***
Голова чудовищно трещала. Поморщившись, Олег снова приложил к затылку бутылку со льдом. – Если эта неведомая херня вечно торчала у тебя перед глазами, неудивительно, что ты ходил такой психованный, – проворчал он. Сергей раздраженно зыркнул на него. – Меня поражает твое спокойствие. Проснувшись с дверью нараспашку, он выглянул в коридор и обнаружил Олега лежащим на полу. Живого, к счастью, но без сознания. – Я просто еще не определился, это я сошел с ума или мир вокруг. – Волков снова поморщился. – Может, это все-таки глюки от удара. – А вырубил тебя тоже глюк? – скептично поинтересовался Сергей. – Вытащил ключи из кармана и сбежал с ними в закат, оставив дверь нараспашку? – Во всяком случае, он был слишком уж похож на тебя. А вдруг перья мне почудились, и это ты меня ударил и попытался сбежать? – Ага. А на полпути решил, что не выспался, и вернулся в кровать. Олег пожал плечами, прекрасно понимая, что картина произошедшего упорно не складывается. Если бы Птица завладел телом Разумовского, то был бы уже далеко. – И что ты хочешь этим сказать? Что твое птичье «я» выскочило из головы, обрело плоть, тюкнуло меня…чем, кстати? – Бутылкой с водой. Хорошо хоть пластиковой, – мрачно отозвался Разумовский. – И не из головы. Поднявшись из-за стола, он на минуту вышел из кухни и вернулся с растрепанной тетрадью в руках. Края страниц смялись, и казалось, что она зубасто скалится. – Смотри. Все строки поплыли, ничего толком не прочитаешь. И… о, черт! Тетрадь в руках извернулась, как живая, и больно хлестанула страницами по пальцам. Упав на пол, она несколько раз подпрыгнула и замерла. – То ли мы действительно оба чокнулись, – медленно произнес Олег, – то ли эта тетрадка пересмотрела Гарри Поттера. Осторожно, будто тетрадь могла отгрызть ему что-нибудь, он захлопнул ее ногой и поднял. Обложка выгибалась и слабо трепыхалась в руках. – Сейчас впору орать и креститься, но вот незадача: я неверующий, – хмыкнул Разумовский, присматриваясь с безопасного расстояния. – И скажу честно, меня уже ничем не удивишь. Особенно после того, как ко мне во снах несколько раз являлся языческий бог, о котором я до этого и не слышал. – Что за бог-то хоть? – Вести светскую беседу, держа корчащуюся ожившую рукопись, даже для Олега было чем-то новеньким. – Кутх, – коротко ответил Сергей. – Дурацкое имя. Олег покачал головой и все так же на вытянутой руке унес тетрадь в комнату, где поспешно забросил ее в ящик стола и задвинул его, для верности еще и закрыв на ключ. Вернувшись в кухню, он устало опустился на стул. – И что мы имеем в сухом остатке? – Чудесным образом исцелившегося меня, чудовищную тетрадь о чудовище и кровожадную рыжую тварь, разгуливающую по тихим итальянским улочкам, – криво усмехнулся Сергей. – Не завидую первому же патрулю, который на него наткнется. – Как так, мой гений отделился от злодейства? – насмешливо поинтересовался Волков. Мозг по-прежнему отказывался верить в происходящее, но держать подобный непринужденный тон было однозначно разумнее, чем бегать кругами и паниковать. – И что предлагаешь теперь? – Для начала сменить квартиру. – Разумовский резко посерьезнел. – Мне лично неуютно от того, что он знает, где мы. Потом залечь на дно и делать то же, что и до этого – выжидать. Олег в ответ молча кивнул.***
Вещи удалось собрать за каких-то десять минут, и вскоре они вдвоем быстро шли прочь по тихим провинциальным улочкам. Сергей накинул на голову капюшон, резонно полагая, что его лицо за эти дни не раз мелькало в новостях. Двор дома, где Олег снял когда-то вторую квартиру «про запас» оказался огорожен забором, калитка которого была закрыта на кодовый замок. Про эту милую особенность хозяин квартиры в свое время забыл упомянуть и теперь, по закону подлости, не брал трубку. И конечно, по этому же закону, именно сейчас с неба начал накрапывать мелкий противный дождь. Пока Олег нервно расхаживал туда-сюда, Разумовский сел на край не успевшего еще намокнуть парапета и, прикрыв глаза, подставил лицо каплям: – Как-то погода не похожа на солнечную Италию. – Еще вспомни, как ты в Венеции вечно мерз, – отозвался Олег, продолжая раз за разом набирать номер. – Помню, хоть и смутно. У меня вообще такое чувство, будто я последний год проспал или пробыл под какой-то дурью. От дождя пряди волос начинали неприятно липнуть к лицу, но было какое-то особо острое наслаждение в том, чтобы стоять вот так посреди улицы после столь долгого времени сначала в СИЗО, потом сыром палаццо, потом снова СИЗО и, наконец, душной квартире. В голове стояла пугающая звенящая тишина. И, пожалуй, Сергей затруднялся решить, что пугает его больше: непривычное внутреннее одиночество или то, что все произошедшее может оказаться очередной химерой, и он вот-вот услышит шелестящий злой голос. – Идем, – окликнул его Олег. Сейчас Птица бы раздраженно зашипел, что Волков снова командует, считает их пустым местом. Возможно, даже попытался бы ударить Олега или натворить еще что-то руками Разумовского – проявить агрессию в чистом виде, на которую только и способен загнанный зверь, вместо прежних долгих и многоходовых комбинаций. Тишина. Если этот кошмар действительно закончился, сколько еще ему предстоит вот так с содроганием ждать его возвращения? Сергей молча поднялся с парапета и вслед за Олегом проскользнул в наконец-то открытую калитку. Новая квартира была будто бы списана под копирку с предыдущей. Такая же простая и безликая мебель, недорогой ремонт, минимум техники, две комнаты и вытянутый коридор. Разве что в кухне стоял небольшой телевизор, который Волков тут же по старой привычке включил негромким фоном. – Голодный? Разумовский опустился на стул и медленно покачал головой. Хотя еще не было и полудня, он ощущал смертельную усталость. Слишком много всего за одно утро: испуг за Олега, ожившая тетрадь, поспешный побег. Достаточный букет, даже если не добавлять к этому все внутренние переживания. – Эй, ты как? – Олег сел рядом. Устроился доверчиво близко, а не на почтительной и опасливой дистанции круглосуточного конвоя, на которой предпочитал держаться все это время. – Спать хочу, – пробормотал Сергей. Не хотелось сидеть и что-то обсуждать, строить планы и догадки. Бешеный утренний выброс адреналина израсходовал себя, и глаза закрывались сами собой. Олег в ответ улыбнулся и легким успокаивающим жестом провел по его волосам. Совсем как раньше, в той прошлой жизни. – Да, отдохнуть нам нужно. Тем более, сейчас можно и перевести дух. Особенно тебе. Сколько бы Разумовский ни скрывал свои мысли и страхи, Олег знал его как облупленного. Птица мог запросто обмануть Волкова, сам Сергей – нет. Так что когда десять минут спустя Сергей забрался под одеяло на разложенном диване, Олег без лишних слов лег рядом и притянул его к себе поближе. Когда Разумовский проснулся, уже наступил глубокий вечер. Очертания предметов в комнате едва угадывались, но в кои-то веки темнота не пугала. В ней ничто не скрывалось, не преследовал горящий желтый взгляд, не шелестели огромные перья. Только сонное дыхание Олега щекотало затылок. Он так и проспал несколько часов, крепко обнимая Сергея и напрочь отлежав себе, наверно, руку. Давняя и поразительная способность: сколько бы Серый ни ворочался во сне, он всегда просыпался в объятиях Волкова, будто тот во сне упрямо неосознанно нашаривал его, безмолвно заявляя таким образом свои права – «мое». Спал Олег чутко, и стоило Сергею чуть повернуться, как он встрепенулся и приподнял голову от подушки. – Не спишь уже? – Нет. Сергей слегка приподнялся, давая Олегу возможность повернуться и размять затекшую от неудобной позы руку. Вставать, тем не менее, он не торопился, и как только Волков наконец с удобством улегся на спину, тут же снова перекатился поближе и положил голову Олегу на плечо. – Вокруг творится непонятно что, а мы с тобой тут лежим, – негромко произнес Разумовский. – А у нас есть выбор? – Олег негромко хмыкнул. – С утра начну рыть, куда мог двинуться наш пернатый друг. Правда, даже если найду его, слабо представляю, что делать дальше. – Может, сдать его полиции вместо меня? – задумчиво предложил Сергей, неосознанными легкими движениями вычерчивая что-то кончиками пальцев по телу Олега через ткань футболки. Волков негромко вздохнул. – Не уверен, что это хорошая идея. За решеткой итальянского СИЗО Разумовский даже не мог как следует осознать то, что сотворил Птица. В кошмарах являлось нечто обрывочное, с тяжелым запахом крови и тяжестью пистолета в руке. Иногда мелькало и лицо Олега – с тем самым выражением безмолвной скорби, с которым он наблюдал из-за решетки за игрой. Стоило же задуматься об этом наяву, как мысли сметались под напором торжества Птицы, воспоминания путались, а реальность преломлялась. Скорбеть и предаваться мукам совести не получалось. И только сейчас, когда Олег лежал рядом – близкий, живой, спокойный, Сергея накрыло осознанием последствий случившейся бойни и потери, которой он чудом избежал. И снова Олег угадал его настроение, а может, просто почувствовал, как Разумовский нервно сжался. В любом случае, осторожный и нежный поцелуй оказался лучшим способом отодвинуть наводящие жуть мысли на второй план. А вскоре мысли совсем куда-то выветрились, уступив место до безумия острым ощущениям, особенно ярким на фоне блеклого марева, в котором находился Сергей последние месяцы. Теперь мир наконец-то стал четким, будто спохватившийся оператор подкрутил линзу, и все прояснившееся восприятие заполнял сейчас Олег: звук сбившегося дыхания, знакомый уже столько лет запах с едва уловимой ноткой выкуренной несколько часов назад сигареты и сам он, тяжело навалившийся на Разумовского, ощущаемый каждой клеточкой тела сначала сквозь ткань одежды, а потом еще ближе, еще острее – обнаженным телом к телу. И только сейчас, спустя целый день после ухода Птицы, Сергей позволил себе полностью расслабиться, полностью отдать себя эмоциям. И Олегу. Позволил себе не думать о прошлом и грядущих проблемах, позволил себе просто с каждым движением подаваться навстречу Волкову, судорожно цепляться ему в плечи и заполнять не сдерживаемыми стонами тишину съемной квартиры. Кажется, именно в эти моменты стало возможным поверить, что самое страшное позади.