Сделка

«Как рассказать, что за цветы эдельвейсы? Это трудно. В общем, они похожи на маленькие звёзды, закутанные по горло в белый мех, чтобы не замёрзнуть от прикосновения льдов». Константин Паустовский.

Раскатистый смех Гриндаля сквозь отросшую бороду придал немного уверенности Шерлоку. Рассказ о встрече с придворными и высшими военными чинами против воли мага веселил грубого воина. — Оружие из веера… ах-ха-хаа… И все повскакивали? Дал ты им жару, Шерлок. Молодчина! А Джон что? Тоже схватился за меч?! Бедняга… — Я испугался, что всё испортил. Он же просил показать что-нибудь простое… раньше я много работал с металлом и камнями. И ты говорил о том, что если у мага не видно оружия, то это не значит, что оно не может появиться в секунду. Я решил объединить это… — Тебя могли и убить, посчитав за нападающего. — Многие пытались, и я ещё жив, — в ответе мага скользила печаль и мрачная покорность. Их соседи по шатру несли вахту, и они с Гриндалем могли поговорить по душам, если бы Шерлок осмелился. Но сочившаяся эфирной болью рана на душе всё не срасталась. И вряд ли бы когда покинула его, маг бессознательно нащупал за запахнутой рубахой кристалл из родных мест, потянул цепь до стягивающего давления в шее, — я чуть не подвёл Джона… — Расслабься, командир пошёл на рискованное представление добровольно… А он, даже если рискует, ответственность берёт на себя. В жизни не встречал никого более надёжного. Видимо, Джон договорился с актёришкой, тот вас и прикрыл. — Да, я сразу почувствовал себя в долгу перед Тревором, наверное, это были ощущения Джона. Наша связь усиливается, — задумчиво произнёс маг, явно не заметив, что сказал эти слова вслух. И Гриндаль притворился, что ничего не было сказано. Ошейник тяжелым грузом охватывал шею мага, в этой палатке жили только те, кто был в походе к актонийцам и знал, что Шерлок бывший осуждённый, убийца, раб… Воин привстал и с силой сжал свою тёмную огрубевшую ладонь поверх руки мага, обхватившей кристалл. — Пойду проведаю лошадей, завтра будет небольшой смотр, — Гриндаль оставил задумчивого подопечного — чем он поможет сейчас? Его шутки не годились для освежеванной страданием души. Тут бы ласки, да заботливой женской руки, но не место им на войне. — Хорошо, — совсем безжизненно ответил Шерлок. Воспоминания о прошедшем вечере неумолимо жалили сквозь память: как холёная рука в сияющих рубином кольцах примостилась на бедре командира, как горящие ярче от выпитого губы почти касались шеи и уха его… его… Хозяина. Викторио был полон чувственности, порочной утончённой красоты. Он добился определенных высот, чего он мог ещё желать? Чужие души, чужие секреты, чужое внимание — вот топливо прожорливого пламени его естества. Шерлок представил Джона во властных сетях обманчивого зелёного взора, клéйма поцелуев на чуть золотистой коже, сбитое дыхание, пик водоворота энергии, трение, взаимное удовольствие, скупые стоны с узких губ и медово-сладкие с пухлых, пот, семя… — и потом сладкие поглаживания, объятия, ленивая истома… Так выглядел договор Тревора и Джона в воображении мага. И командир в удовольствие платил за поддержку… Его никто не касался со страстью до Джона, и сам он не желал никого до того момента, как его связала обетами магия пещеры. Сейчас же одна мысль о Джоне, лишь переплетённом в дружеском объятии с Тревором, рождала жар в низу живота, члены наливались кровью, и лихорадка ревности сотрясала его разум. Раньше Шерлок находился в равновесии с горами и небом. Медитация вела его душу в высоты, недоступные обычным людям, только лишь обладающим даром. Он жил, обернувшись в равновесие, словно бог, отрешившись от общества, словно старик, убаюканный лоном природы, словно младенец. И его, как незрелый плод, сорвала с ветки безжалостная рука судьбы, чтобы он скорее дозрел, чтобы был полезен ей… Отшельник с белоснежными волосами, который ничего не желал, ни к кому не тянулся...так молод, слишком молод. Это было бы возможно, пройди он долгий путь к мудрости, чтобы дорасти до своей силы, чтобы найти себя. А так, не вкусив ни капли жизни, не испытав ни искушения, ни потерь, ни любви, ни ответственности — магия сама вытолкнула дитя познавать мир, разбив его безопасную раковину. И она гладила его по мягким снежным прядям, когда мучения и ненависть его соплеменников становились непереносимой, когда он возносил мольбы о смерти, когда его выбирали рабом… Эдельвейс… чистый, невинный. Вечная жизнь в снегах — для цветка, не для тебя. Вечная верность — символ, её не было в твоей жизни. Вечная непорочность — мёртвый лёд, сковавший огонь твоих сил. Так шептала она, вложив его свободу в руки голубоглазого воина. Так нежно баюкала на прощание, перебирая его волосы напитывающиеся ночной чернотой. Цветы эдельвейса будут мне в память, что ты отпущен, но сможешь вернуться… вернуться, когда лёд гор перестанет слепить твоё сердце сиянием чистоты. *** Придворный консультирующий маг — это был тактический вымысел, но пока предсказание Шерлока о снежной и не очень холодной зиме сбывались. Палатки в лагере укрыло чуть ли не по самые верхушки, большая часть бойцов занималась расчисткой снега, валившего пять дней к ряду. И наконец-то занятия по боевой подготовке возобновились. Джон не видел Шерлока около месяца: сначала провожал столичных гостей, затем — погружённый в бумажную волокиту, обеспечение лагеря и предстоящих походов утомляло, но было необходимо. Дни снегопада дали ему как передышку, так и повод для скуки. И он решил проверить работу Мартина в тайне, чтобы не смущать мага, как произошло в прошлый раз. Ни дрожь в руках, ни румянец волнения не укрылись от взгляда опытного бойца. Личные тренировки Мартина проходили в отдалении от общих открытых площадок. Путь был неблизкий, и Джон уже пожалел, что не взял накидку теплее: потревоженные неосторожным движением лапы елей сбрасывали на него то неожиданные снежки, то целые снежные лавины. Он неосознанно торопился... И вдруг — чёткое ощущение тревоги пронзило грудь. Что-то заставило его побежать, быстрее и быстрее — бесконечные ветки преграждали дорогу. Наконец, открылась поляна, где Джон застал Шерлока, обнажённого по пояс, и Мартина Вейна, в руке которого поблёскивал кристалл с шеи мага. Обоих напугало его появление, Джон и сам, почувствовал неожиданно вскипевший в нём гнев, будто со стороны. В полной тишине зимнего леса, жадно поглощающего любые звуки, Джон схватил под горло Мартина и с нечеловеческой силой откинул его в сторону деревьев. Тело человека глухо врезалось в широкий ствол дерева, соскользнув затем вниз, но Джон уже кинулся к нему, чтобы… продолжить. — Нет! — дорогу к кровавой расправе неожиданно преградил Шерлок. Он обогнал Джона и упал на колени, раскинув руки в стороны и заслоняя стонущего от боли Мартина. — Даже так… Джон бывал настолько жесток и жаден до крови только в бою, из которого один выход: убить или быть убитым. Но не к своим соратникам, не к тем, за кого он в ответе… Он готов был поклясться впоследствии, что никогда в своём разуме не намотал бы цепь на руку и не потащил бы Шерлока, чуть не придушив, совершенно беспомощного и полуголого к лагерю…