Русский вальс

Попадая в новый коллектив, всегда стараюсь записать свои впечатления о тех, кто обосновался здесь раньше меня, а особенно о старожилах. Как же бывает интересно перечитывать эти страницы какое-то время спустя, когда уже сам давно перестал быть новичком. Как подчас разнятся впечатления о человеке — первоначальное и последующее — просто диву даешься! Любопытно, как-то будет в этот раз? На многих ли новых коллег я взгляну сквозь розовые очки и сколько разочарований поджидает меня впоследствии? Начало таким наблюдениям, собственно, уже положено. Первым стал Брагин. К тому, что уже написано, хотелось бы добавить не слухи, коими полнится Склиф, а собственные наблюдения за ним в операционной. Хотелось бы во всех подробностях лицезреть, как работает главная Звезда Первой хирургии. Но для подобной записи не хватает главного — совместной операции. И судьба явно не торопится свести меня с этим человеком за одним операционным столом. Вначале помешал тот следователь, а пару дней назад до нашей совместной операции не дожил пациент. Моя Ленка, как всегда, знающая всё обо всех больше и раньше меня, доверительно шепнула, что-де Брагин наводил справки о профессиональных качествах «новенькой» практически у всех, с кем мне посчастливилось работать в операционной: и у Евгения, и у Салама, и у Константина. А Пастухову, по ее словам, он устроил настоящий допрос с пристрастием. Даже и не знаю, как можно объяснить причину его настойчивости. Может быть, банальной ревностью? На первый взгляд, вполне логично — и хотя это всего лишь совпадение, но получилось, что я вроде бы пришла на место его погибшей коллеги, которая, как я уже писала раньше, была больше, чем просто коллега. Но здесь уж ничего не поделаешь: живое — живым, и с этим Брагину придется смириться. Как и с моим присутствием в операционной. Если в Склифе все устроено так же, как в большинстве клиник, в которых я работала, то главный человек там отнюдь не Главврач, а дежурный у приемной стойки. Он или она, как правило, знают всё и обо всех. Через них идет поток больных и родственников, они первыми встречают бригады Скорой и МЧС. Они до хрипоты кричат в трубку в чрезвычайных ситуациях, отпаивают валерьянкой теряющих над собой контроль посетителей. И кому, как не им, знать все о хирургах и младшем медперсонале, об их радостях и горестях, проблемах и успехах, а также об их близких и родных, детях и невестах, тещах и любовницах… Я понаблюдала за медсестрами у приемной стойки. Самая приятная из них — Нина Дубровская. Общительная, улыбчивая женщина, очевидно, работающая здесь не один год. Она не спешит задавать мне вопросы — явно приглядывается. Но глаза выдают и ее заинтересованность, и доброжелательность. Она подолгу задерживает на мне взгляд, словно сигнализируя, что к общению готова. Стоит ли говорить, что я-то уж точно ничего против не имею. Вчера Нина зашла в ординаторскую и, увидев меня, заполняющую карты, предложила воспользоваться редкой минутой тишины, выпеть кофейку, познакомиться поближе и поболтать о девичьем… Я только успела произнести, что идея отличная, как раздался телефонный звонок, извещающий о внедорожнике, протаранившем троллейбусную остановку, и о том, что всех пострадавших везут в Склиф. Кофепитие, естественно, не состоялось. Договорились отложить знакомство до лучших времен. Кстати, я совсем упустила из виду один важный факт: как бы ни горевали мои коллеги, жизнь все равно берет свое. Пару дней назад Нина Дубровская вышла замуж. Тихо, без особого шума. Насколько я поняла, сие событие отметили в узком кругу самых-самых близких людей. Очень приятно смотреть на эту пару — оба буквально светятся. И эти многозначительные переглядывания, заботливые прикосновения и торопливые объятия (когда их никто не видит — как им наивно кажется). В нашей жуткой суете, среди вечно разыгрывающихся драм, этот милый островок заботы и нежности удивительно притягателен. Мы все время от времени тактично покашливаем и торопливо отворачиваемся, дабы не служить помехой, и все невольно улыбаемся, глядя на этих счастливых молодоженов. Несколько слов о супруге Нины. Евгений Неклюдов, анестезиолог. Весьма импозантный мужчина, начитан, манерен. После первой совместной операции неизменно расшаркивается со мной при каждой встрече. На той операции мы с ним и познакомились. Видимо, слухи о новой коллеге до молодожена еще не дошли, поэтому, увидев меня в операционной, он был несказанно удивлен: «Глазам не верю! В нашем мужском хирургическом монастыре вновь появилась дама. Да еще какая! Я бы сказал — Прекрасная Дама! И заметьте, коллеги, она здесь отнюдь не для того, чтобы подавать нам, доблестным борцам со Смертью, их боевые скальпели, зажимы и крючки. О нет, она готова сама ввязаться в эту битву. Мне же остается только поприветствовать доблестную Деву-воительницу, к тому же прекрасную, как само солнце, и призвать вас, мои бесстрашные хирурги, разомкнуть свои ряды, дабы освободить место Даме на нашем хирургическом ристалище!» Интересно, он такой всегда или это эйфория от недавней женитьбы? Обалдеть, правда? И что мне было делать после такого приветствия? Как тут удержаться и от вполне естественного смущения, и от смеха? А ведь надо! Завоевание авторитета — процесс непростой, а зачастую и порядком затяжной. Ну и как его, спрашивается, завоевывать, если мои новые коллеги — Пастухов и Лазарев — бросая на меня красноречивые взгляды, то и дело хмыкают в свои хирургические маски? Если неугомонный Евгений продолжает блистать красноречием? Ну что же, мистер болтун, я вас за язык не тянула! Хорошо, что на той операции я помогала Петру Викторовичу восстанавливать бедро у пострадавшего. Работа была совсем не сложная — это вам не в голове у пациента копаться… А потому у меня появилась возможность вмешаться в монолог словоохотливого анестезиолога. Помнится, я тогда сказала, что человеку с подобным мышлением и со столь ярким даром словоплетения самое место среди мастеров изящной словесности. Евгений, видимо, вовсе не ожидал от меня либо подобного ответа, либо ответа вообще, а потому в его взгляде промелькнуло откровенное изумление. Мое предложение без поддержки не осталось: Константин и Петр Викторович согласно закивали, добавив, что вообще не понимают, зачем такой начитанный человек со столь прекрасно подвешенным языком столько лет мается у монитора и своими доблестными реанимационными действиями мешает жертвам встретиться с Создателем? «А что же наш Евгений?» Столь откровенному переводу стрелок на свою особу Евгений явно не обрадовался и постепенно свел все шутки на нет. Но с того дня наша с ним встреча у центрального входа или в ординаторской превратилась в целый церемониал — на потеху коллегам и добродушно-одобрительное хмыканье его новоиспеченной жены. Я тоже держу марку, и однообразными наши более чем странные для 21-го века приветствия точно не назовешь — вот когда пригодилось мое давнее увлечение рыцарскими романами на пороге юности… Интересно, как долго это продлится? Как говорится, кто кого… Евгений, предупреждаю: лично я сдаваться не собираюсь. Судя по его коварной улыбке, он — тоже. Ну и ладно, хоть какое-то разнообразие. О ком я еще не писала? Продолжим галерею Первой хирургии Склифа. Петр Викторович Пастухов. Упоминать — упоминала, но впечатлениями не делилась. Сейчас самое время. На первый взгляд, приятный и мягкий человек. Очень внимательный, умеющий ненавязчиво опекать и не очень действенно, но очень трогательно защищать. Впрочем, не очень действенно в ситуации с Брагиным, когда все прочие молчали как партизаны. Но о той незабываемой операции я напишу позже. Пару дней назад моё персональное справочное бюро по имени Лена шепнула про Петю, что тот якобы жуткий подкаблучник. Верить таким слухам не хочется, поскольку до этого сложился почти безупречный образ. Впрочем, время покажет. Полина — жена Пастухова. Сразу видно, что человек непростой. Нас представила друг другу моя Лена, и сознаюсь, это было единственное знакомство, которое приятным не назовешь. Самое интересное, что я и сейчас точно не могу сформулировать причину. Вроде бы молодая и довольно интересная женщина. Но вот что-то… Может быть, дело во взгляде… Да, определенно в нем. Нечасто я встречала людей с таким тяжелым взглядом; просто какие-то глаза-буравчики. И еще улыбка. Нет, когда она улыбается широко, думаю, это красиво. Но сдержанная полуулыбка (которая появляется у людей гораздо чаще)  ей, если так можно выразиться, не к лицу, поскольку вместо ожидаемой доброжелательности там появляется брезгливо-презрительное выражение. Они так не похожи с Петром… Очень не хочется верить слухам. Буду рада, если в первоначальной оценке Полины я ошиблась. Салам Гафуров, как и в первую нашу встречу, по-прежнему кажется мне человеком очень милым, немного застенчивым и очень целеустремленным. Его сложно вывести из себя, и он отлично ладит даже с самыми капризными больными. А уж как Салам общается с людьми пожилого возраста! Вот у кого следует учиться и выдержке, и доброжелательности, и терпению. К несчастью, перечисленные мной добродетели встречаются все реже и реже. И им незазорно поучиться у наших гостей с востока и юга, где уважение к пожилым людям — дело святое. Ну и, наконец, Константин Лазарев. «Марина Владимировна, для вас я счастлив быть просто Костиком». Еще один «Олежка», блин… Единственное отличие, что подобное признание «Костик» сделал не в первый день. Какие они здесь быстрые да прыткие! А таких надо учить. Хорошим манерам для начала. Так что «Костик» еще долго будет для Марины Владимировны исключительно Константином Германовичем. И почти ежедневные утренние, якобы случайные, встречи у центрального входа, и предупредительное распахивание и открывание всех встречающихся у меня на пути дверей, и любезная помощь в одевании и снятии моей верхней одежды, и неизменная чашка крепкого эспрессо без сахара и молока не способны смягчить, пользуясь эпитетами Константина Германовича, мое «королевское высочество». Подводя итог первой декады, скажу прямо: обещания Веры Георгиевны оправдались на все сто процентов: работать в мужском коллективе интереснее и намного проще, чем в женском, — скучать мне здесь не дают, да и впредь, похоже, не собираются.