Не хочу быть героем

Боль снова пронзает мои многострадальные, с трудом держащие посох руки, и я хрипло шепчу: - Сгинь! Рассыпься! А после этого даже с каким-то облегчением теряю сознание… и не вижу, как камень исчезает в яркой бело-зелёной вспышке… Меня окружила полная, абсолютная темнота. Но эта темнота не пугала меня. Гладкая, как шёлк, мягкая, словно покрывало из нежнейшей шерсти, она приняла меня так ласково, так покойно… мне было хорошо в этой темноте. Я свернулся клубочком, словно эмбрион в материнской утробе, мне было покойно, уютно…и ничего не хотелось менять. Зачем? Я спас Подземный народ, снял проклятие… А теперь нужно отдохнуть… отдохнуть… Не знаю, сколько прошло времени – мне показалось, целая вечность, но мой покой и уют был нарушен. Нарушен моими же собственными мыслями. Нет, здесь, конечно, хорошо… Но неужели это всё, что меня ожидает? Шёлковая, гладкая тьма… и вечный покой? Покой… Вечный? Я что, умер? Не-не-не, не согласный я. Я ещё столько всего интересного не видел! И вообще, я что – Жанна д’Арк – на костре девственницей помирать? И то, что костра не было, печали второго утверждения не меняет. Спросите – а почему? А я отвечу – а с кем? Девчонок в нашем спортинтернате не было, в школе… В школе местные красавицы редко обращали внимание на интернатовских парней – мы ж в материальном плане не очень. Да и заняты постоянно – тренировки, соревнования, отборочные всякие... Так что я даже целовался всего раза три. Первые два раза – с девчонками и случайно, а в третий раз – с парнем и осознанно. То есть с его стороны осознанно, а я так оторопел, что даже в морду дать не смог. Честно говоря, не очень-то и хотелось, поскольку из всех трёх раз именно этот поцелуй оставил ощущения однозначно приятные. Я даже стал подумывать… о повторении, но тут в интернате появилась тётушка… и всё заверте… Нет, покой, конечно, это хорошо, но мне не сто лет в обед. Хочу обратно! Я распрямился и попробовал подвигать руками и ногами. Удалось. Только вот такое чувство, что я погружён в вязкий густой гудрон, и каждое движение давалось очень тяжело. К тому же моя попытка освободиться не понравилась тьме, которая явно считала меня своей законной добычей. В моё тело впились сотни малюсеньких иголочек, доставляя… нет, пока не боль, а отчётливый дискомфорт. Но я понял, что если буду продолжать – будет куда хуже. И тут я возмутился. Я страшно не терпел, когда меня к чему-нибудь принуждали. И желание оставаться во тьме испарилось без следа. Я стал бешено рваться, стараясь вырваться, хоть и сам не понимал, куда рвусь. Тьма вокруг недовольно зашипела, невидимые иголочки вонзились в тело, и меня пронзила боль. Ах, вот как? Врёшь, не возьмёшь! Я сосредоточился, «включил» второе зрение и попытался разглядеть хоть что-то. И мне это удалось. Я успел разглядеть рядом с моим плечом тоненькую серебристую ниточку, которая была оборвана и почти исчезла. Недолго думая, я ухватился за эту ниточку и потянул, чувствуя, что к телу возвращается подвижность, а боль исчезает. Тьма разочарованно взвизгнула, ниточка обвилась вокруг плеча, налилась серебристой силой и сама потащила меня куда-то наверх, к свету… Я открыл глаза и осознал, что лежу на мягкой, хоть и не слишком широкой кровати, покрытой узорчатым вышитым пологом. Узор на пологе, кстати, чуть было не пошатнул мою неокрепшую психику, ибо там были парочками вышиты ярко-красные зубастые птички, напоминавшие страшненьких курочек с зубами и дистрофичных петушков с пушистыми сине-зелёными хвостами. Рассевшись по парочкам, эта краса неземная деловито целовалась. Я захихикал, полог тут же откинули, и я узрел радостно-обеспокоенное лицо Эрила: - Костя! Ты очнулся! - Ага… кхкх, - проскрипел я. - Ой, ты ж, наверное, пить хочешь! - воскликнул Эрил и поднёс мне глиняную кружку с каким-то приятно пахнувшим травяным настоем. Я жадно, в два глотка, осушил её и спросил Эрила: - Как вы? Всё в порядке? - В порядке, - заулыбался Эрил. – Но как ты нас напугал! Трое суток без памяти валялся! - Трое суток? – удивился я. Мне казалось, что я провёл во тьме целую вечность. Эрил же, похоже, понял мои слова по-другому: - А ты как думал? Ты же столько сил отдал… Руки обжёг сильно… Такое сильное проклятие оказалось. Но ты его испепелил. Без остатка. Подземники чуть с ума от счастья не посходили. Ты для них теперь просто бог, почище самого Великого Сарайа… - Тьфу, - поморщился я, - не упоминай ты про эту пакость… Значит, всё в порядке с подземниками? - Ага, - радостно кивнул Эрил. – Погоди, вот окрепнешь малость, они сюда непременно пожалуют. Они ж теперь красавцы писаные. - А Нирка как? А Тонто? – продолжал спрашивать я. - С ними всё хорошо, - улыбнулся Эрил. – Нирка в Тонто души не чает, а он такой шустрый и разумный оказался. Бегает, болтает что-то… Фелька с Ромашем его стерегут… по очереди. А то удерёт куда-нибудь – не угонишься. - Вот и хорошо… - потянулся я, и мой живот жалостно забурчал. - Погоди, - заявил Эрил, – ты ж ведь ещё и голодный… Что-то я от радости соображаю совсем плохо… Сейчас что-нибудь сообразим. Наверное, Таури-Мо встала уже. - А что, сейчас утро? – поинтересовался я. - Ага, раннее, - отозвался Эрил. – Все спят ещё. - Не буди, - попросил я. - Ладно, - кивнул Эрил, - я сейчас сам попробую что-нибудь найти… - Нет, погоди… - я откинул одеяло и попытался встать. Голова ожидаемо закружилась, и Эрил тут же оказался рядом, чтобы поддержать меня. - Ты что? – обеспокоился он. – Лежи, лежи… - Вот уж нет, - усмехнулся я. – Я трое суток пластом лежал, догадываешься, что мне надо? Эрил слегка покраснел, но помог мне добраться до так называемого «отхожего места», так что очень скоро я испытал несказанное облегчение. К тому же силы потихоньку прибывали, голова перестала «плыть», и я с удовольствием умылся холодной водичкой над тазиком, с помощью Эрила натянул штаны и рубаху и прошёл на кухню, где уже бодро гремела сковородками успевшая проснуться Таури-Мо. Узрев меня, она всплеснула руками и бросилась обнимать: - Очнулся… какой же ты молодец, сынок… Садись, давай, я сейчас кашки сварю… лепёшек напеку… ты погоди, погоди… Я обнял пожилую женщину в ответ и сказал: - Не надо торопиться. Я обожду. И вообще, может, помочь чем? В ответ меня усадили на лавку, сунули в руки кружку с очередной порцией травяного настоя, который Таури-Мо явно держала за средство от всех болезней, и велели отдыхать. А сама Таури-Мо захлопотала, готовя завтрак, попутно усадив Эрила за нарезку овощей, с которой князь, кстати, справлялся вполне успешно, попутно рассказав мне, что же произошло после того, как я столь эпически бухнулся в обморок. … После того, как мне удалось испепелить камень вместе с проклятием, подземники очнулись… и даже не сразу поняли, что за прекрасные существа их окружают. Только потом они поняли, что после падения проклятия к ним вернулся облик их предков. Всеобщему ликованию не было предела, а что касается Фельки, то он некоторое время пытался привести меня в чувство, но ему это не удалось. Как сказал Фелька, выглядел я ужасно. Лицо стало серым, черты заострились, как у покойника, руки были обожжены почти до костей. Эти чёрные, жуткие ожоги заставили Фельку завыть почище оборотня в полнолуние. Немедленно прибежавшие подземники, узрев, в каком состоянии находится спасший их Слышащий, бросились за лекарствами и оказали мне первую помощь, аккуратно обработав ожоги и приложив к ним какой-то вонючий, но на редкость действенный бальзам, который они называли «горная смола». После этого подземники, а в особенности их предводитель, предложили оставить меня в подземном городе до полного излечения, но тут Фелька воспротивился и велел отвезти меня к Таури-Мо. Подземники не решились перечить существу, связанному со Слышащим, и привезли моё бессознательное тело в дом Таури-Мо. Как их не прибили Эрил, Нирка и сама Таури-Мо – это отдельная песня. Возможно, решающую роль в этом сыграл вопль Фельки: - Костя что, зря старался, проклятье снимал? После этого Таури-Мо велела отнести меня в её спальню и принялась лечить зельями собственного изготовления и травяными настоями. Впрочем, мазью из «горной смолы» у неё хватило ума не пренебрегать, и я сейчас смотрел на свои руки, не находя на них ни малейшего следа тех жутких ожогов, о которых мне рассказывали. Рассказ Эрила подошёл к концу, передо мной появилась миска с ароматной молочной кашей, но начать завтрак я смог не сразу. Сперва меня облизал проснувшийся Фелька, потом к завтраку спустились Нирка с Тонто, и мне досталась ещё порция радости от них обоих. Я только поразился, как хорошо стал выглядеть малыш, к тому же он вроде бы ещё немного подрос… Интересно… Тонто то лепетал что-то радостно, то пытался поймать ладошкой на столе солнечного зайчика и беспрестанно вертелся. Вот шило! А потом приполз Ромаш, забрался мне на плечо и забавно потёрся об щёку – словно котёнок ласкается. Ну, вот, вся компания в сборе. Я почувствовал, как где-то внутри разливается странное тепло. Значит, у всех всё в порядке. Здорово! Я с удовольствием ел удивительно вкусную кашу и горячие лепёшки, вставлял свои реплики в общую беседу и чувствовал себя спокойным и счастливым. - Когда отправляемся? – спросил я Эрила. – Думаю, что я уже в порядке. - Тогда, – улыбнулся в ответ Эрил, - чем скорее, тем лучше. А то у тебя есть шанс заключить выгодный брак. - Че-е-го? – чуть не подавился кашей я. - Да сыночек мой непутёвый… - проворчала Таури-Мо. - Ктооо??? – не сразу сообразил я. Эрил с Ниркой рассмеялись на два голоса. - Нет, Костя, ты явно слишком долго спал! – хихикнула Нирка. И тут до меня дошло: - Предводитель подземников! - Его, - хмыкнул Эрил, - между прочим, Маурил зовут. И когда он привёз тебя сюда, он очень расстраивался. А потом все три дня ездил тебя навещать. И, знаешь, в нём сохранилась память сына Таури-Мо. - Да, - кивнул я, - он говорил мне… Только имени не назвал. А вы как, Таури-Мо? Я же помнил, что старуха хотела убить сына. Женщина вздохнула, присела на лавку рядом со мной и сказала: - Он мой и не мой одновременно… Но я нужна ему, как мать… Я это чувствую. Я взял ладошку Таури-Мо в свои и поцеловал: - Знаете, Таури-Мо, вы потрясающая женщина… Старая женщина смущённо хмыкнула и тихонько шлёпнула меня по плечу полотенцем. А я спросил: - Эрил, так что ты там говорил про выгодный брак? - Так Маурил хочет к тебе посвататься. По всем правилам, - ехидно заметил князь. Ой, что-то он это как-то напряжённо произнёс… Неужели думает, что я соглашусь?