Мертвые живы страстями

Еще на подлете к Мос-Айсли сквозь тряпки, намотанные до глаз так, будто она явилась прямиком с визита на Орто-Плутонию, в нос Асоки ударила острая, ничем не прикрытая гнилая вонь. В прошлый раз она не успела ее различить, приноровившись сначала к машинному маслу, а затем к вездесущему, бьющему прямо из кондиционеров запаху пота. Сейчас же она щедро плеснула в лицо водой, понадеявшись хоть так облегчить ситуацию и обмануть подступающую головную боль. Но пожалела почти тут же — небольшая бутылка опустела наполовину, а про трепетное отношение к чистой воде в таких местах она знала не понаслышке. Как и про то, сколь сложно здесь достать то, от чего у успешных жителей центральных миров не будет расстройства желудка. Поэтому она вновь решила пойти в тот же бар: помимо смазливого блондинчика там можно было разжиться и местным самогоном. Асажж как-то обмолвилась, что он прочистит потроха любого, кого не прикончит, и сейчас Асоке стойко хотелось распылить это счастье по воздуху. — Дядя ничего не слушает, — губы Асоки дрогнули, когда она обходила по теневой стороне улицы патруль штурмовиков и размышляла над тем, сколько сухпайков Бобы осталось на корвете. — На следующий год он опять заговорит о том же. Асока перестала дышать, едва знакомый поток силы из сна пронесся сквозь ее монтралы и ледяным дыханием обдал разгоряченную кожу щек. Ей показалось, что желудок внутри нее перевернулся, и она, сдерживая желание зажмуриться, резко развернулась в сторону говоривших и судорожно схватила с прилавка оказавшегося рядом старьевщика какую-то пружину для отвода глаз. Говоривший мальчишка был рослым блондином, критично вертящим в руках так и эдак вырванную с проводами голову одной из сепаратистских жестянок. Та помигивала отражающими свет индикаторами и, казалось, готова была начать уверять его в своей понятливости, лишь бы он наконец опустил ее к прилавку и пошел своей дорогой. Асока плохо запомнила лицо сына из видений, а этот парень стоял против солнц, но что-то внутри нее сжимало ей горло и заставляло ускоряться сердце от одного тембра его голоса. Парнишка говорил что-то еще о том, что мечтает поступить в имперскую академию, но Асока вслушивалась лишь краем уха, тщательно изучая его в Силе. Она тяжело задышала и посмотрела на небо, как сотни поколений назад ее предки, чтящие божественность солнечного света. Не иначе, как сама Сила привела ее и указала на скрытого ото всех мальчика, затерянного здесь, словно дикий алмаз в глуби неразведанных гор Альдераана. Асока прикрыла глаза, надеясь разобраться в хитросплетениях нитей силы, что крутились вокруг ребенка заведенными волчками, но в тот же момент ощутила дурноту и пряный вкус губ Энакина, всю ночь мерещившийся ей сквозь пелену наведенного сна. По телу прошла дрожь. Она пошатнулась на пятках, слепо хватаясь за измазанную в машинном масле скатерть, и едва не содрала с щербатого стола охапку застарелых ржавых пожиток. Но становилось все хуже, еще дурнее, чем раньше, а затем резко потемнело в глазах. Она чувствовала как клокочет в груди затаенная злоба, ощущала, как бьется в висках кровь, как Сила сплетается в руках мощными потоками и пронзает ось тела по позвоночнику. Сглотнув на сухое горло, Асока нависла над помутневшим прилавком и попыталась удержаться на ногах так, чтобы не вызвать подозрений ни у косящегося на нее тойдарианца, ни у двух беззаботных парней, перебирающих запчасти для каров. Сработало или нет, она так и не поняла, окончательно потеряв все связи с реальностью в тот момент, когда в голове раздался хриплый, не привыкший к пререканиям голос. — Интересно, — протянул он негромко, и Асока увидела, как Вейдер прищурился, сжав тонкие ресницы. Она попыталась сморгнуть картинку с глаз, словно колючий татуинский песок. Но за его тоном скрывался гнев, а в душе крепла златая, нерушимая цепь их связи, оставшаяся в наследство после ушедшей ночи. Повстанцы перед ним застыли как вкопанные, судорожно друг с другом переглядывались, и один Рекс выступал на шаг перед ними. Асока видела: он его узнал. Она с силой вырвалась из накрывшего ее видения и, пошатываясь, на память побрела до кантины, срывая с лица мокрую, измочаленную тряпку. Все, чего ей удалось добиться, — это абстрагироваться от его клокочущих чувств. Она надеялась с ветром согнать и беглые видения того, как стремительно срывались повстанцы с мест, как одним движением ладони Вейдер сбивал их с ног, как ящик Кэнана разлетался на миллионы блестящих искр... Скрипя зубами, она силилась понять, зачем Вейдер вообще снял свою маску, почему вновь оказался на этой Силой забытой планете, и как умудрился встретиться там с теми, кого она по своей глупости туда послала. Принесенный с ветром песок застилал глаза, но никак не хотел стирать связь. Для Энакина это было слишком личное — он не видел Рекса столь же долго, как и ее саму. Асока думала, что поэтому он неосознанно и тянет ее за собой, давая увидеть то, что никак к ней не относилось. Рекс отступать не стал. Лишь сделал шаг ему навстречу, когда разбросанные повстанцы оказались за спиной Вейдера, и, следуя своей твердолобой упертости, крепче схватился за бластер, заставив Энакина приподнять гладкую бровь. — Серьезно? — он склонил голову набок и смерил Рекса оценивающим взглядом, ухмыльнувшись в рвущейся из него злобе. — Посмеешь? Рекс только крепче прижал винтовку к груди. Однако выглядело это так, будто он баюкал ребенка. Ответ на вопрос Энакина был «нет». Нет, он бы не посмел. Но Асока не была уверена в том, что Скайуокер это видел. Рекс не только не мог поднять на него оружие, он не мог даже ему ответить. Но было другое, что волновало ее куда больше Рекса, куда больше мелькающей за видениями грязной дороги и даже больше ускользающих призрачных шансов вновь увидеть сына своего учителя. Вейдер мешкал. И одна шальная мысль об этом казалась еще опасней мелькающей на задворках мысли о том, что она прогадала с ребенком, и, несмотря на все странности Татуина, это был вовсе не его сын. Асока моргнула и вгляделась в картинку еще раз, не веря своим глазам. А затем у нее отлегло от сердца — помогло. Вслед за самим Вейдером она увидела, как на периферии обзора что-то пытался делать Эзра, шевеля оттопыренными пальцами так, будто имитировал запретное колдунство из подсмотренных в тайне от Кэнана попсовых голофильмов. Сначала она не могла понять, что происходит, и тщетно щурила глаза, вглядываясь в картинку сквозь пески, но уже через мгновение ее разобрал громкий смех от осознания: Эзра не придумал ничего лучше, как замаять бедного Энакина щекоткой. В тот миг, когда ее ошалевший учитель сживался с мыслью о том, что его наращенная кожа еще может что-то ощущать, за его спиной раздался рев двигателей Призрака, и Рекс, справившись с оцепенением, разбежался и долетел до корабля в одном прыжке. Энакин пришел в себя мгновенно, стремительно развернулся к беглецам и успел силой разодрать броню Рекса прежде, чем Гера дала по нему залп турелями. — Учитель! — Асока испуганно ухватилась за нить в Силе и ощутила, как ее сердце остановилось на тот краткий миг, что она ослепла в яркой вспышке огня. Но за секунду до взрыва он прикрылся щитом, и через его глаза Асока увидела, с каким ужасом глядит на него Кэнан с крыла уносящегося Призрака. Асока пошатнулась и схватилась побледневшими пальцами за выступ в стене соседнего дома, а затем оперлась на него всем телом, бессильно запрокидывая голову и прикрывая глаза. — Энакин… — рвано выдохнула она, чувствуя, как меркнут картинки перед ее глазами. Но то глубинное, чему они позволили проснуться, сжимало ее сердце и мертвыми тисками тянуло к небу, к далекой, скрытой от глаз светом двух солнц, орбите Лотала. Она точно знала, что он услышал. Но, впрочем, как и всегда, решил не отвечать.