Не хочу быть героем

Хлоп! И прежде, чем я успеваю что-то сообразить, жуткая тварь исчезает неведомо куда, а у меня на руках оказывается малыш лет трёх, страшно грязный, исхудавший и весь в шрамах. И он просяще смотрит мне в лицо золотистыми глазами с чёрными вертикальными зрачками. - Тон…то, - с трудом произносит ребёнок. – Меня зовут Тонто. Пахнет от малыша жутковато – понятное дело, вряд ли всё время, которое он пребывал в облике твари, у него была возможность заботиться о личной гигиене. Но меня это не особо волнует. Вот сейчас донесу его до хижины – и помоем… И рубаха запасная у меня сохранилась… и кое-какие запасы еды у нас есть… так что и помоем, и покормим… Жалко, что молока нет, а сливки Фелька все вылакал. Ну, кто же знал… Я крепко обнимаю Тонто, прижимаю его к себе и говорю: - Ну, вот, пойдём, малыш. Познакомишься с моими друзьями. - А они хорошие? – тихо спрашивает ребёнок. – Они не будут меня обижать? - Ни за что, - отвечаю я, и дитё доверчиво успокаивается. Батюшки-светы! Неужели это тот самый ребёнок замученной пары? Но почему он стал жуткой тварью? И сколько же лет он провёл в этом кошмарном подземелье? И вообще – разве такое возможно? Видимо, да, - заканчиваю я конструктивный диалог с самим собой и иду к хижине, из дверей которой выбегают встревоженные Эрил, Фелька и Нирка. - Костя! - кричит Эрил. – Ты где был? Я ночью проснулся – а тебя нет! Мы с Фелькой пол-леса оббегали, расстроились уже… - А ночью в лесу страш… - начинает Нирка. И тут же затыкает себе рот рукой. А потом смотрит на ребёнка, который доверчиво прижимается ко мне, и спрашивает: - Костяя… Это кто? Откуда он взялся? - Вы не поверите… - вздыхаю я, - но его зовут Тонто и, кажется, он тот самый пропавший ребёнок. - Не может быть… - глаза Нирки становятся совсем круглыми, как две пятирублёвые монеты. А вот Эрил задумчиво произносит: - А что? Вполне может быть… Смотрите – лес меняется! А это значит, что Проклятие начинает уходить! Я оглядываюсь и вижу, что покорёженные стволы деревьев начинают выпрямляться, чернота стекает с них, являя чистый медовый оттенок коры, густая и жесткая, словно половая щётка, трава светлеет, становится мягкой и душистой… Век бы смотрел. Но у меня на руках голодный измученный ребёнок, которому надо помочь. - Ребята… - говорю я, - это всё классно и здорово, но Тонто надо помыть… и накормить… Думаю, что водой из колодца уже можно пользоваться, хотя бы для помывки. Поскольку дитё упорно вцепляется в меня и руки покидать отказывается, Эрил, Нирка и Фелька переглядываются… и начинают развивать бурную деятельность. В мгновение ока очаг в доме оказывается растоплен собранными Фелькой сухими сучьями, над ним повисает медный котёл с водой, Нирка отыскивает даже что-то вроде детской ванночки, которую наполняет водой. Эрил же роется в бездонных седельных сумках и отыскивает там закупоренную бутылочку с каким-то местным аналогом жидкого мыла. Я прошу Нирку отыскать в моих вещах запасную рубашку, к счастью, в неё оказывается завёрнут и небольшой кусок полотна – видно, для починки одежды. Полотно мягкое и чистое, вполне сойдёт за полотенце. Малыш сначала шарахается от ванночки, но я мягко опускаю туда его руку и говорю: - Не бойся… Тепло, приятно… будешь чистый и красивый… На таких условиях он соглашается, и я осторожно усаживаю его в ванночку. Личико его кривится, словно готов закричать, но потом выражение испуга сменяется робкой улыбкой: - Тепло… - говорит малыш. – Приятно… Эрил аккуратно набирает жидкого мыла из бутылочки и просит малыша закрыть глаза. Тот послушно закрывает, и Эрил начинает осторожно мыть ему голову. А я, повторив эту манипуляцию, мою тело, думая о том, что нужно убрать эти ужасные шрамы. Я надеюсь, что мой дар проявится, хочу этого изо всех сил… и он проявляется. Шрамы под моими ладонями постепенно начинают исчезать, сменяясь гладкой розовой кожей. Эрил в восхищении смотрит на меня и показывает большой палец. А я продолжаю мыть и разминать маленькие ножки – одна из них как-то неестественно скрючена, вот и в облике тварюшки мальчик хромал… Но я осторожно разминаю ногу и стараюсь её выпрямить. Мне удаётся и это… так… а сейчас лучше закрепить все эти изменения – мало ли что. Я беру посох и навожу его на малыша. С навершия посоха срывается небольшой поток тёплого золотистого цвета и окутывает ребёнка, впитываясь в кожу. Вот и славно. Теперь малыш будет совсем здоров. И, чтобы развлечь ребёнка, я тихонько взмахиваю посохом и образую стайку разноцветных пузырей. Тонто восхищённо смеётся, бьёт по воде ладошками и начинает ловить пузырики, совершенно как самый обычный ребёнок. Наконец нам удаётся вытереть Тонто, надеть на него мою запасную рубашку, которая малышу доходит до пят, и тут в дело вступает Нирка, которая расчёсывает вымытые волосы Тонто своим деревянным гребешком. А когда всё закончено, мы просто охаем от восхищения. Перед нами очень милый, только немного худенький малыш лет двух-трёх с розовой после мытья кожей, мягкими, немного вьющимися рыжеватыми волосами и красивыми золотистыми глазами. Утомлённый водными процедурами, малыш ест лепёшку и ягоды, которые подаёт ему Нирка, запивает всё это соком и начинает тереть глаза. Устал. - Пора спать, - говорю я. Малыш сонно кивает, но, тем не менее, тянет ручонки к Фельке, которого он явно мечтает потрогать, и говорит: - Киса! Я взглядом показываю Фельке на кровать - теперь наш иррациональный страх перед этим местом исчез – и говорю: - Будешь спать с кисой? Тонто хлопает в ладошки и кивает, Фелька фыркает, прыгает на кровать, я стелю запасной плащ, в который закутываю малыша, но он выпутывается, укладывает голову на тёплый Фелькин бок, внутри которого зарождается мирное мурчание, гладит фарта ладошкой и говорит: - Хорошая киса! После чего мгновенно засыпает. А мы втроём смотрим друг на друга и понимаем, что с этого момента наши планы придётся менять. Сможет ли малыш вынести долгое и опасное путешествие в Империю? В этот самый момент в дверь тихонько стучат… Нирка вздрагивает, Эрил моментально хватается за нож, а я - за посох. И мы хором негромко произносим: - Войдите! Дверь распахивается, и мы видим на пороге симпатичную женщину в красивых изумрудно-лазурного цвета одеждах, расшитых тонкими узорами… и если приглядеться, то кажется, что эти узоры движутся… То это поющие птицы, то животные, похожие на вамми, то странные цветы, то бабочки с шестью крыльями… Женщина немолода, но лицо у неё удивительно приятное, а полуседые волосы уложены вокруг головы в причёску, напоминающую корону. - Здравствуйте, деточки! - мягко произносит она и ставит на стол корзину: - А я малышу кашки принесла… и молочка. Проснётся – есть запросит. - З-здравствуйте… - нерешительно выдаём мы. А я не удерживаюсь от вопроса: - А кто вы? Как вы здесь очутились? Женщина смотрит на меня и смеётся – тихо, по-доброму: - Ай-яй, молодой, глупый Слышащий… А какой сильный… Меня зовут Амма Тана, я Мать этого леса. А людские сказания часто именуют меня Изумрудной Дамой. Только какая ж я дама… Давным-давно Проклятие погрузило меня в сон, и вот теперь оно снято… А я – проснулась. Благодарю тебя, Слышащий… Если бы не ты, то эти земли могли бы оставаться Проклятыми до скончания века… - Но если вы – Мать этого леса, - взволнованно спрашиваю я, - то как вы допустили, чтобы с родителями Тонто сотворили такое? Амма Тана горестно кивает: - Об этом я и пришла рассказать… И предложить вам кое-что касательно этого ребёнка… и тебя, деточка, - она обращается к Нирке. Мы усаживаемся за стол, Амма Тана тоже. Она достаёт из своей корзинки блюдо с пирогами, кувшин с молоком, горшочек с кашей и ещё один кувшин – судя по запаху, с чем-то вроде фруктового вина. - Ой, - вздыхает Нирка, - а вот нам вас угостить совсем нечем. Амма Тана машет рукой – пустое мол, улыбается и говорит: - За то, что вы малыша спасли и о нём позаботились – это самое малое, чем я отплатить могу… А сейчас – кушайте и слушайте… И начинает рассказывать…