Sun is out

POV Оптимус

Boom Boom Satellites – lay your hands on me

      Я проснулся, когда солнце почти зашло за горизонт. В комнате было темно, лишь почти потухшие лучи алого рубина освещали пол и стены. Вставать не хотелось, я прикрыл глаза рукой и попытался вспомнить, что я делал до того, как заснул. Так странно, но с тех пор, как я в этом теле моя память работала переменно. Встав на холодный пол босыми ногами, я посмотрел на стекло окна. Долго не мог понять, что было прелеплено к нему. Что-то, напоминающее странный набор букв. Проследив за лучами солнца, я понял, что означали эти буквы: зеркально отраженное, выражение вещало - "THE SUN IS OUT". Я долго пытался понять, что же это означало, ведь предложение построено очень необычно. Что-ж, нужно отложить этот вопрос для Марси, думаю, она объяснит. Пролежав в полумраке совсем недолго, я заметил, что было очень тихо. Довольно-таки привычно для вечера. Обычно семьи белковых собираются у дома, готовят странно пахнущие куски еды, которую они гордо называют "бифштексом". Странная привычка, но когда я смотрю на это со стороны, все это кажется таким необычно приятным. Словно искра как-то странно сжимается внутри. Ах да, сердце. Я никак не могу свыкнуться с тем, что сейчас я в этой беззащитной форме. Связь с Автоботами потеряна, я не знаю, что будет дальше. Если эта планета, на которой я оказался, сделала со мной все это, то сможет ли она меня вернуть? Я роюсь в своих ветшалых воспоминаниях, но все без толку - помню лишь как приземлялся и как выбрался из капсулы. Ужасное ощущение, называемое амнезией у людей. Но при амнезии ты и имени своего не помнишь, так что это, возможно, временная потеря памяти. Я открыл уставшие, налившиеся свинцом глаза и оглядел комнату. Так странно, я не первый раз здесь, но ни разу не рассматривал её по-внимательней. Казалось, будто здесь никогда и не было мебели. У стен темно-серого цвета стояла кровать, на которой я и лежал. Сбоку располагалась тумбочка со светильником и часами. Впереди, у двери, стоял деревянный письменный стол, который был завален книгами и журналами. Поодаль туалетный столик с овальным зеркалом, на котором висела гирлянда, облепленная маленькими фотографиями. Я невольно улыбнулся: я редко встречал девушек-подростков, мои представления о них совпадали с тем, что я видел. Книги и журналы говорили о том, что Марси любила читать. Книги про путешествия, романы и детективы. Несколько учебников по биологии и астрономии. Плакаты со странно одетыми людьми означали, что она любила слушать современные рок-группы и просто популярную музыку. Так странно, откуда я знаю это? Словно это всегда было в голове. Это пугало и настораживало, как мой сленг, который менялся на человеческий. Я называл многие вещи новыми, человеческими названиями. Быть может, таким образом я очеловечивался, становился другим. Мысли в больной голове жужжали словно рой пчёл. Хотелось почесать её изнутри или очистить от всей этой навязчивой и липкой массы мыслей. Приподнявшись на локтях, я пытался привыкнуть к положению тела - голова кружилась и в глазах темнело. Такие необычные чувства... Хотелось выть от своей беспомощности и одновременно с наслаждением изучать новые яркие ощущения. Спать расхотелось совсем, но голова болела не переставая. Поднявшись с кровати и попытавшись встать на пол, в глазах окончательно потемнело, и я сполз на пол. Странно, в этот раз захотелось именно завыть. Я крепко взял себя за голову и до боли прикусил губу. Из глаз по щекам потекли маленькие тёплые капельки, что немного напугало - что-то не так с телом? Питер, отец Марси, говорил мне, что организм должен выделять жидкость, и объяснил, что с этим делать, но про оптику он ничего не сказал. Кажется, я вспомнил, как называлось это у людей — слезы. Люди плачут, когда им больно. Душевно и физически. Они плачут, когда кто-то говорит им что-нибудь неприятное, или когда они слышат слишком болезненные для них слова. Я много раз видел слезы, но никогда не обращал на них внимания. Рыдающие люди казались мне такими жалкими и беспомощными... А чем я стал сейчас? Чем я отличаюсь от людей? Душой, которая совсем недавно имела металлическое тело, звалась искрой. Слезы все текли и текли, хотелось выть от беспомощности и жалости к самому себе. Ох, как же я жалок. Если же я сейчас же не возьму себя в манипуль.. руки, то потеряю контроль над разумом и не смогу выстоять весь этот ужас. Что меня держит? Желание стоять до последнего? Посмотреть, что же со мной будет в самом конце? Или маленькая девочка, которая в свои маленькие года знает о жизни и её смысле больше, чем я. Марси была очень стойкой. Когда на меня находили депрессивные мысли о том, что эта "жизнь'' не приведёт ни к чему хорошему, она подбадривала меня, не больно била по плечу и восклицала, что когда-нибудь разобьёт об мои плечи свои ладони. Я улыбался больше тому, как смешно она махала рукой из стороны в сторону и шипела от притворной боли, а её слова лишь слегка подбадривали. Эта девушка была для меня лучом надежды в этой тьме самоненависти и сомнений. Я словно привык к ней за эти короткие дни. Махнув головой, стряхивая с лица слезы, я глубоко вздохнул и посмотрел на потолок. Марси как-то сказала, что многие люди пытаются скрыть слезы, когда смотрят на небо. Мне совсем не нравилось моё состояние, я был слишком расклеившимся. Слишком много печали и безысходности. Не знаю, что случилось бы со мной, если бы я приземлился в каком-нибудь другом месте, чуть подальше от Техаса. Быть может, я был бы подвержен многочисленным опытам, или же местные люди попросту убили или покалечили меня от страха перед неизвестным. Я безмерно благодарен Марси, за то, что она спасла меня от неминуемой гибели и привезла в свой дом. Боюсь представить, что было бы со мной, не будь она неподалёку от места приземления. Питер был чудесным человеком, полным решимости, терпения и снисходительности. Я словно маленький человеческий младенец, беспомощный и неуклюжий. Он столькому меня научил за эту неделю, что я просто не знаю, как его отблагодарить. Как мне казалось, он был даже рад, и нисколько не удивлён тому, что я вообще существую. В его глазах мелькала искорка непонятного мне интереса, и когда я говорил о своём недалёком прошлом, он не смотрел на меня как на сумасшедшего, а понимал и кивал, ожидая продолжения. Порой меня это пугало, он вёл себя очень странно для человека, впервые встретившего пришельца. Хотя, каждый раз смотря в его глаза, я предполагал, что я был вовсе не первым. Его чрезмерная мудрость напрягала меня, он был слишком умён для человека. Я успел как следует понять и изучить его. Он был вовсе не обычным человеком, и говорил такие вещи, которые в процессор не приходили даже мне. Я отвлёкся от своих мыслей из-за блеклого мерцания за окном, которое я каким-то чудом заметил боковым зрением. Аккуратно встав, я подошёл к окну и пригляделся. С неба падала звезда. Необычная, не как прочие звёзды. Раньше, будучи в своём корпусе, я много раз смотрел на звёзды ночами и видел, как тысячи из них падали. Это было действительно красиво, но на небе, плавно переходящему от красного до темно-синего, яркая искра и белая полоска, следующая за ней хвостом, совершенно не походили на падение других звёзд. Она летела быстро, и движение её было хаотично. Словно это был... Корабль? Движения были неправильными. Звезды так не падали. Он вилял из стороны в сторону, то вправо, то влево. Сделав большой круг в воздухе, он с большой скоростью летел к земле. Звезда упала за десяток километров от конца городка. Но не было ни грохота, ни взрыва. Ноги сами повели меня прочь из дома, туда, к месту падения этого странного метеорита, так сильно походившего на летающий корабль.