Сгоревший

Я заболел. Эту простую истинную я понял, проснувшись утром с больным горлом и полным соплей носом. В теле разливалась слабость, двигаться, не держась за стенку, было проблематично. Стало еще холоднее, я все время трясся в ознобе. Горло раздирал кашель, я то и дело сплевывал кровь. Как венец всех проблем, жутко болела рука. Проглотив несколько таблеток жаропонижающего и запив их алкоголем, чтобы чуть-чуть смягчить боль в горле, я сел на диван, закутавшись в плед. Было примерно два часа дня. Надо позвонить на работу… А, нет, меня же уволили. Теперь абсолютно точно ясно, что 28 мая – не мой день. Опоздал на работу, приснился кошмар, поранил руку, встретился с теми, кого не хотел видеть, уволили с работы – пиздец день, да? По телевизору показывали какую-то фигню. Слушая бубнеж диктора с экрана, я лениво соображал – пойти принести себе одеяло с подушкой или это чревато последствиями? Например, меня сильно мутит, и я могу упасть, не дойдя до спальни, или просто отрубиться, упав на кровать… Нет. Мне необходимо сходить к доктору. Пораненная рука выглядела ужасно, не дай Ками-сама еще начнется заражение. Или рана начнет заживать со стеклом внутри. Обе перспективы радости не внушали. Подняться с дивана оказалось трудно. Кружилась голова, ноги подкашивались, и я два раза плюхался обратно, заставляя диван жалобно скрипеть. Слегка подташнивало. Одевание заняло где-то час. Самым сложным оказалось, как ни странно, надеть носки. Пытаясь надеть их стоя, я потерял равновесие и чуть было не упал носом вперед. Спасло то, что вовремя схватился за ручку кресла. Одевая теплую рубашку, на нее свитер и куртку-ветровку надеялся, что станет теплее. Не помогло. Но хоть какая-то иллюзия теплоты создавалась. На улице было пасмурно. Все небо было затянуто облаками. Неправильные какие-то облака. Облако – всегда сильное, гордое и одинокое, оно ненавидит толпы. Хибари-сан… Болезненно защемило сердце. Я правильно сделал, что отказался, так почему же я сомневаюсь? Вчерашняя встреча – словно ножом по чуть поджившим ранам. Больно, резко, неожиданно, страшно… Очень страшно. Дует пронизывающий ветер, теребя собранные в хвост длинные волосы, все больше встрепывая короткие пряди спереди и на затылке. Пахнет дождем, мокрым асфальтом и бензином, мир кажется серым, выцветшим. А в Италии сейчас наверняка жарко, и яркое голубое небо кажется бездонным… Автобус приходится ждать минут двадцать. Специально не захожу под козырек остановки, мне нравится этот пронизывающий, дующий со всех сторон ветер, он разгоняет дурноту, ну и что, что холодно… Хочется спать. Казалось, автобус едет до больницы целую вечность. Но мне это даже нравилось. В моем состоянии «вареной рыбы» торопиться никуда не хотелось, и было так приятно дремать, слегка покачиваясь в такт движению… Я еле успел выскочить на свой остановке, слишком крепко заснул в автобусе и все никак не мог открыть глаза и проснуться. После всего этого пришлось еще пару минут обниматься с ближайшим фонарным столбом, так как от резких движений закружилась голова. В больницу я вошел, почти не шатаясь, лишь на поворотах слегка заносило в сторону. Хирург, мужчина лет сорока с полноватым лицом и добрыми глазами обрабатывал руку молча. Судя по его виду, он мог много чего нелицеприятного высказать мне по поводу того, как я халатно отношусь к своему здоровью, но молчал. Вдруг я обижусь и подам на него в суд? После извлечения осколков стекла и заматывания руки доктор мрачно сказал завтра прийти на перевязку. На мое робкое «спасибо» мне ответили чуть потеплевшим взглядом и посоветовали быть осторожнее. В слегка приподнятом настроении я вышел из больницы. Но стоило только прийти домой, как дурнота, милостиво отступившая во время прогулки по улице, накатила со всей силой. Пошатнувшись, я упал в обморок прямо в прихожей. Целую неделю мне было очень плохо. Я трясся в лихорадке, надрывно кашлял. Мне было жутко холодно, я почти не вставал с постели, закутывался в три одеяла и литрами пил чай вперемешку с алкоголем, пытаясь согреться. К общей слабости теперь прибавлялось и слабое алкогольное опьянение. По-моему, я даже бредил. Мне виделись странные, полуразмытые образы, чьи-то лица и силуэты. Слабость в теле была такой сильной, что я еле-еле мог доползти до туалета. А еще меня регулярно рвало кровью. И в больницу я не звонил по одной единственной причине: кровь была холодная. Иногда изо рта в потоке крови выпадали даже небольшие льдинки. Все горло было исцарапано, и пить что-либо было невероятно больно. А затем все кончилось так же резко, как и началось. Холод уменьшился до отметки «терпимо», слабость почти исчезла, лишь чуть-чуть подгибались ноги. Кашель уже почти не беспокоил, лишь время от времени появляясь. Рвало меньше. Более-менее придя в себя, я ужаснулся. Постельное белье с пятнами крови сбито в один большой ком, вокруг постели валялась куча бутылок от коньяка и вина, упаковок от лекарств. Во все квартире стоял тяжелый, слегка кисловатый запах. Запах болезни. Целый день я потратил на уборку в квартире. Проветрил все комнаты, выкинул весь мусор, все помыл, постирал. Жить в свинарнике не очень-то хотелось. После уборки резко захотелось есть. Осмотрев холодильник, пришел к неутешительному выводу, что есть-то нечего. Пришлось идти в магазин. Было уже поздно. На улице было темно, дул пронизывающий ветер. Где-то вдалеке гремел гром, небо освещали ветвистые вспышки молний. Весь мир замер в ожидании бури. Идя по извилистым улочкам домой, я почувствовал чей-то взгляд у себя на затылке. За мной следили. Оторваться от преследователя было довольно трудно, слежка велась грамотно. Внутри тревожным звоночком звенела интуиция, предупреждая об опасности. Я скользнул рукой по спрятанному в куртке пистолету. Уверенности это не добавило. Для всех мало-мальски сильных мафиози обычный пистолет – детская игрушка. Да и я еще слишком слаб. Интересно, кто за мной следит: кто-то из Вонголы или семейка Александра? Возле дверей квартиры интуиция прямо-таки завопила об опасности. Но я в то же время чувствовал, что должен войти. Нет, не должен, ОБЯЗАН войти. В квартире было темно. В нос ударил резкий запах крови, и я увидел какие-то темные тюки на полу. Что за черт? Это трупы? Что происходит вообще? - Ну здравствуй, мусор, - хриплый голос за спиной. Резко поворачиваюсь и вижу, как в меня что-то летит. От бутылки я успеваю отвернуться, а вот от кулака – нет. Падаю на пол под веселый звон разбившегося стекла, и попадаю разбитым носом в какую-то лужу на ковре. Пахнет алкоголем. В меня кинули бутылкой коньяка? Сверху наваливается что-то тяжелое, запястья соединяют вместе и прижимают к полу, резко тянут за волосы, заставляя отклонить голову назад. И только чувствуя легкие прикосновения перьев к щеке, я понимаю, кто передо мной. - Занзас? – спрашиваю испуганно. Страх мелкими шажками забирается в сердце. Что-то течет по лицу, видимо, он разбил мне нос. Что он тут делает? - Хотел избавиться от меня, мусор? – горячий шепот на ухо. Мочку резко, до крови кусают, и я вскрикиваю. Больно! О чем он говорит? Руки до хруста заламывают за спину, стягивая чем-то запястья. Я снова вскрикиваю. Понимание, ЧТО Занзас собирается делать, резко вспыхивает в мозгу. Нет… Нет! - Занзас, не надо! – кричу, дергаясь и пытаясь вырваться. Страшно, мне страшно! Не надо! Он не слушает меня, несильно ударяет головой об пол, заставляя замолчать. Ковер смягчает удар, но становится еще страшнее. Занзас сдергивает с меня штаны вместе с нижним бельем. - Не на… ААААААААААА! – боль, резкая боль пронзает все тело, начиная с задницы. Кажется, что меня проткнули на сквозь, я чувствую, как что-то рвется внутри. А он, не обращая на меня не малейшего внимания, начинает двигаться. Боль увеличивается с каждым толчком. Кажется, что внутрь вставили не член, а как минимум раскаленный меч, настолько это больно. Меня словно разрывает. И я кричу, кричу во все горло, чувствуя, как катятся слезы по щекам, утыкаясь разбитым носом в ковер, пахнущий алкоголем… Занзас резко разворачивает меня лицом к себе, и входит снова, вколачиваясь еще яростнее и грубее. Он больно кусает меня за шею, терзает губы. По ногам стекает кровь. Я извиваюсь, пытаясь освободиться, но делаю себе только больнее. Я чувствую жуткий жар его тела, чувствую все не утихающую боль, я уже не могу кричать. Я только тихо поскуливаю, и слезы катятся по щекам. Мутная пелена застилает глаза, и я не вижу его лицо, лишь две горящие точки красных глаз… Пахнет кровью и коньяком. С тех пор я ненавижу этот запах. При слишком глубоком толчке меня принимает спасительная темнота.