Повесть о доме Кайджо

Над головой несла серебряные воды Небесная река. Лежа на деревянных мостках и болтая босой ногой в воде обычной, земной, от которой тянуло запахом тины и прохладой, Аомине часто думал: а вдруг он — отражение другого Аомине, того, который живет высоко в небе и точно так же лежит и скучает, как и он. Было бы здорово им встретиться. Вдруг бы они сразились, и небесный Аомине оказался бы достойным соперником, может, он даже смог бы победить. К сожалению, с неба никто спускаться не торопился, и земному Аомине приходилось скучать целыми днями и придумывать себе занятия более интересные, чем бестолковые поединки или протирание хакама на дворцовых пирах. Например, половить раков. Слишком редко удавалось почувствовать себя воином в схватке, а не мясником на бойне. Восемь холодных адов, да даже раки оказывали больше сопротивления! Хотя иногда везло, вот как сегодня. Аомине потер плечо — там, где Кисе Рете удалось его оцарапать последним ударом. Возможно, стоит разрешить ему — пусть попробует еще раз. Все равно не победит, но скуку разгонит, заставит работать тело в полную силу, уходить, нападать, отклоняться — жить. Да, пусть этот Кисе Рета погостит еще. Сколько ему там осталось, пока императрица не выехала на богомолье. Может, Аомине даже будет настолько благосклонен, что убьет его сам. Подарит честь умереть от первого меча страны. Под мерный плеск волн глаза закрывались. Так и быть. Раки подождут, пока луна заберется повыше. Можно подремать немного, а потом уже подобрать полы кимоно получше, заткнув за пояс, и зайти в воду, вороша пальцами ног густой ил на дне — совсем как в детстве. В детстве он часто ловил раков, когда... Темнота вокруг вдруг неуловимо изменилась, и Аомине насторожился, отгоняя воспоминания. Какой-то звук? Да нет. Все тихо по-прежнему, камыш шумит, лягушки поют. Вот только кто-то в притихшей ночи собирается убивать. Аомине перекатился на живот и легко вскочил, подхватив ножны с мечом. — Эй! Кто тут? От темной рощи отделилась еще более темная фигура. Привыкшие к лунному свету глаза выхватили — блеск в просвете между тюрбаном и платком на лице, узкие рукава, плотно подвязанные снизу хакама. — Чего тебе нужно? Ни слова не говоря, человек вытянул руку — лезвие длинного ножа сверкнуло, будто карп показал горбатую спину над гладью озера. — Ну давай, — Аомине выставил левую ногу вперед и поудобнее перехватил ножны. — Нападай. Убийц к нему присылать еще никто не додумывался. Возможно, этот обучался тайным искусствам и сможет показать что-нибудь новенькое. Убийца опустил руку с ножом — это оказалось единственным предупреждением — и тут же кинулся вперед. Аомине ушел с линии удара, но убийца, похоже, ожидал именно этого движения — махнул рукой назад, не глядя. Задел. Аомине втянул воздух сквозь зубы и повел раненым плечом. Вроде бы не глубоко. Убийца не дал ему собраться — скользнул за спину, и тут уже Аомине ударил вслепую, ориентируясь только на звук, концом бамбуковых ножен под ребра. Попал. И мгновенно развернулся, прыгнул, метя пятками в грудь. Убийцу отшвырнуло на несколько шагов, но он тут же вскочил на ноги, лишь слегка покачнувшись. Хороший противник. Аомине сбросил ножны с меча и снова прыгнул. Ударил сверху вниз наискось — убийца почти успел увернуться, лезвие только слегка задело бедро. Защитное движение тут же перетекло в нападающее — Аомине досталось ребром ладони по правой руке чуть выше локтя. Рука повисла плетью — пришлось взять меч в левую, которой он владел ненамного хуже. Удар, блок, удар, поворот, удар — звон стали поплыл во влажном ночном воздухе. Над водой звуки разносятся быстро, должно быть, теперь уже и в крепости слышно. Обмениваясь ударами, они постепенно вышли на песок на берегу, Аомине оступился, задев босой ногой острый камень, и отпрыгнул назад, увеличивая расстояние между ними. Убийца переступил на месте — должно быть, тоже приноравливался к песку. Они замерли друг напротив друга. Обоим требовалось перевести дыхание. Задетая в самом начале левая рука начала уставать — Аомине чувствовал, как тяжелеет рукав от вытекшей крови. Да и убийца, кажется, стал припадать на правую ногу. Здесь, у самой воды, он потерял преимущество: на светлом песке его стало лучше видно — до этого темные одежды прятали его, заставляя Аомине раз за разом ошибаться в расстоянии. Теперь же с ножом против длинного меча убийца оказался в совсем не выгодном положении. Грудь ходила ходуном, убийца был воином не слабее Кисе Реты, заставил Аомине сражаться всерьез. Хотя… вряд ли боги были настолько щедры, чтобы послать двух разных противников такой силы в один день, — мелькнуло в голове, но Аомине выбросил эту мысль, не до нее сейчас. Он поднял меч, обозначая, что собирается атаковать, — убийца повернулся боком и завел руку с ножом за спину. — Покажи, что еще умеешь, — хрипло выдохнул Аомине и шагнул вперед. Удар, удар, удар — сверху вниз, справа налево и снова сверху вниз. Убийца не пытался блокировать — крутился на месте, уворачиваясь и стараясь задеть ножом при каждом движении. Он хотел уйти снова к роще с берега, но Аомине не дал ему такой возможности, заставляя раз за разом отступать все ближе к реке, пока тот не оказался по колено в воде, там, где самый скользкий ил и водоросли. А если зайти глубже, намокшая одежда будет сковывать движения. Слишком легко. Слишком быстро закончится. Аомине отступил. — Выходи, там слишком скользко, — предложил он. Убийца покачал головой и сделал шаг назад, и еще. Переступил ногами, проверяя дно. Вода, кажется, совершенно не мешала ему двигаться, хотя доходила почти до пояса сейчас. Убийца поднял руку и поманил Аомине к себе — и Аомине был готов поклясться, что тот улыбается под скрывающим лицо шарфом. Аомине усмехнулся в ответ и тоже шагнул в реку. Вода омыла колени, и водоросли на мгновение оплели лодыжки. Убийца снова сделал приглашающий жест, и Аомине не заставил себя ждать. Шаг вперед и прямой быстрый выпад почти над самой поверхностью воды, отпрыгнуть или увернуться никто бы не успел, но убийца не стал делать ни того, ни другого — он присел, погружаясь в воду, и Аомине на мгновение растерялся, инстинктивно подался влево, заметив в лунном свете перекат на воде. Почти успел — лезвие скользнуло по ребру. Сзади раздался плеск, и Аомине быстро развернулся — убийца вынырнул в четырех локтях позади. Мокрая одежда облепила тело, но ткань на лице ничуть не сбилась. Убийца двинулся навстречу Аомине, будто поплыл — не поднимая лишних волн и брызг. Как рыба в воде, — мелькнула мысль. Он перемещался так плавно, что Аомине едва не пропустил следующую атаку. Блок! Блок, еще раз блок. Удар — блок — удар. Аомине несколько раз задел убийцу, рассек одежду и сам получил новые порезы. Удар — удар — блок — блок. В полную силу, не сдерживаясь. Так быстро, что мысль не успевает за мечом, на одних чувствах, инстинктах, ощущениях, угадывая движение до того, как оно сделано. Блок — удар — блок. И уже тяжело дышать, и рукоять скользкая от воды и крови. И можно только гадать, кто выживет. Под ногу подвернулся камень, Аомине оступился, завалился спиной в воду. Нож чудом прошел над грудью, ничего не задев. Аомине вынырнул, чувствуя, как его ведет в сторону. — Господин Аомине! Господин Аомине! — донеслось сквозь звон в ушах. — Держитесь, мы сейчас! — Аомине! — Убирайтесь прочь! Надо же было им примчаться в самый неподходящий момент, когда началось самое интересное. — Прочь! — снова крикнул Аомине, не оборачиваясь. — Он мой! Убийца бросил взгляд на берег — и тут же нырнул. Над плечом Аомине просвистело копье и врезалось в воду, ровно туда, где он только что стоял. Древко качнулось, очевидно, задев тело. За спиной раздался громкий плеск, и следом радостное: — Попал! Вакамацу. Проклятый Вакамацу, вечно ему надо все испортить. Аомине был в такой ярости, что готов был его убить на месте. Он развернулся, занося меч, сделал шаг навстречу Вакамацу — и пошатнулся. Рукоять едва не выскользнула из пальцев. Аомине упал бы, если бы метнувшийся в реку Сакурай не подставил плечо. — Господин Аомине, вам нужно выйти из воды, вы должно быть уже потеряли слишком много крови. Пойдемте на берег! Прошу вас! Аомине оттолкнул Сакурая от себя. — Найдите его! — Если убийца мертв, то Вакамацу ненадолго его переживет. Искали почти до рассвета. Сакураю удалось уговорить Аомине вернуться в замок и показаться лекарю. Если бы не слабость — крови действительно Аомине потерял много, хотя ни одной по-настоящему серьезной раны не получил, — он бы ни за что не позволил устроить эту суету с повязками и мазями. Но в голове мутилось, и пришлось лечь в постель, а от принесенного лекарем снадобья очень захотелось спать. Когда Аомине проснулся, первое, что он увидел, — мрачный как холодное осеннее утро Вакамацу. — Не нашли, — сказал он коротко на вопросительный взгляд Аомине и замолчал. Промах, кажется, расстроил его больше, чем покушение на Аомине. — Мы проехали вверх и вниз по течению, но никаких следов не увидели, — продолжил вместо него Сакурай. — Простите, господин Аомине. Возможно, тело унесло течением. — Дайте воды. — Пить хотелось настолько, что даже язык с трудом поворачивался во рту. Сакурай услужливо протянул чашку. — Он жив, — сказал Аомине, напившись. — В воде как рыба двигается. — Думаете, он из Кайджо? — Откуда же еще, — проворчал Вакамацу. Аомине промолчал, но про себя согласился: Кайджо были известны своими схватками на море. Более того, сейчас, вспоминая бой, Аомине был почти уверен, что убийца — Кисе Рета. Да, смена оружия изменила движения, и сказать однозначно было невозможно, но чтобы сразу два таких фехтовальщика в один день? Вряд ли. — В допросную их — сразу признаются, — продолжал Вакамацу. Его густой, привычный к командам голос заполнил комнату, как грохот водопада заполняет ущелье. — И пальцем не трогать! — Аомине сел в постели, и от резкого движения потемнело в глазах, голова закружилась. — Из замка тоже не выпускать. — Я велю, чтобы приставили охрану, господин Аомине. Ложитесь, пожалуйста, — принялся уговаривать его Сакурай. Нет, лежать сейчас не стоило. Аомине пришло в голову, что верный способ узнать, кто убийца, — посмотреть на гостей прямо сейчас. Ран на убийце должно быть не меньше, чем на самом Аомине, а копье Вакамацу, хоть и не убило его, но определенно задело. — Пусть мне принесут одежду. И накройте завтрак на восточной веранде для двоих. Восточная веранда находилась в тени вспомогательной башни, и здесь было прохладно даже в самые жаркие дни. Аомине редко заходил сюда, но, в каком бы небрежении ни находились цветы в остальной крепости, тут слуги держали их в идеальном порядке — в память о его матери. Это она приказала разбить перед верандой сад и засадить его голубыми гортензиями после рождения Аомине. Мать умерла четыре года назад, а гортензии продолжали цвести огромными голубыми шарами каждое лето. Слуги принесли столы и подушки. Расставили еду. Рис и запеченная рыба пахли намного вкуснее бульона и того варева, что влил в Аомине лекарь, но приходилось сдерживать голод — Аомине не хотел упустить момент, когда войдет Кисе. Будет ли он хромать? Будет ли он бледен? Кисе пришел в сопровождении трех спутников. Двигался он плавно, подбирая широкие рукава и длинные полы неожиданно роскошного платья, в каком можно и ко двору явиться, если повод незначительный. Аомине недовольно поморщился, не удержался: не любил он двор и придворных, а Кисе как нарочно напомнил. — Такая любезность с вашей стороны — пригласить меня к завтраку перед дальней дорогой, — поклонился Кисе, поднявшись на веранду. Поклон тоже был очень плавным — совершенно непонятно, причинил он боль или нет. — Можете пока остаться, дам вам еще один шанс. Сразимся? — поддержал официальный тон Аомине. Опустившийся на подушки Кисе настороженно посмотрел на него, будто под одежду заглянуть хотел. И Аомине показалось даже, что взгляд Кисе точно прошелся по нанесенным вчера ранам, но в этом взгляде не было ни участия, ни положенного в таких случаях сожаления. — Значит разговоры о том, что ночью на вас напали, — просто пустой вымысел? — да и в вопросе слышалось лишь праздное любопытство придворного. Разговоры, разговоры. Замок весь гудел ими, как сад пчелами, будто не воины тут собрались, а скучающие фрейлины. Разумеется, гости не могли не узнать о покушении. — Не вымысел, — не стал отказываться Аомине. Сказал — и тут же заглянул Кисе в лицо. Что тот почувствовал? Ведь такая удача, такая возможность одолеть Аомине. Если он так печется о благе императрицы, разве упустит? Но Кисе только равнодушно взял нефритовые палочки со стола. Покачал их в руке, рассматривая блюдо с рисом. — Сражаться с вами сейчас — недостойно воина. Я не буду рад этой победе. — Разве вам не важнее, чтобы я поехал с вами в Аояму? Кисе нахмурился на мгновение, но тень тревоги тут же сбежала с его лица. — Для меня важнее — честь клана. Отчего он отказывается? Действительно бережет имя клана или боится выдать ранение? Ничего не прочесть — Кисе лишь вежливо и гордо улыбнулся и тут же принял озабоченный вид. — Могу я узнать, не сильно ли вы ранены? — участливо спросил он. — Несколько порезов. Через пару дней заживет. — В таком случае, если позволите, давайте подождем три дня, они у нас есть. И на исходе третьего сразимся. Неужели не он? Или надеется тоже поправиться за три дня? Аомине смотрел, как Кисе аккуратно берет палочками рис с дайконом, пригубливает чашку с водой. Снять бы с него эти шелка и парчу и поглядеть, что под ними. Сзади послышался тихий шелест ткани, и Сакурай опустился на колени у Аомине за спиной. — Господин Аомине, Кайджо выпустили птицу с посланием, — прошептал Сакурай на ухо. — Простите, мы не смогли перехватить. Что в письме? Рассказ о неудаче или нападении? Определенно, стоило разобраться в этом Кисе Рете получше. Впервые за два года Аомине почувствовал, что ему интересно узнать, что человек собой представляет. — Что ж, пусть будет по-вашему, сразимся через три дня. А пока позвольте развлечь вас, как полагается, — усмехнулся Аомине, глядя на Кисе в упор. Тот вежливо улыбнулся, не опустив глаз, только прищурился настороженно. Прекрасный будет вечер. Аомине погладил коня, успокаивая, и нетерпеливо оглянулся: Кисе опаздывал. Солнце уже почти скрылось за черной полосой леса, и по земле стелились длинные тени, скрадывавшие очертания замка. После целого дня вынужденного бездействия Аомине переполняла злая энергия. Все-таки одно дело дремать на берегу около удочки, и совсем другое — проваляться долгие часы на футоне под неусыпным надзором лекаря, пытающегося влить в него еще немного дурманящего снадобья. Аомине после ночного боя чувствовал себя потрошеной рыбой, но от тяжелого, вязкого дурмана становилось только хуже. — Господин Аомине, вы точно… — Вакамацу сглотнул, явно собираясь сказать глупость. — Точно не хотите, чтобы мы ехали с вами? Этот Кисе… И вы чуть не упали в обморок. Аомине поморщился — завтрак обошелся ему головокружением и слабостью, хорошо, Кисе успел к тому времени уйти. Выглядел он при этом бледно и рис не доел. И сейчас опаздывает. — Господин Аомине? — Кисе появился из темноты внезапно, Вакамацу и стоявший за его плечом солдат даже вздрогнули. Сумерки — странное время. Наряд на Кисе был проще, чем утром, но все такой же многослойный. В свете факела — кто-то уже озаботился зажечь — сверкнули золотые нити. — Немного проедемся. — Аомине кивнул, приветствуя гостя. Уважаемого гостя, разве такой станет убивать ночью, подкравшись к спящему с ножом?.. Станет. — Вы будете развлекать меня верховой прогулкой? — Кисе беззаботно засмеялся, но Аомине ни на миг не поверил в этот смех. А было бы здорово устроить скачки — наперегонки, чтобы пыль столбом и ветер в лицо. — Завтра можно будет проехаться по окрестностям, если желаете, — пожал плечами Аомине. — Но сейчас нас ждут. — Тогда не стоит затягивать ожидание. — Кисе подвели коня, и в седло он сел с завидной легкостью. Кисе не взял с собой никого из своего отряда, то ли демонстрируя доверие хозяину замка, то ли самоуверенность, не уступающую самоуверенности Аомине. Оружия тоже не было видно, но вот оно наверняка пряталось под слоями роскошной ткани. Из ворот выехали в молчании — впереди Аомине, чуть отстав — Кисе, и три человека с факелами за ним. Аомине не опасался нового нападения, он был к нему готов, но свита могла понадобиться — да хотя бы отвезти пьяных господ в замок. Кисе надо было напоить. — За тем поворотом — деревня, но нам не туда. — Аомине первым нарушил молчание, и Кисе кивнул, показывая, что услышал. — Надо будет спуститься к реке. — Рыбная? — Что? Кисе нагнал Аомине, их кони зашагали нога в ногу. — Река. Как ваш улов? — Неплохой, — сказал Аомине, насмешливо глянув на Кисе. — Вчера вот крупная рыба сорвалась. — У каждого рыбака бывают неудачи. — Кисе и глазом не моргнул. — В Кайджо знают, мы морские люди. — Тогда вы поймете мое сожаление, — Аомине ухмыльнулся. — Как рыбак рыбака. Кисе молча поклонился, и темнота скрыла его улыбку. В открытые окна дул легкий ветер с реки, плескавшейся прямо под верандой, а во дворе шелестели длинными ветвями ивы — ими поросли оба берега, скрывая дома и постройки. Прекрасное место для борделя. Кисе явно оценил. — Господин. — Маленькая девушка с распущенными волосами, потупившись, поднесла Аомине чашку со сливовым вином. — Господин желает еще что-нибудь? — Мы хотим услышать Рейко, — сказал Аомине, устраиваясь поудобнее. Мягкие циновки и подушки располагали к неге и любви. Пусть и продажной, какая разница? — Она все еще готовится, — сообщила девушка. Голос у нее был в меру виноватым — она извинялась не за себя. — Рейко? — Кисе посмотрел вопросительно, всем телом повернувшись к Аомине. В мягком свете фонарей его волосы казались очень светлыми, а глаза — темными. — Вам понравится, — пообещал Аомине. — Она дивно хороша. Лично я нашел в ней только один недостаток. — Какой же? — Кисе пил вино без спешки, как пьют люди, собирающиеся остаться трезвыми. — Слишком маленькая грудь. Его услышали. — Ах, господин! — укоризненно сказала Рейко, хмуря тщательно нарисованные на белом лице брови. — Ваши слова обрекают меня на бессонные ночи, полные тоски. Точно, в объятиях тех, кто хорошо заплатит, и Аомине в том числе. Глаза у Рейко были узкими и жгучими, как кипящая смола, которой поливают врагов со стен замка. Прислужницы, шедшие за ней, тихими тенями скользнули в комнату, расставляя курильницы. Под потолок поплыл прозрачный дым, пахнувший сандалом и чем-то неуловимо сладким. — Простите его, прекрасная дама, — весело сказал Кисе, которого их перепалка, похоже, развлекла. — Фарфоровые чашечки лучше глиняных кувшинов, и уверяю, я насмотрелся и на те, и на другие. — Чашечки? — фыркнул Аомине. — Ну да, не замечал, чтобы при дворе было много… кувшинов. — Поэтому вы там не бываете? — Кисе распахнул веер и обмахивался, будто мало ему речной прохлады. — Поэтому тоже. Рейко настороженно глянула на Аомине — она легко улавливала чужое настроение и сейчас поняла, что эта тема ему неприятна. — Могу я сыграть для вас? — Она улыбалась Кисе, будто к ней вернулся возлюбленный через десять лет разлуки. Аомине она улыбалась точно так же. — Лучше спой. — Господин, мой голос не сравнится с благородной музыкой, — с приличествующей скромностью возразила Рейко и взяла протянутое прислужницей кото. — Только потому, что не могу вам отказать… Тонкие пальцы пробежались по струнам, и Аомине устроился удобнее, сделав знак длинноволосой девушке принести еще вина. Шепот ивовых деревьев и печальная музыка настраивали на мирный лад, но близость Кисе и красавиц не давала расслабиться. Это было неожиданно хорошо: как огонь, тлеющий под пеплом. Он глянул на Кисе — тот отложил веер и, склонив голову набок, слушал игру Рейко, не отводя от нее глаз. Про Аомине он словно забыл. А потом Рейко запела, а девушка отставила кувшин с вином и присела рядом с Аомине, почти касаясь своим кимоно его одежды. Дым из курильниц становился все тяжелее, а тело — легче, голова слегка кружилась от сладковатого запаха. Кисе вдруг вздохнул, тихо и беспокойно, и это беспокойство передалось Аомине. Захотелось еще выпить, но он не стал: ему предстоит трезвый вечер, это Кисе нужно напоить и увидеть его тело, его раны. Их должно быть много, они и в бою неплохо попортили друг другу шкуры, но две — Аомине знал точно — выдадут убийцу. Копье Вакамацу не могло не задеть спину, а сам Аомине глубоко полоснул мечом по правому бедру. Рейко негромко пела, аккомпанируя себе сама, прислужницы куда-то делись — кроме длинноволосой с вином. Она, кажется, сидела теперь еще ближе, Аомине даже в полумраке мог разглядеть бьющуюся на ее шее синеватую жилку. Кисе тоже сел ближе — к Рейко, он ловил ее взгляд, и это раздражало: неужели этот слабак так легко попал в ее сети? Рейко красива, ее голос — слишком низкий — льется в уши изменчивым заклинанием, проникает в кровь вместе со сладковато-терпким запахом из курильниц. Надо было сказать, чтобы их не ставили. Аомине потянулся к длинноволосой, и та с готовностью наклонилась, маленькая ладошка скользнула в разрез кимоно и щекотно прошлась по коже. Аомине почти упал на циновку, потянув девушку за собой, и на мгновение черная пелена ее волос закрыла их от мира. Потом стало больно, и Аомине еле слышно выругался. Сказочное очарование ночи напоролось на тот нож, что прошлой ночью исполосовал его тело. Слишком много крови он потерял, чтобы не разочаровать длинноволосую. — Подожди. Она послушно отпрянула, и Аомине огляделся: ночь все еще была полна музыки, но другой. Рейко больше не пела — шептала что-то на ухо Кисе, устроившись у него на коленях. Его руки поглаживали узкую спину, путаясь в черных прядях, и, кажется, Кисе ранения не мешали. Если они у него были. Аомине мешали. Внутри поднималось болезненное раздражение — еще не гнев, чувство было неприятным и незнакомым, словно у Аомине что-то забрали. Или не дали. — Господин? — Девушка волновалась. Не угодить такому клиенту для нее все равно что проиграть поединок. А Рейко не проигрывала — Кисе уже успел снять с нее верхнее кимоно. — Все хорошо, — сказал Аомине, переводя взгляд на девушку. Сфокусироваться на ее лице удалось с трудом, слишком мутно было в голове. — Давай так. — Он дотронулся до ее подбородка и провел большим пальцем по влажным алым губам. Длинноволосая понятливо кивнула. Может, надо было спросить ее имя? Аомине глубоко вздохнул, когда она помогла ему сбросить кимоно, и раскинул ноги шире, не мешая развязывать пояс хакама. По обнаженной коже прошелся холодным касанием ветерок. Кисе… Кисе должен раздеться. Надо увидеть его раны. Аомине медленно повернул голову и сглотнул: возбуждение, тянувшее низ живота, вспыхнуло, будто в огонь подлили масла. Девушка, нежно посасывавшая вялый член, довольно вздохнула, явно решив, что ее усилия не прошли даром. Рейко застонала, уткнувшись в шею Кисе, и позволила соскользнуть с плеча последнему кимоно. Теперь они лежали вокруг нее и Кисе разноцветной грудой, а его руки мяли грудь — фарфоровые чашечки, мать их. Кисе все еще был одет. Аомине еле подавил стон — то ли разочарования, то ли возбуждения, которое неслось по крови, заставляя вцепиться в волосы старательной шлюхи. Хотя демоны с ней, все равно у нее ничего не получится. Его било другое возбуждение, сродни тому, что охватывает в бою или смертельной схватке. Он следил, прищурив глаза, как Рейко приподнимается и медленно садится на член Кисе, — рядом с ними был светильник, и темнота не скрывала ни единой детали. Видно было и ровный, светлый член, и круглый зад Рейко, и напряженные пальцы на ее спине. Аомине смог дышать, только когда Рейко опустилась полностью, и Кисе застонал — в первый раз. От тихого, протяжного звука волоски на руках встали дыбом, и Аомине прикусил губу, позволяя себе закрыть глаза. Заставляя закрыть. Теперь Кисе стонал коротко и часто, Рейко отвечала тем же, и каждый их стон бил в уши Аомине ударом боевого молота. Темнота, теплый рот шлюхи, шорох и стоны — Аомине чувствовал себя пьяным, хотя не выпил и пары чашек вина. — Вам хорошо, господин? — спросила длинноволосая, отрываясь от члена, и Аомине, кивнув, нажал ладонью на гладкую от воска макушку. Он не хотел разговаривать и видеть ее лицо. Это мешало — непонятно, правда, чему. Слушать чужие стоны? Кисе вдруг замолчал, и Аомине невольно посмотрел на него: Рейко плавно поднималась и опускалась на его бедрах, а золотистое кимоно, в которое он был одет, блестящим озером растеклось по полу вокруг них обоих. Рейко справлялась. Аомине видел руку Кисе — до локтя, нижнее кимоно соскользнуло, обнажая теплого цвета кожу, почти такую же бледную, как у Рейко. Чистую — не единой царапины. Сильную — с большой ладонью, оглаживающей хрупкое тело Рейко, и широким запястьем. Кисе удерживал откинувшуюся назад Рейко одной рукой. Он прятал силу под шелковыми нарядами, но сейчас Аомине мог ее увидеть. Если бы он мог ее почувствовать — как в схватке... Аомине вздрогнул и отвел взгляд. Губы пересохли, хотелось вина. Хотелось выйти во двор к ивам и речной прохладе. Надо было что-то сделать, чтобы ушли странные, чужие желания. Вместо этого он таращился на стену и тени, которые повторяли каждое движение любовников. Все более резкие и прерывистые: на фоне расписанных соснами стен метались и сплетались в объятиях демоны. Аомине раздраженно застонал, подогнул ногу, не давая шлюхе прервать ее занятие. Ему всего-то надо посмотреть, есть ли шрамы на теле Кисе. Рейко — он видел по теням — оглаживала его плечи, ткань должна была вот-вот упасть. Она подталкивала его кимоно назад, на спину, скоро Кисе будет обнажен и открыт его взгляду. Темные, красные шрамы, пятнающие холеную кожу, выдадут убийцу. Аомине хотел, чтобы он был его убийцей. Тем, из ночи. И он смотрел. Не отрываясь — как Рейко падает вперед, скользит губами по щекам и шее Кисе, отвлекая, сдирая с него кимоно, выполняя его, Аомине, волю. От ее безостановочных стонов Аомине почти дурно — или это от потери крови? Дыма из курильниц? Из-за Кисе, который сопротивляется, удерживает шлюху на коленях, закрывает себя ее телом, и тоже смотрит. На Аомине. Долго — или так кажется, потому что Аомине теряется в его взгляде, так, что не слышит своих стонов. Это схватка, и их взгляды сейчас — сталь, ударившая о сталь. И что-то большее, потому что Кисе кривится и опускает голову, крупно, долго вздрагивая, а Рейко тонким голосом кричит: «Господин!». Аомине разевает сухой, как после жаркой битвы, рот, и мучается от невозможности кончить. Это хуже, чем невозможность рассмотреть шрамы. — Простите... Длинноволосая вдруг захныкала, и Аомине только тогда понял, что почти втиснул ее лицом в пах, и ей тоже больно. Она не могла дышать. — Господи-ин, — нежно и страстно выдохнула Рейко, соскальзывая с колен Кисе. Бесполезно — кимоно все еще было на нем. Аомине дал длинноволосой подняться, сам потянул ее вверх, кивком указывая на выход. Вино он и сам может налить. — Красавица, — хрипло и тихо сказал Кисе. Он лежал на боку, прикрытый шелком, обнажены были только низ живота и обмякший член. — Я должен поблагодарить вас, господин Аомине. Рейко, улыбаясь, целовала его пальцы — все еще надеялась разоблачить слишком умного клиента? Кисе не повелся на ее чары, подумал Аомине, и это неожиданно оказалось приятной мыслью. Ненужной, но приятной. — Я же обещал развлечения. — О да. — Кисе больше ничего не сказал, отнял руку у Рейко и перекатился на спину. Кимоно будто приклеилось к его бедру. — Я оценил по достоинству ваш сюрприз. Говорят, совместный поход в бордель сближает и укрепляет доверие. В его голосе была насмешка или Аомине показалось? — Сближает, — усмехнулся он. — Не так, конечно, как со шлюхами. Кисе насмешила двусмысленность — уголок рта, видный Аомине, пополз вверх. Где-то в доме зазвучало кото — никакого сравнения с игрой Рейко, но одобрительные крики мужчин все равно заглушили музыку. Наваждение, кажется, проходило. А вот возбуждение не оставляло, глухим эхом расходясь по телу. С этим придется что-то делать, но Аомине пока не понимал — что. Определенно, шлюхи тут не помогут, но попробовать можно. Когда этот Кисе уедет и увезет с собой беспокойство... Жаль, что уедет. — Я велю принести еды. — Неплохая идея, — сонно отозвался Кисе. — Тут есть саке? — Наверняка. Потянувшись, Аомине зевнул — чужая сонливость была заразной. Наверное, стоит перекусить и ехать назад, если Кисе не захочет еще женщину. Тот лежал, согнув левую ногу в колене и расслабленно раскинув руки, всем своим видом олицетворяя умиротворенность. Похоже, ничего у него не болело. — Хотите пока вина? — Аомине поднял кувшин, оставленный длинноволосой, и поболтал, проверяя, осталось ли хоть немного. — С удовольствием. Аомине почти пропустил быстрое движение Кисе, повернувшегося на бок, — правое бедро открылось на мгновение, белое и крепкое, перечеркнутое длинной алой чертой. Аомине помнил, как наносил этот удар. Шрам Кисе никак не шел из головы, беспокоил, словно старая рана в холодную погоду, не давал уснуть. Иногда Аомине казалось, он его придумал, увидел то, что хотел увидеть, но для фантазии воспоминания были слишком четкими, он так ясно представлял себе контраст алого с белым в обрамлении теней от шелковых складок. Он ждал третий день, как рыбак ждет движения поплавка. Приглашал Кисе отобедать, искал в придворном убийцу: рассматривал руки — с сильными, крепкими запястьями, следил за движениями — плавными, выверенными, точными. Кисе сидел рядом, делая вид, что пристальный взгляд его нисколько не беспокоит. А Аомине думал о том, что хотел бы забраться рукой под ткань темно-синих хакама, сдвинуть полы кимоно, провести ладонью по бедру, ощущая неровность кожи. Он точно знал, что сделает, когда они скрестят мечи — всего несколько взмахов, и можно будет развеять сомнения. Нужно всего лишь дождаться. Меч рассечет ткань хакама, обнажит тонкий шрам — алая полоса к тому времени побледнеет, не так будет бросаться в глаза, но Аомине будет знать. И Кисе будет знать, что Аомине знает. Как именно Кисе умрет, Аомине еще не решил, но это должна быть красивая смерть. Возможно, клинком прямо в сердце, или — сверху вниз, от ключицы к паху, разрубая пополам. А утром третьего дня приехал Суса. — Князь-инок велит вам собираться. — Суса вошел к Аомине сразу, едва слез с коня, дорожная пыль еще покрывала его хакама. Он поздоровался коротко, не отдав всех положенных приветствий, и сразу перешел к делу. — Я никуда не поеду. — Князь-инок настаивает. Аомине представил, как князь Харасава крутит пальцами у подбородка, ища локон, а потом гладит ладонью бритую голову — уже три года как постригся в монахи, а до сих пор не привык к отсутствию волос, — со вздохом отставляет вино или прогоняет очередную красотку из постели и приказывает Сусе задумчивым голосом: «Отправьте Аомине на помощь Кайджо». — Из плана Имаёши ничего не выйдет, я сегодня вечером убью посланника Кайджо на поединке. — План князя Имаёши уже отменен. Ракузан стало известно, что Тоо оказывает поддержку Кайджо. — Но откуда? — Вакамацу сжал кулаки. — Шпион сообщил? — Князь Имаёши предполагает, что это сами Кайджо. — Но зачем им это? Суса потер длинный нос. — Вероятно, они не так просты, как мы считали, и догадались о наших планах. Или наоборот, какой-то простак сболтнул. Чей-то длинный язык — самое простое объяснение, но если Аомине прав и убийца все-таки Кисе, то единственный возможный ответ — догадались. Где-то выдал себя тот, кто знал о плане, или же план был настолько прозрачным, или шпионы Кайджо оказались на высоте. Когда только тайное стало явным? Посвящены были, насколько Аомине знал, — Имаеши, Сакурай и Суса. Вакамацу узнал утром после нападения, Аомине же узнал из письма, а потом был тот неприятный разговор с Сакураем. А если как раз его и подслушали? Да, это было бы вероятно — Аомине представил, как темная фигура крадется и шум камышей скрывает шаги. Очень вероятно: ведь днем Кисе сражался без желания убивать, а потом услышал разговор… Наверное, решил, что Аомине хотел дождаться развязки противостояния и напасть уже после на победителя. Или же просто императрица была ему очень дорога. Суса тем временем продолжал рассуждать: — Мы выясним это позже, сейчас важнее другое. Теперь, когда клану Ракузан известно о нашем сотрудничестве, к Аояме будут отправлены все свободные силы князя Небуи под началом Хаямы и осадные машины мастера Лю Вэя из страны Тюгоку. И как только они разберутся с Кайджо, примутся за нас. Поэтому у нас единственный ход — помочь Кайджо разгромить их. Только сплотив силы, мы сможем выжить. Аомине равнодушно отвернулся. — Я сам справлюсь. От сил Хаямы в лучшем случае половина останется после осады. — Если, конечно, о воинах Кайджо можно было судить по тому, как дрался их убийца. Сакурай тронул его за рукав. — Кайджо не сможет нанести им никакого урона, Аомине-сан, разве вы не слышали про мастера Лю Вэя? Он сооружает машины, которые бросают огромные камни или длинные копья. Говорят, он может в несколько попаданий совершенно разрушить стену, а копье может пронзить десять человек сразу. — Это правда? — спросил Аомине у Сусы. Тот кивнул. — Очевидцы рассказывают, одну из пограничных крепостей Шутоку сравняли с землей. Воинам Небуи даже не пришлось вытаскивать мечи из ножен. Суса покосился на Сакурая. Должно быть, тот и был очевидцем — вне сражений он производил впечатление трусливого торговца, и Имаеши часто отправлял его наблюдателем. Вакамацу ударил кулаком по плетеной циновке на полу. — Какая бесчестная смерть! Воинам подобает сражаться мечами и луками! Победить в бою должен тот, чье мастерство лучше. На эти машины было бы любопытно взглянуть, — решил Аомине. Если камни пробивают стены, то мечущие их штуки должны быть огромны и неповоротливы, а строительство их, скорее всего, занимает много времени. Одна хорошая вылазка в нужный момент или удачный выстрел горящей стрелой — и они уничтожены. Но почему же Шутоку, которые славились своими лучниками, не смогли этого сделать? Возможно, сражение с Хаямой и машинами из Тюгоку выйдет интересным. — Господин Аомине, вы должны послушаться князя-инока и поехать, нам лучше остановить Ракузан на землях Кайджо, — Сакурай низко поклонился, коснувшись лбом пола. — Тогда наши города и деревни не пострадают. Пожалуй, это действительно дельное предложение. Футаока несомненно выстоит, но восстанавливать стены и башни, которые обязательно пострадают, такая морока. Тем более, Аомине уже решил для себя, что примет бой. — Да, будет жаль, если мой любимый бордель сожгут, — сказал он. — Пусть пригласят Кисе на восточную веранду, я сам скажу ему, что мы выезжаем вечером. А убить Кисе можно будет и после. Если тот выживет. На этот раз не было ни завтрака, ни столов, ни подушек. Аомине встретил Кисе стоя и сразу показал рукой на сад, приглашая пройтись. Под ногами хрустели мелкие камешки, еще зеленые соцветия гортензий покачивались на ветру, а Кисе улыбался приветливее обычного, видимо, понимая, что Аомине позвал его не для нового развлечения. Приезд Сусы с отрядом не мог остаться для него незамеченным, но на лице его не отражалось ни любопытства, ни беспокойства, одна только придворная любезность, такая, что театральная маска бы позавидовала. Аомине остановился у беседки, повернулся к Кисе и, не скрываясь, заглянул в лицо. Кисе только немного опустил длинные ресницы: ему пришлось встать против солнца, чтобы ответить Аомине таким же прямым взглядом. — Мы выезжаем сегодня вечером. Только вежливое удивление появилось на лице Кисе. — Вы изменили свое решение? А как же наш поединок, неужели мы его отменим? — И единственным, что Аомине мог бы посчитать намеком на то, что это Кисе хотел его убить, было легкое сожаление в голосе, когда он упомянул поединок. — Перенесем. — А вы достаточно себя хорошо чувствуете для дороги? — Кисе шагнул в сторону, заставляя Аомине повернуться так, чтобы свет падал на его лицо. — Мне кажется, вы все еще бледны. Может, нам стоит выехать завтра? Бледен он, да как же. Даже звучит как издевательство. Но ведь с каким искренним сочувствием Кисе смотрит, нельзя не восхититься игрой. — У нас меньше времени, чем вы рассчитывали. Небуя узнал, что Тоо предложили помощь Кайджо, нам придется спешить. — Узнал? Но… Недоумение, а затем понимание мелькнули в его глазах и исчезли быстро, будто стрижи над рекой промчались. Он догадался! Догадался о том, как, что и зачем произошло в столице. Сакурай же сказал, Кайджо в то утро выпустили птицу — верно, это Кисе вернулся, пересказал подслушанный разговор и велел сообщить своему князю. — Да, вы правы, тогда нам действительно стоит выехать уже сегодня, — сказал Кисе, но в его голосе слышалось сомнение, будто он жалел, что у него не будет возможности разобраться с Аомине ночью. — Когда вы будете готовы? — спросил он уже тверже. — В час овцы. Отряд Сусы мог выйти в путь хоть сейчас, а люди Аомине умели собираться быстро, не тратя время на долгие прощания. До заката путь лежал по равнине. Остановились, когда солнце совсем закатилось за горизонт, чтобы дать лошадям передохнуть, расседлывать не стали, только ослабили подпруги да задали корма, поводив. Дальше дорога шла в горы, пришлось сбавить ход, но следующий отдых дали только у брода через Хитаками. В Аояму прибыли к началу часа обезьяны следующего дня. Дорога круто поднималась к замку, будто вырастающему из скалы, по голому каменистому склону и упиралась в переброшенный через ров подъемный мост. Издалека было видно, что стены и внутренние постройки обновляли совсем недавно — специальный состав, не дающий дереву загореться, сверкал белизной. С севера белый замок защищали неприступные горы, и самая высокая из них — серо-голубая Аояма, до макушки которой не добирался еще ни один человек. Разглядывая замок снаружи, а потом и изнутри, Аомине подумал, что даже для него взять эту твердыню было бы тяжело. Помимо главной башни подступы к Аояме охраняли две дополнительные, устроенные на скальных выступах, подняться к ним можно было по вырубленным в камне ступеням. Во дворе замка суетились люди — похоже, вот только сейчас из долины пригнали повозки с рисом и вяленым мясом, и теперь эти повозки разгружали, оттаскивали тяжелые мешки куда-то вглубь замка. Скорее всего склад был устроен в какой-нибудь пещере, во всяком случае, Аомине на месте хозяев крепости сделал бы именно так. И с водой тут проблем не было — с вершины скалы стекал ручей. Да, если запастись едой, держать осаду тут можно очень долго. Даже интересно, что сможет сделать тот мастер со своими машинами. Конюшни и жилые помещения располагались за вторым рядом укреплений. Кисе коротко переговорил с человеком, распоряжающимся разгрузкой — громкоголосым плотным воином с кустистыми бровями, — и вернулся к отряду. — Позвольте мне показать предназначенные для вас комнаты, — он улыбнулся, как гостеприимный хозяин, и уверенно зашагал к западной стене. Вакамацу, стоявший позади Аомине, проворчал: — Комнаты, подумать только, какая изнеженность. Аомине согласился с ним про себя, но ничего не сказал. Он перекинул поводья своего коня вперед и повел его по каменистому двору, еще успев услышать тихое: — Но господин Вакамацу, а если дождь пойдет? Тетива даже в чехле отсыреет, как ни смазывай. Расседлав лошадей и разместив их в стойлах под скалой, пошли разглядывать предназначенное для них помещение и устраиваться на новом месте. Аомине задержался, остановившись рядом с Кисе. — Как вам тут? — спросил тот в ответ на пристальный взгляд. Аомине уставился на видневшийся над головой Кисе изящный конек крыши, здание под ним отличалось от прочих домов — зодчие, возводившие его, думали о красоте больше, чем о крепости стен. Должно быть, именно там разместят императрицу. — Надежно сделано, можно отбиться от целого войска малыми силами. Кисе улыбнулся, как будто даже удивленный похвалой, и обернулся, прослеживая взгляд Аомине. — Это Башня Цапли, ее построили совсем недавно, при предыдущем императоре. — Вы там будете жить? — Нет, я со своими людьми размещусь напротив. — Кисе показал на длинный дом перед изящным зданием. Разумеется. Даже если бы Аомине не предполагал никакого коварства со стороны гостей, он бы тоже поместил свой отряд между ними и своим князем. — Когда ожидают императрицу? — Через три или четыре дня. Скорее всего, князь Касамацу отправит гонца, как только они покинут храм. — А Хаяму? — Не терпится вступить в бой? — усмехнулся Кисе. — Суга сказал, утром заметили их у Гифу, это в четырех дневных переходах отсюда, но идут медленно, с тяжелыми телегами. С такой скоростью, у них путь займет еще не меньше пяти-шести дней. Аомине больше бы доверился лазутчикам клана Тоо, но сейчас выбора не было — приходилось полагаться на Кайджо. Пять дней — это хорошо, можно и отдохнуть, и осмотреться. И даже заскучать. Кисе как будто прочитал его мысли. — Вам, наверное, не терпится прилечь после дороги? — с едва скрытой насмешкой сказал он. Честно говоря, скачка Аомине утомила, он еще не до конца оправился от потери крови. Но Кисе совершенно не обязательно было об этом знать. — Хороший воин всегда знает, когда может позволить себе отдохнуть, чтобы быть готовым сражаться. Усталость мешает в бою. — Недаром о вас говорят — первый меч империи: целых два года готовиться к величайшему сражению. Что-то Кисе растерял придворный лоск, стоило им с Аомине оказаться в одном строю. Но злиться на его язвительность не хотелось — лоск Кисе растерял не только в словах, и сейчас он, с растрепанными волосами, весь покрытый пылью, слегка покачивающийся от усталости, казался старым соратником, у которого острота языка не уступает остроте меча. Словно клинок вытащили из разукрашенных парадных ножен, обнажив острое, не раз пившее кровь лезвие. Расставшись с Кисе, Аомине присоединился к своему отряду. Комната на самом деле оказалась одна, только перегородки-седзи делили ее на две неравные части — та, что поменьше, видимо, предназначалась для знатных воинов, а большая — для простых. В меньшей комнате разместились Суса, Вакамацу и Сакурай, сюда же перенесли вещи Аомине. Тюки с одеялами, нехитрый походный скарб все еще оставались неразобранными, доспехи никто не снял — ждали решения Аомине. — Есть новости? — спросил Суса, держа ладонь на рукояти меча. — Хаяму ждем через пять дней, императрицу — через три или четыре, пока отдыхаем и осматриваемся.