Their Verdict of Vagaries

Затаив дыхание от медленно накатывающего страха и раздражения, Гарри пристально смотрел на письмо, которое несколько минут назад вручил ему один из учеников. Послание было от Слагхорна и, если опустить формальное приветствие, приглашало вступить в так называемый «Клуб Слизней». Гарри тревожили не бесконечные вечера со скучными разговорами, а понимание: каждая такая встреча не обойдётся без Риддла, который, заручившись помощью Слагхорна, будет досаждать пытливыми вопросами. Нет, сейчас он вёл себя очень любезно и не преследовал пропадающего часами одноклассника, но Гарри знал, что Риддл не упустит возможности узнать о нём больше. Первая встреча Клуба Слизней была назначена уже через полчаса. Слагхорн наверняка нарочно сделал так, чтобы Гарри не успел написать длинное и вежливое письмо в духе «Нет. Не хочу». Заприметив явное нежелание своего ученика лишний раз открывать рот, профессор умело загнал его в ловушку. На уроках зелий Слагхорн топил его сочувствующими и ужасно смущающими комментариями и взглядами. Встречи Клуба Слизней могли помочь избавиться от благоволения профессора… впрочем, это было слабое утешение. Когда Гарри нехотя приплёлся к назначенному времени, большинство приглашённых уже расселись по местам: почти точь-в-точь — за исключением новичков этого года — как в воспоминании Слагхорна. Сам профессор с бокалом в руке сидел в том же уютном глубоком кресле, а Риддл казался самым расслабленным из всех присутствующих… Здесь были Эйвери, Лестрейндж и даже Нотт; впрочем, благодаря воспоминанию, Гарри и так об этом знал. Они, будто личная стража, сидели по правую руку от своего лидера. Остальные осторожно поглядывали в их сторону. Казалось, только Слагхорн ничего не замечал. На его лице не появлялось ни тени сомнения в «величии» любимого ученика ни на занятиях, ни сейчас. Профессор всегда разговаривал с ним, улыбаясь. Неужели он забыл, как Риддл расспрашивал его о хоркруксах? Разве такое возможно? То воспоминание не шло у Гарри из головы. Стоило лишь взглянуть на Риддла, как оно в тысячный раз вставало перед глазами. Он встревоженно смотрел, как вёл себя недруг — точно как в воспоминании — и его начинало мутить. Гарри ждал, что Риддл вот-вот изящно опустит правую руку на ручку кресла и осторожно спросит: «Сэр, а правда ли, что профессор Мэррисоут уходит в отставку?», но, конечно, тот ничего не спросил. И на сей раз, как заметил Гарри, куда аккуратнее обращался с кольцом, стараясь не показывать его лишний раз… Гарри пробыл здесь всего несколько секунд, а ему уже хотелось сбежать. Когда его окликнул Слагхорн, он понял, что слишком долго смотрит на Риддла, и тут же отвёл взгляд, а тот, напротив — посмотрел прямо на него. — Смит! Я рад видеть вас среди членов нашего клуба. Проходите, — лучезарно улыбнулся профессор. И Гарри ничего не осталось, кроме как шагнуть вперёд и опуститься в ближайшее пустое кресло. — Какое прекрасное пополнение! Гарри бы так не сказал, а потому промолчал. Все присутствующие смотрели только на него: вопросов было не миновать. Слагхорн, по-прежнему улыбаясь, умудрился сделать глоток из кубка и поставил его на столик, всё внимание сосредотачивая на Гарри. — С чего бы начать наше знакомство? — начал Слагхорн и, развалившись в кресле, внимательно посмотрел на своего ученика. — В Хогвартс редко поступают такие взрослые молодые люди, но надеюсь, это не помешает мне лучше вас узнать. У вас любопытное, я бы даже сказал, необъяснимое прошлое. Скажите, молодой человек, вы, правда, прибыли в Хогвартс по совету Министерства? Гарри замялся на секунду, но решил отвечать правдиво. Ложь вызовет новые вопросы, на которые тоже придётся лгать, а он был не готов плести столько лжи перед случайными зрителями, готовыми разнести по школе каждое его слово. — Да. — Но почему же они так поздно спохватились? — Хм, я много путешествовал, сэр. Никогда не оставался в одном месте надолго. В Министерство меня привёл один волшебник. Он насторожился, когда отчего-то решил проверить паспорт, которого у меня, разумеется, не было… Они поняли, что я хоть и образован, но никогда не ходил в школу, и решили отправить в Хогвартс… они сказали, этот год — самый важный. Эйвери, Нотт и Лестрейндж исподтишка засмеялись, словно услышали только им понятную шутку; они прекрасно знали, что новичок лжёт. А Гарри было всё равно: они не выдадут его, пока чувствуют себя особенными, зная один из его секретов. Или думают, что знают. — Действительно, — согласился Слагхорн. — И всё же я рад, что Министерство так ответственно проверяет паспорта. Одному Мерлину известно, во что превратился бы наш мир, если бы мы не могли различать иностранцев. Слагхорн отрывисто и грубо то ли кашлянул, то ли хмыкнул, в любом случае — неодобрительно, и ученики согласно зароптали. Это напомнило Гарри дядю Вернона, когда тот говорил о магии, а тётя и Дадли поддакивали. Так что он промолчал. Но почему Слагхорн так открыто осуждает неангличан? Раньше Гарри не замечал за ним ксенофобии(1)… Был невнимателен? Ученики, все кроме Гарри, начали обсуждать новую тему. Даже Риддл и Пожиратели. А он присматривался к членам Клуба Слизней и впервые заметил, что среди них не было ни одной девушки. Даже на многочисленных фотографиях бывших студентов. Всё-таки сороковые совсем не похожи на девяностые. И тут Гарри кое-что вспомнил: сейчас Вторая Мировая. Что ж, по крайней мере, это объясняло нелюбовь к иностранцам. С дискриминацией по полу тоже ничего не поделаешь, поэтому Гарри не так уж заблуждался насчёт профессора… Всё из-за войны. — Но разве нам есть дело до иностранцев, сэр? — спросил Эйвери. — От них ведь только магглы страдают. — Ну-ну, Эйвери, нельзя разбрасываться подобными замечаниями, — хотя казалось, Слагхорну всё равно: он по-прежнему довольно и расслабленно сидел в кресле. Магическому миру вообще есть дело до магглов? И профессор тут же ответил на этот вопрос: — Нам тоже приходится нелегко из-за хаоса, и проблема не только в магглорождённых, которые возвращаются в опасный маггловский мир, но и в том, что на магические здания пускай случайно, но падают бомбы. — Думаю, война в любом случае ужасна, — произнёс парень, что сидел через три кресла по правую от Гарри руку. — И не важно, кто в ней погибает: маги или магглы. Они ведь тоже люди, — он дважды пугливо глянул на Пожирателей Смерти, словно неуверенный, позволено ли ему говорить такое. — Истинная правда, — закивал Слагхорн. — И всё же, профессор, — вступил в разговор Риддл, — пусть я тоже нахожу войны страшными событиями, но они построены на убеждениях. На представлениях людей, каким должен быть мир, каким должен стать. Чего-чего, а морали в войнах хоть отбавляй… И если в магическом мире начнётся война, её причиной будет именно чья-то мораль. — Верно, — согласился Слагхорн, — но среди волшебников не было войн — по крайней мере, Мировых — и полагаю, наш мир может обойтись и без них. Всё-таки устройство магического мира не походит на маггловский. Риддл помолчал несколько секунд, словно раздумывая над словами профессора, потом возразил: — Но, сэр, разве не лучше в некоторых случаях развязать войну? Если правительство, например, не принимает во внимание желания и взгляды некоторых людей? Разве война — не лучший способ донести миру свои убеждения? Пускай за них умирают люди, но бывает кое-что важнее человеческих жизней, и оно стоит борьбы. В конце концов, без восстаний сложилось бы однобокое видение мира. Слагхорн нахмурился, а Гарри рассматривал тех, кто с недоверием слушал их разговор. Ведь Риддл пытался убедить профессора, что война — не всегда плохо, что люди умирают не напрасно. Что, по сути, «если правительство, например, не принимает во внимание желания и взгляды некоторых людей», он — за войну. По мнению Гарри, староста Слизерина почти во всеуслышание заявил: «если однажды ко мне не прислушаются, я начну войну». Пускай Слагхорн пока не догадывается, что сидящий перед ним человек однажды станет причиной не одной, а двух войн, для Гарри всё шито белыми нитками. Риддл заявил такое даже не наедине, а так, чтобы его слышал каждый в этой комнате. — В вас говорит юношеский максимализм, Том. Вы пока просто не понимаете всех последствий, — Гарри хотел бы понадеяться, что так Слагхорн выражает своё несогласие. Но, судя по расслабленной улыбке, он просто не воспринял разговор всерьёз. — Война, несомненно, кажется самым простым способом донести свои взгляды, особенно для того, кто её начинает, но обычно это последнее средство. И то, что кажется правильным вам, не обязательно правильно для остальных. Причина войны — обычно затаённая злоба одной стороны на другую. Никому не нравится, когда к его мнению не прислушиваются, особенно если вы много времени потратили, убеждая сторонников в своей правоте. Но на самом деле войны никогда не планировали, никогда о них не условились. Удивительно, но Риддла, казалось, совсем не раздражало наставление о прописных истинах. Он лишь вежливо согласно улыбнулся, будто услышал нечто новое и продолжил разговор. И хотя это была отличная возможность узнать, как мыслит Риддл — Гарри не прислушивался. Вернулись воспоминания о войне, на которой он побывал: о Битве за Хогвартс. Должно быть, никто в этой комнате не терял близких из-за маггловской войны — Слагхорн собрал в основном чистокровных. Потому ни один из них, особенно Риддл, не имел права говорить, что смерти людей незначимы и неважны… Голоса членов Клуба Слизней слышались будто издалека. Они затрагивали все темы лишь поверхностно, и так за бесполезными разговорами пролетел час. Гарри почти всегда молчал. Слава Мерлину, все остальные охотно делились своими соображениями. Это была просто встреча, и Гарри надеялся, так останется и впредь. — Господи, неужто уже так поздно? — спросил Слагхорн, когда часы пробили десять. Точь-в-точь как в воспоминании. Похоже, профессор просто привык заканчивать встречи этими словами. — Вам пора идти, всем вам. Это была сложная неделя, что неудивительно в начале учебного года… Слагхорн принялся раздавать некоторым ученикам напутствующие советы, но Гарри ушёл раньше, чем очередь дошла до него. Пожиратели Смерти вместе с Риддлом, переговариваясь слишком тихо, чтобы их можно было услышать, двинулись следом. Гарри шагал неспешно, но достаточно быстро, чтобы оторваться от остальных студентов. Ноги не слишком-то хотели вести его к гостиной Слизерина. Домашняя работа уже выполнена, а светскими беседами он сыт по горло. Гарри был волен делать, что пожелает… или не делать ничего. Решая, куда ему отправиться этой ночью, он старался держаться подальше от окон, открывающих вид на освещённые лунным светом земли замка. И вообще — от тёмной половины Хогвартса, где во мраке чудились лица покойников. Хотелось быстрее свернуть в следующий коридор, тот, где приветливо горят факелы, где застланы ковры и развешаны красочные гобелены. Но Гарри резко остановился. В затылке появилось странное покалывающее ощущение: за ним кто-то наблюдал. Напрягшись всем телом, Гарри резко обернулся и вскинул палочку с твёрдым намерением проклясть того, кто следовал за ним и смотрел в спину. Но коридор был пуст. В мёртвой тишине Гарри слышал лишь собственное заполошное дыхание. Он почти убедил себя, что почудилось, что сглупил, когда ощущение в затылке вернулось. Гарри снова обернулся. — Плохо выглядишь, Смит. Гарри чуть не подпрыгнул, увидев Риддла совсем рядом, и попятился. Староста подкрался, словно тень, и от его внезапного появления стало жутко. Гарри немного растерялся. — Я тебя напугал? — в голосе Риддла проскользнуло невольное веселье. Он ждал, но Гарри не торопился отвечать: вскинутая прямо в лицо недруга палочка казалась более чем исчерпывающим ответом. — Ты какой-то… дёрганый, — заметил Риддл. — Что-то скрываешь? — Ничего, — Гарри ожёг его взглядом. — Полагаю, это ложь, ведь ты так и не опустил палочку. Намёк на виновность, либо страх. — Не люблю, когда за мной следят, — отрезал Гарри, засовывая палочку в карман брюк; если что, он выхватит её раньше, чем Риддл успеет напасть. — Чего тебе? — О, совсем ничего… хотя, может, хочу поделиться с директором вестью, что тебя нет в постели после отбоя? — Что? Благодаря Слагхорну не в постелях человек десять, ты не сможешь сдать только меня! — Сегодня — да. Но что насчёт предыдущих недель? Ты часто нарушаешь комендантский час. — У тебя нет доказательств, что… — Ещё четыре человека из нашей спальни готовы подтвердить мои слова. Гарри с минуту свирепо рассматривал бесстрастное лицо. — Какая тебе выгода, Риддл? — Я разве говорил о выгоде, Смит? Мне просто хочется знать, на что ты тратишь время, которое должен проводить со своими одноклассниками. — Ни на что, — почти правда. Риддл недоверчиво промолчал. — Слушай, если надеешься нарваться на чьи-нибудь занимательные ночные приключения, последи за кем-нибудь другим. Я ничего не делал и в ближайший год не собираюсь, кроме как гулять и думать. Счастлив? Риддл минуту рассматривал его. — Ты просто думаешь? — Чаще всего. — О чём? — Какое тебе дело? — Раз ты тратишь на мысли столько времени, они, должно быть, интересные. — Нет, они такие же скучные, как наш разговор, — Гарри надеялся, что Риддл понял намёк, и отвернулся, собираясь уйти. Пять шагов, и староста снова заговорил: — Знаешь, я и мои друзья хотим, чтобы ты примкнул к нашей группе. Похоже, у тебя есть полезные навыки… Хмурый Гарри снова повернулся к нему. — Мне нет дела до вашей кретинской группы. И я не хочу иметь с тобой ничего общего! У меня есть занятия поинтереснее… я… — он замолчал. Риддл выглядел удивлённым, но вместе с тем и заинтересованным. — Почему ты так говоришь? — тихо спросил он. Гарри не ответил; просто отвернулся и зло зашагал прочь. Он даже не хотел объяснять, как его воротит от мысли присоединиться к Риддлу и его друзьям. Об этом и речи быть не может. Такое не передашь словами. Как объяснить, почему по венам разливается ненависть? Так что он просто ушёл. Пусть Риддл додумывается сам. А Гарри никогда не станет Пожирателем Смерти…