Ожидание и реальность

Иногда Ямагучи казалось, что даже когда Тсукки совсем рядом с ним, вот он, руку протяни и коснись плеча ― он дальше, чем кто-либо. Это тянулось с самого детства, с того злополучного дня, когда было увидено то, чего Кею видеть не следовало. Он тогда сказал, что это было как отрезание головы. Ямагучи тогда подумал, что это был первый шаг Тсукки на пути от кого бы то ни было и в том числе и от него, Ямагучи. ― Эй, Тсукки, идём пообедаем вместе на крыше? ― тянется до плеча лучшего друга Тадаши, под пальцами чувствуя тёплую ткань его гакурана. ― Да, идём, ― сухо кивает Тсукишима, стягивая наушники и беря с собой прихваченный из дома бенто. Он на два шага впереди, как всегда, выходит из класса и идёт в сторону лестниц, огибая по пути учеников. Ямагучи пытается идти быстрее, уже не прося, как раньше, подождать его, а просто торопится изо всех сил, чувствуя под пальцами тёплую ткань чужого гакурана, но Тсукки на два шага впереди. Как всегда. Тот лагерь, кажется, их сблизил, и дело вовсе не в лежащих рядом футонах и совместных ваннах. Тогда Тадаши хватило смелости и сил сказать, что он думает на самом деле, дотянуться, сократить расстояние до минимума и снова отпустить, давая время привыкнуть к новому положению вещей, но в то же время продолжать идти след в след, дышать в белобрысый затылок и не давать уйти достаточно далеко. ― Ты дурак, Тсукки, дурак! Мы же выиграли! ― Кривится Ямагучи, снова не боясь собственных слов, он ведь прав, и Тсукки это знает, он даже согласен, но с победой на отборочных пришла ещё большая ответственность, тяжесть. ― Тсукки, пойдём вместе домой? ― застенчиво касаясь рукава олимпийки друга спрашивает, скорее даже просит, Тадаши, украдкой пытаясь заглянуть в знакомые глаза. Он изменился. Его взгляд стал другим, заострился, стал ломаным, смотанным на изломах рвущимся в лохмотья тейпом. Углы с каждым днём всё острей, а шипы длиннее, так, что не подойти ближе. ― Сейчас некогда. Иди один, ― безапелляционно заявляет Кей, забивая спайк с задней линии. Один. ― Тогда, может, мне остаться с тобой? Подождать? ― с надеждой предлагает Тадаши, делая шаг вперёд и два назад, напарываясь на острую тонкую иглу укоризненного взгляда. Ямагучи чувствует себя мазохистом и позволяет острию войти в своё тело. ― Я могу поблокировать. ― Нет, я сам. ― Два и три ― расстояние снова растёт, а Тадаши морщится от боли: игла скользит невидимой молнией у самого его сердца. ― Иди домой, Ямагучи. Увидимся завтра. ― Ладно, увидимся, ― бессильно взмахивает рукой Ямагучи и идёт, считая шаги, чтобы у порога зала обернуться и ужаснуться тому, как сильно он позади. Снова. Чтобы понять, что теперь догонять нет смысла. Что теперь, даже догнав, из-за колючек и шипов ответственности, даже не подойти близко, не грозясь быть растерзанным и утопленным в боли осознания того, что всё уже давно, в общем-то, кончено. ― Эй, Тсукишима, ― Хината довольно гогочет и пихает в бок одноклассника. ― Ты глянь какую девчонку отхватил себе Тадаши, ты только глянь! Кей поднимает глаза и не верит им. Когда всё так изменилось? С каких пор Хината стал второгодкой и зовёт его друга по имени? С каких пор Ямагучи таки изменился? И почему он улыбается этой маленькой девчушке, цепляющейся за его локоть? С каких пор он на столько шагов отстал от него? И почему теперь не борется с этим? Почему достижения больше не радуют, а волейбол без него, без Ямагучи, вдруг стал казаться ненужным? Почему колючки-иголки сыпятся со звоном ему под ноги? Почему в сердце тишина и только боль звенит натянутой струной где-то на границе слуха? Почему всё так изменилось? Почему ему кажется, что жизнь вдруг растеряла краски, а весь её смысл стёк грязным разводом с теперь серой декорации реальности? Почему?.. ― Эй, Ямагучи! ― Почему он тянется и не может коснуться лучшего друга, хотя он вот ― руку протяни? ― Ямагучи! ― Тсукки? ― В непривычно ярких зелёных глазах холод и пустота, глубокая чёрная бездна, дыра, когда-то сделанная им самим, Тсукишимой. ― Извини, мне совсем некогда. Зелень глаз меркнет и Тадаши серо улыбается, коротко кивая. ― Ямагучи-кун, ну идём! ― капризно дуя губки тянет девчонка и дёргает его за руку. Ямагучи оборачивается и медленно идёт вперёд. Один шаг. Два. Три. ― Тсукки? ― Веснушчатое лицо Тадаши прямо перед ним, потянись Кей, и он бы коснулся пальцами его щеки и дотронулся бы улыбающихся губ. ― Всё в порядке? Ты, кажется, задремал? ― Задремал? ― Тупо переспрашивает Тсукишима, чувствуя себя настоящим идиотом, потому что открывает рот и спрашивает: ― В каком мы классе, Ямагучи? Тадаши забавно округляет глаза и давит смешок в кулаке. ― Ты что, схлопотал солнечный удар? ― Слепяще улыбается Тадаши, но, тем не менее, охотно отвечает: ― Первый год, четвёртый класс. Надеюсь, что мы с тобой в следующем семестре попадём снова в один класс. ― Первый год… ― бубнит себе под нос Тсукишима, закусывая губы и давя улыбку облегчения в зародыше. ― Да… Надеюсь тоже. Ямагучи снова улыбается, будто бы он сам и есть солнце: тёплый, яркий, уютный; и поворачивает голову ― над старшей Карасуно мелодично летит звук звонка, зовущего на занятия. ― Ну, идём на урок? А то Сенсей заругает, ― отряхиваясь, поторапливает Тадаши, пропуская Тсукишиму вперёд себя на лестницу, ведущую с крыши к школьным коридорам. Он замер на пороге, загораживая проход. ― Тсукки? Что-то не так? ― Нет, всё в порядке, ― качает головой Кей, ступая по лестнице вниз. Всего два шага вперёд и один назад. Чтобы остановиться, обернуться и взглянуть на лучшего друга. Чтобы сказать: ― Ямагучи, не отставай от меня. *** Исходящее сообщение: Ива-чан, привет, жутко соскучился по тебе. Слышал по новостям, что у вас там тайфун, жутко страшно, наверное! Не выходи из дома, запасись провизией и пережди непогоду. Как прошло распределение? Тебя уже поселили в общежитие? Сколько человек в комнате? Какие у вас предметы? А сколько экзаменов? Тебя выбрали старостой? Нет? Ха-ха-ха, мы с Маки и Матссуном поспорили, на это: они ставили «за», а я «против». Помоги мне выиграть, Ива-чан! И напиши, как у тебя будет время. Люблю, целую, твой Ойкава Тоору-сан. Исходящее сообщение: Ива-чан, привет! Ты снова не ответил на письмо! Надеюсь, у вас были веские причины не делать этого, мистер? В любом случае, я обижен и за это мне полагается совместный просмотр моего любимого фильма: ты у себя, я у себя. А после просмотра я замучаю тебя вопросами. Устроим в следующую субботу? Ну пожалуйста! Как раз не будет занятий и подработки. Так что, ты согласен? Напиши, как будет время. Очень соскучился. Люблю, Ойкава-сан. Исходящее сообщение: Ива-чан! С Рождеством! Тётушка говорила, что ты приедешь на праздники домой. Давай встретимся, хорошо? Пожалуйста, приходи. Маки и Матссун тоже будут, я даже Куними-чана и Киндаичи позвал! Яхаба и Пёсик-чан могут не прийти, они готовятся к вступительным, но было бы очень здорово, если хотя бы половину старой команды собрать удалось, да? Напиши мне, что ты об этом думаешь. Соскучился. Ойкава. Исходящее сообщение: Ива-чан, ты на меня за что-то в обиде? Я не понимаю, что происходит. Я не могу связаться с тобой ни одним способом. Тётушка волнуется. Ива-чан? Я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Я соскучился. Исходящее сообщение: Ива-чан? Хаджиме? Чёрт. Это нечестно. Исходящее сообщение: Ива-чан, привет! С днём рождения… Исходящее сообщение: Ива-чан… Системное сообщение: Уважаемый Ойкава Т.! Почтовый адрес Иваизуми Х. был удалён в соответствии с правилами ресурса о неиспользовании указанного адреса в течение трёх лет. Приносим свои извинения. Удачного вам дня! ― Удалён? ― Ойкава, не веря своим глазам, вглядывался в экран, для верности даже потерев их ладонями. ― Не может быть! Чего эти ящики живут так мало? Компьютерные хомячки, ― презрительно хмыкнул Тоору, складывая руки на груди и продолжая сверлить обиженным взглядом собственный ноутбук и очередное письмо, упавшее в папку с черновиками. ― Эй, чего расшумелся? Ночь на дворе, ― чужие тёплые руки обняли со спины, в шею угодил короткий поцелуй сухих губ. ― Что там у тебя, Дуракава? ― Сколько можно меня так называть… Да вот… тут твой старый ящик помер, ― выгибаясь в спине, пожаловался Тоору, ловя каждую частичку тепла, мягко объявшего его сзади. ― Ты до сих пор занимаешься этой хернёй? Ойкава, я что говорил? Тоору пожал плечами и обернулся, взглянув на Хаджиме, который только что вышел из душа и был тёплый, пах мылом и водным паром. Он без лишних разговоров притянул парня к себе, целуя в губы, просто потому что хотелось, просто для того, чтобы удостовериться, что прошлое осталось в прошлом, и приехавший на каникулы из Киото Ива-чан более чем реален. ― Прости, но за этот год, что ты меня динамил… ― высокопарно начал Ойкава, тут же затыкаясь, когда на него уставились два раздражённых глаза. ― Я динамил? Я? Да ты же сейчас нарвёшься, ей-богу! ― обалдев от такого нахальства, Иваизуми даже рассмеялся, на самом деле особо и не разозлившись. ― Сам натворил дел, сам страдал, изводил парней и мою родню, а я ещё и виноват? Ойкава возмущённо открыл было рот, собираясь пролить на любимого человека гневную тирадищу о том, как тяжко ему было, и кто во всём этом виноват (подсказка: конечно же, Ива-чан!), но в итоге не смог вымолвить и слова, заговорив только через пару минут, при том так тихо, что Иваизуми пришлось хорошенько прислушиваться, чтобы разобрать унылый бубнёж, который нёс Тоору. ― Ты просто не можешь себе представить каково мне было. Я всю жизнь был с тобой неразлучен, Ива-чан, и тут ты просто пропал из поля зрения. Я так растерялся, что даже не сразу догадался, что нужно связаться с тобой как-нибудь по-другому: почта там, голуби или азбука Морзе, я не знаю ― я должен был что-то сделать, но в итоге просто был так обескуражен. Что… Вот… ― Ойкава развёл руками и понурил голову. ― Эй, ну перестань, ― Иваизуми подцепил кончиком указательного пальца эту унылую мордашку и заставил друга взглянуть себе в лицо. ― Я уже столько раз извинялся, и не раз просил перестать написывать на старый адрес. ― Но… ― Не «нокай» мне тут, ― нахмурился Хаджиме, ― и дослушай. Я сожалею, что так вышло, и надеюсь, что подобного не повторится, однако, знай, что никакие расстояния, сломанный ноут или ещё что ― ничего не сможет заставить меня тебя… ― Хаджиме замолчал и смущённо отвёл взгляд. Признания, как и прежде, давались ему со скрипом, но каждый раз выходило всё лучше. ― В общем, к новому такому идиоту привыкать будет несподручно, не в том я возрасте уже. Ойкава прыснул и потянулся вперёд, чмокая своего Ива-чана в губы. ― Говоришь как старик, Ива-чан. ― А я и есть старик, ― усмехнулся Хаджиме, стискивая Ойкаву и утыкаясь ему лбом в плечо. ― Я сожалею, что оставил тебя на целый год. Я бы хотел быть рядом с тобой… ― А ты и был, ― Ойкава ткнул пальцем в монитор. ― Вот тут. Хоть и не отвечал. Но каждый раз, когда я писал тебе письмо, я думал, что Ива-чан где-то рядом со мной, вот только руку протяни, и от этого становилось немного легче. Теперь писать мне некуда, поэтому… ― Теперь тебе этого делать и не нужно, я уже тысячу раз говорил, ― нахмурился Иваизуми, цепляя Ойкаву под руку и подталкивая его в сторону дивана. ― Пошли, посмотрим твой любимый фильм, раз уж год назад я этого не сделал. Тоору издал вопль радостной касатки и помчался к стеллажам с дисками, вытаскивая с почётного места тот самый. Иваизуми, захлопывая крышку ноута, краем глаза увидел помеченное звёздочкой сообщение с его нового адреса. Быстро его перечитав, Хаджиме коротко усмехнулся, разворачиваясь на сто восемьдесят и топая к дивану, где его уже ждал любимый человек. Входящее сообщение от пользователя Ива Ч.: Хэй, Дуракава! Это моя новая почта, я угробил старый ноут, а вместе с ним все контакты и вообще всё, представляешь?! Слава богам, что хоть твой дурацкий адрес помню… Перепиши почту себе и парням дай, а то останемся без связи из-за тебя… Иваизуми. P.S. Я соскучился.