспешила, сир? — спросила она ломким голосом, которому безуспешно старалась придать игривость. — Нисколько, моя красавица, выбирайте из этих сокровищ. — Из того, что мне оставила мадам дю Плесси! — воскликнула Атенаис, у которой гнев всегда брал верх над рассудительностью. Повисло неловкое молчание. Придворные опасались, что королевская любовница затеет разборки у них на глазах, ведь за участие в подобном зрелище недолго поплатиться! Анжелика чувствовала направленные на себя любопытные взгляды. Завтра же слухи расползутся по всему Парижу. Во всех салонах будут обсуждать прием персидского посольства и ее роль в церемонии. Злопыхатели, давно подозревающие ее в связи с королем, удовлетворенно закивают головами. Что еще могло заставить мадам де Монтеспан на людях выйти из себя, как не страх перед близкой опалой? А уж то внимание, которое король уделяет мадам дю Плесси — само по себе неопровержимое доказательство их романа. Людовик, однако, вовремя оценив ситуацию, разрядил обстановку смехом: — Бог мой, женщины из-за любого пустяка готовы начать военные действия. Легче примирить всю Европу, чем двух красавиц. Он подошел к мадам де Монтеспан и взял ее за руку. — Не расстраивайтесь, дорогая, — произнес он ласковым тоном, — мадам дю Плесси успешно исполнила дипломатическое поручение. Я позволил ей выбрать подарок, но она оказалась чересчур скромна, и мне пришлось добавить еще один. — Могу ли я удалиться, сир? — воспользовавшись паузой, спросила Анжелика. Король обернулся:  — Только пообещайте мне не наносить эту вонючую субстанцию на кожу. Она может покраснеть, а вы — заболеете. Людовик нежно прикоснулся пальцами к ее щеке. — Это глубоко опечалит меня, мадам. Анжелика вздрогнула и внутренне вся сжалась. «Этим жестом король подписал мне смертный приговор», — мрачно думала она, чувствуя между лопаток острый, как кинжал, взгляд мадам де Монтеспан. Не стоило забывать так же о Филиппе. Она готова была побиться об заклад: ему передадут все, что произошло в Хрустальном кабинете, добавив от себя пикантных подробностей и преувеличивая каждое слово и жест короля. Скоро даже он перестанет сомневаться, что его жена «сменила мирты на лавры» как сказал бы циничный граф де Лозен… Радостное волнение схлынуло, и Анжелика почувствовала на себе груз перенесенных треволнений и усталость бессонных ночей. «Зажата между Сциллой и Харибдой», — думала она, направляясь в свои покои. Ей не терпелось увидеть Савари и передать ему, наконец, злосчастный ларец с мумие. Хотя бы в этом она преуспела — сумела отблагодарить друга, спасшего ей жизнь. Савари уже дожидался ее в вестибюле. Когда Анжелика вошла, он подскочил со своего табурета. Ученого била нервная дрожь. Анжелика еще мгновение помучила его бесстрастным выражением лица, затем повернулась и хлопнула в ладоши. Лакеи внесли ларец. Савари без единого слова бросился к нему и трясущимися руками поднял крышку. С величайшим благоговением он достал бутыль и откупорил пробку: — Это оно, оно, — пробормотал он осипшим от волнения голосом. Он прикрыл веки, а в уголке глаза показалась крупная слеза. Савари тщательно закупорил бутыль, вернул ее обратно в ларец после чего, к удивлению Анжелики, упал на колени, целуя подол ее платья: — Всю жизнь, — причитал он, — всю жизнь я буду помнить о вашем благодеянии. Вы не только спасли мумие из рук профанов, но вы передали его мне, ученому. Теперь я сумею разгадать многовековой секрет. Потомки вам этого не забудут… Анжелике еле удалось остановить поток благодарственных речей и поднять старика с колен. — Еще бы, мэтр Савари. Из-за вашего мумие я выставила себя в глупом свете перед королем и придворными. Лишилась расположения мужа. Навлекла на себя ненависть мадам де Монтеспан. Больше никаких подобных авантюр, даже если небеса обрушатся нам на головы! — Конечно, конечно, — подобострастно кивал Савари. — И даже если вам понадобятся ингредиенты для создания эликсира вечной жизни и молодости, я не шевельну и пальцем! — Всенепременно, мадам! — И если… — Я понял! — вскричал Савари, — и никогда больше не дерзну пользоваться вашей добротой. — Так-то лучше, — проворчала Анжелика, выпустив пар. Она направилась в комнату, на ходу давая распоряжения служанкам, оставив Савари любоваться сундучком из драгоценного дерева, переливающегося в мягком свете бра отблесками золота и перламутра. Спустя какое-то время, когда Анжелика, переодетая для бала, сидела перед трюмо, а Жавотта укладывала ее волосы, приоткрылась дверь, и Савари просунул голову в щель. — О, вы уже пришли в себя? — поинтересовалась Анжелика, глядя на него в зеркальном отражении. — Немного, — аптекарь протиснулся в комнату. — Я зашел на минутку, чтобы рассказать, что виделся сегодня с отцом Ришаром. — И что понадобилось от вас этому высокомерному иезуиту? — На самом деле, он только передал для вас послание. — и Савари бросился к туалетному столику в своей обычной порывистой манере, на ходу доставая из-за пазухи тонкий конверт. Анжелика вспомнила недавние опасности, и холодок пробежал по телу. Не скрывая волнения, она вскрыла конверт и вынула оттуда сложенный вдвое листок бумаги. Со смесью радости и облегчения она узнала ровный почерк Розины — результат прилежания во время занятий чистописанием с аббатом де Ледигьером. «Дорогая моя госпожа. Зная ваше доброе сердце, я спешу развеять опасения насчет моей участи. Однако сказать, будто я не боялась за свою судьбу было бы ложью. Был момент, когда я думала, что пропала. Мой сиятельный господин в гневе ужасен, но я все-таки не решилась молить о заступничестве господа, которого по собственной воле предала. Но вы, мадам! Мысли о вас давали мне силы, я всем сердцем хотела послужить той, кому стольким обязана! Вы стали моим ангелом-хранителем. Собравшись с силами, я попыталась мыслить как бы мыслили вы: что бы сказали вы на моем месте, как поступили бы — и это стало залогом моего успеха. Теперь все страхи в прошлом: мой господин принял меня. Он полюбил меня и на следующий день прислал роскошные подарки в знак своего расположения. С тех пор со мной обращаются как с принцессой. Мне прислуживают несколько женщин, передо мной разложили дорогие ткани и когда я выбрала, сняли мерки, чтобы сшить богатые одеяния! О, я не глупа и понимаю: когда господин смотрит на меня, ласкает мою белую кожу, гладит золотистые волосы, он вспоминает вас, мадам. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь он полюбит меня. Меня, но уже не малышку Розину, которую вы некогда спасли от злой участи. Мой повелитель дал мне новое имя — Зари. Золотая парча, которую могут носить только высокородные люди. Зари покорит сердце господина и сумеет удержать его. Я знаю, сколько опасностей ждет меня, когда я прибуду во дворец повелителя в Исфахане. Я предчувствую: мне придется бороться с другими женщинами за любовь господина: хотя ничего не понимаю из болтовни служанок, я замечаю, что они смотрят на меня с жалостью. Но господин велел отцу Ришару обучить меня персидскому языку — это добрый знак. Я занимаюсь под надзором евнуха (это мужчина-скопец, который присматривает за гаремом), но даже этого мало: здесь женщинам запрещено показываться на глаза постороннему мужчине. Я могу говорить с моим учителем только через ширму, чтобы он не видел моего лица. Я благодарна отцу Ришару за эту услугу и за то, что он проявил снисхождение, когда узнал о моем решении сменить веру. Боюсь, вы и все добрые католики: мессир Мальбран, аббат де Ледигьер, каких я имела счастье узнать в вашем доме, станут презирать меня за вероотступничество. Но сердце подсказывает мне — так будет лучше. Я хочу, чтобы вы знали: последняя молитва, которую я произнесла, будучи католичкой была за ваше счастье, мадам. Я прощаюсь с вами и посылаю вам то, что вы когда-то подарили перед моим первым причастием. Я вкладываю в ваши руки частичку моей души, как залог вечной памяти и нежной любви. Вспоминайте добрым словом ту Розину, что вы некогда знали. Прощайте, добрая моя госпожа, да хранит вас Аллах.» Анжелика встряхнула конверт: ей на колени упал золотой нательный крестик. Маркиза жестом отослала прочь служанок. Она прошла в свой импровизированный кабинет из ширм и стенных панелей, и наклонившись достала из-под кровати небольшой кованный сундук, где хранились ее личные вещи. Отстегнув от пояса серебряный ключик, она открыла замок и откинула тяжелую крышку. Тусклый перелив прошелся по золотой ткани. Платье из парчи, в котором она была на свадьбе у короля. Она отодвинула шуршащую материю: в самом углу обнаружился ларец из черного дерева. В этом ларце хранилась память; о победах и поражениях, о событиях, о людях, ушедших из ее жизни; о невозвратных временах. Обручальное кольцо Жоффрея, нож Родогона, перо Клода ле Пти, грязного поэта с Нового моста, ожерелье женщин дю Плесси, глиняный пузырек с ядом, полученный от колдуньи Мелюзины. Теперь этот заветный ларец пополнится новыми сокровищами — кольцо Бахтиари-бея и нательный крестик малышки Розины… нет, уже не Розины, а мусульманки Зари. Последний раз пробежавшись взглядом по обломкам прошлого, Анжелика захлопнула крышку. Вернув сундук на место, она забылась на несколько мгновений, находясь в плену воспоминаний. Да, порой жизнь обходилась с ней чересчур жестоко — но она сумела выстоять, преодолеть все преграды и добиться желаемого. Она расправила плечи и гордо вздернула подбородок: — «Прощай, Розина. Ты много страдала, так пусть же Аллах будет благосклонен к тебе» Она вдруг ощутила знакомое, но почти забытое чувство — что еще одна глава в ее жизни подошла к концу. Надо идти дальше.