Сад тёмных душ

Да, это все. Но как мне быть: Ни днем, ни ночью не забыть – Летит из пламени костра Мне вслед проклятие. Канцлер Ги - Gui de Nogaret

      Вершина... вершина... Непостижимая вещь, непостижимое понятие. Стремясь к самому пику, все, иногда не осознавая до конца, подписываются на одиночество. Что окружает скалолаза, покорившего Эверест? Снег, громоздкие булыжники, колючий ветер и холод. Кто окружает человека, достигнувшего успеха? Просто... люди. Между близкими душами возникнет барьер, будут только люди. Кучка жалких завистников. Множество неудачников.       Лилия – королевский цветок, символ благородства. Безукоризненно ровный стебель, утончённый бутон с тоненькими длинными тычинками, аккуратные листочки – от неё веет грацией, великолепием старинных французских замков и готических церквей. Лилия – нечто возвышенное... возвышенное? Забавный диссонанс. Он пал давным-давно и лежит на самом дне, где копошатся миллионы паразитов, но всё равно одинок. Всё равно выше других. Всё равно король. Белая лилия, равнодушно колыхающаяся на ветру.       «Белая лилия - чистота, величественность».       А когда-то было совсем не так.       Когда-то его цвет был жёлтый-жёлтый, искрящийся сотнями радостных солнечных зайчиков.       «Жёлтая лилия - яркость, веселье, легкомысленность. Ложь».       Легкомысленный жёлтый - сильное любопытство и желание узнать о безграничном мире как можно больше, несмотря на гиперопеку со стороны матери и прислуги. Радостный жёлтый – настоящая, крепкая дружба. Тот мальчик был не просто самым близким человеком – он был проводником в неизведанное, маятником среди окружающей тьмы... но незаметной пролетела искорка, жаркая, смертельная – и обхватила всё жадными огненными лапищами. Отобрала самое ценное, обратила в ничтожный пепел. Пожар поразил лилию в самую уязвимую мякоть души, но не сжёг, даже не очернил нечестивым касанием, а сделал ещё хуже – обратил счастливо-жёлтые лепестки в безучастно-белые, разящие трупным, мертвым холодом. Это было слишком... слишком больно.       «С меня довольно... Эдгар...»       Белая лилия предпочла жизнь наравне с обыкновенным существованием, поглощённая грешным унынием. Никто не подходил близко к апатичному цветку, заклеймённому вечным одиночеством... пока этого не сделала одна непримечательная мимоза.       - Ш-шу-сан... Шу-сан!.. ШУ-САН!       Недовольно сморщив нос, вампир очнулся от сладкой полудрёмы и сонно приоткрыл глаз. Визгливый крик Юи заглушил кульминацию соло контрабаса...       - Шу-сан, - девчонка обхватила руку юноши и попыталась сдвинуть его с места, прикладывая все те крупицы силы, что хранились в её хрупком тельце, - п-пожалуйста, идёмте... идёмте...       Давно у неё не было такого испуганного лица – Шу уже и не припоминал, когда. Он не преминул бы в другой ситуации со всей безучастностью проигнорировать её, только внутри зашевелился скользкий червь нехорошего предчувствия – определённо плохой знак.       - Т-там... – Юи всхлипнула, откровенно начиная реветь.       - Рожай быстрее или уходи.       - Там... С-субару-кун... в... в...       Далее слова утонули в потоке неразборчивого мычания, зато Шу вскочил на ноги, а сонливость как рукой сняло.       Нет...       - Что с ним?! – не помня себя от страха, он начал трясти Юи за плечи. – Отвечай!       Не надо...       - О-он в крови... и-и-и... и... в ожогах... – делая над собой титанические усилия, жалобно выдавила девчонка и потащила за собой внезапно впавшего в прострацию Шу.       Пожалуйста, только не снова...       Проклятое существование. Проклятое клеймо. Почему сейчас? Почему не раньше, когда на него было плевать с высокой башни?!       Наследник не обращал внимания на дорогу, которой они столь никчёмно бежали, не заметил, как выбрались на улицу, словно это было не с ним, а с кем-то другим... но пришёл в себя, только увидел, как ввысь поднимается столб дыма, отравляя небо, что расцвело в близкой дали алым и горячим-горячим оранжевым. Шу разом потерял всю силу, чувствуя, как подгибаются колени.       Огонь.       По земле, передвигаясь смазанными рывками с помощью грязной, обожжённой руки, кто-то отчаянно полз, удаляясь от страшного пожара. Его вторая рука была неестественно вывернута, правая нога искривлена парой закрытых переломов, как гнутая веточка, всё тело усыпали разной ширины и глубины порезы и розовеющие пятна старательно вылизанной пламенем кожи, лицо в пыли и копоти, но волосы... волосы чудесным образом не обгорели, сияя сквозь грязь и кровь белизной. А глаза красные, невидящие, почти потухшие...       - С-субару-кун, зачем ты двигаешься, тебе нельзя! – Юи уже хотела броситься к юноше, но её опередил стряхнувший с себя оцепенение Шу.       Быстрее.       Дым будто попадает в лёгкие и разъедает изнутри.       Он подхватил младшего брата слишком резво и грубо, из-за чего тот издал старательно сдерживаемый стон, а лицо исказилось болью. Рёбра. Рёбра тоже сломаны, регенерируя мучительно медленно.       - Ты... при... шёл...       - Ничего... ничего... огонь сюда не доберётся... – лихорадочно шептал светловолосый вампир, бездумно глядя вперёд, и стремглав мчался обратно в особняк, чтобы даже не видеть, не слышать, не ощущать пламени, чей сухой жар ветер переносил на километры. – Всё будет хорошо... хорошо, слышишь?! Ты слышишь меня?!       Но самый младший Сакамаки уже провалился в беспамятство, не слыша ничего. Шу судорожно сглотнул и побежал ещё быстрее.       История не должна повториться.       - ...Ну же...       Пожалуйста.       - Давай...       Субару пришёл в себя практически через сутки бредового беспокойного сна, чувствуя, как в приоткрытый рот ему по капле вливают нечто жидкое, вязкое, утончённое и невиданно вкусное, что он с большой охотой проглотил – слабость словно бы немного отступила. Белые ресницы задрожали, и юноша лениво приоткрыл глаза, равнодушно осмотрев потолок, который кое-где пошёл змеистыми трещинами, тёмные стенки родного гроба и... и совсем рядом – лицо Шу. Матово-серое, беспокойное.       Субару попробовал приподняться, но по телу тут же прошлись жгучие волны тупой боли, появилась тошнота, и затею пришлось бросить. Зато он мельком увидел, что в большинстве своём туго перебинтован, а на видимых участках кожи белели почти затянутые рубцы и зияли фиолетовые синяки, приобретающие гнилой желтоватый цвет.       - Держался бы ты от меня подальше, - ровно, с прекрасно скрываемым «убитым» чувством произнёс Шу, на что младший брат удивлённо-вопросительно изогнул бровь. И наследник чеканно продолжил: - Я тебя предупреждал – нельзя настолько приближаться ко мне. Лучше держи...       - Дистанцию? Завались, – хрипло, раздражённо выплюнул вампир-альбинос, сморщившись – каждое слово отдавалось в голове крайне неприятным гулом и сжимающей тяжестью в лёгких. – Мне твои рекомендации на фиг не нужны.       Он знал. Субару знал, что Шу боится потерять его, как когда-то потерял Эдгара, боится пускать слишком глубоко, но сам не понимал, что уже впустил в самую сердцевину сущности, доверчиво раскрыл бутон, и обратной дороги не существует. Но младший не жаловался, не оглядывался и не жалел – он осознанно сделал свой выбор и ни за что не отступит.       - Ты, - глухо начал наследник после недолгого раздумья, - продолжал ползти прочь от пожара даже на таком расстоянии от страха или потому, что ждал меня?       Смущённо потупив взгляд, вампир-альбинос покраснел и едва заметно закусил нижнюю губу, полностью себя выдавая.       - Абсолютно безнадёжен, - вздохнул Шу – его обескураживал подобный... «жест», и в одночасье в сердце что-то затрепыхалось. Он взял дрогнувшую ладонь брата в обе руки и провёл кончиками пальцев по разбитым костяшкам, виднеющимся из-под бинта.       - Это был поджёг, - внезапно сказал Субару, гневно сцепив зубы, чем привлёк внимание наследника. – Какой-то ублюдок поджидал меня в заброшенном доме, напал с серебряным оружием и поджёг старый диван, а за ним загорелось всё остальное... но я совсем не помню других деталей, и его самого тоже, будто провал в памяти...       Шу ощутимо напрягся, и вампир-альбинос это безошибочно почувствовал:       - Забей. Всё будет хорошо... Лилие*.       Мимоза упрямо следовала за своей королевой, неосознанно разбивая её купол одиночества на мелкие осколочки, делая более уязвимой и, в то же время, становясь тёплым, ярким фонарём в темени, но лилия снова не заметила, как оказалась окружена горячими, словно огонь, календулами, которые едва не сожгли верную мимозу дотла.