Their Verdict of Vagaries

Гарри сидел в тускло освещённой штаб-квартире и разглядывал болтающих после вечерней тренировки Пожирателей. За последние несколько дней он привык слушать мысли преподавателей и учеников Хогвартса. Да, его легилименция пока не блистала безупречностью, но медленно и уверенно набирала силу. Гарри читал мысли одноклассников за столом и изо всех сил старался держать лицо, ведь Том то и дело поглядывал в его сторону и точно не остался бы равнодушным к его внезапному удивлению. Больше всего Гарри были любопытны соображения о неожиданно вспыхнувшей между ним и Риддлом дружбе, которая не осталась незамеченной для Пожирателей Смерти. Сейчас он мог читать мысли только когда смотрел в глаза; к счастью, когда Пожиратель смотрел на него, проследить цепочку от мыслей о собственной персоне до догадок о внезапном благоволении этой самой персоне было несложно. Никто даже близко не подобрался к истине, но Гарри всё равно занимали их мысли. Любые: о сегодняшнем дне, воспоминания — всё, что помогало понять нынешнее окружение. Большинство сочло причиной их с Томом отношений его мастерство в Тёмных Искусствах, но те, кто помнил о вопиющих пропусках занятий, строили совсем иные, куда более занимательные догадки. Эйвери свято верил, что, как он и предсказывал, Том свершил свою месть и после зловещих уговоров — силой или шантажом — заставил Гарри стать образцовым Пожирателем Смерти. Эйвери не слишком-то развивал свою теорию, полагая, что все подробности должны остаться между «Джонатаном» и Риддлом. Временами ему хотелось расспросить Гарри, но постоянная близость рядом с ним Тома живо остужала интерес. Нотт и Лестрейндж наверняка обсуждали их неожиданное примирение. По крайней мере, они считали, будто за то, что Гарри остался среди Пожирателей, с ним проводят какие-то особые занятия. Они оба были честолюбивыми, жадными до знаний и явно стремились стать лучшими. А потому внезапная близость Гарри и Тома им, мягко говоря, не нравилась. И дело было не в банальной ревности, а в соперничестве. Долохову, кажется, вообще было плевать и на их отношения, и на то, что однажды Гарри, быть может, станет в Тёмных Искусствах так же хорош, как и Том. Мальсибер — наравне с ещё несколькими Пожирателями — был доволен, что Гарри не смог от них уйти, с другой стороны он задавался вопросом, сумеет ли «Джонатан» обойти его на поприще подчиняющего проклятия. Впрочем, Мальсибер почти тут же обнадёжил себя, что любит чужую боль как никто другой и никому с ним не сравниться... Сейчас Пожиратели Смерти говорили о факультетах Хогвартса. За это время Гарри уже привык к глумливым колкостям по отношению к гриффиндорцам, но на сей раз кое-что его зацепило. Хотя, возможно, дело было в скуке. Эйвери, Лестрейндж и Мальсибер обсуждали, по какому принципу учеников зачисляют на факультеты, с семикурсником Равенкло: Розье. — Всё-таки ты должен был захотеть попасть на Слизерин, — упорствовал Эйвери, словно твердил о прописных истинах, когда Розье объяснил, каково это — быть в Равенкло. — Иначе ты бы здесь не оказался. — Хм, не спорю. Временами мне хочется быть на Слизерине, но до сих пор здравый смысл преобладал над честолюбием, — заметил Розье, и два равенкловца рядом кивнули. — Да и нет правила, что Тёмные Искусства могут нравиться только слизеринцам. И пусть временами мне кажется, что оказаться на вашем факультете — весьма любопытный опыт, мне нравится быть в Равенкло. — Но ты пришёл к нам за знаниями. За тем, чем славится твой факультет, — напомнил Мальсибер. — Я пришёл потому, что мне интересна магия. Любая, — возразил Розье. — И только здесь я могу многое узнать о Тёмных Искусствах и до совершенства отработать некоторые заклинания. — А как насчёт тебя? — спросил Мальсибер у хаффлпаффца, сидевшего недалеко от Розье. — Мы верные и трудолюбивые, что ещё надо? — ответил тот и вернулся к прерванному разговору. Мальсибер слабо ухмыльнулся. — Похоже, этому миру могут быть полезны все факультеты, кроме Гриффиндора. — Отвага никуда не приведёт, — согласился Эйвери, — разве что в Министерство, но толка от тамошних работников никакого. — Нельзя сказать, что все они никуда не годятся, — вставил Лестрейндж. — Вы же помните Гиббона? — О, — протянул Мальсибер. — Я почти забыл о нём. — Верно, он был другим, — произнёс Эйвери. — Ненавидел гриффиндорцев ещё до того, как примкнул к нам. Но разве он не попросил Шляпу зачислить его на Гриффиндор, только бы досадить родителям? — Это с его слов, а я не очень-то в это верю, — заметил Розье. — Он ведь сдавал нам матчи, чтобы выбесить гриффиндорцев, — напомнил Лестрейндж. — Точно! — воскликнул Эйвери. — Это ведь он однажды принялся забивать в ворота собственной команды? Физиономии гриффиндорцев были воистину бесценны! — Эти напыщенные ублюдки получили по заслугам... Дальше Гарри не слушал. Он и так знал, что Пожиратели невысокого мнения о гриффиндорцах. Его взгляд остановился на Томе, который больше слушал, чем говорил. Риддл казался совершенно безразличным, пока не заметил чужого внимания. Они секунду разглядывали друг друга, и в глазах их виделось одно на двоих желание: чтобы Пожиратели Смерти поскорее убрались отсюда и оставили их наедине, только вдвоём... Вот только Пожиратели разошлись минут через сорок. Некоторые ушли пораньше, другие — Нотт, Долохов и Розье — лишь когда решили, что разговаривать здесь больше не с кем и можно продолжить в гостиной. Когда за последним из них закрылась дверь, Гарри и Том посмотрели друг на друга, смакуя осознание уединённости. Риддл протянул руку и переплёл их пальцы, уже привычно вглядываясь в чужое лицо. И по серым глазам Гарри сразу понял, что речь пойдёт о Гриндевальде. В последнее время он старательно избегал опасной темы и от того немного нервничал, но Том, похоже, хотел увериться, что верно понял его взгляды. И Гарри ждал. — В последнее время не появлялось статей, связанных с Гриндевальдом, — начал Том. — Знаю, — Гарри отвёл взгляд. — Надеюсь, так будет и впредь. Том помолчал, будто очень не хотел досадить этим разговором. — Я заметил, ты начал читать газеты. Думаешь, он всё-таки нападёт на Англию? — Не так скоро, — ответил Гарри, — и уж конечно не так тихо. — Считаешь, будут предвестники? — осторожно и негромко спросил Том. — Не уверен. Но если да, я хочу знать о них всё. Если Гриндевальд в самом деле сплотит своих последователей и пойдёт на Великобританию войной, Гарри очень надеялся, что это случится нескоро. Чтобы разузнать все слухи о нынешнем Тёмном Лорде, чтобы открыть правду, ему нужен ещё хотя бы месяц, и, каждый день просматривая газеты и не находя ни единого нужного слова, он успокаивал себя тем, что у него ещё есть время. — Он силён? — будто бы невзначай тихо спросил Том. — Даже не знаю, — правдиво ответил Гарри. — Но ему хватает сил грозить всей Европе и убивать неугодных. — Дело в его магии? Или в верных соратниках? — Думаю, и в том, и в другом, — решил Гарри. — И много у него сторонников, или этого никто не знает? Он вербует людей из Министерств? Гарри удивился прямым вопросам, но быстро справился с этим чувством, раздумывая над ответом. — Никто не знает наверняка. Но когда я впервые о нём услышал, у него уже были люди. С тех пор их могло стать как больше, так и меньше. — И они всегда рядом с ним. — Да. — Многих он пускает в своё ближайшее окружение? Гарри помолчал секунду. — Не знаю... Том понимающе хмыкнул, и в комнате воцарилась тишина. Гарри смотрел на красивое сдержанное лицо и пытался понять ход мыслей Риддла. Почему он вдруг замолчал? Ведь были же ещё вопросы, которые жгли ему язык. Сейчас Том узнал лишь то, что Гарри считает Гриндевальда сильным магом. Довольно бестолковое знание... а потом его вдруг озарило. Неужели Том пытается выведать всё о силе и намерениях Гриндевальда ради того, чтобы понять, сможет ли однажды превзойти его? Гарри застыл, такое казалось вполне возможным... Давно ли Том понял, насколько силён Геллерт Гриндевальд? Скорее всего, давненько, и этого времени должно было хватить, чтобы он начал боготворить тёмного волшебника. А не собирается ли Том примкнуть к нему? Если в ближайшие годы Гриндевальд не падёт — ему, вероятно, очень захочется вместе с Пожирателями Смерти помочь организации, которая выступала против магглов. Гарри мало знал о первой войне, но, насколько он помнил, сперва Волдеморт и Гриндевальд стремились к единой цели. Оба презирали магглов и магглорождённых, хотели, чтобы миром правили волшебники и чтобы во главе нового порядка стояли они. Оба рвались к бессмертию, хотя Том подобрался к цели куда ближе. Так почему бы ему не стремиться к титулу Тёмного Лорда уже сейчас? Гарри перевёл тяжёлый взгляд на вперившегося в стол Риддла. Его могли использовать как источник информации о Гриндевальде. Гарри разомкнул их руки, и Том вскинул глаза. — Какое тебе дело до его силы? — с деланным безразличием спросил Гарри. Том бесстрастно разглядывал его, будто пытался понять, с чего вдруг ему в голову лезут такие вопросы. — Просто любопытно, — осторожно ответил он. Гарри внимательно на него посмотрел, стараясь разглядеть ложь. Не хотелось верить, что Том просто использует его чувства, но это было вполне в духе Риддла. Других причин для подобных вопросов просто не было. Том будто разглядел на его лице все сомнения и осторожно добавил: — Я просто хочу понять, серьёзная ли он угроза. Взволнованный Гарри истолковал его ответ по-своему. — А заодно сколько сил нужно для захвата страны? И как лучше эту силу использовать? Том растерянно замер, но быстро справился с собой. — Я всего лишь хочу понять, чем он грозит Англии и... — Для одной Англии расспросов многовато, — перебил его Гарри звенящим от ярости голосом. На лице Риддла мелькнуло раздражение. — И чем он грозит тебе! Гарри онемел. До такой причины он не додумался, хотя она прекрасно оправдывала навязчивый интерес. И застала его врасплох. Он не знал, что ответить, и готов был даже просто-напросто не поверить. Том секунду разглядывал его, прежде чем пустился в объяснения. — Недавно ты говорил, что попытаешься убить Гриндевальда, если он покажется в Англии и перейдёт тебе дорогу, — напомнил он, его голос звучал почти умиротворяюще, — но, видишь ли, невозможно убить такого сильного мага без плана, не зная его окружения. И что случится с тобой, если об этом убийстве прознают. Ты наживёшь себе не одного врага... Боюсь, ты просто сбежишь из школы, если поймёшь, что Гриндевальд объявился в стране, а я к этому времени так и не узнаю твоих планов. Его слова очень походили на правду, и Гарри устыдился своих обвинений. А потом вдруг вспомнил об отце и дедушке с бабушкой Тома. Ведь тот не собирался убивать их... пока не явился в Литтл Ганглетон за жизнью Гонта. А сейчас Риддл, казалось, был против опрометчивого преступления. Но почему? Хотел казаться безобиднее, чем есть на самом деле? Или... потому что он хочет помочь Гарри отомстить? — Я никогда не приму сторону Гриндевальда, — произнёс Том, помогая заполнить тишину. — Знаю, — ответил Гарри. Вот только верил ли? — Наверное, я просто параноик... — Я так не думаю, — заметил Том. Гарри медленно поднял взгляд. — Ты видишь, как я учу своих друзей Тёмным Искусствам и как презираю магглов, так что твои опасения понятны. Даже мои друзья думают, будто я хочу собрать войско. Гарри замялся. Это признание? Или Том всего-навсего пытается объяснить его странное поведение, а заодно извиниться за неразбериху? Если последнее, неужели простого «прости» было бы недостаточно? — Так... ты не пытаешься собрать искушённую в Тёмных Искусствах армию? — Я ведь уже говорил, что хочу изучать Тёмные Искусства, прежде чем заняться преподаванием. Конечно, без крутых поворотов на пути к пределам магии не обойтись, но моё отношение к магглам не станет во главе вопроса. Не когда мои одногодки-волшебники умирают за одну лишь идею... Может, когда-нибудь я подамся в политику, кто знает, как сложится будущее. И не понять, был Том честен или нет. Если он в самом деле хотел лишь изучать Тёмные Искусства и делиться знаниями с миром, всё не так уж зловеще, как может показаться. Том истолковал его молчание по-своему и продолжил: — У меня перед глазами живой пример: попытки Гриндевальда подчинить волшебников и уничтожить магглов. Кое-что ему удаётся, но он ничем не отличается от череды волшебников, одержимых этой идеей. Признаю, у него неплохо вышло убедить весь мир, будто его не существует. Но мои сила и знания принадлежат только мне, и я никогда не встану под чужое шествие, особенно под шествие того, кто причинил тебе столько боли. Гарри смотрел на Тома. И как же хотелось поверить, что он небезразличен настолько, что Том никогда не примкнёт к Гриндевальду! Но и забыть, что Риддлу суждено стать таким же, было невозможно. И сейчас Гарри не знал, как сказать простое «спасибо» после собственных мыслей и высказанной грубости. Том продолжил, будто бы прочёл эти переживания на его лице. — Гриндевальд силён, — произнёс он, — и сейчас он на пике, но это не спасёт его от падения. — Почему? — Гарри обрадовался новому витку в разговоре, и в то же время ему было любопытно, близка ли окажется теория Тома к истине. — Начнём с того, с какой лёгкостью он убивает волшебников. Это ни к чему не приведёт, — тихо ответил Том. — Глупо проливать столько магической крови... Так он быстрее наживёт себе врагов, чем сторонников. О каком лидерстве может идти речь, если он не в состоянии даже притвориться, будто ему небезразличны интересы тех, за кого он сражается? По локоть в крови правителем Англии не станешь. Даже если Том пока не собирался становиться Тёмным Лордом, сколько же книг он о них прочёл? Его догадка почти верна. Вот только Гриндевальд создал величайшего своего врага не когда напал на Министерство, а когда убил сестру Дамблдора — Ариану... — Думаешь, его скоро свергнут? — спросил Гарри. — Про «скоро» я ничего не говорил, — заметил Том, — лет через пять-десять... или быстрее. Он ещё столько разрушений принесёт, столько отберёт жизней. Может, ему даже удастся на время захватить власть в Англии, но поспешность и такое количество невинных жертв сделают из него лёгкую мишень. — Ты так говоришь, будто его преступления против магглов и магов ничего не стоят, — невыразительно заметил Гарри. Том вгляделся в него, силясь понять, не задел ли того, кто не на словах знал, что такое Магическая Война. — Это недопустимо, я понимаю, — мягко произнёс Риддл, — но на сей раз тебя ничего не коснётся. Если ты не бросишься мстить, когда газеты протрубят, что Гриндевальд ступил на земли Англии. — Но война — это война, — заметил Гарри, сам не понимая, зачем втягивает Тома в этот разговор. — В самом деле, — ответил тот, — и мне не очень-то хочется в ней участвовать. Зачем страдать от чужих нездоровых амбиций, если во главе магического мира может стать достойный волшебник, которому не придётся рушить то, что есть. На что же, во имя Мерлина, походила первая война под началом Волдеморта? Ведь перед тем, как на тринадцать лет застрять между жизнью и смертью, Риддл должен был мыслить вполне здраво. Разве не был он осмотрительнее, когда впервые сплотил Пожирателей Смерти и попытался захватить власть? Сейчас, когда Гарри лучше узнал Тома, он не сомневался, что его способность просчитывать шаги и учиться на чужих ошибках должна была завести его очень далеко. Похоже, во время второй войны Волдеморт настолько зациклился на идее убить Гарри Поттера, что позабыл обо всех своих планах. И пока Гарри рос — одним этим подтверждая, что да, он и есть тот Избранный — сумасшествие овладевало Волдемортом всё сильнее. Ведь главная цель Риддла — бессмертие, которое должно было помочь ему познать всю глубину Тёмных Искусств, оказалось под угрозой из-за какого-то младенца, и эта возможность обратилась величайшим страхом. Всё это время Том внимательно разглядывал лицо Гарри, а потом второй раз за вечер приглашающе протянул ладонь, и Гарри с облегчением переплёл их пальцы. Риддл легонько улыбнулся, не отводя взгляда. — Прости, что так набросился на тебя, — секунду погодя произнёс Гарри. — Я не в обиде, — ответил Том. — Мне нужно было быть тактичнее, — он помолчал секунду, прежде чем продолжил: — И сразу понять, что мои вопросы могут показаться странными. Гарри тоже улыбнулся. — Я рад, что наконец разобрался в твоих намерениях. — Подозревая во всём на свете, — заметил Том. — Ты должен был сразу рассказать мне. — Да, должен был. Гарри молчал, но Риддл продолжил сам: — Пора возвращаться в гостиную. Гарри растерялся — не на это он надеялся, ожидая, когда их оставят вдвоём. Ещё секунду он смотрел на Тома, а затем потянулся к нему за поцелуем. И Риддл поддался; видимо, решил, что им некуда спешить.