Не хочу быть героем

Стоило мне показать лицо, как бабуля завопила, как хорошая пароходная сирена: - Всё-таки ты осмелился появиться, порождение ночи! И, недолго думая, выпустила арбалетный болт прямо мне в лицо. Рефлекторно я отшатнулся, но чёрта с два отшатнёшься от арбалетного болта, летящего в упор. Спас меня древний возраст арбалета, который эта местная копия Бабы-Яги сжимала в руках. Внутри этого раритета что-то щёлкнуло, хрустнуло, и болт, просвистев у моей правой щеки, ушёл в белый свет, как в копеечку. Точнее, далеко он не ушёл, бесславно шлёпнулся за порогом, а бабулю моментально скрутил Эрил. - Ты что творишь, старая? – рявкнул он. – Жить надоело? Однако старуха оказалась упёртой и идеологически подкованной. - Вы перехитрили меня, порождения ночи! Но ничего, вы можете резать на кусочки старую Таури-Мо, но она ничего вам не скажет! Ничего! Вы снова останетесь с носом! – завопила она и попыталась лягнуть меня. На всё это безобразие в дверь просунулась сердитая морда Фельки, а из капюшона вылез Ромаш и задумчиво защёлкал хелицерами. Глаза старухи плавно съехали к носу и явно не от испуга. Похоже, кое в чём эта труженица арбалета была подкована: - Фарт? Вам служит фарт? Значит, порождения ночи захватили Слышащего? О горе нам, горе… Порождения ночи привели с собой безжалостных мохноногих убийц! «Это я, что ли? – удивился Ромаш. – Костя, ты скажи ей, что я старых бабушек не убиваю, они невкусные… пусть успокоится…» Я прыснул. Не думаю, что вкусовые пристрастия бурбура сильно успокоят бабульку, которая уже приготовилась надолго и со вкусом поистерить. Нет, с этим определённо надо что-то делать, и я сказал Эрилу: - Посади бабушку на лавку. Попробуем договориться. Старость надо уважать. Эрил вежливо, но без лишних нежностей провёл бабульку в дом и усадил её на лавку. Мы вошли следом, и я вежливо спросил: - Не могли бы вы показать нам, где можно уложить малыша… Он устал. Старуха злобно зыркнула на меня, но рукой куда-то вверх всё же мотнула. Ого, да там у нас лесенка. Миленькая такая, винтовая из резного дерева. Только вот что-то не нравится она мне. Нирка уже ломанулась к лестнице – Тонто и правда устал, но я жестом остановил её: - Погоди-ка, – и обратился к старухе: - Добрая хозяюшка, не проведёшь ли гостя в спаленку? Старуха вновь изобразила гордую несгибаемость, а я глянул на лесенку вторым зрением… и обомлел. Лестница только казалась целой и крепкой. Поднимаясь по ней, Нирка точно сорвалась бы с одной из верхних ступенек. Кроме того, на лестницу были наложены какие-то чары – я уловил тускло-сереющую, начинающую сливаться с древесными узорами, вязь плетения. Церемониться я не стал – просто свёл все плетения в узел и резко потянул. Раздался хлопок… и чары исчезли. После этого я направил на лесенку посох, и она в самом деле стала целой и новой. Старуха ошарашенно посмотрела на посох в моих руках. - Это посох Жизни… - пробормотала она, - посох Жизни не служит порождению ночи… Никогда, никогда… Значит, ты – Слышащий? Я молча кивнул. - Горе мне, старой! – взвыла старуха. – Я не признала Слышащего, приняла его за порождение ночи! Убейте меня, мне больше незачем жить! Мне эта истерика стала откровенно надоедать, и я добавил в голос жёсткости: - Успокойтесь, бабушка! Со всяким бывает. Ну, не признали. Не убили же – и ладно. А теперь, может быть, вы поможете нашей спутнице уложить ребёнка? Он целый день провёл в пути. Старуха попыталась сползти с лавки и бухнуться передо мной на колени, но я нахмурился, и она сделала правильный вывод, вскочила и принялась носиться, как наскипидаренная. Десять минут спустя Тонто был уже накормлен и устроен в башенке – спать под охраной Ромаша, Фелька лакал молоко из большой глиняной миски, а мы оказались за столом, уставленным всякой снедью – и откуда только всё взялось у одиноко живущей бабульки? Сама же обитательница этого места, уже совершенно не похожая на бабу-Ягу, то извинялась, то начинала нас потчевать: - Кушайте, деточки… Уж простите меня, старую… Столько лет здесь торчу одна, одичала совсем. На всех кидаюсь. Мы вежливо кивали, но еду Эрил на всякий случай проверил, как и молоко Фельки, и кашу Тонто до этого. Никаких посторонних примесей в жарком с овощами, лепёшках, мочёных крупных ягодах, свежих нарезанных овощах, залитых сметаной, и ещё куче блюд не наблюдалось. Я посмотрел на стол вторым зрением и никаких посторонних плетений тоже не обнаружил, так что мы позволили себе угоститься от души, но я подумал, что стоит оставить что-нибудь старухе в отдар. Нехорошо, вдруг это все её запасы. А когда мы поели и Нирка поднялась наверх к Тонто, я спросил старуху: - Почтенная Таури-Мо! Не расскажешь ли нам, какие порождения ночи ты имела в виду, когда встретила нас? Это явно не плод твоей фантазии, ибо от фантазий как-то не принято защищаться арбалетами, посылая болты в лицо. - Прости меня, Слышащий! – вздохнула старуха. – Всему виной твой необычный цвет кожи. Даже многодневный морской загар не придает такого оттенка коже, а значит, он у тебя от природы… Я кивнул: - Всё правильно, почтенная. Дело в том, что я не из этого мира, ведь вы умудрились перевести всех Слышащих под корень, а в моём мире такой цвет встречается, хоть и не на каждом шагу, но достаточно часто, чтобы не вызывать удивления. - Да, - грустно вздохнула Таури-Мо, - всё объясняется просто… Ты уж прости меня, мальчик… Я расскажу тебе, кто такие порождения ночи, и рассуди сам, имела ли я право бояться их больше всего на свете. - Я готов выслушать тебя, почтенная женщина, - кивнул я и устроился на лавке поудобнее. Эрил же пристроил голову мне на плечо, а Фелька присел в ногах и заурчал. Тепло, уютно… век бы сидел. Таури-Мо окинула нашу троицу умилённым взором, достала откуда-то из воздуха моток синей пряжи и деревянный крючок и начала плести какую-то ерундовину и рассказывать. Как оказалось, когда соседние земли стали Проклятыми, люди не стали торопиться покидать эту территорию – вроде бы их проклятие не затронуло. К тому же здесь, на приграничье, на ничейной земле жизнь была не в пример вольнее, чем у подданных Империи, а уж о Гобарском Сарайате и говорить нечего. К тому же народ здесь жил крепкий, врагов не боялся, поскольку все обитатели приграничья владели оружием сызмала и исповедовали принцип незабвенного Аластора Грюма: «Постоянная бдительность!» Пахарь на поле, пастух на пастбище, девушки по ягоды не выходили без оружия, а уже метательными ножами, кинжалами и арбалетами местное население владело практически на генетическом уровне. К тому же в приграничье вывели особую породу афарра – что-то вроде наших собак – сторожей и защитников. Огромных мохнатых зверюг со страшенными зубами и редкостной преданностью хозяину. Так что обитатели приграничья решили не соваться в Проклятые земли ни под каким предлогом и бдить – не полезет ли оттуда всякая пакость, а тем временем продолжать жить, как жили. Но пакость полезла, и оттуда, откуда не ждали. Дело в том, что неподалёку от приграничных земель был скрытый вход в город Подземного народа, и скоро люди стали перешёптываться между собой, что неизвестное Проклятие поразило не только земли, но и Подземный народ. А как иначе можно было объяснить то, что и ранее не шибко общительные подземники почти перестали показываться на поверхности в оговорённые для торговли место и время, а те, что появлялись иногда – носили свободные одежды и закрывали лица, чего раньше и в помине не было. Народ некоторое время упоённо чесал языками по поводу подземников, но торговля с ними постепенно и вовсе сошла на нет, и практичные обитатели приграничья, озабоченные добыванием хлеба насущного, о Подземном народе забыли. А зря. В одно далеко не прекрасное утро обитатели одной из деревень проснулись… и узрели на востоке, где жили их добрые соседи из другой деревни, столб чёрного дыма. Народ похватал оружие, вскочил на вамми и помчался на выручку соседям. Только вот, выручать, как выяснилось, было уже некого. Деревня сгорела дотла, в развалинах были обнаружены трупы её жителей и, как оказалось, нескольких из них не хватало – значит, неведомые враги угнали их с собой. По какому принципу отбирались пленники, люди не поняли. Среди них было две молодые девушки, трое мальчиков-подростков, пожилая супружеская пара, молодуха с грудным ребёнком и один взрослый мужчина. Все остальные были не просто убиты, а запытаны. Кроме самых маленьких детей, которым милосердно разбили головы о каменную стену общественного амбара. Весть о трагедии скоро разнеслась по всему приграничью, и люди стали готовиться к мести. Жуткая расправа с мирными, в общем-то, людьми шокировала всех. Но нападавшие словно растворились, не оставив никаких следов. И люди растерялись. А потом была сожжена вторая деревня… третья… Лишь в четвёртой жители успели вовремя объединиться и дать ошеломительный отпор. Настолько ошеломительный, что им удалось захватить в плен одного из вожаков преступной шайки. Каково же было их удивление, когда под драным коричневым плащом разбойника оказались дорогие доспехи работы Подземного народа. Однако захваченное в плен существо не походило на подземников ни в коей мере. Много лет торговавшие с ними жители приграничья хорошо знали, как выглядят подземники – светлокожие, невысокие, но стройные с огромными серебристыми или бирюзовыми глазами, с волосами красивого медового или антрацитового оттенка… Прекрасные и высокомерные. Предводитель же убийц выглядел совсем по-другому. Кожа его была черна, как ночь, и покрыта язвами, сочащимися зеленоватым гноем, глаза затянуло бельмами, так что он едва различал свет и тьму, а волосы отвратительного тусклого серого оттенка – ломкие и короткие – пучками торчали из начавшего лысеть черепа. Таких тварей жители приграничья ещё не видели, но каково же было их удивление, когда ужасное создание заговорило с ними на языке подземников. Изрыгая мерзкие ругательства, убийца заявил, что на их народ пало проклятие из-за того, что сын правителя связался с человеческой шлюшкой и она родила ему сына. А потом предатель и его шлюха были убиты людьми, а их отродье умерло от голода и холода в их жалкой хижине… Но проклятие настигло Подземный народ – разве это справедливо? Теперь подземники истребляют друг друга, ибо часть из них сумела спастись от проклятия и сохранить здравый рассудок, а прочими завладело безумие, ибо они больны и обречены. В подземных городах бушует война, скоро его народ истребит сам себя, поэтому он – последний из принцев – решил отомстить жалким людишкам, виновным в том, что проклятие пало на его мудрый и прекрасный народ… Закончив свой рассказ, подземник дико закашлялся, захрипел, изрыгая из лёгких чёрную слизь, и умер с воем в непрерывных мучениях. Люди в молчании выслушали этот ужасный рассказ. После этого приграничье стало пустеть, ибо жить рядом с сумасшедшими и проклятыми не желал никто. Семья Таури-Мо готовилась к отъезду одной из последних, когда произошло очередное нападение. На этот раз на их деревню. Женщине повезло в том плане, что она была ранена и потеряла сознание. Нападавшие сочли её мёртвой и оставили в покое. Всех же остальных они кого перебили, кого увезли с собой. Среди пропавших был и маленький сын Таури-Мо. Именно поэтому она не ушла с последними уцелевшими, а осталась жить неподалёку от разорённой деревни. Уходящие помогли ей выстроить новый дом и обнести его прочным забором. Они считали, что Таури-Мо тронулась от горя, но она была тверда в своём намерении узнать что-нибудь о пропавшем сыне, так что, оставив ей кое-какие запасы еды и семян, люди ушли. А Таури-Мо осталась одна.