Сторож брату своему

Боромир добрался до третьей площадки башни Эктелиона и, сдерживая стон, привалился к стене. Караул стоял у подножия, так что его никто не видел и не слышал. Холодный камень слегка успокоил боль — но ничто не могло унять тревогу. Фарамир с дюжиной воинов отправился в ту деревню на Эруи. Было решено, что они разведают окрестности, и если орки не попадутся, половина отряда на какое-то время останется там — охранять жителей. А остальные вернутся в Минас Тирит. Шесть дней они заложили на дорогу туда, разведку и обратный путь. Еще день про запас, итого семь. Но миновал уже девятый день, а отряд не появлялся. И белого сокола с письмом никто не присылал. На соколятне постоянно дежурил младший Страж — о возвращении птицы Фарамира сообщили бы немедленно. Вчера Боромир поднялся сюда после смены стражи у Древа и простоял до самых сумерек. Ночью уснуть не получилось, и он ушел на пост у Врат первого яруса, где для него нашелся и лишний плащ, и кружка травяного отвара с медом, и понимающие собеседники, которые не лезли с ненужным сочувствием. За разговорами наступил рассвет, и с ним усилилась тревога. Боромир завтракал в казарме, прислушиваясь к каждому звуку снаружи и надеясь, что вот-вот раздастся знакомый голос. Заставил себя сходить на тренировочное поле, но едва солнце миновало зенит, отправился на верхний ярус Города, по пути отмахнувшись от Иорет с ее бальзамами. Целительница недовольно поджала губы, но промолчала. Впереди оставалось два пролета — сто двадцать ступеней — и Боромир, стиснув зубы, двинулся дальше. На лестнице царил мягкий полумрак: днем факелы не горели, и свет проникал через узкие стрельчатые окна. Пройдя половину оставшегося пути, он миновал небольшую площадку с тремя каменными скамьями. На первый взгляд она предназначалась для того, чтобы передохнуть во время подъема. Однако на самом деле здесь находилась неразличимая в стене дверь в потайную комнату, где таился один из главных секретов Минас Тирита — Палантир. Доступ туда был только у Денетора, даже сыновьям он по сей день не рассказывал о хранилище. И не знал, что им уже не первый год обо всем известно. Боромир провел пальцем по стене, покрытой тончайшей резьбой — не зная, что искать и куда смотреть, было невозможно различить зазор толщиной в волос. Давным-давно они с Фарамиром, играя в следопытов Севера, крались за отцом через всю Цитадель до Башни. А потом, не обнаружив его на вершине, потратили не один месяц на то, чтобы разведать, куда он исчезает. Денетор так и не узнал, что однажды, ветреной и дождливой ночью, чуть не лишился обоих сыновей. Тогда им уже было известно, что пропадает он на маленькой площадке в восьмидесяти ступенях от верха. Пролезть в узкие окна было непросто, как и закрепить снаружи веревки, за которые можно было уцепиться. Братья провели на небольшом выступе два часа — колокола дважды отбили время — вымокли и промерзли до костей, но увидели, как поворачивается часть стены, и выходит отец. И камень, на который он нажимал, чтобы закрыть проход, увидели тоже. Спуститься им удалось чудом — к дождю прибавился ураганный ветер, который едва не оборвал веревки. Чтобы выбраться из Башни, пришлось ждать смены Стражи, и только тогда они незаметно прошмыгнули за невысокой оградой. Ночное появление и ободранные о веревки ладони они объяснили тем, что лазили смотреть орлиное гнездо, да непогода застала на горе. Бесследно это не прошло — оба десять дней провалялись в лихорадке. А через какое-то время они выяснили, что же скрывалось за секретной дверью. Боромир, как зачарованный, потянулся к удивительному шару, в котором то полыхал огонь, то сияли неведомые звезды, то клубился серо-синий туман и мелькали призрачные фигуры. Но Фарамир, который всегда поддерживал любые авантюры, на сей раз схватил его за шиворот и утащил прочь. И заставил поклясться памятью матери, что он больше не пойдет сюда, не прикоснется к шару до тех пор, пока отец сам не посвятит его в тайну Башни. Боромир клятву дал — слишком уж испуганный вид был у брата. Но когда тот наотрез отказался объяснить, в чем дело, они поссорились и не разговаривали неделю. Фарамир пришел мириться первым и все-таки рассказал, о чем узнал из книг и от Гэндальфа... Боромир снова провел по стене ладонью, ощупью отыскивая едва заметный выступ с нужными символами. Искушение было велико — ведь шар мог подсказать, где сейчас Фарамир. Нажать на выступ, в открывшейся нише повернуть небольшой рычаг — и все. Боромир на миг замер, поглаживая пальцами камень. Потом решительно отдернул руку и отвернулся. Нарушенные клятвы обходятся дорого, он знал это с чужих слов и не хотел проверять на себе. Пусть даже клятва была дана мальчишкой другому мальчишке, дрожащему от страха. На лестнице стало светлее, и вскоре Боромир уже стоял на вершине Башни, щурясь от солнца и ветра. Здесь было ветрено всегда, даже в летний зной, когда над камнями колыхалось горячее марево, а неподвижный воздух, казалось, можно было резать ножом. На зубцах развевались флаги: черный с Белым Древом стяг Гондора и бело-серебристый — Наместников. Века назад над ними реяло еще одно знамя, тоже черное, на котором семь звезд осеняли коронованное Древо. Знамя Короля. Ныне это древнее полотнище бережно хранилось в Башенном Зале вместе с крылатым венцом и скипетром. Боромир запрокинул голову, высматривая белый птичий силуэт с изогнутыми серпом крыльями. Но лишь орлы парили в бездонной лазури. Постояв так, он отвернулся, оперся на парапет и устремил взгляд на юг, где простирались долины Лоссарнаха. Излучина Андуина искрилась на солнце, слепя глаза даже из такой дали, и он приставил ладонь ко лбу. В полях двигались темные точки, у реки тоже, но это все были крестьяне и рыбаки. И среди всадников на Южном Тракте он не видел ни одного воина в доспехах Цитадели. Колокола отбили очередной час, потом еще один. Порыв ветра растрепал Боромиру волосы, а над головой резко захлопали знамена. Он вздрогнул и посмотрел наверх. Орлы все так же кружили над горами, но вдруг один камнем упал вниз, видимо, на добычу. Боромир проводил его взглядом и вздохнул, жалея, что не может поменяться местами с птицей. Сейчас бездействие сводило его с ума больше, чем прежде. Простояв еще какое-то время, он оттолкнулся от парапета и решительно направился вниз, понимая, что очередного дня ожидания не вынесет. Отца Боромир нашел в кабинете, за бумагами. Он не стал закрывать дверь, поскольку задерживаться не собирался. — Я вижу, тебе гораздо лучше, — Денетор поднял голову от свитков и с улыбкой указал ему на кресло напротив. — Приказать подать вина? — Нет, я ненадолго, — Боромир остановился в нескольких шагах от стола. — Хотел сказать, что уезжаю. — Что? — Денетор нахмурился. — Куда уезжаешь? Иорет разрешила тебе конные прогулки? Она не сообщала мне. — Отряд Фарамира должен был вернуться еще два дня назад, — Боромир пропустил вопросы мимо ушей. Спорить не было никакого желания. Он бы с радостью уехал по-тихому, но Наместник вправе знать, куда отправляется военачальник с частью воинов. — И от них до сих пор нет известий. Я возьму семь человек и отправлюсь в ту деревню сам. Ты отлично знаешь, что орки наглеют все больше, и теперь нередко нападают заодно с харадрим... — Я запрещаю! — перебил Денетор и встал. Брови его сошлись на переносице. — Ты еще недостаточно оправился от раны, и я не намерен рисковать тобой. Небольшая задержка отряда ничего не значит... — То есть, рисковать Фарамиром ты готов, а мной — нет? — Боромир вскипел мгновенно. — То, что он и его люди, возможно, попали в засаду, ранены и нуждаются в помощи, тебя не волнует? Ты всегда пренебрегал им, и его смерть тебя не слишком обеспокоит, да? — Боромир, послушай!.. — Денетор повысил голос и сделал шаг из-за стола. — Нет, это ты послушай, — Боромир выдохнул сквозь зубы и сжал кулаки, в висках стучало от ярости. Это была не первая его стычка с отцом из-за Фарамира, но сейчас он не стал выбирать слова. За приоткрытой дверью послышался шорох, не иначе, стража отходила подальше, чтобы не услышать лишнего. — Если ты забыл о долге отца и чести Наместника, то я помню о братском долге и воинской чести. Я не оставлю своего брата и своих людей, которые присягали мне на верность, подыхать на копьях орков только потому, что ты, оказывается, не хочешь рисковать моей жизнью. Моя жизнь принадлежит не тебе, она принадлежит мне и Гондору! — Я запрещаю тебе ехать! — Денетор ударил ладонью по столу. — Как твой Наместник — запрещаю! — Ты Наместник. А я — первый Страж Цитадели и военачальник Гондора. И я отправляюсь выяснять, что случилось с моими людьми, — процедил Боромир, выделив слово «моими». — Я и одного воина не оставлю на произвол судьбы. Он развернулся на каблуках и тут же до хруста стиснул зубы — ногу прострелило болью. — Боромир!.. За спиной раздались шаги, но Боромир, не оглядываясь, вышел из кабинета так быстро, как только мог. Стражи стояли с каменными лицами, однако когда он прохромал мимо, все четверо прижали к груди кулак в воинском салюте.

***

В казармы Боромир вошел хмурый и злой. Ссора с отцом была неприятной, но иначе он не мог. Конечно, больше всего он тревожился за Фарамира, но судьба отряда беспокоила его не намного меньше. Уже не первый год Гондор противостоял угрозе с Востока. В Мордоре медленно, но верно поднимало голову древнее Зло. Пробудился Ородруин, и вскоре обезлюдел Итилиен — все жители ушли в другие земли. Лишь разведчики скрывались в потайных лагерях, охраняя границу. Они уничтожали небольшие отряды урук-хай и сообщали в Минас Тирит о передвижениях врага. Не одна жизнь была спасена благодаря их отваге. Последние несколько лет участились набеги орков, харадрим и умбарцев. Да, сейчас выдалось временное затишье — с зимы лишь четыре серьезных нападения и десяток мелких стычек. Но все равно каждый человек на счету. И даже не в этом было дело. Боромир просто не мог позволить себе бросить людей, с которыми они не раз прикрывали друг другу спину в бою, пили из одной фляги, спали под одним плащом. Многих он знал по именам, от убеленного сединами ветерана до самого юного оруженосца. Они все верили ему и, если впрямь что-то случилось, рассчитывали на помощь своего командира. В зале было человек пятьдесят — тех, кто недавно сменился с поста или вернулся из разъезда. Одни обсуждали последние городские сплетни, другие правили клинки, проверяли оперение стрел. Шестеро играли в кости, устроившись на бочках вокруг грубо сколоченного стола. При виде Боромира разговоры тут же стихли, игроки отложили кости, и все поднялись с мест. — Мой лорд, вы получили известие?.. — вперед вышел сотник, немолодой, коренастый, со шрамом через правую щеку. Боромир мотнул головой, и тот замолк. — Нет, никаких новостей. Поэтому я собираюсь отправиться туда. Мне нужны... — он еще не договорил, а все уже сделали шаг вперед. На душе немного полегчало. Что бы ни происходило между ним и отцом, здесь все оставалось неизменным. — ...семеро, — закончил Боромир с улыбкой. — Пойдем перегонами, остановимся только на ночевку. Завтра вечером мы должны быть на месте. Поэтому мне нужны те, у кого не меньше трех дальних походов. — Мой лорд, такой переход... — неуверенно произнес все тот же сотник, бросив быстрый взгляд на раненую ногу Боромира. Один из воинов шикнул на него, но было уже поздно. — Ты считаешь, что я не удержусь в седле, Вербальд? — спросил Боромир ровным тоном. — Нет, мой лорд, я... — сотник смешался и отвел глаза. — Нет, конечно, я так не считаю. Прошу простить, мой лорд, я сказал, не подумав. Боромир направился к стойке с оружием, и все расступились, пропуская его. Воцарилась тишина. Он понимал, что Вербальд не хотел оскорбить его — здесь, в этой зале, ни один человек не сомневался в его доблести. И знал — если накажет того за опрометчивые слова, никто не станет возмущаться. Его решение примут безоговорочно, как всегда. Но и наказание не должно превышать проступок. — Возможно, ты прав, — Боромир говорил все так же спокойно, сдерживая закипающий гнев. Он снял с крюка позади стойки тонкую прочную веревку и протянул ее Вербальду. — Поэтому поедешь со мной. И если я свалюсь, поможешь мне сесть обратно в седло и привяжешь к лошади. — Слушаюсь, мой лорд, — сотник взял веревку, рука его на миг дрогнула. — А чтобы впредь сначала думал, по возвращении месяц будешь нести караул на третьем ярусе. Ночью. Вербальд поперхнулся, сзади раздались смешки — на третьем ярусе находились веселые дома, и время от времени девушки развлекались тем, что дразнили стоящих на посту Стражей, которым и отлить-то отойти разрешалось лишь дважды за смену. — Ты и ты, — Боромир ткнул пальцем в двух скалящихся юнцов, которые тут же вытянулись по струнке. — Отправитесь туда же вместе с ним. А кто еще будет ржать, проведет там два месяца. И никаких увольнительных на это время. — Да, мой лорд, — в один голос ответили оба, лица у них были кислые. — Через два часа все, кто отправляется со мной, должны ждать на конюшне, — Боромир обвел взглядом присутствующих. — Легкий доспех, двойной запас стрел. И флягу вина покрепче, для меня. Он направился к выходу. Ему предстоял разговор с Иорет. Боромир хотел попросить что-нибудь от боли, вроде того, чем его поили сразу после ранения — иначе он и впрямь рисковал потерять сознание на середине перегона, если не раньше. Свое состояние и возможности он оценивал вполне трезво. Боромир знал Иорет всю жизнь, питал к ней глубокое уважение и, пожалуй, даже побаивался. При мысли о том, что ему выскажет целительница, он невольно поежился — с нею и сам Денетор не решался спорить. В Палатах Врачевания он Иорет не застал. Молодой целитель, судя по всему, недавно возведенный из подмастерья в ранг мастера, почтительно поклонился Боромиру и попросил подождать, пока та вернется из гербариума.* — Прошу простить, мой лорд, — целитель развел руками. — Но госпожа Иорет запретила беспокоить ее во время работы там. Разве что случай неотложный, но... — Неотложный, — прервал его Боромир. — Я должен увидеть госпожу Иорет немедленно. — Но я не могу сейчас отлучиться, мой лорд, — целитель снова поклонился. — У меня роженица, которую нельзя оставить. И другие лекари заняты... — Вам и не придется отлучаться, я сам ее найду, — Боромир пожал плечами. Он не считал зазорным лично пойти к женщине, которая видела его в пеленках. Да и вообще сделать что-то самому. — Но доступ в гербариум разрешен даже не всем ученикам! — всполошился целитель. — Госпожа Иорет... — Не станет возражать, — жестко оборвал его Боромир. Это вежливое препирательство начало выводить его из себя. — А вот если из-за того, что я задержусь, и мой отряд не выедет вовремя, кто-то погибнет... — Ох! — у целителя округлились глаза. — Простите, лорд командующий, вас сию же минуту проводят. Лифнот! — одна из учениц, которые все это время с любопытством заглядывали в дверь, подошла к ним и поклонилась Боромиру. — Проводи лорда командующего в гербариум. Лифнот пошла впереди, но стоило им покинуть Палаты, замедлила шаг, и весь оставшийся путь то и дело бросала на Боромира взгляды из-под ресниц. В другое время он, скорее всего, не упустил бы возможность познакомиться с ней поближе, но сейчас его мысли были далеки от флирта. Перед увитой плющом аркой она остановилась. — Мне сказать госпоже Иорет, что вы желаете видеть ее? — Нет, я сам, — бросил Боромир. В глазах Лифнот вдруг блеснули слезы. Он сообразил, что его ответ прозвучал чересчур резко, и поспешил смягчить свои слова: — Благодарю, что проводили меня, леди, — он улыбнулся, и она залилась краской. — Я с радостью наслаждался бы вашим обществом и дальше, но должен спешить. — Я... была рада помочь, мой лорд, — пробормотала Лифнот, развернулась и убежала. Арка длиной в два десятка шагов вывела Боромира в большой сад. Часть сада располагалась под открытым небом, а часть — под высоким куполом с длинными прорезями окон. Внутри было жарко и влажно, пахло землей, сладкими цветами и горечью трав. Пока Боромир шел между ровными рядами кустов и подставок с бесчисленными горшками, рубаха его намокла от пота и прилипла к телу. Иорет он отыскал в самой глубине. Она стояла на коленях около грядки и острым ножом выкапывала с корнями какие-то растения. Боромир кашлянул, и она обернулась. Положила нож в корзину с травами, встала и вытерла грязные руки о подол. Выцветшее синее платье было все в пятнах. Боромир помнил ее такой с детства, разве что за годы в светлых волосах прибавилось седины, да морщин на лбу стало больше. Иорет было уже за восемьдесят, но выглядела она гораздо моложе, особенно сейчас, когда щеки раскраснелись от работы. Движения ее не утратили стремительности, а пальцы — силы и ловкости. Боромир был выше нее больше чем на голову, но ничуть не сомневался, что она по-прежнему способна оттаскать его за ухо. Во всяком случае, Фарамиру год назад «повезло» разозлить ее — после попойки они перепутали ярусы и окна, и влезли в покои одной из учениц Иорет. На их беду, целительница тоже оказалась там. Боромир лез вторым, и ему досталось всего лишь ведро ледяной воды. А вот у Фарамира, который успел бухнуться на колени перед возмущенной девушкой и сделать ей весьма непристойное предложение, ухо было красное и опухшее несколько дней. — Что, снова перетрудил ногу? — в голубых глазах целительницы читалось неодобрение. — Сколько раз я тебе говорила, что боль — не лучший способ отвлечься от беспокойства? — Еще нет, но, наверное, собираюсь, — Боромир почувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Впрочем, так себя чувствовал любой, кому Иорет устраивала выволочку. Он набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и быстро произнес: — Я отправляюсь за отрядом Фарамира, и мне нужно что-нибудь... — От глупых мыслей, которые приходят в твою горячую голову, несомненно, — ворчливо перебила его Иорет. — Хотя вряд ли даже у эльфов такое водится. — Я... — Боромир попытался вставить слово, но Иорет повелительно махнула рукой, и он закрыл рот. — Отговаривать тебя все равно бесполезно, — она подняла корзину и сунула ему в руки. — Ты же костьми ляжешь, но сделаешь по-своему. Пойдем, перевяжу тебя на дорогу и дам кое-что. Будет очень больно — выпьешь пять капель в вине. Но не больше. И не чаще двух раз в день. Боромир послушно шел за нею, стараясь поменьше хромать. — Уж при мне-то можешь не храбриться, — Иорет искоса взглянула на него и фыркнула. — Вымахал выше отца, бороду отпустил, а все такой же... неслух. Они вышли из гербариума, и после густой смеси ароматов у него на несколько мгновений закружилась голова от свежего воздуха. Встреченные по пути целители, ученики и больные почтительно кланялись, и Боромир совсем не был уверен, что ему. В лазарете Иорет, поджав губы и хмурясь, долго прощупывала и разминала длинный грубый рубец и мышцы вокруг, задавала вопросы, втирала сначала пряно пахнущую настойку, затем бальзам, от которого заметно холодило кожу. Боромир время от времени скрипел зубами, глотая стон, и привычно удивлялся тому, что ее сильные прохладные пальцы, вынужденно причиняя боль, одновременно несут и облегчение. Потом она велела ему присесть, насколько возможно, еще раз прощупала шрам и вздохнула. — Ну что ж... Все не так плохо. Надевай штаны, — Иорет вытащила серебряную лековку* с мазью и флакон, поставила перед Боромиром. — Конечно, если бы ты спросил меня, я бы сказала, что ездить верхом тебе еще рано. И можно будет только через месяц, а то и полтора. Но ты не спросил. — Не спросил, — Боромир благодарно улыбнулся и принялся одеваться. — Но я не могу бросить брата и своих людей. И не могу взвалить ответственность на кого-то... Горло у него перехватило, и он резко замолчал, наклонил голову, делая вид, что возится со шнуровкой штанов. Он всю жизнь опекал Фарамира, а теперь тот мог погибнуть, и все опять из-за его опрометчивости. Если бы он тогда не был столь беспечен, если бы не расслабился после двух месяцев жизни без нападений, если бы отправил вперед следопытов, если бы... Маленькая твердая ладонь отвесила ему подзатыльник, и он охнул — рука у Иорет была весьма тяжелая. — Перестань казниться из-за того, в чем ты не виноват, — сурово велела она, и тут же ласково потрепала его по волосам. — Любого могут ранить. Ты спас Фарамиру жизнь. Никто не погиб в том бою. Но если тебе так хочется быть в чем-то виноватым, то считай, что вот этим, — Иорет легонько шлепнула его по бедру выше раны, — ты расплатился. Боль пройдет, но след останется и будет тебе напоминанием. А теперь хватит красоваться с голым задом и достоинством перед моими ученицами. Давай-ка, поезжай и верни брата и своих людей в Город живыми. Из-за приоткрытой двери донеслось негромкое хихиканье и топот нескольких пар ног. Боромир натянул сапоги, выпрямился, забрал со стола снадобья и обнял Иорет. — Благодарю тебя. — Да хранят вас всех Валар, — целительница привстала на цыпочки, взяла его лицо в ладони, по-матерински поцеловала в лоб и подтолкнула к двери. — Ступай. И возвращайся невредимым.

***

Уже на третьем перегоне, когда быстрый аллюр опять сменился рысью, Боромир успел тысячу раз мысленно возблагодарить Иорет за ее зелье. Без этого даже мягкая иноходь Нарэ не спасла бы его от необходимости воспользоваться веревкой. В седло на конюшне он сел сам — по короткому свисту конь подогнул ноги и опустился на землю, чтобы подняться уже с всадником на спине. До заката предполагалось проделать четверть пути, но как только отряд миновал Раммас Эхор, пришлось остановиться. Как бы ни был Боромир упрям, на одном упрямстве далеко не уехать. И едва перед глазами поплыло от боли, он велел сделать привал. Кружек с собой они не взяли, лишний вес был ни к чему, но крышки фляги хватило, чтобы налить туда немного вина и капнуть снадобье. Подействовало быстро — Боромир даже не понял, когда боль превратилась в едва ощутимое жжение. Отряд двинулся дальше по Южному Тракту. Несмотря на тревогу, Боромир не мог сдержать ликующую улыбку. Как ни любил он Минас Тирит, слишком хорошо было оказаться за стенами города после двухмесячного заточения. Он снова был там, где должен быть, делал то, что должен делать. Он был свободен. На кратких стоянках Боромир спешивался вместе со всеми, чтобы напоить и поводить коня. Два молодых Стража — тех самых, которым предстояло нести караул на третьем ярусе вместе с Вербальдом — умудрились попасть в отряд, хотя Боромир был уверен, что трех походов у них за плечами нет. Они ехали по бокам и чуть позади него, держа дистанцию, но явно готовые в любой миг очутиться рядом и подхватить командира. Или закрыть собой. Боромир поставил себе мысленную зарубку присмотреться к ним получше. Заночевали в придорожном трактире. Хозяин, узнав, кто к нему пожаловал, носился, как угорелый, подгоняя кухарку и прислугу. Ужин оказался превосходным, а вот новости — не слишком. Хозяин видел отряд, проезжавший в направлении Переправ, и воины даже останавливались у него промочить горло. Но никаких слухов о том, что где-то поблизости появились орки, не было. — Оно и понятно, в здешних землях эти твари не стали бы шастать, — проворчал Вербальд, дослушав рассказ хозяина. — Тут их каждый второй или на вилы поднимет, или в топоры встретит. Да и стрелами угостят так, что мало не покажется. А там, куда лорд Фарамир отправился, вроде и Переправы не то чтобы далеко, но все же место глухое. В такие-то они за поживой и лезут. Боромир коротко взглянул на него, и Вербальд замолчал. Отошел и вернулся с полной кружкой. — Отец говаривал, что добрый эль вылечит любой недуг. И он был прав. А тут эль хорош, мой лорд. Боромир глотнул из кружки и кивнул, соглашаясь — эль и впрямь был отличный — но пить сейчас не хотелось. — Выезжаем на рассвете, — он оперся на край стола и тяжело поднялся. Нога снова начала ныть, и ему требовался отдых. — Поэтому всем спать, — сделав несколько шагов, Боромир остановился, обернулся и в упор посмотрел на молодого Стража. — И когда я говорю «спать», Келмар, то имею в виду «лечь в кровать, закрыть глаза и заснуть». А не кувыркаться на сеновале с девицей. Мы не на прогулке. Тот поперхнулся элем и закашлялся. Остальные тщательно скрывали усмешки. — У него что, глаза на затылке? — шепотом спросил Келмар у соседа, когда Боромир уже положил руку на перила лестницы, ведущей на второй этаж. — Нет, — Боромир снова повернулся к нему. — Вон на том столе надраенный медный кувшин. И, кстати, слух у меня очень хороший. А ты сейчас на полпути к тому, чтобы третий ярус стал твоим вторым домом на год. — Да, мой лорд, — выпалил Келмар. — То есть, я все понял! Лечь в кровать и заснуть, мой лорд. Вербальд уткнулся в свою кружку, плечи его подрагивали от беззвучного смеха. Боромир дернул уголком рта в ухмылке и двинулся вверх по лестнице. Если бы не усиливающаяся тревога за брата, он мог бы сказать, что счастлив.