Последняя из рода Сандерс

Она швырнула дневник ему на укрытые больничной простынёй колени с нескрываемым отвращением — отец изловчился, чтобы поймать его здоровой рукой: левая была сломана и обездвижена фиксатором. Эш безотчётным движением провела раскрытыми ладонями по полам рубашки, будто вытирая невидимую грязь, и скривила губы, явно удерживая ругательство. В её солдатской осанке, в жестоком изломе чёрных бровей больше не сквозило и намёка на мягкость, с которой она баюкала мою разбитую руку смешные пятнадцать минут назад. Привычный для неё образ, с той лишь разницей, что теперь упрекнуть её в лицемерии я больше не мог. Нет, она злилась всерьёз, её до нелепого маленькие ладони то и дело сжимались в кулаки — и Эшли будто усилием их разжимала, чтобы не влепить папе по и без того побитому лицу. — Вот, твой дневник, как ты и просил. Скорейшего выздоровления, — она будто прокляла отца дежурным пожеланием. «Чтоб ты сдох» — так было бы честнее. — Ещё увидимся, Джон. — И твёрдо двинулась на выход. — Стой, — остановил он её. — Зачем ты меня искала? — Сейчас неподходящее время. Твой сын в коме, если вдруг ты не заметил. — Я заметил, — спокойно отмерил отец, — но ты сказала, что дело касается Сэма. Эш вздрогнула спиной, как под ударом хлыста, и запрокинула голову, прижимая ко рту полураскрытый кулак. — Вот как… Вот так, значит, Джон. Я видела Сэма, и с ним всё нормально, ему ничто не угрожает, он практически не пострадал. А Дин… Дин умирает. Но я поняла. Это, чёрт возьми, так типично, когда на старшенького любви не хватает. Меня сейчас стошнит. Отец уткнулся рассеянным взглядом в серое небо за окном — такое серое, что и в палате от него всё казалось мертвенным, чёрно-белым. Он не рявкнул на неё, не оборвал ушат несправедливых обвинений, не стал оправдываться — он вообще ничего ей не ответил, и его терпеливое молчание было так чертовски ему не свойственно. Я бы сам на неё наорал, если бы мог: это всё неправда, а если и было бы правдой, то не её собачье дело и вообще… Да кому я вру — не наорал бы. «Дин» — моё имя — в потоке агрессивных дерзостей получилось у неё так ласково. — Сандерс, хватит уже. Ведёшь себя, как сторожевая овчарка. — Я напрасно давил в себе неуместное желание улыбнуться. — Эшли, если тебе действительно нужна моя помощь, то другого шанса у тебя не будет, — отец наконец прервал затянувшуюся паузу, нарушаемую только гневным сандерским бухтением. — Это ещё почему? — Потому что, как ты правильно заметила, Дин умирает. — Ты говоришь загадками, — фыркнула Эш, но, тяжело вздохнув, сдалась под выжидательным взглядом отца. Она прошествовала к его постели, всем своим видом демонстрируя недовольство, а затем плюхнулась на стул, стянув с плеча рюкзачок. — Ты ведь в курсе, что Сэма похитили культисты Утренней звезды? Зуб даю, ты про них слышал. Так вот, то, что похитили именно его, не было случайностью. Смотри. Здесь записи одной из шишек ковена. — Эш вытащила из рюкзака знакомую здоровую книженцию, которую, рискуя шкурой, спасла из объятой огнём преподавательской. Раскрыв книгу, она указала пальцем в первую страницу и принялась читать вслух. — Эва Уилсон — ясновидение. Джейк Талли — манипулирование разумом. Лили Бейкер — причинение смерти прикосновением. Скотт Кэрри — пирокинез. Сэм Винчестер — большой жирный вопросительный знак. Наверное, у Утренней звезды были основания полагать, что твой младший сын впишется в этот цирк уродцев, как ты думаешь? — не дожидаясь ответа, Эш продолжила: — Это ещё не всё. Весь этот дневник исчёркан какими-то странными символами, никогда не встречала ничего похожего. Наверное, какой-то мёртвый язык… Только вот этот видела. Развернув дневник, она показала папе знак, похожий на восьмёрку, положенную набок, с длинной, дважды перечёркнутой линией, растущей из неё. — Такой используют адепты Церкви Сатаны. Они поклоняются Люциферу. Только вот не понимаю, причём тут Люцифер. Насколько я знаю, Хурта — это хтонь, язычество, ничего общего с христианством не имеющее… Только не смотри на меня так, Джон. Я сама ни за что бы не поверила, если бы своими глазами не увидела, как этот паренёк, судя по всему, его звали Скотт, наглядно продемонстрировал владение пирокинезом на козлиных отродьях древнего божества. Хотя это звучит как бред. — Это не бред, — покачал головой папа. Удивлённым он не выглядел — только вконец посерел больным лицом. — Да разве Люцифер действительно существует? Ну, я имею в виду, в физической форме. Я думала, Библия повествует иносказательно, а Сатана — это образное воплощение греха гордыни, а не реальный такой хрен с крылышками. Ты ещё скажи, что Бог — это бородатый дядька на небесах, а его первые детки всерьёз упоролись дикими яблоками и предались инцесту. Это ж сколько яблок надо сожрать… — Этого я не знаю. — Но про Люцифера тебе известно. Причём он здесь? — надавила Эш. Отец предсказуемо уклонился от прямого вопроса: — Надо рассказать обо всём Дину, чтобы разобрался. — Ну иди, расскажи. Послушала бы я, что он тебе ответит — с интубационной трубкой в трахее разговаривать, наверное, не очень удобно. Даже в коме от тебя нет покоя, — она ёрничала, но глаза оставались серьёзными. — Если это шутка, то совсем не смешная. — Дин поправится, — тихо возразил папа. — На реабилитацию уйдут месяцы, если не годы. Ты бы… ты бы поберёг его, Джон. Не стоит швырять его в самое пекло — второго раза он может и не пережить. — Он и так в самом пекле, и не я придумал это. — А кто?! — Эшли чуть не перешла на крик, вонзившись взглядом в отцовский дневник, покоившийся в складках одеяла. — Знаешь, что… Зря я к тебе пришла. Рассказывать Дину я ни о чём не стану. — Она всунула книгу с записями Слуги обратно в рюкзачок нервически грубыми движениями и резко встала со стула. — Пойду поищу специалиста по мёртвым языкам. — Эшли, стой. — Он остановил её уже дважды, подметил я про себя. Видимо, дело труба. Папа подозвал её к себе взмахом руки. — Чтобы ты понимала, речь идёт о физическом выживании человечества, и записи этого культиста, — он кивнул на сандерский рюкзачок, — могут оказаться жизненно необходимыми. Ты знаешь Бобби Сингера? Я дам тебе его телефон. У него огромная библиотека оккультной литературы, и он может помочь расшифровать символы. Папа полез под подушку за телефоном. — Не надо. — Поморщившись, Эш остановила его, замотав головой. — Я его знаю, и наше знакомство приятным не назовёшь. Конечно, я была бы готова проявить некоторую настойчивость, если бы у него нашёлся способ уничтожить Утреннюю звезду и при этом не сгинуть от проклятия… Очень бы не хотелось, да. Но если всё так серьёзно, как ты говоришь, придётся рассмотреть и такой вариант. Не думаю, что Бобби станет мне помогать. — А ты умеешь располагать людей к себе, — съязвил отец. — Ладно, он всё равно скоро приедет, так уж и быть, я с ним поговорю. — Ты так говоришь, будто сам собираешься остаться в стороне. — Не собираюсь. Я сделаю то, что должен. А ты — обещай, что поговоришь с Дином по поводу этих записей. Ты должна понимать, что происходящее лежит далеко за пределами личной мести. Эш спрятала под ладонью притворный зевок. — Ладно. Если ты настаиваешь, Джон. Пойду выпью кофе, если ты не против, а то меня немного утомили эти измышления о падших архангелах и конце всего сущего… Я пошёл за ней следом, проигнорировав Тессу — жнеца, снова материализовавшегося у порога в палату. — Дин. — Она выставила руки в надежде привлечь к себе внимание. Плевать я хотел. — Сейчас вот вообще не до тебя, — гаркнул я в сторону ангела смерти, оттесняя её в сторону. — У меня есть дела поважнее. Сандерс. Что за ярмо ты вздумала взвалить себе на плечи и тащить в одиночку? Этим своим бездушным «ладно» тебе никого не обмануть. Эш сделала два неуверенных шага в направлении кофейного аппарата и тут же рванула в обратную сторону. К моей палате. «Сэм!» — прочитал я по её губам, но не услышал голоса. Ускользающий силуэт расплылся перед глазами. Последнее, что мелькнуло перед мутнеющим взглядом, — её руки, закрывающие лицо. — Разряд! — раздалось внутри головы. Я чертыхнулся, схватившись за живот. Каждую мышцу прошило разрядом электричества, сжало, скрючило, но я что было сил пытался удержаться на ногах. Меня будто невидимыми тяжёлыми кулаками вбивало обратно в моё истерзанное тело. С переломанными костями и обширным внутренним кровотечением, отёком мозга; откровенно дерьмовое вместилище для души — она будто больше в нём не помещалась. Вытекала, как сквозь дуршлаг. Но я старался. Старался что было мочи. — Разряд! — Ничего. Приступаем к массажу сердца. Склонившаяся над моим телом призрачная тварь высасывала из меня жизнь по капельке — и я сопротивлялся: душил её своими бестелесными руками, чуть не раздирая на куски. Чёрта с два, Тесса. Ты меня не получишь. — Есть пульс. Есть синусовый ритм. Не бойся, Сандерс. Сегодня я не умру. Наконец меня вышвырнуло в пустой больничный коридор. Верхний свет не горел — только лампы над входами в отделение и настольный светильник у постовой медсестры, задремавшей над раскрытым глянцевым журналом. Недопитый кофе в её стаканчике с уже подсохшими разводами по краям, наверное, давно остыл. Сколько же прошло времени? Волоча ноги по коридору, я чувствовал себя таким измочаленным, будто пробежал тридцать миль — где-нибудь в пустыне Гоби в разгар знойного дня. Борьба с жнецом истощала. Одному богу известно, сколько ещё я смогу продержаться. В палате отца я не нашёл — его кровать со сгруженным крупными складками покрывалом пустовала. Где его носит? Я старался успокоить себя мыслью о том, что он вышел меня проведать, или поговорить с Сэмом, или чёрт знает что ещё — но сам не верил этим догадкам. Раздавшийся в коридоре хлопок двери отдался неприятным предчувствием. Я ощущал всем нутром — что-то здесь не так. Выбежал наружу — зажжённые светильники моргали с треском, будто готовые перегореть. Горящие красные буквы «Выход» над дверью в конце коридора, мигнув, лопнули, осыпав искрами вдавившуюся в стену Эш. Резво сбросив рюкзачок на пол, она выхватила из него банку с надписью «соль». — Беги отсюда! — Меня рвало на куски оттого, что не мог до неё докричаться. Распахнувшаяся дверь впустила внутрь отца — впрочем, я не был уверен, что желтоглазый выродок снова не прописался в нём: слишком спокойно тот держался. Задрал голову, чтобы посмотреть на взорвавшуюся электрическую табличку над выходом и задумчиво почесал подбородок здоровой рукой. — Это тебе не поможет, — заметил он, бросив на банку соли в её руках беглый пренебрежительный взгляд. — Это не просто рядовой демон вроде той девчонки, которую вы обработали с Дином. Попадёшься — сожрёт тебя и не подавится. Поэтому держись от него подальше, у него зуб на тебя после той неприятной истории. Лучше всего — раздобудь ведьмин мешочек. С ним тебя никто не сможет найти. — Ощупав задний карман джинсов, папа достал мобильник и принялся торопливо щёлкать по кнопкам. — Я отправил тебе контакты. Её зовут Бэла Талбот. Она может достать и не такое — конечно, не бесплатно. Только будь с ней осторожна, эта женщина конченая дрянь. Эш помотала головой, впившись в банку соли до побеления пальцев, а затем коротко кивнула. Вид у неё был такой ошарашенный и бледный, что кожа по цвету почти не отличалась от серой больничной стены. — Удачи, Эш. — Джон, — тихо позвала она папу, когда тот похромал прочь по коридору. — Что там, чёрт возьми, произошло? Ты продал за него душу… Как он с этим будет жить?

***

— Ты совсем ничего не помнишь? — спросил Сэм. — Там же был жнец? Ничего. Острая вспышка света — а после неё вязкая пустота. Я до сих пор ощущал её в животе — тянущую, скручивающую кишки в крепкий узел, как тяжёлое послевкусие ночного кошмара, который уже не можешь вспомнить по утру. — Ничего не помню, — прокряхтел я, неловко усаживаясь в постели. И обратив внимание на папин дневник в руках брата, удивлённо хмыкнул: — Что, Эш приезжала? — Да. У неё были какие-то вопросы к папе по поводу Утренней звезды, но она уже слиняла. Я улыбнулся, маскируя разочарование: — Вполне в её духе. — Поматросила и бросила, — подколол меня Сэм. — Видимо, есть в этом мире кармическая справедливость. — Да больно наплевать, — усмехнулся я. — Знаешь, после того, как она обчистила карманы своего почившего от проклятия недолюбовника, я не строю никаких иллюзий на её счёт. Разве может для неё быть что-то важнее мести.