Days and Nights

      — Ну-ну, я вижу ты не в духе, моя леди. Скажи, кто посмел бросить тень на твое настроение? Уж я бы вызвал негодяя на дуэль!       Хранитель света спешивается, предлагая Мортред проехаться в седле. Та сходу отказывает, даже не размышляя о причинах своего поступка: вымуштрованный годами убийца почти все делает на автомате.       Они встретились почти случайно, их сводит неприметный перекресток на тропе войны между ними и другой стороной. Светлое утро кажется почти безмятежным, но для женщины оно явно не задалось.       Убийца-призрак обучен превосходно: ни одна мелочь не имеет шанса ускользнуть. Мортред тащит глефу левой рукой — на правой ушиблены хрящи в двух местах; на задней стороне шеи покалывает комариный укус — будет чесаться весьма заметно, если хоть раз его коснуться. И чужая кровь, не имея возможности прилипнуть к нагруднику, вязко катится по штанине, затекая в сапог. Кровь воняет.       Тем не менее, стоит больших усилий осознать, что беспокоит ее отнюдь не это.       Не было предела молчаливому ликованию, когда Орден послал на Битву Древних: далекая, длительная миссия безо всякого контроля, давала надежду. Глоток свободы. Первая попытка вырваться, побыть собой вдали от безустанного надсмотра Вуали.       Здесь никто не знал ни ее самой, ни ее тайны, ни ее тьмы.       К ней относились, как к человеку, и звали по имени.       Мортред словила себя на мысли, что ей категорически не хотелось убивать. Нет-нет, закаленная боями глефа лишала жизни по-прежнему быстро, легко и бессовестно. Лица поверженных врагов все так же стирались из памяти, как никому не нужный балласт. Но убийства — единственное, что она знала ранее, единственное, что ей приказывали из года в год.       А от прошлой жизни хотелось избавиться, ой, как сильно.       — С таким настроем ни одной битвы не выиграть, право слово. — Старик улыбается в бороду и легонько стукает посохом по плечу. Этот жест, то ли дружеский, то ли магический, заставляет сделать глубокий вдох. В голове, равно как и на душе, заметно светлеет.       — Вот, теперь порядок. Поехали?       — Благодарю. — Произносит женщина, сама удивляясь тому, что не ответила «спасибо». Ведь «спасибо» короче и выдавить его куда проще.       Мутные мысли об окончании битвы отступают, хотя победа в ней так же страшна, как и поражение. Ей придется вернуться.       Или нет?       — Может, расскажешь деду, что тебя гнетет? Я старый, многое повидал. Так и быть, подскажу чего-нибудь.       На секунду Мортред показалось, что даже кобыла волшебника навострила уши, готовая слушать. Но животное лишь потянулось к ней своей мордой, щекоча пушистыми ноздрями щеку.       Знала ли они кого-то более безобидного, чем ее компаньон и его белоснежная лошадь?       — Есть кое-что, что я должна сделать для себя. — Она запнулась. — После войны, я имею ввиду.       Старец добродушно спрашивает:       — Это что-то сложное? Ну, отдохнешь, соберешься мыслями и сделаешь. Ты молодая, сильная. И, не в последнюю очередь, — красивая. — Он улыбается. — Быть может, когда дело подойдет к действию, ты уже не будешь вынуждена решать это в одиночку. От трудностей бежать не надо, уж поверь.       — Дело в том, что я как раз и собираюсь сбежать.       Волшебник останавливает бредущего рядом скакуна и внезапно оказывается таким старым-старым, таким дряхлым, как никогда ранее. Старик вздыхает.       — Откровенность за откровенность, леди. Я всю жизнь от чего-то бегу, а это…немало. Не способный остановиться ни на миг, иначе — беда. Но если бы я мог снова принять свое решение — оно было бы точно таким же.       Голубые глаза выцветают, впиваясь в глаза Мортред, как рыболовные крючки впиваются в жабры ни в чем не повинной рыбы. И это действительно жутко, даже для такой, как она.       — Что ты такое? — Почти шепот из ее уст.       — Я Эзалор, так меня зовут. — Просто говорит старец.       Впрочем, собеседницу полностью устраивает этот ответ.