Percanta

Вечер был промозглым. Памперо свирепствовал почти неделю, принеся с собой пронизывающий холод. Молочно-белый туман мягкими лапами цеплялся за кроны деревьев, крыши домов и пугливо заглядывал в окна. А Ла Рейна, назло стихии сверкавшая огнями, плыла в белесом мареве, как Летучий Голландец, переливаясь светом и звуками. Леви холод не уважал, терпеть, конечно, терпел, деваться-то было некуда, но студеные ветра переносил с чувством тоскливой обреченности. Так же как и внезапный и необъяснимый туман, вкупе с бешеными порывами памперо создававший ощущение ледяной ванны. И сейчас, оказавшись в теплой, даже душной темноте черного хода театра, он с облегчением высунул нос из шарфа и зябко повел плечами. Походя кивнул дюжим охранникам на дверях, расступившимся при появлении любовника босса, и быстрым шагом направился в гримерку. Почти три недели Леви не появлялся в Ла Рейне, а ощущение такое, что и не уходил отсюда вовсе. И раньше-то не особо приятно было тут находиться, зная, что не принадлежишь сам себе и что в любой момент тебя могли продать, как красивую игрушку богатому клиенту. Раньше Леви гнал от себя эти мысли. Может, в силу привычки, как ни горько в этом признаваться самому себе, может, потому, что выхода не было. Сейчас выхода не было по-прежнему, только вот действительность Ла Рейны стала, как никогда, поперек. И Леви знал, что причиной этому Эрен, вкусные поцелуи и жаркие признания которого сделали невозможное — заставили думать, что может быть иначе. Устало сбросив пальто, Леви огляделся. На полу так и валялась скомканная белая скатерть, вся сплошь покрытая безобразными бурыми пятнами. Это было первое, что попалось под руку Захариуса, когда он под утро обнаружил истерзанное тело. Леви помнил, как его, завернутого в эту тряпку, полуживого, Майк тащил до гримерки и кое-как привел в чувства лошадиной дозой виски. А еще он хотел сразу же вызвать Ханджи, но Леви не дал. В воспаленном нездоровом сознании что-то щелкнуло, и инстинкт самосохранения отказал. Единственное, чего хотелось тогда, это сдохнуть, и плевать уже было на все. Леви знал, что старик поймет его и простит. Поэтому просто курил одну сигарету за другой, чувствуя, как постепенно начинают неметь руки и ноги, как холодеет кожа, как все тело сковывает никотиновое оцепенение, а жуткая боль отступает. Сейчас, глядя на застывшие воспоминания, обступавшие со всех сторон, Леви с отдающей горечью тоской думал на кой черт тогда принесло к нему Эрена. Думать об этом дома он не мог. Мешали зеленые глазищи, с обожанием следящие за каждым шагом, мешали нежные сильные руки, обнимавшие по поводу и без. Мешали пряные долгие ночи, когда неискушенная пылкость юного любовника пьянила почище виски, а жаркий шепот выворачивал наизнанку пойманную в ловушку душу. Была ли это любовь или просто благодарность пареньку, по сути, его спасшему и дарившему так много? Леви не знал. Только вот именно сейчас, вдали от Эрена, вдруг с ужасающей четкостью понял, чем мальчишке придется заплатить за эти несколько дней обволакивающей томной любви. Что будет с ним самим Леви волновало меньше всего, если вообще имело хоть какое-то значение. Машинально убираясь в гримерке, выбрасывая заскорузлую от крови скатерть и вытряхивая переполненную окурками пепельницу, Леви ни на секунду не переставал думать о том, что делать с мальчишкой. Оставлять его у себя дальше нельзя однозначно, Смит возвращался сегодня и мог в любое время приехать на улицу Агуэро. Значит, Эрену придется уйти. А потом видно будет. В идеале, мальчишке вообще следовало бы уехать, вернуться на родину или помчаться дальше — неважно, главное, навсегда исчезнуть из Буэнос-Айреса. И из жизни Леви. В дверь осторожно постучали. — Не заперто, — хмуро бросил Леви и с удивлением увидел в приоткрывшейся щелке бритую голову Конни. — Спрингер? Чего тебе? — Вас Командор ждет у себя! — выпалил тот прямо с порога, выпучив глаза. — Уже? — тихо хмыкнул Леви, задумчиво смотря на Конни. — Давно он приехал? — С утра тут, — охотно и почему-то шепотом ответил Спрингер. — Вы бы поторопились, а?.. Он сильно не в духе. — С чего бы? — Не знаю, сэр! — отрапортовал Конни, почти вытягиваясь по стойке смирно, а затем проскальзывая в комнату и прикрывая за собой дверь. — Он приехал, потом поговорил с мистером Захариусом, — так же шепотом продолжил он. — Потом куда-то позвонил, думаю что в Нероли. Леви невольно вздрогнул при упоминании заведения Ханджи. — Почему ты так думаешь? — быстро спросил он. — Потому что потом Командор долго ругался с мадам, но, видимо, не добился того, чего хотел… Жан относил в кабинет виски и сигары, — пояснил Конни, видя в глазах Леви немой вопрос, — так еле ноги унес, как Командор лютовал. Леви дернул щекой. Все в рассказе пацана сводилось к одному, и Леви это не нравилось. — Хорошо, Спрингер, — он кивнул, — я не забуду. — Не стоит, сэр, — едва улыбнулся Конни и замялся, прежде чем выйти из гримерки. — Разрешите вопрос, сэр?  — Валяй.  — С Эреном все в порядке? Леви невольно уставился на простецкую физиономию Спрингера. Он не умел врать и лукавить. Все, о чем он думал, тут же отображалось на его лице. Именно за это он и был выбран Смитом, искавшим человека, чтобы приставить к Леви в театре. В принципе, расчет был верен — Конни бесхитростен и не шибко большого ума. Но Командор просчитался, будучи уверенным, что преданность он получит, лишь заплатив побольше денег. Все — от вышибал до посудомойщика — в Ла Рейне состояли в негласном заговоре, донося до сведения Командора лишь то, что считали нужным. Когда же дело касалось хотя бы одного из них, даже сицилийская омерта становилась чайным клубом по интересам. И сейчас Леви не принял вопрос Спрингера за любопытство или попытку вытянуть что-то и тут же донести Смиту, как предполагалось самим Смитом. Леви удивился тому, с чего бритоголовый пацан вообще взял, что ему что-либо известно об Эрене. Но тем не менее ответил: — Да, Спрингер. Настолько я знаю. Тот поспешно кивнул. — Передайте ему, что… — он запнулся, неловко ковыряя носом ботинка трещину в паркете. — Передам. А теперь возвращайся к работе. — Да, сэр, спасибо, сэр! — выпалил Конни и исчез за дверью. — …скажи Заклаю, что срать я на него хотел, на него и его людей. И если он хочет разговора — будет ему разговор, но такой, чтобы лицом к лицу, я и он, а не с его шестеркой по телефону, — зло выплюнул в трубку Смит и, вскинув глаза на вошедшего Леви, небрежно указал головой в кресло напротив стола. — Да губернатор штата у меня с рук жрет! Какого хрена ты мне вздумал угрожать губернатором?! Леви брезгливо наморщил нос при упоминании губернатора. Факундо Эрнандес был постоянным клиентом, появлялся раз в месяц и всегда требовал только Леви. Но так как в свои неполные пятьдесят уже был импотентом, то трахать Леви не мог, зато был на редкость изобретателен по части что и куда засунуть, а потом сидеть и смотреть, как жертва сама себя ублажает. И Леви откровенно не знал, кто хуже — конченый садист вроде Доука или такой вот елейный господин с чашей подтаявших кубиков льда, к примеру. — …каждый, от кого хоть как-то зависит этот паршивый городишко, — вынырнув из своих мыслей, услышал Леви. — Так что Заклай может успешно засунуть себе в задницу все свои подачки. Я все сказал. Смит швырнул трубку на рычаг и машинально рванул тугой узел галстука. Резко встал, плеснул янтарного виски в квадратный стакан и залпом осушил его. — Проблемы? — равнодушно поинтересовался Леви скорее для того, чтобы Смит быстрее вышел на разговор, ради которого и позвал его сюда.  — Да так, — передернул плечами Смит, отмахиваясь. — Очередной идиот, решивший, что ему по зубам меня сковырнуть, — он вернулся к столу и сел обратно в свое кресло с высокой спинкой. Закинув ногу на ногу, он уставился на Леви уже совершенно спокойно, будто и не было этой вспышки. Рассматривал жадно, довольно, с раздражающим собственническим блеском в небесно-голубых глазах. — Но черт с ними со всеми, давай поговорим о нас… Иди-ка сюда, — он вальяжно похлопал широкой ладонью по мускулистому бедру, затянутому полосатой тканью брюк. Леви окинул его безразличным взглядом. Но, поскольку деваться было некуда, все-таки встал и, обогнув массивный стол, остановился как раз напротив сидящего Смита, небрежно прислонившись бедрами к полированной столешнице. Смит сдвинулся на край сиденья так, что Леви оказался между его широко расставленных коленей. Леви никогда еще не казался ему таким маленьким, как сейчас, когда их головы оказались на одном уровне почти, учитывая, что Смит все-таки сидел. Он медленно провел большими ладонями по напряженным бедрам Леви, обхватил упругие ягодицы, сжал по-хозяйски.  — Так-то лучше, — проговорил он вполголоса, рассматривая бледное холодное лицо своей игрушки. — Скучал по мне? — Непременно, трижды за ночь орошал слезами подушку, — равнодушно ответил Леви. Смит хмыкнул. — Ох, этот твой язык, — сокрушенно покачал головой, — давно бы вырвал, не умей он творить чудеса. Дай-ка его мне! Леви медлил, явно не собираясь выполнять приказ, но огромная пятерня сгребла волосы и дернула так, что хрустнули позвонки. Невольно разомкнув челюсти, он чуть высунул язык, и этого Смиту оказалось достаточно. Ухватив зубами, он втянул его в свой рот, целуя грубо и настойчиво, сминая губы и причиняя боль. Леви не отвечал. Он никогда не отвечал Смиту, просто позволяя себя целовать, но, как ни странно, тому и этого было вполне достаточно. — Ты чертов наркотик, — прошептал Смит, отрываясь от истерзанных губ. — Попробовав тебя хоть раз, невозможно остановиться… И можешь кривить свою гладкую рожу сколько угодно, ты принадлежишь мне. Смиту было плевать, что тело в его руках остается безучастным. С Леви почти всегда было так, но и это же сносило похлестче ответных ласк. Какое-то извращенное ощущение, скорее всего, сродни мазохистскому было в слепом обожании человека, который — Смит это знал — его ненавидел. Поэтому он продолжал жадно вгрызаться в безответные губы, а руки его настойчиво стискивали красивую оболочку. Едва сдерживая дрожь отвращения, Леви прокручивал в мозгу варианты отступления, но в голову ничего не приходило. Прикосновения Смита раздражали и вымораживали всегда, а теперь, после Эрена, и подавно отдавали мертвечиной настолько, что тошнило. Подставляться ему Леви вовсе не желал, ни сейчас, ни когда-либо вообще, однако оттолкнуть Командора значило лишь подлить масла в огонь его безрассудной ревности. Пока он, правда, и словом не обмолвился насчет мальчишки, но Леви слишком хорошо знал привычку Смита делать все внезапно и ожидал удара в любой момент. Ведь не для пылких же поцелуев его сюда позвали в самом деле. — А я по тебе скучал, — хмыкнул Смит, откидываясь на спинку кресла и выпуская из расстегнутой ширинки толстый тяжелый член, перевитый вздувшимися венами. Леви не двигался, лихорадочно ища выход и не находя его, понимая, что любой отказ сейчас ударит по Эрену. — Ты в курсе, в каком состоянии Доук оставил меня в этот раз? — спросил он, пытаясь оттянуть время. — А разве твои раны плохо зализывали эти три недели? Самое первое, что выучил Леви, оказавшись у Смита, это не реагировать. Ни на что. Ни на слово, ни на действие. Хоть и мелкий был тогда, а сообразил достаточно быстро, что его стоны, хрипы и крики еще больше заводят извращенцев всех мастей, покупавших его для развлечения. И тогда, в общем-то, уже банальное для него насилие превращалось в длительные и мучительные игрища. Поэтому научился молча терпеть, а со временем научился и мимику контролировать. Так что привычка, кровью приобретенная за годы издевательств, сейчас пришлась как нельзя более кстати. Он вскинул на Смита отстраненный безразличный взгляд, хотя внутри все ходуном ходило, периодически завывая от тягучего, почти панического ужаса за мальчишку. — Ты о чем? — Да так, — прищурившись, туманно ответил Смит. Его пристальный по-хозяйски тяжелый взгляд словно пытался проникнуть за бледную фарфоровую маску, в которую обратилось лицо Леви. По сути, прямых доказательств у Смита не было, как, впрочем, и косвенных. Ему тогда пришлось так срочно уехать из-за некстати развернувшего свою деятельность Заклая, что даже в голову не пришло приставить наблюдение, а следовало бы это сделать. Правда, оставался швейцар из дома на улице Агуэро, с которым неплохо бы было побеседовать… Смутные подозрения и почти звериное чутье, без которого он навряд ли бы смог подмять под себя весь город, подсказывали ему, что дело нечисто. Самоуверенность же не допускала, что его могут обыграть и тем более рискнуть увести из-под носа то, что ему принадлежит. Ведь в случае с Леви месть будет неотвратима и жутка. Даже этот нахальный пацан, Йегер, так сначала понравившийся Смиту, но явно положивший глаз на Леви, должен был понимать это, не дурак он был вот точно. Однако, разглядеть сейчас на лице напротив хоть какое-то движение эмоций Смиту не удалось. То ли его догадки были неверны, то ли еще что. Думать о том, что пацана выгораживают намерено, не хотелось. Смит знал, что Леви ненавидит его и терпит лишь из-за отсутствия выбора. Но, как всегда, это только подстегивало болезненное обожание и увечную любовь к Леви. Вот и сейчас, после вспышки ревности, видя холодность и безразличие, хотелось сжимать в объятьях, валяться перед ним, целуя ему ноги, и выебать, разворотив задницу и превратив ее в кровавый сгусток. И повинуясь противоречивым желаниям, Смит резко встал, сгребая Леви в охапку, и грубо толкнул на стол ничком, насильно пригибая его к полированной поверхности. Одной рукой надавил между лопаток, фиксируя, другой же, просунув ее под живот распластанного тела, стал расстегивать его брюки. Леви стиснул зубы и прикрыл глаза, по опыту зная, что если не мешать Смиту, то все закончится быстро. А время сейчас было единственным, что имело значение, и все мысли были только о том, чтобы как можно быстрее вырваться отсюда и предупредить Эрена, и он успел бы исчезнуть с улицы Агуэро. Руки Командора то принимались расстегивать брюки, то снова жадно шарили по его телу, мощный стояк упирался в задницу так, словно стремился прорвать дыру в ткани. Леви по еще одной привычке цеплялся мыслями за посторонние предметы и звуки. Вот на улице проехала машина, раздался чей-то смех. За дверью кто-то ходил на цыпочках, нервно переговариваясь с неизвестным собеседником. Залаяла собака, резко выкрикнул клаксон автомобиля. И оглушительно тикали огромные напольные часы в углу кабинета, которые вдруг заскрежетали, заскрипели и, надсадно застонав, принялись гулко отбивать время, заставив Командора вздрогнуть и отстраниться. — Черт, — сквозь зубы процедил он, бросив помутневший от желания взгляд на неумолимые стрелки часов. — Совсем нет времени на эти игры. Леви снова подхватили, развернули и, надавив на плечи, заставили опуститься на колени. Следом схватили за волосы, оттягивая голову так, что край столешницы пришелся в аккурат под выгнутую шею. — Рот открой, — приказ. Челюсти сводило до хруста, а глотку перехватывало спазмами, внутренности же просто завязывались в болезненный омерзительный узел, а пальцы цеплялись в густой ворс ковра до судороги. Не было ничего, кроме рвотных спазмов и отвращения, холодом сковывающего рассудок. Смит с остервенением и злостью трахал его в рот, упираясь руками в край столешницы, а Леви просто пытался не задохнуться от огромного куска плоти, долбившегося в глотку. Несильным утешением было то, что длилось это пару минут, не больше. С последним рывком, Смит вытащил член и, грубо сжав челюсть Леви, слил на невольно открывшийся язык. — Глотай, — прохрипел, стараясь восстановить дыхание и до боли зажимая широкой ладонью рот Леви. — Глотай, шлюха, до капли. Леви проглотил. Потом, пока Смит приводил себя в порядок, сидел какое-то время все в той же позе, упираясь затылком в край стола. Слишком привычно, слишком обычно, так или почти так было все последние двадцать лет его жизни. И зачем-то недавно узнал, что бывает иначе. Ведь было проще. И легче. И не так паршиво. У судьбы хреновое чувство юмора, подумалось ему, и он хмыкнул, вставая. Во рту было мерзко, маслянисто, а на языке, въевшись, остался привкус Смита. Леви вытер мокрые губы и липкий подбородок тыльной стороной ладони, надеясь, что не блеванет прямо тут, а дотерпит до гримерки. — Что-то ты сегодня замороженный больше чем обычно, — произнес Смит, пройдя мимо и мимолетно потрепав Леви по щеке. — У меня дела, так что свободен. А вечером я у тебя, на всю ночь, твой рот только завел еще больше, — притянув к себе его, смачно чмокнул куда-то в скулу. Леви мельком глянул на него, ничего не сказал и, высвободившись, пошел к выходу. Уже на самом пороге Смит окликнул его. — Кстати. Может, помнишь глазастого пацана, что работал здесь? Эрен Йегер? Вот оно. Как же в духе Смита… Леви даже усмехнулся про себя, оборачиваясь. — С какой стати мне его помнить? — спросил в ответ. — Ну как же, — улыбаясь, развел руками Смит, выглядя слишком простодушно, чтобы в это поверить. — Он приносил тебе тогда что-то в гримерку, помнишь? — Эрвин, я не запоминаю прислугу, — раздраженно ответил Леви и взялся за ручку. — У тебя все? — Да все, все… Пацан сбежал к Ханджи, хотелось бы знать почему. — Так найди его и спроси, — пожал плечами Леви, выходя из кабинета. — Непременно спрошу, — донеслось до него уже из почти закрытого кабинета. За дверью ждало четверо человек. Леви обвел взглядом троих мужчин — Эрда, Гюнтера и Оуруо, виртуозных жестоких убийц, подчинявшихся только Смиту и более известных как «Крылья Свободы». Все трое ответили ему рассеянными ускользающими взглядами и как один, словно по команде, потянулись в кабинет босса. Четвертой в коридоре была Петра. С легкой меланхоличной улыбкой, той самой, с которой всегда танцевала, она приблизилась к Леви и порывисто коротко обняла его, одной рукой обвив шею. — Я так рада, что с тобой все в порядке, — торопливо выдохнула она, прижавшись щекой к его щеке. — Зачем ты здесь? — сухо спросил Леви, высвобождаясь. — Будто не знаешь, грядет заварушка с Заклаем, — вымучено улыбнулась она. Леви скривил губы. — Ну так иди, — он отступил, пропуская ее в кабинет. Он не стал ждать, когда за Петрой захлопнется дверь. В конце концов, ему не было никакого дела до того, что Петра была четвертой в «Крыльях», и именно она, никому не известная, наводила ужас среди врагов Смита больше, чем трое остальных. Но Леви это никак не касалось и тратить время на раздумья, зачем Смит собрал всех членов смертоносной четверки, не собирался. Закрывшись в гримерке, он схватил первую попавшуюся под руку бутылку, набрал в рот обжигающего пойла, прополоскал и сплюнул. Смит будто кислотой кончал, но сейчас омерзительный привкус растворился в огненных градусах. Умывшись, Леви закурил. Впервые за прошедшие три недели. Эрену не нравился табачный дым и он всегда забавно морщил нос и выговаривал не стесняясь, да и курить рядом с пацаном не было ни желания, ни причин совершенно. От первой повело, и Леви ощутил неприятное онемение, однако сигарету не бросил и, затянувшись в очередной раз, снял телефонную трубку. Но номер набрать не успел, потому что в дверь опять постучали. — Не сейчас, — резко произнес Леви. — Это снова я, сэр, — раздался из-за двери голос Спрингера. — Вам записка от Командора, сэр. — Просунь под дверь. Тут же в щелку проскользнул сложенный листок. Леви встал, поднял записку и, развернув, прочел. Собственно, там было всего три слова: «Не сегодня, дела, уезжаю». Скомкав листок, вырванный из блокнота, он вернулся к столу и снова снял трубку с телефона. Эрен с аппетитом уминал стейк, приготовленный Армином, заедая его мясистыми сладкими помидорами, хрустящим хлебом и запивая все это густым красным вином. Армин же, по-девичьи подперев круглую щеку ладошкой, смотрел на друга с непонятным выражением в огромных лазоревых глазах. Перед ним на тарелке безнадежно остывал кусок мяса, чьего собрата планомерно и беспощадно уничтожал Йегер. Появлению Эрена Армин обрадовался. И дело даже было не в том, что в последний раз они расстались как-то не по-человечески, наговорив друг другу пусть и правдивых, но обидных слов. Просто Армин скучал. Ну и немного волновался, зная взрывной характер друга и его способность натворить дел. Но, похоже, все переживания Армина были зря. Эрен появился на пороге целым и невредимым и даже необычайно довольным, о чем свидетельствовала улыбка от уха до уха. — Ты чего не ешь? Очень вкусно! Армин вздрогнул, выходя из задумчивости, и потянулся за вилкой.  — Давно я не видел тебя таким довольным, — улыбнулся он, отправляя в рот кусок стейка. — На то есть причины, — уклончиво ответил Эрен, откидываясь на старом кресле. — Кстати, сегодня я разговаривал с родителями, — произнес он, явно переводя тему. — Тебе привет. Армин пару раз моргнул, думая, что ослышался, так буднично и походя произнес это Эрен. — И это все? — удивился он. — Да нет, — отмахнулся Эрен. — Все, как всегда, Армин. Отец шантажировал, угрожая лишить наследства. По-прежнему требует, чтобы я одумался и занялся юриспруденцией. А мама нашла мне невесту и тоже ждет моего возвращения, чтобы женить меня, — хмыкнул он, отхлебнув из стакана. — И что ты ответил? — Что не вернусь, — беспечно пожал плечами Эрен. — Теперь уже точно ни за что на свете. И могут лишать меня наследства, мне все равно. — То есть, мы собираемся всю жизнь прожить вот так? — нахмурившись, спросил Армин, недоверчиво глядя на друга. — А как же учиться и… и стать кем-то? Я… прости, Эрен, но я не хотел бы провести всю свою жизнь на побегушках. И уверен, что и ты тоже. Эрен слушал Армина и понимал, что тот наконец-то осмелился заговорить о наболевшем. Сам он мог заниматься чем угодно и не считал это зазорным, одинаково воспринимая себя и как юристом, и как разнорабочим, он не боялся никакой работы, работать он умел и любил, а вот Армин… Почему-то именно сейчас Эрен, как никогда четко, осознал, что их побег из дома он сам считал шансом что-то изменить и никогда не оглядываться. Армин же воспринимал это скорее как возможность посмотреть мир, посмотреть на другую жизнь и вернуться к исходной точке с определенным опытом за плечами. Эрен никогда не задумывался о далеком будущем, ему вполне хватало нынешнего сейчас, Армин же смотрел вперед, и это было печально. Не то, конечно, что Армин хотел от жизни большего, чем они имели в данный момент. Печальным было то, что им было не по пути. — Знаешь, — произнес Эрен, в свою очередь нахмурившись, — тебе пора возвращаться, Армин. — Ты хочешь сказать, нам? Эрен качнул головой. — Тебе. Ты всегда хотел больше, чем я. И стремился к большему. Тебе никогда не будет достаточно быть младшим клерком в конторе, да и ни к чему зарывать твои таланты в землю. — Какая ерунда! — воскликнул Армин. — То есть, я хочу сказать, что у тебя способностей не меньше и… — И я их охотно променяю на то, чего действительно хочу, — улыбнулся Эрен. — Ты опять про Леви? — удрученно вздохнул Армин. — Я теперь всегда про Леви, — широко ухмыльнулся Эрен. — Армин, он… — мальчишка счастливо вздохнул, не находя слов, чтобы описать те краски, которыми взорвался мир той ночью, когда Леви не оттолкнул его признание, — черт, я даже не знаю, как объяснить! Он все для меня, понимаешь? И без него ничего не нужно. Вообще. А с ним мне неважно кто я и где я. Иногда мне кажется, что я даже дышу теперь только ради него. Армин несмело улыбнулся. С одной стороны, он очень был рад за Эрена, по-настоящему, потому что никогда прежде не видел, чтобы глаза друга так сияли. С другой, не мог перестать быть собой и рассуждать только в одной плоскости. — Вы не говорили о том, что будет дальше? — осторожно спросил он, надеясь не спугнуть друга. Эрен вздохнул, разом помрачнев. — Нет, — нехотя ответил он. — Но со дня на день вернется Смит. Если уже не вернулся. И мне кажется Леви хочет, чтобы я как можно быстрее исчез, просто не знает, как сказать мне это… Сегодня он пошел в Ла Рейну, — сказал он тихо, — хотя я умолял его не ходить туда… Он вообще странно себя ведет, будто что-то недоговаривает. Это ощущение преследует неотступно и пропадает, только когда мы… — Эрен запнулся и густо покраснел вслед за смущенно потупившим взгляд Армином. — Знаешь, я думаю нам надо уехать, — продолжил он уже совсем другим тоном, словно ему в голову пришла удивительная по своей простоте идея. — Ты прав, Смит не даст нам житья, поэтому мы просто уедем отсюда, скроемся. Не будет же он в самом деле искать нас по всему миру! Как думаешь?.. Ты можешь поехать с нами или вернуться домой, так ведь? — И Леви действительно готов уехать с тобой? — недоверчиво спросил Армин. — Да, — не раздумывая, ответил Эрен. — Ну, я думаю, что готов, — добавил он чуть более неуверенно. Леви так и не ответил на его чувства. Но Эрену почему-то казалось, что это уже и неважно после всех их пряных тягучих ночей. Ведь после первой он до ужаса боялся, что Леви выставит его, но тот не выставил. А каждую последующую льнул еще жарче, целовал крепче и выгибался так, что бедный Эрен медленно сходил с ума, плавясь от невозможной любви к этому мужчине. Неужели после такого он не поедет с Эреном? Пусть даже ни разу не прошептал в ответ «люблю». Ему и не надо было. Лучше слов за него говорили шальные от удовольствия глаза, нежные и сладкие губы, сбитое страстью дыхание и дрожь покрытого любовной испариной тела, в наслаждении выгибавшегося в руках Эрена. Об этом Эрен думал, уже возвращаясь на улицу Агуэро. Засиживаться у Армина не стал, поэтому ушел сразу после того, как они обговорили план отъезда. Он был прост — Эрен должен был сейчас любым способом убедить Леви ехать с ними, а Армин завтра же с утра отправляется в порт за билетами на первый пароход, лучше, если на вечер того же дня, благо порт Буэнос-Айреса огромен, и найти подходящее судно не составит труда. Казалось бы, все просто. Однако, как убедить Леви уехать вместе с ними представлялось Эрену весьма смутно. В квартире, как всегда, было темно, но Эрен уже успел смириться с этой привычкой Леви и поэтому ловко огибал кресла, стулья, тумбы и прочую мебель. Леви был дома, Эрен еще с улицы заметил одиноко светящееся окно кабинета, и именно там он сейчас и нашел мужчину. — Здорово, что вы уже вернулись, — с порога начал он, в пару шагов пересекая расстояние от двери до дивана с сидящим на нем с книжкой в руках Леви. Присел на корточки, опершись на его колени, и с обожанием взглянул на хмурое и бледное больше чем обычно лицо. — Я как раз хотел… Но Леви не дал ему договорить. Потянувшись вперед, он обхватил ладонями скуластую мордаху мальчишки и порывисто прижался губами к его приоткрытому рту. Целовал долго и с каким-то отчаянным упоением, словно стремясь насытиться, да не выходило. Сполз на пол, оказавшись на коленях в надежном кольце родных рук. На секунду прильнул тесно к сильному крепкому телу, горячему даже сейчас, с улицы, и нетерпеливо потянулся к ширинке. — Погодите, я поговорить с вами хотел… — выдавил Эрен, чувствуя, как у него встает даже от мимолетных прикосновений тонких пальцев через ткань. — Молчи, — выдохнул Леви, упираясь холодным лбом в его ключицу. Он медленно, но верно шел к своей цели и требовательно обхватил вставший член Эрена ладонью. Вскинув голову, Леви словно ловил все оттенки и нюансы эмоций, словно старался выпить их до капли, запомнить, сохранить. А пальцы его все гладили и скользили, стискивали, стягивая нежную кожицу, обхватывали, и Эрен с трудом переводил дыхание, чувствуя, как плавится от умелых рук Леви. И на этот раз он уже не прятал своих откровенных русалочьих глаз, а смотрел, не отрываясь, на того, кто один был способен погасить ревущий огонь в его крови. И когда Леви, подцепив вязкую каплю, выступившую на кончике его члена, нарочито медленно и пошло облизал палец, Эрен, как сорвавшись, дернул его на себя и жадно поцеловал приоткрытые губы. Тело в его руках сладострастно выгнулось, вжимаясь, покорно впуская в свой рот, отвечая. Сегодня Леви был другой, и Эрен не понимал в чем причина такой перемены. Он не мог даже сказать, было это хуже или лучше, но в Леви появилось что-то развратное, пошлое, непристойное. И от этого забирало еще хлестче, дурманило, невольно заставляя думать, что так, должно быть, ведут себя с клиентами. Эрен незаметно втягивался в странную игру по чужим правилам, и ласки его изменились, становясь грубыми, требовательными, эгоистичными. Леви больше не был частью, он стал средством, разнузданным, готовым выполнять любую прихоть с пьянящей покорностью на лице. Оттолкнув Эрена, он, все так же стоя на коленях, медленно стянул рубашку, каждым движением возбуждая все больше. Расстегнул брюки, откровенно лаская себя, кусая губы и выгибаясь назад, почти упираясь лопатками в старый диван. А Эрен смотрел во все глаза, не в силах отвести шокированного взгляда, желая его еще сильнее, любя его еще безумнее такого, непристойного. Эрен до боли сжал себя, наблюдая, как Леви, развернувшись, упал грудью на диван и отставил задницу. Как тонкие скользкие от смазки и слюны пальцы умело ввинчивались в тело, растягивая и подготавливая, хотя несколько дней бесконечного секса не дали ему закрыться окончательно. Но Леви все же тянул себя, то прогибаясь, то выгибаясь, жадно насаживаясь на пальцы, не забывая при этом искоса и совершенно по-блядски смотреть на Эрена, наслаждаясь его реакцией. — Выеби уже, — выдохнул он надломлено, и пальцы с совершенно отчетливым хлюпаньем покинули его тело. И Эрена не нужно было просить дважды. Подхватив Леви под бедра, приподнял его задницу повыше и сплюнул на расслабленное кольцо мышц. Потерся напряженным членом, смешивая слюну и смазку, и протолкнул головку в горячее и ждущее. Против ожидания, было туго. Вытащив член и едва не кончив при этом, Эрен, поддавшись порыву, наотмашь хлестнул по упругой заднице и снова толкнулся в нее, заставив Леви захрипеть. Давил медленно, сильно, чувствуя, как Леви постепенно принимает его, уступая. А потом как сорвало. Для Эрена не осталось ничего, только бешеная пульсация и маленькое тело, содрогавшееся от глубоких ударов. И еще перед глазами мелькали тонкие пальцы, исступленно царапающие цветастую обивку, вензеля на которой пестрым хороводом провожали уплывающее в абсолютное ничто сознание. Комната наполнилась сдавленными стонами и хриплым дыханием, а еще пряным запахом секса. Воздуха не хватало, а тот, что оставался, горел в легких и плавился, заставляя кровь кипеть в венах и мириадами раскаленных игл вонзаться в изнывающие тела. И Леви не выдержал первым. Содрогнувшись, выгнулся, словно стремясь вырваться и рвано задушено выдыхая, мучительно сжимаясь, обессиленно обмякая, утягивая за собой в безумие окончательно оглушенного мальчишку. Приходил в себя Эрен долго, жадно глотал воздух, чувствуя сладкую истому и сердитую возню под собой. Наконец отстранился, вытаскивая из распластанного тела неопавший член, от кончика которого к припухшему кольцу мышц вязко тянулась белесая нить. Перехватив, он размазал ее подушечками пальцев, а потом несмело протолкнул один в полуоткрытый вход. Внутри было обжигающе горячо и липко, а упругие стенки, протестующе сжимаясь, давили, пока не вытолкнули Эрена вместе с щедрой порцией его же спермы. Эрен тяжело осел на пол и резко выдохнул, словно от удара под дых, и услышал, как следом тихо и довольно хмыкнул Леви. — Ты поразительно неиспорчен, Йегер, — проговорил он, скользнул рукой по промежности, стирая сочащиеся последствия мальчишеской любви, с секунду смотрел на перепачканную руку, затем вытер о валявшуюся на диване салфетку и натянул брюки. Эрен, едва дыша, следил за ним, силясь распознать перемену, произошедшую в Леви. А тот уже легко поднялся на ноги, накинул сорочку и закурил. — Вы сегодня совсем… другой, — наконец произнес Эрен, тоже застегивая штаны и поднимаясь с пола. — Как и полагается хорошей шлюхе, — равнодушно пожал плечами Леви. Эрен нахмурился. — Зачем вы так говорите сейчас? — Затем, что это правда, — Леви глубоко затянулся и устремил на пацана немигающий ядовито-ртутный взгляд. — Ты же говорил, что все знаешь обо мне. Тогда ты должен знать и то, что я обычная шлюха. Меня ебет Смит, все его друзья и подельники, все нужные ему люди и… — Замолчите! — не выдержал Эрен. — Зачем вы это все… — он осекся, не в состоянии подобрать слова. Что-то было неправильно, что-то поменялось, но Эрен, измотанный и пресыщенный, никак не мог собраться и понять, что именно. Он видел только, что Леви был другим, совсем другим, каким-то чужим, холодным и циничным. Ну, то есть, он и раньше был циничен, но с Эреном — никогда. Сейчас же в его словах было столько замогильного холода, что пацан чувствовал ледяное дыхание пугающего безразличия. — Что случилось? — спросил он тихо, боясь даже приблизиться к Леви, а так хотелось обнять его сейчас, прижать к себе и навсегда закрыть собой от боли и страданий. — Смит в городе, — затянувшись, ответил Леви. Эрен порывисто шагнул к Леви, обхватил худые плечи и с облегчением зарылся носом в блестящую черную макушку. Чувство всепоглощающего счастья захватило его, и он что есть силы стиснул в объятьях упирающегося мужчину. Смит в городе, и вот в чем была причина жуткого состояния Леви, а вовсе не в нем, не в Эрене! Хотелось вопить от облегчения, даже несмотря на то, что где-то на задворках сознания настойчиво и гулко бил набат, извещая о смертельной опасности. — Мы уедем, — торопливо, словно боясь, что Леви перебьет его и не даст закончить, начал Эрен. — Завтра же вечером. Именно это я хотел сказать вам, когда пришел. Армин купит билеты, и мы исчезнем, слышите?.. И я думаю, что сейчас лучше не терять время, а собрать необходимое и отправиться к нам в мансарду. Леви замер. — Мы уедем? — спросил он, подчеркнув слово «мы». — Да! — Эрен обнял его еще крепче. — Вы, я, ну и Армин. — Ты спятил, Йегер? Я никуда не собираюсь ехать. Эрен недоверчиво засмеялся, пока не сообразил, что Леви серьезен, как никогда до этого. — Вы не хотите ехать со мной? — он чуть отстранился, пытаясь поймать ускользающий взгляд мужчины. — После всего, что было? Леви небрежно сбросил обнимающие его руки и снова закурил. — А что было, Йегер? — спросил он, выпустив в лицо мальчишке сизую струйку дыма. — Ты спас меня, заботился, а я отблагодарил тебя так, как смог. Эрен сглотнул, тревожно вглядываясь в бледное лицо. — Вы шутите? — едва слышно пробормотал он непослушными губами. Леви пожал плечами, затягиваясь сигаретой. — То есть все, что было… все эти ночи и… и сейчас… это благодарность? — сбиваясь, выдавил Эрен, ощущая странное покалывание во всем теле. — Слушай, Йегер, мне действительно жаль, что ты принял это за нечто большее. Эрен моргнул. Потом еще и еще раз. А еще он продолжал стоять, дышать и, наверное, думать, и это было странно. Потому что внутри он был мертв. В груди разверзлась гигантская черная дыра, поглотившая в одночасье все то, что было жизнью. И только ледяной ветер свистел там, где секунду назад неистово билось живое и любящее сердце. Сейчас оно стало крохотным и сморщенным комком, истекающим кровью, все еще живым, словно назло, и корчилось из последних сил от рвущей его боли. Эрена трясло. Странной мелкой нервной дрожью, которую невозможно было унять. Окативший жар схлынул, и пришедший на смену ему колкий холод вымораживал руки, лицо, забирался под ребра, выстуживая внутренности и усиливая непрекращающуюся дрожь. — Наверное, мне стоило сказать об этом раньше, — словно сквозь толстый слой ваты долетел до него неживой голос Леви, и слова катились, как железные прутья по стальной решетке. — Прости. «Прости». Внутри что-то оборвалось. С треском, с жутким визгом. С дикой болью, от которой хотелось сжаться в комок и выть подыхающим зверем, срывая голос и захлебываясь кровью. Но он не мог проронить и слова. «Прости». Эрен не мог разжать челюстей, сведенных судорогой, и стиснутые зубы с болезненным скрежетом сжимались все сильнее и сильнее, грозясь вот-вот раскрошиться. Он хотел расслабить мышцы, уже не в силах терпеть острую боль, но понял, что не может. «Прости». Следом спазм сдавил гортань, заставляя давиться воздухом, хрипеть, хватаясь за горло онемевшими непослушными пальцами. «Прости». Язык словно распух, острой наждачкой царапая нёбо, вжимаясь в скрипящие зубы до кислотной боли. «Прости». Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Бешеный вихрь подхватил и понес, кружа и швыряя из стороны в сторону. Свет, предметы, вся комната стала отдаляться, нелепо растягиваясь в пространстве. Перед глазами мелькнуло чудно перекошенное лицо Леви, приплюснутое и будто бы свезенное на сторону. Оно плыло и вращалось, нелепо раскрывая рот, из которого вылетало надсадное воронье карканье. Что-то ледяное хватало Эрена за лицо, тонкое и цепкое, как речные водоросли, но удушливо пахшее табаком, и он надеялся, что это холодное затянется на шее, раз и навсегда прекратив мучения. Но оно гладило, вибрировало и душить не собиралось. — Эрен! Словно издалека, словно сквозь ветер. — Эрен! Уже ближе. И следом обжигающий удар по щеке. Наотмашь. И как отпустило. Челюсти сами собой разжались, и Эрен жадно вдохнул, еле двигая посиневшими губами. В ушах гудело, сердце тупой болью било по ребрам, а комната постепенно возвращалась на свое место. Щека пылала от оплеухи. — Дыши, мать твою! — раздалось совсем рядом злое шипение, сильные руки нещадно встряхнули. — Дыши! С трудом сконцентрировал взгляд. Леви. Родной. Чужой. Прямо перед ним, сосредоточенный и бледный как смерть. Эрен отшатнулся, скорее, инстинктивно, нежели осознанно, тут же оступился, чуть не упав, и, пошатываясь, почти на ощупь вывалился из комнаты на подгибающихся ногах. Эрен бежал так, будто за ним черти гнались, бежал от самой Реколеты до окраины. Бежал, выплескивая всю боль и горечь, и слезы высыхали на порывистом ветру. Бежал, задыхаясь, не чувствуя усталости и ломоты в мышцах. Бежал, желая убежать навсегда. И только оказавшись в родной и уютной мансарде, остановился, осел на пол перед перепуганным другом. Слепым щенком тычась в костлявые колени, хрипло утробно завыл, зубами раздирая в кровь костяшки трясущихся заледенелых пальцев.