Сделка

Придворная элита прибыла в их утопающий в слякотной грязи лагерь, и, наверное, по контрасту с окружающей серостью, все прибывшие, казалось, блистали ярче в своих нарядах и драгоценностях. Привезли музыкантов. Привезли деликатесы. Привезли игристое, которое Джон терпеть не мог почти так же, как и сплетни из столицы, которые, разумеется, прибыли тоже. Общество уже было в сборе, когда припозднившийся Джон вошёл в гостевой шатёр. Он беспокоился насчёт Шерлока: нужно было договориться о линии поведения, магу предстояло показать себя с лучшей стороны командирам, а Джон лишь однажды видел, как колдовал его подопечный. За одно он был спокоен: Гриндаль всегда до мелочей продумывал маскировку. Лишь бы Шерлок не растерялся… Из головы всё не шёл образ, растрёпанного и сжавшегося при его появлении молодого мужчины, он выглядел подавленным и беззащитным, особенно в сравнении с Вейном. Тревор должен быть здесь, Джону не хотелось его видеть, но лучшего человека для своей цели он не смог бы найти. А вот и… — Доброго здравия, командующий восточным направлением, Джон Ватсон, — приветствовал его Викторио, актёр королевского театра и фаворит её величества императрицы. Он душевно захватил хозяина шатра в дружеское объятие, оставив на нём половину своего ароматного парфюма: петигрен, «пудровая фиалка» и ветивер* — мода грядущего сезона. — Доброго здравия, Тревор. Чем живёт столица? Что будоражит сердца её жителей? И… сердце императрицы? — Столица скучает по своему любимцу Джону. Ах, как страдает Мэри, бедняжка, и Натали, и Лучица, а красавицу Глори отец посадил под замок, чтобы не побежала за тобой в поход. Добрая половина свободных фрейлин в печали по твоему отсутствию, я промолчу про замужних дам. Их сердца печалятся скрытно, дорогой друг. А императрица верна своим идеалам. И конечно, все жители обеспокоены обстановкой в военном лагере: готовы ли наши войска к сражению, не повторятся ли сокрушающие набеги тридцатилетней давности, не отступит ли наша армия в позорном страхе? Викторио выступал для делегации из дворца и командующих других направлений. Его изящная породистость и обаятельная улыбка вкупе с талантом добывать, распространять или придерживать новости разбили не одно сердце и не одно доброе имя. Вот и сейчас он, будто на помосте, блистал тёмнокудрой шевелюрой, яркими винными тканями костюма, бледнотой лица, перстнями в крошке бриллианта и гелиодора*. Полумрак шатра только усилил игру бесовской силы, затаившейся на дне зелёных, как у лесных эльфов, глаз. — Я приехал сюда не за ответами на эти вопросы. Ответы я знаю и так. Мне захотелось увидеть силу и мощь нашей империи воочию. Непоколебимость наших воинов, боевой дух, сплочённость. Я уверен в завтрашнем дне, когда нашей армией руководит прославленный генерал Шолто, к сожалению, важные дела задержали его; когда в наших рядах верный императору Джон Ватсон. Герой, бесстрашный воин и человек высочайшей морали! Речь Викторио достигла пика, чтобы обрушиться с прославляющих вершин в узкие тёмные ущелья, полные шипящих недомолвок и слухов. Он продолжал: прима, захватившее всеобщее внимание. — Какая несправедливость — у славного сына отец-предатель, или всё же, какое счастье, что не все сыновья старшего Ватсона последовали по его стопам. Представляю, Джон, как тяжко осознавать, что твой брат повредился в уме. Гарри выглядит действительно плохо, я недавно навещал его в крепости Полдео. И это верно суждено, я считаю: доблести должно сиять, а предателям прозябать… — Гарри всего лишь болен и попал под влияние отца, — Джон старался сдержать рвущийся в атаку гнев, но в тоне не удалось скрыть откровенной грубости. Дьявол! — Всегда с верой в лучшее в людях — командующий Ватсон. Именно поэтому я восхищаюсь им, дорогие друзья. Именно поэтому уверен, что он будет до последнего вздоха защищать свою землю, свой народ, нас с вами. Предлагаю выпить за честь, доблесть и верность короне в любой ситуации. Прислуга разнесла бокалы шампанского гостям. Джон кипел, ненависть к Викторио готова была поглотить его разум бесповоротно. Так напоказ ковырять в его свежей душевной ране мог только этот мастер драмы и интриг. И вдруг, словно, затмение снизошло — он увидел Шерлока… *** Гриндалю пришлось повозиться, чтобы угодить в выборе одежды «придворному магу», ведь тот отказался от слишком для него узких штанов, будто это было нечто омерзительное. Ему едва удалось найти полотнище буро-зелёного цвета на юбку-шаровары и на плащ. Рубашка же осталась какой была, чёрной с глубоким запахом, чтобы скрыть ошейник и цепь на шее, мягкие сапоги начистил до блеска складской мальчишка. Нагрудник, подобный тому, что был на Джоне, Шерлок с готовностью на себя надел и с интересом взглянул на стойку с холодным оружием: — Даже не смотри. Кто смекает, уловит: маг без клинка — лучший маг. Не забудь заготовить предсказание, чудак. — Это слишком просто. — Простое работает лучше всего. Для придворных — ты безобидный маг, предсказывающий погоду, для воина — угроза, оружие само по себе. Ты разве не знаешь, как воюют Вокуры? — Я слышал, они насылают колдовской морок, а затем перебивают беспомощного противника, берут пленных. — Перебивают, точно подмечено, но у Вокуров нет оружия для убийства людей. Всё делает их сила. По крайней мере, так было в прошлую войну. Может, в этот раз они наточили и клинки, кто знает? *** …среди разряженных женщин и мужчин, забавляющихся речью Викторио, он стоял безмятежно, и словно бы источник безвестно-ледяного спокойствия пролился на Джона: ярость осыпалась пылью к ногам, и разум обрел ясность. Шерлок. Именно ради него, скромно стоящего у стены человека, ради крупной ставки в этой войне, Ватсон кинется в новую интригу с холодной головой. Тревор в чём-то прав, верность своему до конца. Пусть даже рабу. Верность своей семье, как оказалось, семье предателей: он до последнего пытался спасти отца от казни, а после смягчить приговор брату, признав, однако, их вину. Честность — самый тяжелый груз, и для искусной лжи ему нужен лучший актёр. Джону не составило труда деликатно вывести Тревора из беседы с двумя милыми фрейлинами: — Дамы, прошу извинить, конфиденциальный разговор… Они вышли из шатра под руку. Ночь была в полном разгаре, звезды, щедро рассыпанные сегодня по небу, скучали в ледяном безлунном полотне. — Признаю, что обидел тебя, Джон, увлёкся… это мерзкое вдохновение иногда не остановить… — когда Ватсон не ответил, пристально глядя на собеседника и как бы невзначай поглаживая рукоять меча на поясе, Викторио чуть торопливо продолжил. — Вся делегация, все до единого… нас страшит неизвестность, страшит война. В прошлый раз события затронули каждого, как далеко бы мы не находились, как бы не прятались. И здесь, практически на передовой я отвлекал их, я дарил им надежду. Они вернутся домой и подарят её другим. — Зачем? Зачем поминать моего отца? Моего брата? — Вся эта история на слуху, а ты многим знаком в столице, сколько было свидетелей твоей стойкости – сотни… Ты получил назначение командующим, величайшее расположение от императора Денто. Герой чести — лучший символ армии. В столице скоро буду выпускать открытки с портретами командующих. У тебя сказочный предзаказ. — Они не только предатели, но и моя семья, — устало прервал Тревора Джон, присаживаясь к тлеющему углями кострищу. — Ты от них не отрёкся, да… Прости. Я могу как-то загладить свою оплошность? — Есть у меня одно предложение для тебя...