Their Verdict of Vagaries

Гарри смотрел на Рона, Гермиону, Лили, Сириуса и чувствовал, как сильно колотится сердце. Перед ним стояли не люди и не призраки, а кто-то отчасти похожий на Риддла из Тайной Комнаты. Он смотрел на них будто бы сквозь стекло, и дело не в том, как они выглядели. Эти люди так давно исчезли из жизни Гарри, что происходящее чудилось ярким сном. Особенно мама. Её улыбка казалась такой далёкой. Появились не все. Он хотел видеть Джеймса, Люпина, Невилла, Джинни, Луну, Тонкс и ещё много кого... Он хотел извиниться перед теми, кто умер ради него... Гарри внимательно вглядывался в лучащиеся радостные лица. Первой заговорила Гермиона. — Мы так рады тебя видеть! — она искренне улыбнулась, но в глазах мелькнула тень таких понятных ему печали и волнения. — Когда ты призвал нас Воскрешающим камнем, мне не верилось! Я так счастлива, что с тобой всё хорошо. Гарри попытался растянуть губы в ответной улыбке. — Я боялся, что вы не придёте, — выдавил он. — В потустороннем мире нет времени, — произнесла Гермиона, видимо решив, что он говорит о своём путешествии. — Мы просто... существуем. Гарри покусал губы, вспомнив о тех, кто остался по ту сторону. — А где остальные? На лицо Гермионы набежала тень, глаза её заблестели. — Что? — Гарри посмотрел на замявшегося Рона, понурившуюся Лили и молчаливо ждущего Сириуса. — Что с ними? — Ничего, Гарри, — крёстный неловко улыбнулся. — Почему вы не хотите рассказать? — занервничал он. Когда никто не ответил, Гермиона глубоко вздохнула. — Ладно... Воскрешающий камень не выбирает, кого вернуть, — осторожно начала она. — Мёртвые решают сами. Гарри застыл, уловив смысл. Друзья и семья, которых он хотел увидеть, не хотели видеть его. Невилл и Луна больше не верят в него... Люпин и Тонкс винят за отобранные жизни, за так рано осиротевшего сына... Уизли, даже Джинни, которая, как он думал, любила его, тоже... Хагрид, а вместе с ним и все остальные жаждут забыть о его существовании. Даже отцу — родному отцу! — было нечего ему сказать. Джеймс отпустил Лили одну... Внутри всё заледенело. Неужели отец разочаровался в нём? Гарри поднял взгляд на тех, кто остался с ним до самого конца и даже больше. Перед глазами всё поплыло. Нужно быстрее сменить тему, пока не стало хуже. Он был так рад, что они до сих пор верили в него. — Простите, — почти прошептал он и тряхнул головой, будто пытался избавиться от дурных мыслей. — Я этого не хотел. Не хотел ваших смертей. Я так виноват... — Не кори себя, дружище, — произнёс Рон. — Мы знали, на что идём, когда встали на твою сторону. Здесь нет виноватых. Кроме Сам-Знаешь-Кого... — Каждый принёс свою жертву, — Лили улыбнулась сыну. — И многие из нас умерли без сожалений, с надеждой, что однажды этой войне настанет конец. От их слов Гарри делалось лишь хуже. — Нет, — не согласился он. — Это всё — моя вина. В том, что мы проиграли, в том, что Волдеморт до сих пор жив... — Гарри задыхался под грузом собственных слов. — Здесь некого винить, — повторила Гермиона. — И умерли далеко не все, — добавил Сириус. — Уверен, рано или поздно кто-нибудь доберётся и до Волдеморта. Гарри казалось, будто его заперли в собственном проклятом теле. Он столько хороших людей погубил, протравил верой в безнадёжного Мальчика-Который-Выжил. Никто не сможет убить Волдеморта. Хотелось лечь и умереть в ненависти к самому себе, только бы не рассказывать жестокую правду. Гарри несколько раз глубоко размеренно вдохнул, а когда совладал с собой, поднял взгляд на встревоженные лица. Ему было так невыносимо больно. — Я должен был умереть, — прошептал Гарри. — Если бы я сдался, никто бы не погиб... — Не говори так... — начал Сириус, но Гарри его перебил. — Снейп отдал свои воспоминания. Это было его последним желанием, — Рон и Гермиона уже знали это, но он собирался рассказать всё с начала и до самого конца — всю правду. А ведь так хотелось об этом забыть; не то что говорить. — В последнем воспоминании они с Дамблдором сидели в кабинете, и директор сказал что... что... — Гарри, что не так? — Гермиона казалась не на шутку взволнованной. У него сдавило горло, а глаза припекло. — Дамблдор сказал Снейпу, что я должен умереть, что должен узнать об этом перед битвой и пожертвовать собой. — Что? — недоверчиво переспросил Рон. — Ты слышал... — ответил Гарри. — Потому что в ночь, когда Волдеморт пытался убить меня, частичка его души оказалась во мне... И я стал последним, седьмым хоркруксом. Гермиона шумно втянула в себя воздух, остальные смотрели на него с испуганным изумлением. Но Гарри продолжил, не оставляя места вопросам. — Я выбрался из мыслеслива. Мне не хотелось умирать. Не хотелось отказываться от всего, во что верил и... я искал выход... которого не было. Гарри вспомнил, как метался по кабинету директора, как утекало сквозь пальцы время, как клял он Дамблдора, который до последней минуты скрывал правду. Ему так хотелось хорошего конца для этой войны, но придумать план никак не выходило. А потом Волдеморт объявил, что время вышло. Война снова началась... — Мне пришлось выйти к бойцам с надеждой, что убийство Волдеморта оттянет время, даст возможность придумать стоящий план, — перед глазами появился акромантул, которого Волдеморт и Пожиратели гнали из Запретного Леса. — Но они сражались как одержимые. Под их яростным натиском мы отступили к замку, — Гарри повернулся к Рону и Гермионе, чувствуя, как неистово колотится в груди сердце. — Я терял надежду. Волдеморт был так силён, он помогал Пожирателям Смерти и избавлялся от каждого, кто подходил слишком близко... И я понял, что мне его не достать. — Вот почему ты так запаниковал, когда нам пришлось тебя увести? — спросил Рон. — Да. — Но, — добавил он, — вы так бросались на Пожирателей Смерти... — Чтобы отвлечь! — закончила Гермиона, разглядывая его ясными глазами. — Я хотел рассказать вам, — начал Гарри после мгновения тишины, надеясь, что друзья поймут. — Я, правда, хотел, но потом... Он не смог продолжить. Потом был взрыв. На несколько минут он оглох и ослеп. А когда сумел подняться, разглядел порушенный коридор. В стене через зияющую дыру виднелось небо, и... под обломками камней лежала погребённая Гермиона. Рон рухнул возле неё и молил открыть глаза, а по камню растекалась кровь, окрашивая его в тёмный багрянец и медленно подбираясь к стоящему на коленях Рону. Послышался хриплый смех Беллатрикс Лестрейндж, Гарри вскинул палочку, которая по счастливому стечению обстоятельств осталась при нём, и заозирался по сторонам. В коридоре появилось больше двадцати Пожирателей Смерти, и один из них левитировал рапиру с ближайших доспехов. Застыв от страха, Гарри смотрел, как клинок пронзил спину друга и острый конец вышел в груди. По стали стекала кровь, и капли падали на коченеющее тело Гермионы. Гарри помнил, как остекленели глаза Рона, как из горла вырвался последний хриплый вздох. Смерти лучших друзей до сих пор преследовали его во снах... Он поднял взгляд. Лица Рона и Гермионы светились прощением. А ему хотелось, чтобы они возненавидели его, как все остальные, как он ненавидел себя сам. — Я так и не пошёл к Волдеморту, — едва слышно прошептал он. — Меня притащили Пожиратели Смерти, волокли мимо тех, кто умер из-за меня. Там стоял только Волдеморт... Всё случилось потому, что я так боялся смерти. Потому что не оправдал ожиданий Дамблдора. Потому что мне не хватило смелости, в которую вы так верили. У Гарри задрожали руки, а перед глазами всё смазалось. Рон и Гермиона молчали. — Я не смог убить змею, — продолжил он дрожащим голосом, — но позволил прикончить себя. Меня ещё не схватили, а мы уже проиграли. На меня так надеялись, а я не справился. Всё моя вина... Гарри резко замолк, сердце едва не разорвалось на части: Лили и Сириус растворились в воздухе без единого слова. — Он был слишком силён... не знаю, почему я просто не сдался, почему всё случилось так, как случилось... Всё это моя вина... По щекам Гермионы катились слёзы, а Рон потрясённо застыл на месте. — Ты не виноват, Гарри... — голос подруги затих. Перед поплывшим взглядом мелькнули сотни мертвецов, что лежали вокруг дожидающегося его Волдеморта. Гарри трясло, и он мечтал о смерти, когда вспоминал гибель лучших друзей. Они ведь... — Вы отдали за меня жизни, — прошептал Гарри, — зря... Я не смог его одолеть... Он рухнул на колени, обхватил голову руками, вспоминая Люпина, Тонкс, Джинни, Гермиону, Рона, Луну, Невилла, Фреда, Джорджа, Билла, Флер и всех, кто погиб напрасно. Вспоминая, как Пожиратели Смерти тащили его по полу, по залитому кровью полу, и всё из-за того, что он побоялся смерти. Вспоминая сотни криков, когда обвалившаяся стена оборвала жизни тех, кто сражался с Волдемортом. Рон с Гермионой засветились и начали блекнуть. Всхлипывающий Гарри остался на полу один на один со слепящей ненавистью к самому себе. Он виноват. Он всех подвёл. Ему хотелось мирной жизни с друзьями после войны, хотелось найти выход, сдержать Волдеморта, одолеть его и не погибнуть самому. Гарри с самого начала должен был понять: он — ничто для Тёмного Лорда, ему лучше умереть, иначе погибнут все, кто встал на его сторону. Как бы ему хотелось всё отыграть, снова оказаться перед выбором. Тогда Гарри с радостью согласился бы умереть, уж лучше так, чем всю жизнь сожалеть о погибших друзьях. Он трясся от рыданий на холодном каменном полу и захлёбывался от горя. А потом вдруг что-то с силой надавило на затылок. Кончик палочки. Гарри застыл, услышав холодный беспощадный голос Тома Риддла: — ...кажется, это моё кольцо. Гарри затопило ужасом напополам с ненавистью, но страх брал верх. Он отпрянул от палочки, развернулся и попятился. Том беззвучно призвал кольцо и теперь равнодушно рассматривал Гарри. Похоже, чужие слёзы его совсем не тронули. Гарри до сих пор потряхивало от исповеди перед мёртвыми друзьями. Риддл ещё долго внимательно рассматривал его, прежде чем опустил взгляд на кольцо в ладони. Гарри ничего не мог разобрать на бледном лице. Кто знает, насколько зол Том, но ему, в общем-то, плевать. Ведь стоило подумать о Волдеморте, как страх смыла ненависть. Он всё ждал, когда же Риддл что-нибудь сделает — хоть что-то — но шли минуты, и лишь потом он услышал: — Я не сторонник Геллерта Гриндевальда, — мягко произнёс Том. Гарри растерянно на него уставился. Повисла тишина. Эти слова... уж точно не их он ждал. Гарри смотрел на Тома, а Том — на него. Может, это шутка такая... — Ты ведь поэтому меня ненавидишь? — тихо спросил Риддл, тень улыбки скользнула по его лицу. — И поэтому же ненавидишь Дамблдора. Теперь всё ясно. Гарри не шелохнулся, и Том улыбнулся шире. — Несколько недель назад ты упомянул прошлое Дамблдора, — произнёс он. — Я провёл небольшое расследование и узнал, что в его родной деревне, Годриковой Впадине, останавливался не кто иной, как Геллерт Гриндевальд. Я копнул глубже: оказалось, что знак на моём кольце — символ, который он носил до тех пор, пока в шестнадцать его не исключили из Дурмстранга. Это объясняет, почему я не понравился тебе с первого взгляда... Хотя мне ничего не было известно. Гарри по-прежнему молчал. Боялся разорвать причудливое объяснение, которое выстроил Риддл, легенду, разом решавшую большинство его проблем. Том, похоже, как-то по-своему расценил его молчание и продолжил: — За эти годы Гриндевальд многое сотворил. И теперь мне понятно твоё удивление, когда на первом собрании Слагхорн заявил, что в истории никогда не случалось Магических Мировых Войн. Многие закрывают глаза на дела Гриндевальда даже тогда, когда ежедневно погибают люди. По щекам Гарри — должно быть, от потрясения — до сих пор катились слёзы, и он просто смотрел, как Риддл гордится ловко разгаданной тайной. Он больше не улыбался, а разглядывал его будто бы с одобрением. И на лице Гарри отразилось опустошение и удивление — ему даже не пришлось притворяться. — И твой парселтанг это тоже объясняет, — куда тише добавил Том. Теперь он смотрел на Гарри почти жадно. Этот решительный взгляд напомнил того мальчишку, которого он однажды видел в Тайной Комнате. Казалось, будто догадка о парселтанге появилась у него лишь сейчас. — И то, как ты хорош в Тёмной Магии. Тебе ведь приходилось наблюдать за тёмными волшебниками? Вот откуда ты знаешь Непростительные. Всем известно: парселтанг подвластен лишь наследникам Салазара Слизерина и по-настоящему тёмным магам. Ты не наследник. Значит — второе. Гарри не верил, что Риддл обставил всё так. На лучшее и надеяться нельзя. Он знал, что Том жаждет найти ответы, но всё казалось слишком идеальным, чтобы быть правдой. Единственное, Гарри очень хотелось понять, как Риддл пришёл к мысли, будто его насильно обучали Тёмным Искусствам, чтобы однажды стравить с Гриндевальдом... В книгах по истории магии об этом волшебнике было написано мало, и Гарри испугался, что Том может спросить то, о чём он ни сном ни духом... Но, кто знает, вдруг ему повезёт. — Это кольцо создал Гриндевальд? — резко спросил Риддл. — Ты узнал символ и на что оно способно, потому что они тебя этому учили? — Да... — ответил Гарри. — Гриндевальд много чего создал... в том числе и несколько таких колец... — больше добавить ему было нечего; оставалось надеяться, что этого хватит. Он солгал о кольце только потому, что Риддл наверняка не знал, как оно оказалось у его дяди. Вполне могло статься и так, что Морфин был ярым сторонником Гриндевальда. А теперь Том не сможет подтвердить эту догадку. — Значит, я оказался прав... — Риддл снова улыбнулся, и Гарри вдруг вспомнился тот день, когда Дамблдор пришёл к одиннадцатилетнему Тому в приют и увидел жёсткую улыбку на детском лице. Он тут же взял себя в руки и прислушался, не желая упустить ни одной мелочи чудесного предположения. — Так что делает это кольцо? У Гарри от внимательного взгляда сердце ухнуло вниз. Врать больше не хотелось. — Воскрешает мёртвых. На время, — ответил он, пристально разглядывая Тома. Возможно, он сказал правду именно для этого: чтобы увидеть, как тот себя поведёт. Риддл опустил удивлённый взгляд на кольцо, но потом на лице Наследника Слизерина промелькнула тень страха и понимания. Наверняка в его жизни не было ни одного человека, которого ему вздумалось бы вернуть. Гарри захотелось улыбнуться: значит, не так уж они и похожи, но отчего-то его вдруг обожгло печалью. Том никогда никого не любил, даже родителей презирал... Гарри запретил себе об этом думать. Радоваться нужно, что ненавистному человеку пришлось несладко... — Значит, он создал кольцо, которое воскрешает мёртвых? — переспросил Том после недолгого молчания. — Да, — ответил Гарри. — Он сильнее всех, кого я знаю... Умнее. Риддл снова поднял взгляд на него, словно старался лишний раз не смотреть на артефакт и не думать о тех, кто умер от его руки. — Тогда те, кого я видел... ты потерял их? Я разглядел только четверых, и двое почти сразу исчезли... — Да... — Гарри с болью вспомнил о Роне, Гермионе, Сириусе, Лили и остальных... но попытался не обращать внимания на тяжкое чувство. Не хватало ещё вновь расплакаться перед Риддлом. Он посмотрел себе под ноги, и похоже, Том заметил его внутреннюю борьбу. — Почему ты в Хогвартсе? — сменил он тему. Гарри вскинул воодушевлённый взгляд: придумывание лжи помогало отвлечься. — Я вроде как... скрываюсь. Риддл, кажется, заинтересовался. — Так ты солгал о том, что произошло в Министерстве? — Отчасти, — осторожно ответил Гарри. — Они не поняли, кто ты? И пытаются выяснить, пока ты здесь? В точку. Даже придумывать ничего не пришлось. — Да. Хотя не думаю, что у них получится. Я удивлён, что об этом узнал ты... — горько закончил Гарри, изо всех сил стараясь не показать, как он рад выдуманной истории Тома. — Тебя ведь зовут не Джонатан Смит? — спросил Риддл после минуты тишины. Гарри не ответил, но Том, похоже, расценил его молчание как согласие. — Я должен был сразу догадаться, — продолжил тот. — Джон Смит — слишком расхожее имя... — Мне нужно было сбить Министерство со следа, — выпалил Гарри, раздосадованный своей оплошностью. Похоже, врёт он не то чтобы хорошо. — Ну конечно... — тихо произнёс Риддл, задумавшись над его словами. — Так тебя обязательно с кем-нибудь спутают, и Министерству придётся всё начинать заново. У них, быть может, сотни волшебников под таким именем... Гарри был по-ребячески доволен собственным планом. Казалось, будто он провернул блестящую аферу, ведь Риддл поверил каждому выдуманному слову. — Так ты не англичанин? — спросил Том. Гарри задумался на мгновение. Нет, врать нельзя. Кто знает, сколькими ещё языками владеет Риддл. — Англичанин. Я много где побывал, но моя родина — Англия. Том, казалось, хотел спросить, что за волшебники его растили, но сдержался. Похоже, Гарри всё-таки удалось воспользоваться легилименцией, какой никакой, но всё же... ведь он услышал чужие мысли. Риддл рассматривал его несколько долгих секунд, прежде чем отвернулся и шагнул к кровати. — Я рад ответам, но уже поздно. Пора ложиться, — произнёс он. — Конечно... — Гарри был рад подошедшему к концу дню. Он приблизился к кровати, но потом опомнился и снова обернулся к Риддлу. — Ты ведь никому не расскажешь? Тот слабо улыбнулся. — Я столько сил приложил, чтобы узнать о тебе правду... и просто рассказать её — ну уж нет. Похоже, Риддл не любил, да и не хотел рассказывать чужие тайны, перетирать и высмеивать их вместе с Пожирателями Смерти — по крайней мере, не так. Сейчас он наверняка гордится собственной сообразительностью и чужой раскрытой тайной, но со временем она ему надоест, и он просто забудет. Но вот о чём он точно будет помнить — странное чувство, когда соприкоснулись их руки... Гарри так хотел бы забыть. Он усердно не смотрел на переодевающегося в пижаму Риддла. Может, Том уже выкинул это из головы... Нет, так повезти просто не могло. Гарри мотнул головой, забрался в кровать и одёрнул полог. Что ж, зато сегодня хоть что-то уладилось; теперь Риддл уверен, будто Гарри противник Геллерта Гриндевальда, которого усыновили — если это можно так назвать — тёмные маги, научили парселтангу, легилименции, окклюменции, Непростительным и ещё куче всего из разряда Тёмной Магии. Мысль казалась забавной, вот только улыбаться совсем не хотелось. Когда над Гарри сомкнулась тьма (комнату слабо освещал лишь ночник Тома, который никогда не гасился), перед глазами замелькали знакомые лица из прошлого. С этим давящим чувством вины он зажмурился и попытался уснуть. Сегодня Воскрешающий камень воплотил все его ночные кошмары. Гарри вжался в подушку и распахнул глаза: замелькали картины из казалось бы далёкого прошлого, и наволочка медленно промокла от тихих слёз. Прошло не меньше часа, прежде чем он провалился в сон.