***
Через час мы остановились у груды тепло-рыжих камней, обтесанных с краев пустынными ветрами. Индейские скалы — уникальный памятник того, что когда-то было на этой проклятой земле. Здесь существовали народы, которые жили в гармонии с природой. Даже тогда они знали, что этот мир — слишком хрупок. В отличии от потомков Колумба. Земля стала уродливой. В нее вплелась, становясь одним целым, кровь ее же детей. После Рокового дня в калифорнийской природе мало что изменилось: те же безлесные равнины, обжигаемые беспощадным солнцем на западе. Те же леса и горы на востоке. Жара же на западе была частым явлением всегда. Только теперь такая погода здесь стояла круглый год, разве что резко холодало зимой; вымерли многие виды животных и растений. Прерия превратилась в пустыню. Главенство Империи применили два новых вида оружия: магнитное и биологическое. Магнитные бомбы. О, это очень интересный вид снарядов. Фактически самого снаряда нет. Просто сгусток электрической энергии, который во время запуска активируется плазмой (вещество, что Империя открыла в две тысячи семнадцатом году). Бомба действует с помощью магнитного поля, то есть разрушает все, что находится в радиусе действия. Еще говорят, что они использовали элементон, но эту информацию никто не подтвердил.<br> После они использовали вид инфекционной атаки «WooDying». Точного перевода названия я не знаю и знать не хочу. Эта дрянь убивала сразу тех, кто не успел спрятаться, а тех, кто выходил на улицу менее чем через день после бомбардировки — заражала и изменяла их на генетическом уровне. Обезумевшие животные с редуцированными конечностями и мозгами. Они жрали все, что движется. С такими мы и встретились в мотеле, когда я не дал Гоулу выпустить этих тварей. Я остановил харлей у пещеры из камней красноватого песчаника. Цвет камня был плохо виден в темноте ночи, но я точно знал, какой он. Я бывал здесь много раз. Сбился со счета. Внутри этой пещеры валялся генератор, который заряжался за счет солнечных батарей наверху. Мотоцикл рыкнул на меня и выдохся после долгого неиспользования. Теперь его нужно было зарядить или подождать немного, чтобы двигатель не перегрелся. Отчасти. Ждать нужно было часов шесть. Но ведь там есть батарея, зарядим за час и поедем дальше. Но извечное ощущение шептало мне, что все пойдет к чертям, как и много раз до этого. «Очнись, Пати Пойзон, ты — неудачник!» — раздражало оно, — «У тебя никогда ничего не выходит по маслу!». Я не хотел ему верить, ибо это меня уже достало. Я заглушил мотор и осторожно расцепил замок из тонких пальцев у себя на животе, с сильно ощутимым сожалением расставаясь с комком тепла сзади себя, пусть оно и было совсем незнакомым и непонятным. Фан издал какой-то звук, что так сильно напомнил мне мурлыканье, а потом резко выдернул руки из моих. Я спрыгнул с мотоцикла и огляделся. Прозрачное небо одиноко нависало над пустыней. Редкие темные облака громадами плыли по серебристому морю из звезд. Непроизвольно дышалось тише. Казалось, что если вдохнешь остывший воздух, пронизанный тишиной, в котором даже пустынная, поднятая за день пыль — осела, то случайно втянешь в себя искорки с невесомого, неощутимого, почти незаметного небосвода — границы между мирами. Я повернулся на Фана, тот пытался стянуть с головы шлем, не расстегнув его. Подпрыгивал на месте, дергался из стороны в сторону, видимо, пытаясь оторвать себе голову. Я расстегнул ему головной убор, коснувшись пальцами его шеи. Парень фыркнул. — И где мы? Что мы будем делать? — засыпал меня вопросами Гоул. — Сейчас посмотрим. Надо найти либо батарею, либо движок. Второе, конечно, лучше. Мы вставим элемент двигателя, на адаптацию уйдет немного времени, а потом все будет отлично. — А первое? — Нам придется ждать, пока зарядится харлей. Часов шесть. Это плохой поворот событий. У нас нет ни еды, ни воды. Фан широко распахнутыми глазами оглядел пустыню вокруг нас. — И где здесь это все? Я думал он сам догадается. — В пещере. Парень что-то промычал, явно не в духе. А мне хотелось задать ему несколько вопросов в нормальной обстановке. Я взял мотоцикл под руль и направился в сторону пещеры. Нужно было обойти крупный валун и просочиться в незаметное отверстие между двух камней. Гоул, ежась и обнимая себя руками, при этом с шлемом в одной из них, неуверенно поплелся за мной. — Возьми фонарь. Второй раз за эту ночь его рука робко потянулась к моему карману. Он посмотрел на меня. — Иди сзади меня, но свети. Я закатил харлей в пещеру, озарившуюся светом, отчего темнота пряталась по углам. Фан погулял лучом по полу. Черт. Коробки с двигательными пластинами не было, а у старого завала, ухмыляясь, стоял генератор, словно говорил, что он еще здесь, что он-то, в отличие от энергопластин, никуда не делся. Шесть часов, черт их подрал. Я без энтузиазма отобрал у Гоула из рук фонарик и сам стал светить во все уголки помещения, шугая тьму. Ни единого следа энергопластин. Только треугольник, нарисованный зеленой краской. Кто же забрал их, если не киллджои? Кажется, я начинал догадываться, кто это был. В этом мне помог рисунок. — Черт возьми! — Что случилось? — поинтересовался раздражающе спокойный Фан. — Потерянные. Это они забрали элементы! — Потерянные? — Те парни, которые живут в зоне отчуждения. Худшие из них. — Они не против Империи? — Они против всех, даже грабят мирных жителей, — я провел рукой по зеленой краске. Она была свежая. Они не могли далеко уехать. — Подойди сюда. Я положил руку на плечо Фана, тот дернулся. Я опустился на колени, увлекая парня за собой. — Молчи и слушай, — шепнул я ему. Несколько минут мы вслушивались в темную ночь. Никого. Разорвав тишину ревом мотоцикла, глупо было рассчитывать, что нас не слышали, но так мы хотя бы сможем понять, что здесь никого кроме нас уже нет. Совершенная тишина. Абсолютная. Я слышал умиротворяющее пение сверчка, завывание редких порывов ветра, рваное дыхание Гоула. Я повернулся на него. В темноте ничего не было видно. Фонарь я выключил по привычке. В синем приглушенном свете я различал только огоньки больших глаз парня. Кончиками пальцев я чувствовал, как его сотрясает от дрожи, но он дрожал не от холода и не от страха. Какое-то конвульсивное потряхивание. Я снова вгляделся в него. Фан тоже посмотрел на меня и сжал мою руку, впиваясь ногтями в запястье. Эти ощущения показались мне смутно знакомыми. В мои уши врезалось его хриплое надрывное дыхание. — Что с тобой? Он открыл рот и хрипло вянул в себя воздух. Попытался что-то сказать — изо рта вырвались только нервные вздохи. Парень упал на песок. Мои дрожащие пальцы дотянулись до фонарика, и свет вспыхнул в лицо Гоулу. Он зажмурился, цепляясь рукой за горло. Он задыхался. Я понял, что должен чем-то помочь ему. — Чем я могу помочь тебе? Фан ходящими ходуном руками попытался что-то сделать с галстуком. Я зажал фонарик зубами, перехватывая его попытки избавиться от лишней одежды. Быстро стянул с него галстук, честно говоря, делая это в первый раз в жизни, и дернул края рубашки в разные стороны. Пуговицы разлетелись, со звоном ударяясь о предметы, разбросанные по полу пещеры. Снял с него пиджак и осторожно положил парня на него спиной. Резкие сиплые вдохи сотрясали его грудь, лишь усиливаясь. В холодном свете я видел мокрые дорожки на его щеках. Сейчас я уже не боялся себя выдать. Я боялся того, что сейчас Фан умрет и по моей вине. Что я скажу остальным? Подобрал мальчишку, словно котенка с улицы, и не смог сохранить его чертову жизнь. — Тише, успокойся, — слова вышли невнятными, и я откинул фонарик в сторону. Лучше бы он поехал с Джетом, тот у нас в команде за врача. — Что нужно еще сделать? — я собрал по кускам из себя всю умиротворенность, что была во мне, и оставил ее в этих словах. И не успев подумать, взял лицо Фана в ладони, нависнув над ним, — Успокойся, — его шея под моими пальцами судорожно вздымалась туда-сюда, — Чем тебе помочь? — я попытался спрятать панику внутри себя. Парень попытался дышать ровнее, у него почти получилось. Он ударил себя кулаком по груди. Я надавил туда же, потом еще раз. Ему стало полегче. Несколько минут он смотрел на меня и тяжело дышал. От такого пристального взгляда я дышал точно так же.***
— Что это, черт возьми, было? Фан протянул ладони к костру. Теплые тени плясали на его лице, на чуть прикрытых глазах, от чего длинные пушистые ресницы казались не черными, а серыми в свете костра. Я должен был задать ему этот вопрос сразу, но задал сейчас. — Я хотел сразу сказать, еще там, в Резервации, — он все еще сильно хрипел, отчего голос немного сливался с потрескиванием костра, — Но я боялся, что вы бросите меня посреди пустыни, — поймав на моем лице еле заметную улыбку, он фыркнул. — Кому захочется оставаться одному в руинах родного города? Астматика вы бы не взяли. — С чего ты решил? Гоул пожал плечами, всматриваясь в ночную тьму. Парень сидел на песке, поджав к себе ноги. Оказалось, что в округе действительно никого не было, потому я решил, что можно спокойно посидеть на свежем воздухе. Края его рубашки трепались на ветру, а снятая одежда осталась забытой где-то на полу пещеры. Я внимательно рассмотрел его. Его кожа казалось бледной даже в свете костра, и отчего-то мне вдруг захотелось дотронуться до него. А глаза снова показались мне какими-то теплыми, и костер тут был явно ни при чем. Я невольно перевел взгляд на его чуть раскрытые, подрагивающие губы. Что за бред? — Что у тебя осталось там? Он оторвал взгляд теплых карих глаз от черной пустоты ночного неба. — Можно ли это назвать «тем, что осталось»? — его взгляд я мог бы назвать пустым, если бы блики костра не осветили в нем едва заметную грусть, — В моей жизни было не так много светлого. Но все, кого я не могу забыть — Маргарет и мой… друг Грэй. Опекунша из Мэг вышла плохая, но все же она была сестрой моей мамы. А Грэй… уже никто. Ни один из них больше не имеет значения. Они мертвы. Эти слова эхом отозвались в пустоте внутри меня. Как бы то ни было, мне было просто понять его. Я залез во внутренний карман, достал пачку сигарет и зажигалку. С этим в нашем мире было туго, но «командиру отряда киллджоев» перепало от такой роскоши. Я затянулся, отмахнувшись от внезапной глупой идеи сунуть сигарету языкам костра передо мной, забыв про зажигалку. Дым просочился в мои легкие, заполняя чертову пустоту, и стало легче. Он убивал меня медленно и так сладко, и я готов отдать свою жалкую жизнь ради этих ощущений. Лишь убивая, меня делали живым. Опять. Невольно я принялся заново рассматривать своего спутника. Тот видел это и, кажется, пытался провалиться сквозь землю. Парень попытался запахнуть рубашку, пуговицы которой сейчас валялись по углам пещеры. Мое лицо осталось каменным, хотя в ночной темноте вряд ли кто-нибудь смог бы разобрать мою слабую ухмылку. — Почему на тебе школьная форма? — вырвались из меня вместе с дымом давно мучившие слова. Фан закусил губу и опустил на колени руки, до того протянутые к плящущему костру. Тишина затянулась. Он не умел врать, да и, кажется, не хотел. Я затянулся и медленно выдохнул дым в пустующее небо. Струйки дыма вились в остывшем ночном воздухе, распускаясь, словно пепел, рассыпанный по ветру. — Можешь не врать мне. Он вгляделся в мои глаза и чуть заметно кивнул. В его глазах гуляли огненные блики. — Почему мотель выглядел забытым все десять лет назад, а потом оказалось, что это стоянка с харлеем в запасе? Я бы и сам задал этот вопрос. — Мы каждый раз заметаем следы. Ты же не думаешь, что имперские периодически не проверяют подобные места? В этот раз они проехали мимо, а зря. Мы не замели следы. Теперь это место небезопасно. Фан кивнул. И только мне показалось, что он опять ушел в себя, как парень опять задал мне вопрос. Чуть хрипловато, тихо, почти сливаясь с звуками костра. — И что теперь со мной будет? — Мне кажется, что тебя взвалят на меня, ну, мол, я же тебя забрал оттуда, мне и отвечать. Ты же собрался стать киллджоем? — У меня нет выбора. Хотя, даже если бы и был… Карие глаза буравили потрескивающий костер, а тонкие пальцы слабо перебирали края одежды. Я нарушил молчание. — Ну, раз так, то тебя нужно научить стрелять и другим таким штучкам. И опять же, под мою ответственность! — я ухмыльнулся. Фан попытался улыбнуться, и у него почти получилось. — Сколько ехать до вашей базы? — Еще километров сто. Подождем, когда зарядится и тронемся. Ложись спи, ребенок. — Сам ты ребенок. Можно еще вопрос? — Валяй. — Два. — Только два. — Как мне спать на песке? Я закатил глаза. Стоило ждать таких вопросов от тепличного мальчишки. — Ну, как-нибудь устроимся в пещере. — А ты не будешь спать? Ты же уже долго не спишь. — Я вообще не сплю, — загадочно сказал я чистую правду. Чертова бессонница. Мы вернулись к пещере, оставляя пламя костра самому себе в распоряжение. Пусть горит. Горит, уничтожая сухие веточки. Горит, выжигая чьи-то забытые слова. Я сел на голый пол, а Фан улегся на большой деревянный коробок и укутался в свою рубашку, положив руку под голову. Удобно. Через какое-то время я услышал сопение за спиной. Я сидел на продрогшем песке и смотрел, как дыхание из приоткрытого рта колышет мягкие темные пряди, рассыпавшиеся по лицу, залитому теплым светом костра. Сам того не замечая, я все время искал красоту в обычных вещах. Сейчас этим прекрасным был парень, уснувший в углу у входа одинокой пещеры. Парень с запутанной историей, что показался мне знакомым с первого взгляда. Думаю, что он доставит мне немало хлопот. Весьма немало.***
Костер потрескивал одиноким огоньком на заре ночи. Сухие ветки по неровной и прерывистой очереди вспыхивали и потухали, одна за другой, будто пытаясь поведать мне что-то давно забытое. Полночь давным-давно миновала, и я уже забыл, сколько времени просидел здесь. Ветер выл, путаясь в языках костра, и я слушал его истории, что он шептал мне. Бессонница, как старый друг, укутала меня своими объятьями, и я уже до боли привычно ощущал ее цепкие пальцы на своих плечах. Сбился со счету, сколько дней я не спал. Чертовы таблетки не помогают. Я болезненно вздохнул, сильнее кутаясь в куртку. Ветер пробирался под одежду, окатывая меня толпами мурашек, а ноги ощутимо бунтовали после нескольких часов, что я сидел на одном месте. Я поднялся с песка и стал бродить вокруг костра кругами. Подняв голову, в который раз я обернулся на одинокий силуэт, что чернел оставленным мною у края пещеры. Тихими шагами я прокрался поближе к парню и замер, устроившись на краю немаленького деревянного ящика. Его лицо скрывали темные пряди, будто пряча от меня. Я слабо улыбнулся и, не успев ни о чем подумать, осторожно убрал волосы ему за ухо. И тут же отдернул руку, уставился на нее, будто та была в сговоре против меня. Я поднял взгляд на лицо Фана. Все-таки он чертовски красив. Тут я понял, что парень дрожал. Свернувшись на деревяшке в комок, в одной изорванной по краям рубашке, он отчаянно пытался согреться, уберечь последние остатки тепла, однако те стремительно уходили, переплетаясь с продрогшим воздухом в ночи, и парень лишь сильнее содрогался от порывов ветра. Я глядел на него и не знал, что делать. Вытащил из-под расстегнутых краев куртки собственные холодные руки и посмотрел на них. Обреченно вздохнул. Но ведь я не мог просто так оставить его на попечение ледяному ветру, смотря как последнее тепло покидает его, не попрощавшись. Послав весь здравый смысл с его нытьем куда подальше, я шумно выдохнул и улегся рядом с парнем. Осторожно обвив со спины руками сотрясающегося от холода Фана, я притянул его к себе, пытаясь не разбудить. Тут он поерзал, не просыпаясь, и сильнее прижался ко мне, да так, что у меня дыхание сбилось. Его тепло проникло в меня, согревая, хоть ему самому это и было нужнее. Что-то внутри меня вдруг расцепило свою стальную хватку, и мне стало легче дышать. Словно тиски, до треска сжимавшие мои ребра, кто-то в один момент ослабил, давая мне наконец вдохнуть холодный воздух в свои испещренные дырками от чьей-то зажигалки легкие. Я перевел взгляд на затылок Фана перед моим носом, и ощутил, как от его волос едва уловимо пахнет... дождем? Я заморгал, не понимая, как так вообще может быть. Запах смешивался с перегаром от моих сигарет, и мое дыхание сбивалось от этого сочетания. Минут через десять парень утих, перестав дрожать. Я лежал и боялся шелохнуться, блуждая глазами по темному небу, подернутому тучами. Бессонница кружила надо мной, усмехаясь моей беспомощности. Я прикрыл глаза, вслушиваясь в чуть хриплое мирное сопение где-то передо мной, и тишина перестала давить на уши. Его тепло заливало меня, расползаясь по венам до кончиков пальцев. Пустыня больше не казалась мне такой холодной и мертвой. И я никак не мог понять, почему. Глаза стали слипаться. Я мог бы…***
Я медленно приоткрыл глаза, еще не совсем понимая, где нахожусь и что здесь делаю. Понадобилось с минуту, чтобы проморгаться и узнать очертания, нависающие надо мной. Небо все еще было темным, но где-то на краях горизонта занимался рассвет, первыми холодными лучами пробиваясь сквозь тучи. Я хотел потянуться, но у меня не получилось. Я перевел взгляд на темный затылок перед моим носом и услышал знакомое тихое сопение. И тут я вспомнил. Я же не… Черт возьми! Я уснул! Я закусил губу, пытаясь сдержать радостный возглас. Но почему? Столько ночей я провел, разглядывая потолок, пока не слал все к чертям и в который раз не тянулся к таблеткам. Иногда меня удавалось вырубить, но этот сон, ох, каждое утро он заставлял мою голову проклинать меня на чем свет стоит. Но сегодня все было по другому. Я выспался. Выспался, черт возьми, а ведь я уже забыл, что это значит! А все этот комок тепла. Что он делал? Просто лежал рядом, не шевелился даже, а я ведь его и пары дней не знаю. Пытаясь скрыть глупую улыбку, я осторожно отцепился от Фана и поднялся с деревяшки, что послужила неплохим местом для ночлега. Я посмотрел на светлеющий горизонт. Наверняка харлей уже зарядился.