Percanta

Ханджи вышла из спальни, аккуратно притворив за собой дверь, оставив только маленькую щелочку на тот случай, если Леви очнется. Первое, что она увидела в полутемной малой гостиной, освещенной только одним-единственным светильником, это был Эрен. Он сидел на стуле, широко расставив колени и упершись в них локтями, запустив пальцы в и без того спутанные волосы. Лица она не видела, да и видеть не могла, слишком низко пацан склонился, но по его ссутулившимся плечам и сгорбленной фигуре и так было все понятно. Ханджи прошла через комнату, плеснула первое попавшееся под руку пойло в два стакана и, вернувшись, слегка толкнула мальчишку в плечо. — Пей. Эрен вскинул голову, останавливая воспаленные глаза на ее лице. Машинально взял стакан и так же машинально опрокинул его даже не поморщившись. Ханджи хмыкнула, обошла его и устало опустилась на диван. Сделала глоток. — Вы уже все… там? — неопределенно спросил Эрен, не сводя глаз с приоткрытой двери. — Да, — кивнула Ханджи. — Надо убрать, — бесцветно произнес он, поднимаясь. — Потом, — отмахнулась женщина. — Ты сейчас выглядишь не лучше Леви. — Как он? — так же бесцветно спросил Эрен. — Бывало и хуже. Ножевые порезы на руках и спине стянула, шить уже без толку. Рубцы, ожоги и синяки обработала. Вколола морфий, хоть Леви и сопротивлялся. Но боль жуткая, поэтому он и не спал двое суток, а сон сейчас единственное, что поможет. Еще у него трещина в ребре, похоже, — закончив перечислять, Ханджи сделала пару больших глотков и поморщилась. — Его насиловали? — едва слышно задал вопрос Эрен, хотя и так знал ответ. Ханджи кивнула, залпом допив остатки в стакане. — Странно, что не порвали, — продолжила она, — учитывая остальные повреждения. Тут он легко отделался. Эрен какое-то время безучастно рассматривал ее, собранную и деловую, в очках и в мужских брюках, в сорочке с закатанными рукавами. Такой она появилась в дверях полтора часа назад, держа в руках саквояж. Сейчас она была совсем непохожа на ту элегантную Ханджи, которую он видел в Ла Рейне всего два-три часа назад. Надо отдать должное, пришла она сразу, как только ей передали, что он звонил. Без лишних вопросов, только взглянув на сжавшегося на диване Леви, велела перенести его в спальню, потребовала таз горячей воды и выпроводила трясущегося Эрена за дверь. Провела она за закрытыми дверьми около часа, периодически выставляя за порог окровавленную воду с перепачканными тряпками и требуя новую. Потом в спальне очень долго было тихо, так тихо, что несчастный Эрен устал прислушиваться. Будучи и так на грани истерики от происходящего, он испытывал почти физическую боль от невозможности хоть чем-то помочь. Его колотило от собственной беспомощности и никчемности, и думать он мог только о той боли, что нечаянно причинил и так едва живому Леви. Ведь видел же, что и шатало его, и стоял он с трудом, и белый как смерть был, а все-таки полез целоваться к нему, да еще в любви объясняться. Но тут Ханджи удивила. Встав, она хлопнула его по плечу и забрала стакан. — Не кисни, по сути, ты спас его, — произнесла она, вновь наполняя стаканы. — Держи! — Почему он сразу не позвал вас? — спросил Эрен. Ханджи пожала плечами. — Обычно звал, — ответила она. — А в этот раз… Может, сдохнуть хотел. — Почему? Ханджи замерла, не донеся стакан до рта, на ее усталом лице читалось неподдельное горькое изумление. — Эрен, очнись. Ты, что, до сих пор не понял кто он и для чего нужен Смиту? Он подкладывает его под важных для себя людей, под каждого, кто заплатит больше. А потом еще и смотрит, как Леви режут, жгут, избивают и насилуют по нескольку часов кряду. — Да все я понял! — внезапно выкрикнул Эрен, вскакивая и отшвыривая стакан куда-то в сторону, и плевать было, что обдало брызгами спиртного и стекла. — Знаю я, кто он! — голос его сорвался. Жутким пустым взглядом он уставился на Ханджи. — Я не понимаю, почему он не пошлет Смита нахрен, а продолжает раздвигать ноги перед ублюдками и извращенцами по его указке! Ханджи прищурилась, отвела взгляд, понимая, что в этой битве проиграет мальчишке. Было что-то завораживающе красивое и опасное в его откровенности, в фанатичной привязанности к Леви, в упертости, равноценной самоубийству. — Это длинная история, — произнесла она, доставая сигареты и прикуривая, всем своим видом давая понять, что не настроена сейчас говорить на эту тему. — А я никуда не тороплюсь, — вновь бесцветным и от этого пугающим голосом заявил Эрен, и глаза его упрямо блеснули. Ханджи хмыкнула. — Твое упрямство зашкаливает, Эрен Йегер, — произнесла с кривой улыбкой. — Собственно, почему бы и нет, — беспечно добавила она, поразмышляв пару мгновений и словно решившись на что-то. — В принципе, обычная история. — Смит забрал Леви из сиротского приюта, когда тому было двенадцать лет, — начала она, удобнее устраиваясь на диване и вкусно затягиваясь сигаретой. — Что скрывать, Смит всегда сам подбирал товар для своих почетных гостей, и вот ему приглянулся хмурый пацаненок, тощий и не особо разговорчивый. Такой звереныш вполне мог бы поразвлечь не одного друга и делового партнера Смита, поэтому завышенную сумму, которую затребовал настоятель приюта, он выложил без сожаления. В среднем, такие игрушки жили не дольше двух лет, сходили с ума чаще, реже — убивали себя. Прикинув, сколько прибыли ему принесет нынешнее его вложение даже за год при самом плохом раскладе, Смит радостно увез мальчишку с собой. Ханджи мельком глянула на Эрена, сидящего напротив с остановившимся взглядом, затянулась и продолжила. — Он привез его в свой дом, поселил рядом со своей спальней. Месяц дал пообвыкнуться, не балуя особо, но и не держа в черном теле. А потом однажды спросил, не хочет ли он съездить в гости к одному важному сеньору. Смит говорил, что сеньор настолько важный и богатый, что после того, как мальчик побывает у него в гостях и будет выполнять, что ему скажут, важный сеньор сделает для него все-все, что бы тот ни пожелал… — она снова затянулась и стряхнула пепел дрожащими пальцами. — Проблема была в том, что мальчишка был очень умным и неробкого десятка. И попал в приют не в младенческом возрасте, а провел в нем всего каких-то полтора года. До этого он жил на улицах, в доках, и прекрасно знал, чего богатые и важные сеньоры хотят от таких, как он, маленьких мальчиков. Но выхода он не видел, поэтому решил согласиться, а по дороге сбежать. Но сбежать не удалось… Краем глаза Ханджи увидела, как Эрена передернуло от отвращения. Обхватив себя за локти, чтобы хоть как-то сдержать нервную дрожь, он кивнул ей, чтобы продолжала. — Его привезли обратно в дом к Смиту с разорванной задницей и избитого до полусмерти. Важный сеньор был очень недоволен игрушкой, которая кусалась, дралась и сражалась за свою жизнь, как раненый зверь. Смиту тоже это не пришлось по вкусу, в его планы не входило каждый раз уступать в сумме, если мальчишка и дальше будет упрямиться. Но то дело будущего, а сейчас ему было важно привести пацаненка в порядок. Для этого у Смита имелся старенький доктор. Леви никогда не называл мне его имени, говорил только, что тот был единственным, кто относился к нему по-человечески и даже как-то старался скрасить мальчишке беспросветное существование. Ведь сам понимаешь, важный сеньор хоть и был первым, но отнюдь не последним, и мало кто щадил мальчишку. Ханджи загасила одну сигарету и тут же прикурила следующую, потянувшись, наполнила по новой стакан себе и Эрену. — Смит, естественно, это заметил, и хотя все ожидали, что доктор скоро исчезнет, почему-то смотрел на привязанность пацаненка к старику сквозь пальцы. И только спустя года четыре стало понятно почему. В остекленевших от потрясения глазах Эрена мелькнул едва заметный вопрос. Ханджи невесело усмехнулась. — Леви взрослел, — пояснила она. — И чем старше он становился, тем четче Смит понимал, что скоро Леви сорвется с поводка и его невозможно станет контролировать. Однако терять невероятное количество денег, что приносил ему Леви, он тоже не собирался. Ко всему прочему, наш славный Командор сам воспылал к нему неукротимой страстью, и ты можешь себе представить, что ему на это ответил Леви. А всю прелесть его характера ты уже на себе испытал. Благодаря ему же, он оказался удивительно живуч, а ненависть помогала раз за разом скалить зубы. Вот тогда-то и пригодилась его трогательная и глубокая привязанность к единственному человеку, которому на него было не плевать. Смит убрал старика подальше с условием, что тот будет жив и здоров пока Леви выполняет все, что от него хочет Смит, и раз в месяц они могут видеться. — И Леви согласился, — едва слышно произнес Эрен. — И Леви согласился, — подтвердила Ханджи. — Вот, собственно, и вся история. Пока жив старик, Леви себе не принадлежит. Как только старика не станет, скорее всего, не станет и Леви. — Если они любовники, то как Смит позволяет такое? — Эрен чуть кивнул головой в сторону спальни. — Они давно не любовники, — отмахнулась Ханджи. — Это длилось года три, может. Пока, наконец, не стало очевидно, что Леви никогда не будет принадлежать Смиту в том смысле, в каком хотелось ему. Но отпускать Леви он все равно не собирался. В итоге клиенты появились снова, разве что их стало меньше в разы. И теперь почти всегда Смит наблюдает. Иногда, как я понимаю, он приходит к Леви сам, получает что хочет и уходит… Я не знаю, как назвать зависимость Смита. Но Леви для него навязчивая идея, и если он только видит намек, неосторожный взгляд, случайное прикосновение со стороны кого-то — его срывает. Ханджи замолчала. В комнате стало так тихо, что было слышно как за окном, лениво пробуя первые ноты, загомонили птицы, радуясь новому рассвету. — Теперь ты понимаешь, во что влез? — подала она голос. — Не имеет значения, — брезгливо передернул плечами Эрен. — Ваш Смит больная ублюдочная мразь, и Леви я ему не отдам. Едва Эрен произнес это, Ханджи резко вскинула на него глаза, окинув долгим непонятным взглядом. Потом поднялась и, проходя мимо, словно невзначай потрепала Эрена по волосам. Ее рука даже задержалась в темных прядках, до тех пор, пока из-за приоткрытой двери не раздался болезненный тихий стон. К спальне метнулись оба, но Эрен уступил Ханджи и вошел следом, когда она уже склонилась над Леви, щупая пульс. — Спит, — произнесла чуть слышно. Эрен несмело приблизился. Кровать была огромной, а укутанный одеялом по самый нос Леви казался на ней таким маленьким и потерянным, что противно защекотало в носу, и Эрен усиленно заморгал, отгоняя непрошеные слезы. Не сейчас, а может, вообще никогда, подумалось ему, пока с щемящей нежностью рассматривал спящего на животе Леви. Выглядел он не лучше, чем несколько часов назад, но, по крайней мере, хотя бы спал, и спал спокойно. И бледная кожа не блестела от испарины, а была матовой и полупрозрачной. Залегшие под глазами тени по-прежнему пугали, но само лицо было почти умиротворенным, спокойным, и казалось Эрену до невозможности красивым. — Давай-ка тоже спать, — шепнула Ханджи, проходя мимо и дотрагиваясь до плеча. Эрен кивнул. Правда, лег он не сразу. Сначала убрал в комнате все следы оказания помощи, вылил уже коричневатую воду из таза, выбросил испачканные марлю и тряпки. И только потом, распахнув окно навстречу свежему душистому воздуху, осторожно сел на кровать с другой стороны. Леви все так же спал, очень спокойно, не ворочаясь и не швыряясь, по-детски положив ладонь под щеку. Эрен едва заметно улыбнулся и, сняв ботинки, с облегчением вытянулся на постели. Повернувшись на бок, долго смотрел на безмятежное красивое лицо. Вернее, ему казалось, что долго, на самом же деле усталость взяла свое, и его сморило за две минуты. Предстояло сделать много, а времени было мало, уже перевалило за полдень. Поэтому Эрен, наскоро перекусив стаканом молока и черствым хлебом — все, что нашел на кухне, оставил Ханджи со все еще спящим Леви, а сам пошел по делам. Самое важное из всего — забежать домой, собрать кое-какие вещи, взять свою часть денег и оставить Армину записку с обещанием вскорости появиться и все объяснить, а пока — чтобы друг детства не волновался. Вторым шагом должна была стать Ла Рейна, но Ханджи отговорила ходить туда, сказав, что Смита все равно нет в городе и делать Эрену в театре нечего. Вместо этого, он получил от Ханджи внушительный список того, что необходимо было купить в аптеке. Третьим неотложным делом был поход на рынок, и уже список Эрена, ибо из съестного у Леви имелись только неограниченные запасы выпивки и чая. А на обратной дороге надо было заскочить к знакомому армянину-обувщику и сделать дубликат ключа от квартиры. Что-то подсказывало Эрену, что Леви не всегда будет таким покладистым, как сейчас, спящим под действием морфия. Наверное, ангелы благоволили ему сегодня или кто-то на небесах решил, что пока достаточно испытаний на его долю. Эрен быстро и совершенно без приключений побывал везде, все забрал, купил, выбрал и сделал. Единственное, очень хотелось увидеть Армина и поговорить с ним с глазу на глаз. Оставлять записку в такой ситуации было нечестно, но выхода пока не было иного, как и возможности увидеться, не подвергая Армина опасности. Чуйка подсказывала Эрену, что добром эта история не кончится. И если для себя он решил пойти до конца, то вмешивать в это близкого друга не имел права и не собирался. А так — исчез и исчез, ушел, вот записка. Напоследок окинул грустным взглядом их мансарду, где был счастлив несмотря ни на что. Что будет дальше совершенно непонятно, но к тихой и вольной жизни как была у них тут, он знал, что точно не вернется. От этого было немного горько, и немного страшно от сознания, во что ввязался. Леви проспал весь день и всю ночь. Проснулся резко, на рассвете, не понимая, где он и что происходит. Какое-то время лежал, рассматривая простынь перед носом. Удобный матрас под измученным телом никак не напоминал облюбованный диван в кабинете, который Леви предпочитал кровати. Почему — на то были свои причины, сейчас было не до этого. Ведь совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки спал Йегер. Леви невольно дернулся, приподнимаясь на локтях, и повалился обратно лицом в подушку, стиснув зубы, чтобы не заорать от острой боли, резанувшей где-то справа под ребрами. Вообще, состояние было странное — тело будто бы и онемело, и боли вроде не чувствовало, но любое неосторожное движение тут же откликалось. Спину тянуло и пощипывало, вздохнуть глубоко тоже было сложно — между лопаток и вдоль позвоночника словно гвозди вбили, и к этому добавлялась опоясывающая боль, похоже, от сломанного ребра. Ничего из этого не было в новинку для Леви. Все узнаваемо, пройдено и пережито не раз, разве что сейчас повреждений явно больше. Только все это не объясняло присутствия Йегера в его постели. Вызвался нянькой? Фыркнув, Леви осторожно перекатился на спину, пережив при этом несколько незабываемых моментов. Болело сразу и все, и даже морфий, нагло вколотый настырной Ханджи, уже не помогал. Медленно сев, хотел было встать, но повело, запутался в одеяле, чуть не свалился и поэтому упал обратно на постель. Скосил глаза на Йегера, но тот спал богатырским сном, забавно посапывая, и просыпаться не собирался. Какое-то время Леви просто смотрел на парнишку, разглядывая смазливую мордаху с чуть припухлыми губами. Он помнил их, нахальные и нежные одновременно, удивительно вкусные настолько, что Леви был готов тогда терпеть почти ослепляющую боль ради их поцелуев. И даже сейчас, все еще еле живой он думал не о том, что его чуть не угробили, а только о прикосновениях этих губ. А еще он помнил слова. Те самые, что Йегер прошептал в темноте прихожей, обнимая и целуя Леви так, как никто прежде. От них в груди щемило жутко и дышать становилось тяжелее, неправильные они были. Не должен был говорить их Йегер, только не такому, как Леви. Мальчишка слишком молод, слишком хорош, вообще, слишком для него. Чудес на свете не бывает, тем более не заслужил кое-кто чудес. Даже свободной жизни не заслужил. Вообще, Эрена Леви заприметил давно. Среди целого моря голодных масляных взглядов, преследовавших на сцене и вне ее, уже около года назад появился особенный, ни с чем не сравнимый. Высокий взъерошенный пацан смотрел робко, испуганно и восторженно, когда же замечал, что смотрят на него в ответ, смущался и старался раствориться в толпе. Но вычеркнуть из памяти скуластое лицо с огромными невероятно зелеными и откровенными глазищами было нереально. Не получалось забыть еще и потому, что видел его каждое выступление в Ла Рейне то за кулисами, то в зале. Мальчишка держался на расстоянии, жарко краснел и кусал губы, и Леви молился всем известным богам, чтобы он никогда не набрался смелости подойти и заговорить. Потому что ему самому не хватит духа послать не разбираясь. Смотреть на спавшего на спине раскинувшегося Йегера было возмутительно приятно. Красивый, двух мнений быть просто не могло, загорелый, распахнутая рубашка обнажала выпуклые мышцы груди и плоский поджарый живот. Плечи еще юношеские, но уже широкие, руки мускулистые, умеющие крепко обнимать, длинные сильные пальцы, способные… — Вы не спите? Леви вздрогнул, испуганно вскинул глаза, чувствуя себя застуканным на месте преступления, и уставился на Йегера исподлобья. — Вам в туалет?.. — начал было Йегер, смутился, но тут же вскочил с постели и оказался рядом с Леви. — Давайте, я помогу вам! — Я сам, — сквозь зубы процедил Леви, пока Йегер выпутывал его из одеяла. Перекатившись на бок и сосчитав до трех, он медленно сел, спустил ноги с кровати, опираясь на правую руку, а левой все же схватившись за простреленный болью бок. Йегер напуганным щенком застыл напротив, впрочем, готовый в любой момент тут же броситься на помощь. — Ханджи оставила морфий, — неуверенно начал он, — сказала, что вы сможете сами… — Хватит с меня этой дряни, — буркнул Леви, поморщившись, и встал. — Да не собираюсь я падать, Йегер, успокойся уже, — фыркнул он, искоса увидев, как мальчишка весь подобрался и тянет руки, чтобы поймать. Леви вышел из спальни, прошлепал коридор и уже у двери в ванную комнату обернулся, нос к носу столкнувшись с не успевшим затормозить сопровождением. — Мне кажется, тут я сам справлюсь, — произнес он и, не удержавшись, добавил. — Или подержать хочешь? Сказал и не пожалел, потому как Йегер стал красным как помидор, хотел что-то ответить, не нашелся и, окончательно смутившись, отступил в темноту коридора. Леви, хмыкнув, закрыл за собой дверь в ванную комнату, а когда вышел оттуда, мальчишки след простыл, зато с кухни доносился звук льющейся воды и бренчание посуды. Особо не раздумывая, Леви туда и направился, ведомый сначала только лишь любопытством, а затем и весьма аппетитными запахами. Йегер жарил тосты и, увидев Леви в дверном проеме, молча кивнул в сторону стола. Перед распахнутым настежь в сад окном стояли тарелки, чашки и блюдо с апельсинами. На плите закипали чайник и ковшик с ароматным куриным бульоном. Ловко сбросив готовые тосты в специальную подставку, мальчишка налил бульона в тарелку перед Леви. — Ешьте. Это короткое слово было сказано настолько безапелляционно, что Леви невольно вздернул брови. — А то что? — хмуро поинтересовался он, вскинув глаза на нависающего над ним мальчишку. — А то буду кормить вас с ложки, — просто ответил тот, пододвигая тарелку ближе. Помедлив для приличия и чтобы выдержать характер, Леви взял ложку и неохотно помешал прозрачный исходящий паром бульон с редкими звездочками жира. Однако Йегер нависал, запах курицы дурманил и упрямиться хотелось все меньше и меньше. Сдавшись, он осторожно попробовал одну ложку, затем другую, потом потянулся за тостами. Было чертовски вкусно, и не потому, что Леви не ел уже дня четыре, а потому, что Йегер явно старался, и не просто, а для него. Не переставая прихлебывать, жевать и глотать, Леви исподлобья наблюдал за мальчишкой, как он заваривает чай, разливает по чашкам, как мажет джемом сдобную булку и, вообще, чувствует себя на его кухне как рыба в воде. Такое впечатление, что он не сутки провел здесь, а жил всю жизнь. Невольно Леви поймал себя на мысли, как это могло бы быть — ленивые ласки сильных пальцев и теплых губ спросонья, ранние завтраки. И никакого Смита, никакой ненависти, никакой грязи и длинных теней прошлого. И без остатка принадлежать одному, вот этому взъерошенному мальчишке, но уже мужчине по своей сути. — Еще? Леви вздрогнул, выходя из задумчивости. Йегер вопросительно смотрел на него, застывшего над пустой тарелкой. Покачав головой, потянулся за сигаретами на подоконнике и, проигнорировав осуждающий зеленый взгляд, прикурил. Крепкий дым щипал язык, покалывал нёбо, горчил на губах, зато не по-детски прочищал мозги от сопливой ерунды, как всегда помогая выживать в дерьме, в котором Леви барахтался всю свою жизнь. За недавние мечтания хотелось съездить по роже самому себе, а за непрошеную заботу хотелось вкатить и Йегеру, который в данный момент невозмутимо чистил апельсин, а в общем, очевидно, считал происходящее чем-то само собой разумеющимся. Отхлебнув крепкого душистого чая, Леви прикурил вторую сигарету, чувствуя, как ядреный табак успокаивает ноющую боль в синяках, зуд в порезах и саднящую тяжесть в заднице. И скребущуюся душу успокоил, разложил по полочкам нужное и выкинул опасные остатки, чтобы не смущали, но… Безумно, настолько, что забивало табак, пахло апельсином, ярким, солнечным. Это сбивало, отвлекало, было запретно вкусным, сочным и наглым, совсем как пацан рядом. Леви хмуро наблюдал борьбу Йегера с оранжевой кожурой, подавляя внутри себя желание вырвать из его рук этот чертов апельсин и облизать перепачканные соком пальцы. Поэтому отвернулся, уставился невидящими глазами в цветущий сад, понимая, что, дав слабину, погубит обоих. — Держите! Судьба словно издевалась над Леви в лице улыбавшегося от уха до уха мальчишки, протягивающего ему дольки в полупрозрачной лопнувшей тонкой кожице. А потом они ели апельсины, в абсолютном молчании, причмокивая от удовольствия, слизывая сок с пальцев, позволяя течь ему по подбородку, фыркая от брызгавших во все стороны капель. И этот момент почему-то сблизил их больше, чем любые разговоры, слова и признания. Но когда они возвращались в спальню, Леви, шедший впереди, вдруг остановился, разворачиваясь и не пуская Йегера дальше порога. — Думаю, будет лучше, если ты пойдешь в другую комнату, — произнес он, не глядя Эрену в глаза, а цепляясь взглядом за острые ключицы в широком вороте льняной сорочки. — Почему? — выдохнул Йегер, снова нависая. — Потому, — ответил Леви, отодвигаясь и обхватывая себя руками. — Иди, Йегер, слышишь? — Вы боитесь меня? — в голосе мальчишки явственно прозвучали обида и удивление. — Не тебя, — оборвал его Леви. — Все, проваливай. Хлопнул дверью прямо перед носом мальчишки, доплелся до постели, кое-как устроился на животе и почти мгновенно провалился в тяжелый мутный сон, в котором его преследовал запах апельсинов и потемневшие зеленые глаза.