The New Division — Gemini
Когда мы пришли домой, солнце уже давно зашло за горизонт, и в темноте городских улиц было немного страшновато, но чувствуя незримую защиту в новом друге, в буквальном смысле свалившемся с небес, я понимала, что мне нечего бояться. Общаться с Оптимусом было очень интересно и познавательно, я узнала о том, о чем никогда даже не догадывалась. Он рассказывал мне о величине космоса и о множестве обитаемых планет, о которых земляне даже не подозревают, а я говорила о простоте человечества и поведении людей. С ним было очень интересно говорить обо всякой такой ерунде, что было удивительно, ведь я раньше мне было жутковато даже находиться рядом с ним. Да и я считала, что он был занудным книжным червём, с которым мне точно было бы скучно общаться. Ну как считала, я ведь никогда раньше не знала его, слышала все заезженные клишированные фразы и грандиозные речи, от которых сильно хотелось закатить глаза. А сейчас он идёт рядом со мной и говорит о том, чего бы я никогда не узнала, если бы не он. Хотелось остановить время и идти вот так с ним, болтая о каждом пустяке. Эти часы пролетели для меня незаметно, и это было очень приятно, ведь со мной и окружающими меня людьми такое бывает впервые. Я всегда искала такого человека, который бы общался со мной часами напролёт. Чтобы не ощущать времени. Мы шли по направлению к дому, я намеренно сбавляла шаг, желая подольше пообщаться с ним, и было совершенно плевать на то, что отец потом будет грызть мне мозг. — Я все хотел спросить у тебя, почему твои волосы такого цвета? Я довольно много знаю о генетике человека, и такой цвет волос в природе не встречается, — он держал одной рукой мою сумку, которую я уже по привычке всунула ему в руки. Раньше эта привычка распространялась только на отца и иногда на Агату, но теперь незаметно перешла к нему. Другой он придерживал меня за плечо, когда я начинала уходить в сторону, к трассе с редкими, но очень быстрыми машинами. В первый раз, когда меня чуть не сбили, он немного испугался, но я уверила его, что у меня просто проблемы с координацией. Чёрт, какой же плохой пример я подаю новому человеку, демонстрируя свою неуклюжесть. — Да нет, это не натуральный цвет, если ты заметил, то у меня корни отрастают. То есть натуральный цвет волос проявляется, так-то у меня волосы светлые. Я еще линзы ношу. Это такие пластинки, надевающиеся на глаза, закрывающие только радужную оболочку. Они бывают разные, одни цветные, меняющие цвет радужки, другие контактные, их можно носить как очки, и хорошо видеть в них будешь так же. В моем случае это цветные, я люблю экспериментировать с цветом волос и глаз. В наше время это вполне нормально, ведь люди часто не довольны тем, что у них есть, ну и среди таких людей — я. — Так странно не любить то, что тебе дано от природы. Это никак не влияет на твоё здоровье? — он оглядел меня обеспокоенным взглядом и остановил свой взор на моих волосах, от чего я вздрогнула — слишком часто на меня так смотрят. — Да нет, волосы конечно немного подпортились, но это не смертельно. Я не то, что бы не довольна своей внешностью, просто мне нравятся яркие цвета, они словно разбавляют всю бренность этого серого мира, — усмехнулась я, смотря на дорогу и выискивая там людей. На моё удивление на улице не было ни одной живой души, обычно по вечерам все вокруг кружиться в этой вечной суете. Тревожное чувство вновь зашевелилось внутри, там, где сердце. Внутри всё начало холодеть. Оптимус не ответил мне и остановился на дороге, прислушиваясь к абсолютной тишине. Видимо, он чувствовал то же, что и я. Только сейчас я заметила, что было слишком тихо. Словно все звуки исчезли, птицы умолкли, городской суеты как и не бывало. Знакомый страх вновь появился. Я поежилась и пригляделась к окнам домов, что стояли поодаль дороги. Ни в одном доме не было света, будто разом во всех зданиях выключили электричество. В одном из таких окон я заметила почти неуловимое движение. В голове заиграла песня из фильмов ужасов, в те самые моменты, когда обычно убивают главного героя или из какой-нибудь дыры выскакивает страшный монстр. Нервно сглотнув, я покрепче взялась за плечо Прайма и быстро направилась вперёд, подгоняя ничего не понимающего синеволосого. — Марси… — негромко проговорил Оптимус, косо глядя на меня. — Д-да? — у меня появилась заметная дрожь в голосе, что пугало меня больше всей этой гнетущей обстановки. Не похоже это на меня, я ведь не из пугливых. — Странное ощущение, что я испытываю сейчас… Кажется, это боль, — до меня дошло, что я мертвой хваткой своих не коротких ногтей вцепилась в его плечо. Вот это выдержка, на его месте я бы вырвала руку и завопила от боли. — Прости… Не знаю, что со мной происходит, — я убрала руку и потрепала его по плечу, надеясь, что не сделала ему слишком больно. — Возможно, это страх? — Надеюсь, что просто лёгкий испуг... Когда же мы прошли эту злополучную улицу, то чувство страха спало и на его место пришло ощущение, словно кто-то наблюдал за мной со стороны. В голову закрадывались не самые приятные мысли о том, что за нами следили люди, специально направленные к нам от правительства, дабы выследить первого пришельца, появившегося на планете. Пугало то, что эти люди могли бы сделать с Праймом. Сдать его на опыты? Разобрать по кускам, желая узнать из чего он сделан? Боже, надеюсь без этого можно обойтись. Черт знает, что людям в голову может прийти, но я не собираюсь отдавать его как пойманного кролика на освежевание, и мне искренне жаль, что он попал в то место, где чужих не любят и боятся, а боятся настолько, что готовы убить за непохожесть на себя. Не знаю, откуда у меня это чувство, но мне хотелось его защитить и спрятать от всего. Пройдя это странное место, я спокойно выдохнула, когда увидела парочку старичков, идущих на противоположной улице и группу велосипедистов. Значит, не все еще потеряно и грани миров не нарушены, из-за чего всех людей засосало в какую-нибудь воронку-черную дыру. Да уж, на что способна моя фантазия. — Что это было? — наконец выйдя из ступора поинтересовался Оптимус, подозрительно оглядывая окрестности. — Даже не знаю, как тебе объяснить. Обычно это называется предчувствием чего-то плохого. У меня такое бывает нередко, обычно случается что-то действительно плохое. Странно, что и ты это почувствовал, — я разглядывала его слегка набухшие от напряжения вены на руках, что было необычно, ведь до этого с ним такого не было даже когда он резко из робота превратился в человека. Да, вены как бы начали светиться неоновым светом, но я думаю, что для робота это вполне нормально, тем более он не стал человеком полностью. — Я такого никогда не испытывал. Это было похоже на страх, но чем-то от него отличалось это чувство. Я словно ощущал перед собой врага, но он был для меня невидим, — он вновь огляделся, и мне показалось, что у него это вошло в привычку, ведь с самого начала нашего «знакомства» он так всегда делал. Обычно меня это пугало, но теперь я просто поняла, что будучи человеком он стал очень подозрителен к окружающим его вещам, и для него это вполне нормально. — Ты хочешь сказать, что с тобой такое не в первый раз? — удивленно спросила я. — Можно и так сказать. Бывали и невидимые оптике враги, которых ты словно чувствуешь искрой. Это было странно, и медики не могли это объяснить, но для меня это было вполне нормально, мое тело словно предостерегало меня о том, что может случится что-то непоправимое, — усмехнулся Оптимус, потирая волосы, которые в свете почти зашедшего солнца отблескивали фиолетовым цветом. Наверное, с моими волосами сейчас твориться то же самое. — Офигеть. Не знала, что роботы владеют невидимостью. Почему люди такие примитивные и хрупкие? Вот здорово же было, если бы человек мог хотя-бы стол без особых усилий поднять. Но нет, ты слишком немощен и слаб для такого. — Однако в любом человеке есть плюс. Не смотря на хрупкость и слабость, человек может дать отпор любому, кто причинит ему вред. И отдача будет велика настолько, насколько ты себе даже не представляешь. Храбрость, сила духа, воля — раньше я не знал, что такие чувства может испытывать обычный человек. Я встречал прежде белковые формы жизни, но они, как правило, были неразумными, следовательно, я считал, что Землю населяю подобные существа - не наделённые разумом животные, но встретив вас я понял, как сильно заблуждался. Людей не сломить, и став человеком, я это прекрасно понял, — любила Прайма за такие вот его грандиозные речи. Вроде ничего нового он не сказал, а кровь в жилах словно стынет, и сказать нечего. Я отбросила желание поспорить с ним, потому что знала, что он прав. И хотелось просто идти вот так в полной тишине, слушая мирно засыпающий город, копаясь в своих собственных мыслях. Наконец вернувшись домой, при этом так и не выдавив из себя ни одной фразы, я сразу отправилась на боковую, а Прайм засел читать литературу золотого века русской поэзии, доброжелательно всученную отцом. Все эти дни я не вмешивалась в их ночные разговорчики потому что просто не хотелось попасться под горячую руку отца и вместе с Оптимусом сидеть и читать поэзию, которую я терпеть не могла. Да и я начала замечать за собой сильное желание подольше поспать, что немного пугало, ведь раньше я могла сидеть до утра, и поспав всего час быть бодрой и жизнерадостной. Возможно, присутствие Прайма так на меня подействовало, ведь он как маленький ребенок — ему и кашу разжуй, и правила керлинга объясни. Но мне это даже нравилось, и я, так сказать, вошла в ритм нашей необычной жизни с пришельцем из другого измерения.***
Негромкий крик, который прекратился так же быстро как и начался разбудил маленькую девочку, которая, казалось, мгновение назад крепко спала в своей кроватке. Тихо всхлипнув, она поднялась и скинула с себя теплое одеяло, оставшись в тонкой пижаме. Она не плакала и не кричала, услышав странные звуки снизу, она хотела поскорее забраться на руки к маме, которая приласкает и утешит, убаюкивающе шепча о том, что все хорошо. Надев тапочки, светловолосая девочка поплелась к двери, потирая слипающиеся глаза. Снизу происходило что-то страшное, но девочка боролась со своими страхами, желая убедиться в том, что с мамой все хорошо, пускай придеться преодолеть преграду в виде жутких монстров. Медленно шлепая по ступенькам вниз, она дрожала от страха, и с каждым новым пугающим звуком готова была побежать наверх и спрятаться под одеялом, но что-то тянуло ее поскорее узнать, что происходит. Со стороны кухни раздавались звуки падающих книг и чего-то тяжелого, будто кто-то пробрался в их дом и раскидывал все вещи на своем ходу. Падали вазы, тарелки, полки, даже шкаф, в котором мама обычно хранила полотенца и странные вазы. Тот, кто разбрасывал вещи говорил какие-то слова на непонятном языке, но голос его пугал девочку грубыми двоящимися голосами, словно одновременно говорило несколько человек. На цыпочках подкравшись к дверному косяку, девочка взглянула на то, что происходило на кухне и почти закричала от страха. В комнате стоял один высокий мужчина, крутивший в руке то одну книгу с полки, то другую, и не находя того, что искал, бросал книгу в кучу вещей, которую до этого разбросал. Помимо лежащих вещей и разбитой посуды на полу он что-то пролил. Что-то красное, большой лужей тянущееся от холодильника и до стола. Приглядевшись, девочка увидела знакомую руку с браслетом из красивых камней. — Аф, — скрипучим голосом прошептал человек, не поворачиваясь к девочке лицом. Малышка упала на пол, ноги словно окаменели, и из-за ужаса она и слова выдавить из себя не могла, лишь негромкие всхлипы, переходящие в тихие стоны. Тот самый мужчина повернулся на звуки, и девочка закричала от ужаса, отползая все дальше от двери. На лице этого монстра не было ничего человечского — вся голова была угольно-черной, нос больше напоминал черный клюв вороны, а глаза были желтыми с узкими красными зрачками. У монстра не было ушей и волос, там, где должны были быть волосы торчали отростки, напоминающие голые ветки, и у висков у него были длинные рога, словно грубо вырезанные ножом по дереву. В глазах монстра горел красный огонь, и когда он увидел девочку, то заревел так, что стекла на окнах затряслись ему в такт. Он встал на четвереньки и голлопом понесся на кричащую и плачущую от страха малышку, которая почти потеряла сознание от ужаса. Остановившись буквально в полуметре от нее он закричал так, как кричит зверь, пронзённый острой болью. Он схватился за грудь и упал в сторону от девочки, крича от боли и дергаясь в конвульсиях. Миг, и то, что было страшным кровожадным монстром взорвалось черным пеплом и осыпало все, что было рядом, в том числе и маленькую девочку, не чувствующую себя от страха. Сознание помутилось, и девочка с глухим звуком упала на кафельный пол коридора прямиком в чёрную сажу. Когда малышка проснулась, ничего не изменилось — кухня все также была в полной разрухе, перевёрнутая мебель не сдвинулась с места, но та сажа, что осталась от монстра была горячей и обжигала маленькую девочку. Она не знала, что происходит, но худенькое тельце в грязной пижаме само присело на полу, и прождав пару секунд, поплелось к кухне. Девочка не управляла своим телом, оно будто само твердило правила, и дойдя до середины кухни, малышка увидела лежащую в той самой красной жидкости маму, застывшую, словно спящую: она сидела, прислонившись спиной к буфету, левая рука держалась у живота, правая тянулась к лежащему поодаль ножу. Одна нога была согнута, другая неестественно повёрнута влево. У мамы были широко открыты глаза, наполненные отвращением и диким страхом. Девочка никогда не видела маму такой злой, и словно пробудившись от гипноза, громко заплакала и быстро зашлепала по луже к маме. Приютившись у мамы под боком, девочка обняла её и ещё громче заплакала, когда та никак ей не ответила. Обняв маму за талию, пачкаясь в красной воде, девочка часто всхлипывала, и слезы смешивались с черным пеплом и красными каплями, сильно пахнущими железом. Негромко вскрикнув, я проснулась. Тяжело дыша, я вытерла мокрый лоб. Простыни и подушка были насквозь мокрые от пота, словно ночью на меня вылили ведро воды. Встав с кровати, я потянулась к окну, которое как назло забыла открыть перед сном. Настежь открытая дверца и прохладный ветер избавили меня от остатков кошмара, который мучал меня долгие годы.