Percanta

Армин осторожно заглянул в комнату. Он боялся разбудить Эрена, но, оказалось, совершенно напрасно. Тот по-прежнему лежал на кровати, уставившись в потолок пустыми глазами. Как и час назад, как и два. Как и весь остаток ночи, когда он сам не свой ворвался в мансарду, и Армину еле удалось заставить его подняться с холодных досок пола. В таком состоянии, как ночью, Армин не видел друга ни разу, и особенно разительно была заметна перемена потому, что за каких-то два-три часа до этого Эрен был счастлив, полон энергии и надежд. Сейчас же он лежал разбитый, сломанный, как выброшенная кукла, и с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой, даже не моргая. Эти пустые глаза пугали Армина больше всего, настолько непривычно и тяжело было видеть потухший взгляд, обычно живой и подвижный. И он становился совсем жутким, стоило Армину только попытаться выяснить, что же произошло. Впрочем, главное и так понятно — Леви не едет с ним. Армин с самого начала подозревал, что так и будет. Влюбленность Эрена была в достаточной мере слепа и наивна, чтобы принять за чистую монету то, что со стороны Леви оказалось, скорее всего, лишь благодарностью. Может, даже и увлечением, но все-таки недостаточно сильным, чтобы променять всю свою жизнь на зыбкую неизвестность. И все же Армин пытался достучаться до Эрена, не для того, чтобы выведать подробности, а просто заставить выговориться, но все было бесполезно. Вцепившись ледяными пальцами в запястья друга, Эрен хрипло надорвано дышал и, казалось, не слышал обращенных к нему слов. Было страшно смотреть на это, но ужасней всего был совершенно звериный не то рык, не то вой, с которым Эрен время от времени зажмуривался и сжимался в комок. Глухой, протяжный, не выражающий ничего, кроме бесконечной боли от разорванного в клочья нутра. Эрен разжал сведенные судорогой пальцы и затих только под утро, но не потому, что успокоился. Просто пустота внутри разрослась настолько, что, видимо, поглотила все. Не было даже боли. Он позволил поднять себя на ноги, послушно дошел до кровати и лег, повинуясь настойчивым заботливым рукам Армина. Пролежал остаток ночи и утро, не спал и даже не дремал, просто смотрел поблекшими глазами в никуда и изредка качал головой на вопросы друга. — Ты как? — тихо спросил Армин, подходя к постели и осторожно садясь на краешек. Ресницы Эрена едва заметно дрогнули, но взгляд остался безучастным. — Я был в порту, — произнес Армин, — взял билеты, на сегодня, на поздний вечер. Эрен слегка кивнул головой. — Не спросишь куда? — сделал Армин очередную попытку растормошить друга. — Не имеет значения, — едва слышно наконец-то проронил Эрен сорванным безжизненным голосом. Армин вздохнул. — Ты бы поел, а? — Не хочу, — последовал глухой ответ, и Эрен отвернулся к стенке. Это были первые его слова почти за двенадцать часов, но Армин огорченно вздохнул. Ему все это не нравилось — ни состояние Эрена, ни его реакция, ни ситуация, из-за которой они срывались с места. Армину вообще было тревожно. С утра, бегая по городу, он только и делал, что постоянно оглядывался, ожидая нос к носу столкнуться с людьми Смита. Ему даже показалось, что он пару раз видел призрачно мелькавший в толпе юркий силуэт, следовавший за ним, но все обошлось. Никто его не преследовал, никто не следил, он спокойно купил билеты, забежал к мэтру Солинасу и вернулся в мансарду. Но чувство тревоги не покидало, обещая совершенное спокойствие, только когда земля Буэнос-Айреса скроется за горизонтом. Вдохнув в очередной раз, Армин принялся за сборы. Брал только самое необходимое, оставляя нехитрый скарб и все нажитое. Там, куда они направятся этим вечером, все это уже не будет иметь никакого значения. Там всего будет в избытке. Он достал из кармана бланк телеграфа с печатью и подписью, подтверждавшей оплату телефонных переговоров со Старым Светом. Выбросил в ведро и какое-то время еще просто стоял и думал, что сейчас точно так же в помойное ведро летят их стремления и надежды. Почему-то возвращение на родину не радовало, хотя, казалось бы, должно. Ладно, неугомонный Эрен, всю жизнь куда-то бежавший, спешивший, стремившийся, жадно хватавший от жизни все, что можно. Он никогда бы не смог успокоиться, сидя на одном месте. Он был из породы авантюристов, первооткрывателей, ренегатов. Для него застой подобен смерти. Но Армин, всегда воспринимавший эту поездку исключительно как возможность посмотреть мир, а не начать все с нуля на новом месте — именно Армин сейчас был огорчен, раздосадован и возвращаться никак не хотел. Все-таки странное у жизни чувство юмора. Однако идея вернуться домой хоть и была нерадостной, но все же единственно верной на данный момент. Куда бежать из Буэноса Армин не представлял, да еще с обузой в виде совершенно раздавленного и потерянного Эрена. Сколько он пробудет в этом состоянии? Захочет ли чего? А один Армин не справится, это он про себя знал точно, потому что двигающей силой всегда был Эрен. Но сейчас эта сила сломанной безразличной куклой лежала на кровати, и Армину даже казалось, что тот угол комнаты заволокла какая-то траурная дымка и солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь серый плотный туман. — Эрен, — тихонько позвал Армин. — Ты хочешь что-то забрать отсюда? — Нет, — так же тихо ответил Эрен. — Совсем? — Совсем. В очередной раз потерпев фиаско, Армин сдался. В конце концов, он все равно ничего не сможет сделать. И даже найти нужных слов не получится, ведь он сам никогда не влюблялся и не терял. Эрен должен пережить все сам, переболеть, передумать, а он просто будет рядом, как всегда. Когда стемнело, в дверь раздался решительный стук. Эрен устало открыл тяжелые веки. Он по-прежнему не спал ни секунды, хотя хотелось смертельно и где-то понималось, что в этом будет спасение. Однако он попросту не мог. Стоило закрыть глаза, как тут же видел лицо, бледное, расплывающееся. И губы, когда-то сумасшедше целовавшие, сейчас сжатые тонким холодным лезвием. Не поцеловать, не разомкнуть — обрежешься, кровью истечешь. Не любит. Не любил. И душа кровила, захлебываясь, и любое воспоминание вызывало глухую утробную истерику, заставляя сжиматься в комок и выть. А еще раскроить себе голову, чтобы выгнать все воспоминания, такие же ядовитые, как ртуть его глаз. Не выходило. Слишком ярко было, слишком сладко, просто слишком для неискушенного, впервые и до одури любящего Эрена. Спать не мог. Да и дышал с трудом. Словно что-то тяжелое сидело на груди, смрадно выдыхая в лицо. Наверное, теперь так будет всегда, и любая попытка вдохнуть будет отзываться тупой опоясывающей болью, угнездившейся под ребрами. Наверное, так даже лучше, не дает думать о том, что был всего лишь… Кем? Вопрос оставался без ответа. Да и неважно. Не любит, не любил — вот это было главным. Стук — резкий, напористый, вывел из задумчивости, разорвав удушливый круговорот тяжелых мыслей. Но вскинуться на постели и встать заставил испуганный взгляд Армина. — Не бойся, — тихо произнес Эрен, подходя к двери. — Смит стучать не станет. И потом, тебя не тронут. — А тебя? — прошептал Армин. — Все равно, — он лишь пожал плечами. Но на пороге стояла Ханджи. Как всегда в мужском костюме, в мужских же ботинках и в очках. Это спустя какое-то время работы в ее заведении Эрену стало понятно, что образ роскошной дамы, увиденный им в Ла Рейне, редкое невероятное нечто. Потому что в подавляющем большинстве случаев Ханджи выглядела абсолютно по-мужски. — Какого черта ты все еще здесь? — прямо с порога накинулась она. — Какого черта ты открываешь дверь, даже не спросив, кто за ней? — Зайдете? — как ни в чем не бывало спросил Эрен, равнодушно смотря мимо нее. — Конечно, я зайду! Отодвинув его в сторону, Ханджи решительно вошла в комнату, оглядываясь и цепко подмечая собранные саквояжи и полуживого от волнения Армина. — Люди Смита рыщут по городу, — развернувшись к парнишке, произнесла она без какого-либо волнения, а просто доводя до его сведения любопытный факт. — За тебя назначена награда. За живого. Эрен лениво и с грохотом захлопнул дверь. — И что? — Абсолютно ничего, — хмыкнула Ханджи, сверкнув очками. — Если не считать того, что благодаря какой-то дурацкой случайности ты все еще жив. Смит не знает где ты живешь? Эрен кивнул. — Хоть тут ума хватило, — выдохнула Ханджи. — Что собираетесь делать? — спросила она, переводя прищуренный взгляд с одного на другого. — У нас билеты, корабль отплывает через два часа, — несмело вставил Армин. — Думаете, в порту не будет людей Смита? — Ханджи насмешливо скривилась, нервно постукивая перчатками по бедру. — Армин поднимется на борт первым, — безучастно сказал Эрен. — Потом я. — Если получится, — многозначительно вставила Ханджи. Эрен повел равнодушно плечами, а женщина цыкнула, борясь с желанием отвесить мальчишке подзатыльник. После ее вчерашнего короткого и нелегкого разговора с раздраженным Леви, она предполагала нечто подобное. Но действительность превзошла все ожидания. Эрен был похож на привидение — бледный, осунувшийся, с ввалившимися потухшими глазами, смотревшими непонятно куда. И от его энергии, брызжущей неуемным фонтаном, осталось совсем ничего, только вяло двигаться и пожимать плечами. — Уверена, нас не устроит результат с приставкой «если», — произнесла она наконец. — Я, знаешь ли, не согласна рисковать своей головой без расчета на успех. — Ну так не рискуйте, кто вас просит, — нехотя огрызнулся Эрен, порядком устав от доброжелателей и помощников. Уже, если честно, подмывало пойти к Смиту, и пусть делает с ним что хочет. Было до тошноты мутно в принципе, чтобы еще терпеть чрезмерную необоснованную заботу. И тут его оглушило невероятное подозрение. — Или это он просил? — хрипло, вскинувшись. — А какая разница, он или я? — вскинула бровь Ханджи. — Конечно же, он, — едва выдохнул Эрен, — зачем вам ради меня подставляться, если он не просил… — Вообще-то, обидно такое слышать. Я всегда думала, мы друзья. Эрен, прищурившись, хмыкнул. — Вы всегда делали только то, что просил он. И тогда в Ла Рейну вы пришли тоже потому, что он просил. И в Нероли вы забрали меня по его просьбе. Вы никогда не были мне другом, как он никогда не был мне… — Он очень благодарен тебе, — перебила Ханджи, но осеклась, наткнувшись на взгляд Эрена. Воспоминания бессмысленными обрывками закрутились в спираль, наполняя сгустившееся пространство видениями, запахами и звуками. Вот трогательный абрис верхней губы и бархатные полукружия ресниц, отбрасывающих глубокие тени на острые скулы. Вот резко взвизгнул бандонеон, и глупое сердце заныло. Вот смазанный поцелуй в темноте и запах сушеных трав. А следом изогнутая спина, тонкая, но сильная. Пьяный от страсти взгляд, ради которого отдашь всю жизнь без остатка. И рваное дыхание, одно на двоих. Жаром опалило и заскреблось бездомной кошкой где-то, где у людей обычно бывает сердце. А у Эрена — пустота, гулкая, непроглядная, мертвая. — О его благодарности я знаю все, — еле слышно проговорил он. Ханджи открыла было рот, но Эрен не дал ей высказаться. — Я не хочу больше о нем. Никогда. Все, хватит. — Как скажешь, — согласилась Ханджи, понимая, что ей, по сути, нечего возразить, кроме правды. — Но мою-то помощь примешь? Или как? Смиту нужен только ты, верно, но твоего дружка пустят в расход не задумываясь, ибо никто не будет разбираться, уж поверь мне. Эрен стиснул зубы и мельком глянул на бледного напряженного Армина, огромные испуганные глазищи которого заставили почувствовать стыд, собственное ничтожество и досаду одновременно. Отвратительно было сознавать, что, ввязавшись в сомнительную авантюру, еще и друга подставил. Пусть и косвенно, но подставил, с чего-то решив, что Смит или его шестерки будут разбираться и выяснять, кто виновен, а кто нет. Нахмурившись, Эрен отвернулся. — Мы будем признательны вам за помощь, — поспешно выпалил Армин. — Нашли? — рявкнул Смит в снятую трубку. Леви приоткрыл глаза. Комната плыла и вращалась, но постепенно движение замедлилось и остановилось вовсе, и он уперся взглядом в свой диван. Чуть сместив фокус, он увидел сидящего за столом Смита, а напротив в кресле еще один силуэт. Сам же он лежал на полу со скрученными за спиной руками. Последнее, что помнил Леви, холодный неживой взгляд Смита и тяжелый хук справа. Голова гудела тупой болью, половина лица как онемела, через рот, до рези впиваясь, был туго затянут на затылке обрывок его же сорочки. На языке, хоть и придавленном к нёбу, ощущался яркий металлический вкус крови из разбитой о зубы щеки. Страха за свою жизнь, однако, не было. Его он перестал испытывать давно, наверное, еще до Смита, как-то выживая с себе подобными в портовых доках. Даром что был мелким, зато отлично помнил и драки за еду, и поножовщины из-за ношеных ботинок, и то, на что шли другие мальчишки ради мятой банкноты. До сих пор по ночам иногда слышал их задушенные хрипы, доносившиеся из-за прикрытых ворот складов, и какой-то совсем звериный скулеж, когда они возвращались, валясь на груды тряпья, служившие им постелями, видел слипшиеся от слез ресницы и глаза, слишком взрослые для мальчишек. И все же он напрочь забыл мертвую хватку леденящих лап на горле и пустоту, выжранную под ребрами острыми клыками, в которую сейчас проваливалась уверенность об руку с выдержкой. Страх вернулся, обнимая, как старый товарищ. И то был страх не за себя. — Как нет?! Леви сглотнул. Он говорит про Эрена?.. Конечно, про него. Не нашли… Чувствуя, как вновь может дышать, а сердце, болезненно ухнув, забилось где-то в горле, он попробовал пошевелиться и тут же бросил эту затею. Затекшие выкрученные руки отозвались такой болью, что до скрипа вцепился зубами в импровизированный кляп, гася предательский стон. Невероятное было по-прежнему очевидно — вся немаленькая хваленая сеть Смита не могла выловить в городе одного-единственного мальчишку. Леви очень хотелось думать, что Эрен успел скрыться, что Ханджи его нашла и помогла уйти, ведь сейчас время играло против мальчишки. Чем дольше рыщет Смит, тем больше шансов, что найдет. И единственная возможность проскочить — это сейчас, пока не все силы стянуты и игра не пошла в полную силу. — Порт перекрыли? Вокзал?.. Ясно, — Смит говорил коротко, зло, едва сдерживая рвущуюся наружу бешеную ярость. — Докладывать каждые пятнадцать минут, — трубка телефона с грохотом полетела на рычаг. — Эрвин, это глупо, — произнес второй силуэт голосом Майка. — Что ты сказал? — Смит перевел воспаленный взгляд на своего советника и правую руку. — Я говорю, что это глупо, — спокойно повторил Майк. — Мы сейчас не в том положении, чтобы стягивать все силы сюда для поиска какого-то сопляка. Заклай почти взял нас в клещи и угрожает со всех сторон, а ты устраиваешь драму в духе обманутого супруга. Брось, слышишь? Потом найдешь мальчишку и поквитаешься. Сейчас же есть гораздо более важные вещи. — Предлагаешь спустить и пусть все потешаются надо мной?! — Предлагаю не лезть в бутылку. Потешаться будут непременно, но только над тем, что ты, как какая-то белая рвань, мечешься по городу в поисках мальчишки, трахнувшего твою шлюху без спросу. Которую, кстати, в этом городе не ебал только ленивый. С твоей же, Эрвин, подачи, между прочим. Леви прикрыл глаза, судорожно соображая. Майк умница, только сможет ли провести Смита… Если сможет, то Эрен… Эрен будет почти в безопасности. Только зачем Майк делал это, было непонятно. Может, и правда хотел уберечь репутацию босса, может, действительно думал о дышащем им в затылок Заклае, а может… — Язык попридержи, Захариус, — Смит предупреждающе понизил голос. — Я твой советник, Эрвин, — проигнорировав настроение босса, продолжил Майк. — И мое дело не дать тебе наделать ошибок, в данной ситуации могущих стать непоправимыми. Мы не можем сейчас все силы стягивать в город. Леви услышал, как заскрипело кресло, и вновь открыл глаза. Майк, подавшись вперед, в упор смотрел на Смита, восседавшего с судейским видом за массивным столом. — Ты совершаешь глупость, Эрвин, понимаешь ты это или нет?.. Я бы еще понял, оставайся он, — небрежный кивок в сторону Леви, — по-прежнему твоим любовником. Но шлюха? Ты готов рискнуть проиграть Заклаю за-ради разъебаной дырки и рта, в который спускали чаще, чем в матрас в духовной семинарии?.. Не думаю. Леви отчетливо видел, как на скулах Смита перекатывались желваки. Наверняка он сейчас колебался между желанием разбить в крошево лицо человека, посмевшего сказать такое, и совершенно разумным решением послушаться совета. — Что ты хочешь чтобы я сделал? — через силу спросил Смит, видимо, приняв какое-то решение. — Отзови людей, не позорься, устраивая мавританские страсти. Не заставляй задумываться, за каким таким хреном все подняты на ноги из-за сопливого мальчишки. Смит выдохнул и откинулся на спинку кресла. — Хорошо, сделай, — выдавил он, устало проводя рукой по лицу. Захариус тут же поднялся. И Леви невольно перехватил его взгляд, когда тот, направляясь к выходу, прошел мимо. То ли показалось, то ли Майк действительно едва заметно кивнул ему. Впрочем, неважно это было все. Единственное, что имело значение — Эрена пока не тронут. Про себя он почему-то не думал вовсе и бешеного гнева хозяина не боялся, хотя прекрасно понимал, что в лучшем случае Смит его убьет. О том же, что будет в худшем, думать не хотелось вовсе. Главное, что мальчишка, согревший его и научивший любить, успеет скрыться. Ночной порт Буэнос-Айреса мало чем отличался от того, который можно было увидеть при свете дня. Разве что пришвартовывались суда поплоше, груз прибывал посомнительнее да публика была попроще. А столпотворение и неразбериха царили точно такие же. Когда автомобиль Ханджи подъехал к пристани, волнение Армина достигло апогея. Забившись в дальний угол салона, он тревожным взглядом то и дело скользил в сторону окна. — Ничего не понимаю, — произнесла Ханджи, и автомобиль резко затормозил. — Что? — взглянул на нее Эрен. — Я никого не вижу, — тихо ответила женщина, барабаня пальцами по рулю и не глуша мотор. — Думаете, они на корабле? — спросил Армин. — Черт его знает. Эрен выглянул в окно и бегло осмотрел пристань. И правда, такое впечатление, что людей Смита тут не было. Пристань жила своей жизнью, грузчики подтаскивали и оттаскивали багаж и тюки, пассажиры степенно поднимались по трапу, приказчики считали груз и ящики, ругались с перевозчиками, докеры тут же все это затаскивали в трюмы. Не было ни праздношатающихся, ни зевак, ни господ с утекающими взглядами, смотрящими как бы на вас, но все-таки мимо. Каждый был занят своим делом, и на подъехавшую солидную машину никто не обращал ровным счетом никакого внимания. — Я тоже никого не вижу, — сказал он. Ханджи хмыкнула и мельком глянула на двух мальчишек. — Ну что, либо выходим и надеемся на удачу, либо уезжаем и ищем другие пути. — Выходим. Эрен с Ханджи переглянулись, никак не ожидая от Армина столь четкого ответа. Заметив их удивленные взгляды, он смутился. — Ну нельзя же бояться всю жизнь, — пролепетал он из темноты салона. — Разве нет? — Ты вообще не должен был оказаться в такой ситуации и с таким выбором! — порывисто воскликнул Эрен, насупившись. — Я втянул тебя во все это, хотя не имел никакого права! — Эрен, ты всю жизнь меня защищал! И очень давно я дал себе слово, что… — Так, довольно, мальчики, — властно перебила Ханджи. — Прикроем пока ваш чайный клуб. Армин! — она перевела взгляд на миловидного блондина. — Ты первый. Армин поспешно кивнул, нервно сглатывая. Эрен же сжал тонкие дрожащие пальцы. — Они не тебя ждут, давай! — и он подтолкнул друга к открытой дверце. Вдвоем с Ханджи они наблюдали, как Армин слился с толпой на пристани и беспрепятственно добрался до проверяющего билеты. Контроль занял всего несколько секунд, показавшихся вечностью для наблюдавших из автомобиля. А дальше белобрысая макушка резво замелькала по трапу, пока не скрылась из вида за нависающим бортом корабля. Ханджи хищно оглядывалась. Никто из бывших рядом не бросил своего дела и не растворился в сутолоке порта. Стало быть, Армина пропустили. Наверное, просто не знают его. Либо… либо действительно тут людей Смита нет. Она повернулась к Эрену. — Ну, прощай, Эрен Йегер, — тихо произнесла она, смотря на мальчишку с непонятной тоской. Эрен несколько раз моргнул и стиснул зубы. Коротко кивнул. — Ты как? — не удержавшись, спросила она, невольно коснувшись горячей щеки мальчишки. Он тряхнул головой, разрывая мимолетную ласку. — Все хорошо, — ответил, но голос предательски сорвался. — Простите меня. Я говорил тогда не думая. — Черт, — выдохнула Ханджи и неожиданно обняла мальчишку, прижала к себе. — Как бы я хотела, чтобы все было по-другому и Леви бы не… — Это уже неважно, — перебил ее Эрен. Она отстранилась, пытливо заглядывая в раскосые невероятно красивые глаза и понимая, почему Леви потерял голову. И он прав, мальчишка должен жить дальше и ничего не знать, даже не подозревать. Захлопнувшаяся за Майком дверь прозвучала, как приговор. Леви равнодушно прикрыл глаза, расслабляя мышцы спины и шеи — теперь вглядываться и вслушиваться больше не имело смысла. В том, что сейчас начнется, ему уже уготована главная роль, и Смит ни за что не позволит пропустить премьеру. — Очухался? — плотная тень присела рядом, тяжелой ладонью скользнув по затылку, ухватила за стянутый узлом обрывок сорочки и резко вздернула. Мягкая, казалось бы, ткань, словно тупое, с зазубринами лезвие, впилась в кожу, раздирая края рта. Леви отчетливо услышал хруст собственной шеи и зажмурился. — Ну что, побеседуем? — снова раздался сверху вопрос, сильные жесткие руки подхватили и рывком поставили на ноги, толкнули к стулу. — Располагайся. Координация была ни к черту. Ударившись, Леви едва не упал, удержался и тяжело осел на стул. Смит же не спешил возвращаться на председательское место за столом и маячил где-то слева черной зловещей тенью. Раздавшийся за спиной щелчок выкидного ножа заставил Леви напрячься, но холодное лезвие, сиюминутно коснувшись горящей кожи, взрезало тугую веревку, скручивающую руки за спиной. Следом Леви был избавлен и от кляпа. — Ничего не хочешь рассказать мне? — Смит наконец-то уселся за стол и уставился на Леви немигающими глазами. — А что ты хочешь услышать? — вместе со словами Леви выплюнул сгусток крови и еле смог вытереть порванные губы трясущимися непослушными пальцами. — Ну например, как долго и как широко ты раздвигал ноги перед этим щенком Йегером. Леви вскинул на него воспаленные глаза. — Обойдешься. Крупные губы Смита расплылись в глумливой ухмылке. — Дава-ай, порадуй меня. Ты же знаешь, как я люблю наблюдать. Тут, конечно, уже не выйдет, — он развел руками, — но так хоть послушаю. — Эрвин, что тебе нужно? Убить меня хочешь? Вперед. Смит цокнул языком. — Убить тебя будет просто. Я могу свернуть тебе шею голыми руками прямо сейчас. И поэтому это не интересно. Леви равнодушно рассматривал холеное лицо напротив. — К тому же, — добавил командор, скользнув по нему странным взглядом, — я знаю, что ты не боишься сдохнуть. Может быть, даже хочешь. — Тогда мы в тупике, — скривившись от колющей боли в руках, проговорил Леви, отводя взгляд. — Не совсем, — очень тихо и вкрадчиво произнес Смит, поднимаясь и медленно обходя стол. Он остановился напротив сидящего Леви, смотревшего в пол, и, скрестив руки на груди, грузно привалился к краю столешницы. — Сейчас я отозвал своих людей, но как только Заклай останется в прошлом, я снова пущу их по следу. И что, если я найду твоего Йегера? А я найду, будь покоен. Что тогда? Ты, допустим, нихрена не боишься, даже сдохнуть. А он? Чего боится он, как думаешь? Леви судорожно сглотнул, продолжая смотреть в пол. Паника. Всепоглощающая. Оглушительная. Отравляющим свинцом хлынувшая по венам, ударившая в сердце. Только не он. Не его Эрен. Вскинув голову, он упер в Смита неживой пугающий взгляд. Смит улыбнулся одними губами. — Знаешь, впервые вижу эмоции на твоем лице… Забавно, было время, и я бы душу дьяволу заложил только, чтобы увидеть их. Особенно такую… любовь, какую вижу сейчас. А ты предпочел мне этого щенка. Леви прищурился. — Не валяй дурака, Эрвин. Я никогда тебя не любил, и ты это знаешь. — Но ты не любил и никого больше. А сейчас есть он. Улавливаешь разницу? — Смит склонился к нему, пытаясь перехватить пустой взгляд. — Ревность тебе не к лицу, — не удержавшись, хмыкнул Леви. — Что делать, — пожал плечами Командор. В комнате вдруг стало очень тихо. Конечно, было слышно, как в малой гостиной огромной квартиры монотонно рокотал баритон Майка, отдавая приказы. Было слышно, как в коридоре оглушительно тикали часы. И Леви был готов поклясться, что слышал, как кровь лихорадочно бежала по его пересохшим венам. Но в самой комнате стояла почти осязаемая тишина. В голове само собой сложилось то, что он должен был сделать. — Отпусти его, — бесцветным голосом произнес Леви. — Меня возьми, а его отпусти. — Зачем мне менять его на то, что и так мое? — Сделай мне одолжение. Первое и последнее. Смит медленно протянул руку к лицу Леви и сжал его подбородок. Вздернул, смотря в ядовито-ртутные глаза, воспаленные, с залегшими глубокими тенями. Небрежно скользнул большим пальцем по потрескавшимся губам, с запекшейся кровавой коркой в уголках. Леви был всем, что он когда-либо любил. И всем, что сейчас ненавидел. Растереть, втоптать, унизить. Уничтожить. Его и все то, что никогда не имел и все равно потерял. Удушающая волна ненависти, слепой ярости, злобы взметнулась в прогнившей изувеченной душе. — Ты же понимаешь, что я пальцами растащу все твои потроха? Что зубами выгрызу твое сердце? Что вот этими руками раздавлю твою голову? Смит склонился так низко, что почти соприкоснулся лбом с Леви. Прижался своей щекой к его ледяной скуле, ласкаясь, зарылся в темные волосы, вдыхая будоражащий запах самого желанного и недоступного, шепча жаркое и бездумное. Но шепот этот змеиный свинцом проникал в уши, и Леви брезгливо отшатнулся. Увидев это, Смит хмыкнул. — Неужели он настолько хорош, а? Так отменно ебал тебя, что ты теперь готов сдохнуть за него? — почти выплюнул в фарфоровое лицо напротив. Разбитые губы дрогнули в едва заметной усмешке. — Так, как тебе и не снилось, больной ты ублюдок. — Сука. Следом был удар и тошнотворная боль. Ослепляющая, но недолгая. Все, что казалось таким значимым, вдруг стало маленьким, ненастоящим, как фигурки людей на медленно, но верно удалявшейся пристани. Навалившись на перила и положив острый подбородок на скрещенные руки, Эрен пустым взглядом провожал таявшие ночные огни Города Добрых Ветров. И ветра действительно были добры к нему, приветливо распахивая перед ним двери новых возможностей и души окружавших людей. Никто не виноват, что только одна-единственная душа не дрогнула, не поддалась, не уступила, цинично оттолкнув жар юношеского сердца. Не смог отогреть. Почему-то сейчас думалось спокойнее. Может, был исчерпан отпущенный лимит страданий, как глаза пересыхают, израсходовав слезы. Может, настойчивый бриз, трепавший волосы и соленой горечью оседавший на искусанных губах, уносил с собой все дурное. А может, пережив взрыв, чувства Эрена подернулись ломкой коркой, словно остывающая на камнях лава. Теперь же, сменяя кислотную истерику, накрывало ощущение ненужности. Серые волны мерно ударяли в борт и, разделяясь, неспешно катили дальше, тяжелые и блестящие, как ртуть. И Эрен, как никогда прежде четко и ясно, со всей глубиной почувствовал свое одиночество. Сейчас оно было беспредельным, гнетущим, полным горькой тоски и осознания, что это навсегда. Он понимал, что в его жизни еще будут и женщины, и, может быть, мужчины, но отдать всего себя, как он отдавался Леви, уже не получится никому. Сзади, тихо ступая, подошел Армин. Прислонившись к перилам рядом, замер, всматриваясь в тревожную гладь океана. Так и стояли какое-то время молча, думая каждый о своем. — Мне жаль, — произнес он вдруг. — Чего? — без интереса спросил Эрен. — Всего, — пожал плечами Армин. — Этого города, нашей мечты… того, что случилось с тобой. Эрен выпрямился, не отрывая взгляда от грифельно-серой массы далеко внизу, за бортом. — Долго еще будет больно? — спросил он вдруг, разворачиваясь к другу детства и с надеждой смотря на него, знающего все ответы на все вопросы. — Не знаю, Эрен, — растерянно пожал плечами Армин. — Когда-нибудь… — Когда-нибудь… — эхом повторил Эрен. — Я люблю его. Все равно. Что бы он ни говорил, понимаешь?.. А он… — по телу прокатилась волна зябкой дрожи, — он выбрал Смита. Армин вздохнул. — Он не Смита выбрал, если тебе станет легче, — тихо проронил он. — Он просто остался в своей жизни. И его нельзя за это винить, Эрен. Есть человек, чья жизнь от него зависит, ты забыл? А жизнь гораздо больше любви. И важнее… Может быть, при других обстоятельствах Леви уехал бы… — Благодарность, — Эрен выплюнул это слово, будто оно жгло ему нутро и губы. — Что? — не понял Армин. — Он спал со мной из благодарности, а не потому, что… — Эрен осекся. Произнести слово «любил» оказалось выше сил почему-то. — Давай никогда не говорить об этом, — сказал он настолько тихо, что только по выражению его лица можно было догадаться о смысле его слов. Постояв еще какое-то время и окончательно окоченев под порывами промозглого морского ветра, Эрен понуро отправился в каюту. Армин же, оглушенный внезапной догадкой, так и застыл на палубе, совершенно не обращая внимания ни на холодное дыхание ветра, ни на начинавший бить его озноб. Порывисто обернулся в ту сторону, где во тьме скрылись огни Буэнос-Айреса, словно силясь разглядеть что-то, что-то важное, будто ища подтверждение своей страшной догадке. Но было поздно. Подняв воротник пальто, Армин ссутулился и на ватных ногах отправился вслед Эрену. Он чувствовал себя малодушным, трусливым, никчемным, понимая, что никогда и ни при каких обстоятельствах не скажет другу то, что сейчас открылось ему вдруг со всей ясностью.