Our Last Night — Never Forget You
Съехав с насквозь мокрых простыней на пол, я наконец отдышалась. В горле пересохло так, что казалось, будто внутри я засохла и потрескалась, как глина. Ночную тишину нарушало лишь мое неровное хриплое дыхание. На протяжении всей моей жизни с самых первых лет мне часто снился этот сон. Каждый раз, когда он снился мне, я всё пыталась понять, что же всё это значит. Возможно, это воспоминание о моем давнем прошлом и о смерти мамы, а может быть просто помешательство. Я склонялась ко второму варианту, но часто задумывалась, возможно ли то, что сон — утерянная память о том страшном дне, которую словно удалили из моей памяти? Медленно приподнявшись на не сгибающихся коленях, я доползла до окна и открыла его настежь. Прохладный ночной ветер словно ласкал кожу, помогая забыть кошмар. Сев на подоконник, я прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Ещё буквально пара минут и все пройдёт, я знаю. Когда дыхание выровнялось, я спустилась на пол и поплелась смывать с себя весь кошмар этой ночи. Спустившись вниз, я старалась издавать как можно меньше звуков, дабы никого не разбудить. Ловко увернувшись от проснувшегося полного радости Спектра, я бесшумно, словно профессиональный шпион, улизнула в ванную, также беззвучно закрыв дверь на замок. Прижавшись спиной к двери, я прислушалась к ночной тишине: к счастью, никто не проснулся. Взглянув на часы я удивилась — было уже четыре утра. В принципе, ничего нового, но обычно этот кошмар снился мне с часу до двух ночи, в этот же раз что-то припозднился. Негромко усмехнувшись, я потянулась к крану, открыла его и как следует умылась ледяной водой — самый лучший способ проснуться как следует. Все равно спать я больше не собираюсь, а сонливость будет только мешать. Вытерев мокрое лицо полотенцем, я взглянула на отражение в зеркале. Небольшие синяки под глазами, растрепанные волосы с уже отошедшей сине-зеленой краской, торчащие в разные стороны от воды. Прекрасная картина, на такое каждое утро только и смотреть. Выйдя из комнаты, я направилась спальню, куда Прайма пристроил отец. Мне нужно было как можно более детальней изучить Матрицу Лидерства, чтобы понять насколько серьёзна наша проблема с инопланетным роботом-оборотнем. Комната, в который с недавних пор обитал Оптимус была пуста сколько я себя помню, никогда не знала, зачем она нам нужна, ведь для всякой бытовой фигни у нас была кладовая, а комната была явно предназначена для прибывания в ней человека: двухместная кровать, тумбочка, видавший виды ковер на всю комнату и большой старинный шкаф, привезенный отцом аж в том году, когда мы заселялись в этот дом, и, судя по всему, шкаф либо приклеили, либо прибили гвоздями к стене или полу, потому что когда я пыталась сдвинуть его — у меня ничего не получилось. Грубо говоря, шкаф к полу прирос и двигаться отказывался. Дойдя до комнаты, я легонько, стараясь не издавать лишних звуков, открыла дверь. Оптимус спал, мирно сопя в такт засыпающим на улице цикадам, и я тихо подошла к нему. Не заметив складку на ковре, я зацепилась за нее ногой и почти грохнулась на пол, полетев вниз с глухим воплем. До чего же я бываю неуклюжа всё-таки. Притихнув на минуту, и поняв, что никого не разбудила, я поднялась с пола и наклонилась к Оптимусу. Он спал лицом ко мне на боку, и казалось, что если сейчас я опять упаду или что-нибудь снесу с громким звуком, разбудив всю планету, то он все равно будет мирно спать. Чёрт, кто же знал, что кибертронцы во сне напоминают миленьких ангелочков? Так, я пришла сюда за матрицей, и теперь мне нужно как можно аккуратней ее снять, а не таращиться на её хозяина. Найти её среди складок одеяла было очень просто, ведь она светилась тем самым неоново-голубым светом, который очень даже был заметен в темноте. Стянув одеяло с плеч Оптимуса, мне оставалось совсем ничего — стянуть с шеи матрицу и убежать куда подальше надеясь, что он меня за это не убьет. Ведь, как он говорил — матрица является частью его тела, и без нее он не Оптимус Прайм. Покрепче взяв металлическую висюльку в руку, я медленно сняла ее с Прайма, а затем заметила, как она медленно гасла и через пару секунд совсем потухла. Надеюсь, он от этого не умрет или с ним опять что-нибудь не случиться. Укрыв его одеялом, я облегченно вздохнула и направилась в свою комнату.***
Устало бухнувшись в кресло у стола, я достала из кармана спальных штанов матрицу и покрутила её в руках. Обычная железяка, если бы в ней были какие-нибудь маленькие камушки, то её легко можно было посчитать за дорогую бижутерию, а может быть даже за очень качественное серебро. Я отложила её на стол и устало вздохнула, опустив голову на холодную поверхность стола. С тех пор, как Оптимус свалился мне на голову, моя жизнь хоть и стала более яркой и необычной, но начала крутиться со страшной силой словно карусель — никогда не поймёшь, то ли день будет спокойным и монотонным, то ли как пронесётся подобно урагану, ломая весь смысл моего бытия и превращая её в тлен и пыль. Не знаю даже, рада ли я была появлению этого сумасшедшего пришельца, или нет. Я думаю, что скорее всего да, ведь пусть уж жизнь приобретёт краски и сломается как карточный домик от дуновения ветерка, чем будет серой и скучной. Если подумать, не так уж и много было таких людей, которые хоть что-то значили для меня, тем более за неделю знакомств. Я знала много людей, моих сверстников и постарше, с разным характером и разными взглядами на мир, но таких, как Прайм я не встречала. Он по-своему смотрел на мой обычный мир, воспринимал все не так, как обычный человек. Да и чего я парюсь, он ведь и не человек вовсе. За неделю он стал мне ближе, чем обычный знакомый. Он стал другом, с которым можно было поговорить о том, о чём обычно не говорят с малознакомыми людьми. Возможно это из-за детской наивности и постоянной нужде спросить и попросить разъяснить что да как. Прошла всего неделя нашего насыщенного общения, а он мне даже не надоел. Но почему мне тогда так нехорошо? Словно тяжесть какая-то на сердце. Наверное, мне было тяжко из-за чего-то нового, к чему я до конца ещё не привыкла. Однако мне очень нравились разговоры с ним. Любая тема, важная или глупая разворачивалась у нас в диалог длинной в несколько часов. Ходить по улицам ночного города и просто так болтать обо всём на свете — вот чего мне всегда не хватало. Вновь взяв матрицу в руки, я поднесла её поближе к лицу и прищурилась — внутри она больше не сияла тем успокаивающим синим огоньком, действовавшим на меня словно как снотворное. Странно было то, что Оптимус не почувствовал то, что я сняла с него матрицу. Я вообще надеялась, что случайно не убила его, мало ли насколько он крепко с ней связан. Огонь в ней просто потух, и чёрт его знает, что это значит. Я изучающе повертела её перед глазами и заметила, что внутри у неё словно была темнота — как ты на неё не свети, эта темнота все равно не пропадала, словно поглощала весь свет, каким бы ярким он не был. Это пугало и завораживало одновременно. Когда я перестала разглядывать матрицу, солнце начало просыпаться, а в окно начали светить первые золотистые лучики. Занималось тихое утро, комната окрасилась в оранжево-розовый цвет, такой нежный и спокойный, что казалось, если я вот сейчас сяду под лучи солнца, то оно погладит кожу ласковыми невидимыми ручками. Я спокойно присела на край подоконника и, закрыв глаза, повернулась навстречу приветливому сонному светилу Розовое небо, плавно перетекающее в персиковый цвет у горизонта и алое солнце, создающее такой великолепный градиент; тонкие розовые облака, похожие на морскую пену, разлетелись по всему небосводу. Такие картины можно было наблюдать только ранним утром и в определенное время, больше такого никогда не увидишь. Каждое утро уникально по-своему, порой рассвет бывает сиреневым, светло-голубым, а однажды даже был цвета морской волны. Как бы я не пыталась запечатлеть это на камеру, у меня никогда не получалось, поэтому такую красоту можно увидеть лишь своими глазами. Сидеть так можно бы было и вечно, но нужно было вернуть матрицу обратно к её владельцу, дабы хозяин не спохватился, не обнаружив её на своей шее, и я нехотя сползла с подоконника и тихо, считая каждый шаг и стараясь не шуметь, направилась к лестнице. Cпустившись вниз и ступая по холодным ступеням, я услышала шорохи со стороны кухни, но заглянув туда ничего не обнаружила. Бесшумно пробежавшись по всем комнатам, включая комнату Прайма и даже заглянув в отцовскую, я не нашла Оптимуса, из-за чего мне стало жутковато. Куда он делся? Если дома его нету, то он, скорее всего, вышел на улицу, а если пошёл дальше нашего двора — то мне придётся долго его искать. А вдруг с ним что-то случилось? Попал под машину, или на него напала бешеная собака, или он споткнулся и упал на что-нибудь острое, Боже, он же такой неуклюжий, может на ровном месте поскользнуться. Так, главное успокоиться и не паниковать лишний раз. Выбежав во двор дома, все мои страхи сразу улетучились — Оптимус сидел в траве, обвеиваемый тёплым ветром. Безмятежно опрокинув голову навстречу солнцу, казалось, что он мог бы так просидеть тысячу лет. Камень с плеч. Подойдя к нему поближе, и делая это почти беззвучно, я присела рядом с ним и вдохнула влажный воздух. Мы сидели в мокрой от росы траве, из-за которой ноги, руки и одежда были влажными, словно мы попали под дождь. — Красиво, правда? Будучи в своём корпусе, я редко замечал такую красоту. Не чувствовал манипуляторами росу, капли дождя, солнечные лучи на коже. Все чувства словно обострились, и это так приятно, хоть и необычно, — он поднял руку вверх и маленькие чистые капельки быстро начали стекать по ладони вниз. — Ты так рано встал, а я тебя искала. Думала, что-то случилось, а ты тут в травке сидишь. Не пугай меня так больше, — он вопросительно взглянул на меня, а я достала из кармана миниатюрную матрицу, к которой он никак не привыкнет, каждый раз смотря на неё с лёгким испугом и удивлением. — Взяла её у тебя ночью, нужно было кое-что посмотреть. — Она мне больше не нужна, в ней нет силы, — он печально взглянул на металлическую пластину и отвернулся в другую сторону, словно не хотел надолго задерживать свой взгляд на ней. — То есть как? Но куда тогда делась сила? Исчезла? — он покачал плечами, и ветер шумно зашелестел травой, словно листвой дерева в лесу. — Может быть. Возможно, сила исчезла и матрица утратила своё могущество, возможно сила переместилась ко мне в искру, но тогда бы моя белковая форма не выдержала такой нагрузки. Я не хочу об этом думать, слишком много неприятного. Я утратил свою силу Прайма, и все знания, что были в матрице — безвозвратно исчезли. Когда я только прибыл в это место, матрица вернула мне силу, но теперь она будто испарилась. Я не чувствую её в себе, — он не всегда бывает таким грустным, поэтому я немного удивилась — обычно он был задумавшимся, удивленным, иногда веселым, но такой безысходности в его голосе я никогда не слышала. Сколько помню фильмов и мультиков о нем, он всегда мог найти выход из любой ситуации. Внезапно, у меня возникла гениальная идея. — Знаешь, у меня есть предложение. Как насчёт небольшой экскурсии по миру кинематографа? Ты показал мне часть своего мира, а я покажу тебе мой, в котором ты иногда фигурировал и до нашей встречи, — он озадаченно склонил голову набок, на что я лишь ухмыльнулась. Теперь ему предстоит увидеть себя со стороны во всей красе. — Ты намекаешь на фильмы? Со мной? — отлично, похоже его безысходную печаль я смогла разбавить удивлением и лёгким любопытством. Его глаза снова вспыхнули слабым синим огоньком. Приподнявшись над мокрой травой, я потянула его за собой. Когда он встал, я взяла его под руку и хитро улыбнулась. — Фильм про кибертронцев - пришельцев с далекой планеты Кибертрон, которые прибыли на Землю и работают под прикрытием. Хорошими кибертронцами, автоботами, руководит легендарный лидер Оптимус Прайм, защищающий население планеты от неких врагов десептиконов, желающих захватить её. О тебе в интернете очень даже хорошо отзываются, считают покровителем всея земли, так что не важно, в какой ты форме, ты все ещё лидер автоботов, пускай они и далеко, — мне нравилось, как менялось его лицо, от хмурого и серого до удивленного и слегка гордого. Нам предстоял долгий день, наполненный фильмами, которые могут очень сильно повлиять на дальнейшую судьбу и отношение к жизни Оптимуса.