Мертвые живы страстями

Глубоко зевнув, Асока плотнее запахнула шторы на панорамном окне в сад и потерла уставшие глаза. Где-то между карнизом и оконной рамой располагался микрофон, и Асока каждый вечер напевала ему шилийские колыбельные, перемежеванные пошлыми падаванскими частушками, и старательно не материлась — это бы попортило весь имидж. Хотелось верить, что по ту сторону прослушки ее канал уже давно заменили парой второсортных подкастов. Во всяком случае, со скрытой охраной по ту сторону двери это срабатывало. Пока она обеспечивала им досуг, у нее всегда было несколько часов на спокойную медитацию. Не то, чтобы она должна была о них знать, но всегда был риск нарваться на идиота. Поэтому долгими обедами, когда солнце отрабатывало в зените сценарий ядерной войны, она вновь и вновь возвращалась к переданной Вейдером информации и сценарию призыва королевы. А одинокими вечерами, со скуки разыгрывая тоску перед прислугой, выясняла все про миссис Бонтери, ее детей, дома и звездолеты. Сам Лакс приходил вечерами через день, несколько раз показывал ей сад, дворец и однажды, в рамках поддержки легенды, даже вывез под слоем тряпок и в паланкине на ежегодные межсезонные скачки. Пока фатиры сбивали ноги, а ондеронская знать — языки, они в выделенной вип-ложе болтали о прошлом и посмеивались над настоящим. Он забавлялся, пересказывая светские сплетни про все верхние чины Альянса, а она пеняла ему на супружескую неверность и подстегивала честолюбие байками о старом сенате. На какие-то мгновения даже успевала забыть о том, что хочет его придушить. «Вейдер» — Асока потянулась к нему, надеясь наконец почувствовать себя чистой от всей этой придворной грязи. Он ответил быстро. Нырнув в мягкую постель, она поглубже зарылась под одеяло и поджала под себя колени, купаясь в его вездесущей, оплетающей всё вокруг Силе. Она теперь всегда ее сопровождала: окутывала покрывалом перед сном и наполняла покоем душу после пробуждения. Их связь усиливалась, и уже несколько дней Асока смутно ощущала Энакина, как себя саму. Сейчас он вел ее в какой-то неизвестный парк, застланный туманом и палой осенней листвой. Это было удобно: ни одна система безопасности Ондерона не могла бы их прочитать. — Привет, — устало выдохнула Асока и с облегчением его обняла. Она уселась на землю, подогнув под себя ноги и опершись спиной о ствол старого дуба. Энакин подпер его плечом, сложа руки на груди, пристально глядя на нее сверху вниз и ожидая. — Сегодня заметила, что мне усилили охрану. Лакс беспокоится. Энакин нахмурился и вокруг стало холодать. Неподалеку палые листья взвились воронкой и разлетелись прозрачным пыльным миражом. — Считает тебя ненадежной? — негромко уточнил он. — Разумеется, — Асока выдохнула и проследила, как облако пара от ее дыхания растворяется среди тумана. — Он пять лет был сенатором, а сейчас едва ли не сел на трон. Но эти камеры… Я чувствую, как он за меня боится. — Ты дала ему повод? Асока поджала губы и рассеянно покачала головой. Формально он делал все для того, чтобы скрыть их отношения. Неформально выходило так, что только ленивый о них не трепался. Разумом она понимала, что это делается затем, чтобы показать врагам слабое место, которого у него не было, и с этой стороны он должен был быть полностью уверен в своем контроле... Однако он явно считал камеры и личную охрану недостаточными. Асока чувствовала его волнение и не могла понять, с чем оно связано. — Думаю, за всем этим театром он просто помнит, какими мы были когда-то, и хочет это сберечь. Фантомные рефлексы, — она пожала плечами, — ничего более. Вейдер усмехнулся, и Асока с удивлением подняла к нему взгляд. Она не слышала его смеха с тех пор, как ушла из храма. И мечтала о нем с тех пор, как вновь его обрела. — Понимаю, — негромко обронил он. — Память иногда подбрасывает нам странные чувства. Асока замолчала в надежде, что он расскажет, но он лишь продолжал безмолвно улыбаться ей, словно ничего между ними не было и это обычная учебная практика — проверять через раны границы общей преданности. Она прислушалась к их связи, надеясь поймать ответ, но ничего кроме пустой тишины по ту сторону не обнаружила. Он не закрывался, и она бы услышала его ярость, но и сердце с поры встречи на Лотале он больше не раскрывал. — Меня беспокоит, что я до сих пор не встретилась с Геррерой, — Асока сморгнула, прерывая концентрацию. — Это странно, что он не захотел лично меня увидеть. Лакс говорит, что он занят подготовкой ловцов на диверсантов, но если Бонтери играет против него, то это может сорвать все планы. Боба что-то передавал на этот счет? — Что Геррера потратил бюджет небольшой луны на связь, броню и беспилотники. Я получил список: там ничего, стоящего внимания. У Асоки дрогнули губы, и она усмехнулась про себя, размышляя, с каких это пор Скайуокера перестали интересовать разномастные военные игрушки. Он даже сейчас, с одной мыслью о бомбежке Ондерона ИЗР-ами, начинал светиться как его королева на фестивале света. — Ну ладно, — она спрятала подступающую улыбку, — в таком случае, Лакс полностью наш. Мы много говорим про Альянс, новый порядок и то, каким хотим видеть будущее. — Светлым и чистым? — поднял брови Энакин. — Нашим, — фыркнула Асока. — Это единственное, что важно. Ничего сложного: он хочет власти. Жизнь Геры в нужный момент не купит ему ничего, кроме бюрократических проволочек, а вот ее смерть воплотит его в национального героя. Теракт выжжет половину Изиса, и он сплотит вокруг себя вторую. Вся пропаганда здесь в его власти. — Война возвышает. — Именно, — подтвердила Асока и задрала голову вверх, наблюдая за тем, как Энакин, ухмыляясь, скользит по ней взглядом. Размышлял, как она стала такой без него и как так вышло, что после всех этих лет она все еще на него равняется. — Но перестраховаться с его семьей не будет лишним. — Разумеется. Асока ему улыбнулась. Он глядел на нее уверенно, будто вновь и не думал в ней сомневаться и не было ни подставы с сыном, ни еженощных ночных кошмаров, о которых не хотелось вспоминать, когда он, живой и здоровый, был рядом. Хотелось бы в это верить, но уже не получалось. — Я начала чувствовать это в Силе, — наконец призналась она и дотронулась до живота, где внутри нее с каждым днем все сильнее сплеталась узлом их связь. — Мне кажется, что скоро я смогу слышать тебя наяву. Это удивительно. — Это ненормально. — Это самая естественная вещь на свете. Асока увидела, как дернулись его желваки, и он крепко сжал губы. — Ты ведь тоже, — в озарении пробормотала она. — Ты пошла по пути, который мне неизвестен. Не тешь себя мыслью, будто к этому ведет связь между одаренными, — он нахмурился и резанул по ней взглядом. — Очень скоро все пройдет, и ты вернешься в норму. А если нет — доверься мне. Я разберусь. Где-то внутри всколыхнулись чувства: он был полон горечи. Асока прикрыла глаза, вспомнив, что когда-то джедайские практики действительно с ним помогали. Она проглотила обиду. — Если бы мы ограничивались известным, то твой план по спасению Падме даже не был бы создан, — полушепотом возразила она. — Ты бросаешь вызов смерти, и просишь меня отступить перед нашей же жизнью? — Лишь от того, что может свести тебя с ума. Она упрямо подняла к нему голову и качнула головой. — От тебя. Он с полминуты глядел на нее молча, сведя обе руки на груди. Ничего, кроме его досады, она не чувствовала, а в холодных серых глазах видела и того меньше. Мир вокруг будто начал растворяться, отпускаемый в небытие без связующей его силы. Холодало. — Если потребуется, — наконец обронил он.