69

Заспанный, потягивающийся и совершенно голый Француз появился на кухне, когда я домывал наши с Гепардом чашки. — Утро доброе, Лапушка, — зевая, протянул он и плюхнулся на табуретку. — Кофе сделаешь? — Не-а, — усмехнулся я. — Я не умею. Кофе Ник варит, а он уже на работу ушел. — А что ты умеешь? — изогнул он бровь. — Судя по вашим вчерашним и сегодняшним стонам, не такой уж ты и снежный принц. — А тебя это трахает? — прищурился я. — В том-то и дело, что нет. Некому пока что меня трахать... или.... — он окинул меня внимательным взглядом, — может, найдем занятие поинтереснее, чем чашки мыть? — Можешь пропылесосить, — фыркнул я, скрещивая руки на груди, — или постирать. — Я лучше поглажу. Тебя. У тебя офигенная задница, Лапушка, — он пристально взглянул мне в глаза, — и классный член. — Это я уже слышал, — перебил я, доставая из кармана сигареты. — Но не понял. Бывает. И кончай ломаться, как девка. Идем в постель, — теперь он был совершенно серьёзен, — хотя, можно и прямо здесь. Кит ведь говорил тебе, как хорошо нам с ним было? — Я автоматически кивнул. — И неужели тебе самому не хочется такое почувствовать? — По-моему, это ты не расслышал, — я прикурил и усмехнулся. — Я сказал «нет» еще вчера. — Ты отказался от ля мур де труа, — с прононсом протянул Антон, — а сейчас мы только вдвоем. А Кит узнает об этом, только если ты ему расскажешь. — Дело не в том, узнает он или нет. Я трахаюсь, когда хочу и с кем хочу, — я посмотрел в его прищуренные глаза, — а ты не в моем вкусе, компрене ву? — Фу, Лапушка, как некрасиво! Во-первых, у тебя отвратительное произношение, во-вторых — грубо, а в-третьих — Кит что, ещё не познакомил тебя со своей теорией гомосексуальной любви? — вопросительно глянул он на меня. — Нет, — покачал я головой, — а что за теория? — Любопытный какой! — усмехнулся Антон. — Кофе ты мне делать отказался, сигарету зажал и хочешь, чтобы я тебе ответил? — Штаны надень, яйца простудишь, — буркнул я. — Будет тебе кофе и сигарета. В обмен на теорию. — О моих яйцах не беспокойся, они и не в таких переделках бывали. Или тебя кое-что другое смущает? — он коснулся своего члена рукой. — Этот аргумент начинает колебать твою моногамность? — Скорее твоё французское остроумие заколебает, — криво улыбнулся я. — Срать я хотел на твои причиндалы! — А вот этого не надо! — притворно испугался он. — Шоколад я черный в плитках предпочитаю. И если «золотой дождь» ещё под настроение могу принять, то это уж точно не моё! Не знал, что вы с Китом такие извращенцы — срать друг другу на... — Заткнись! — рявкнул я. — Задрал уже, клоун! — Ой, Лапушка, не психуй! Тебе не идет, — замахал руками Француз. — И я тебя ещё не драл, но если ты хочешь, то... — Я хочу, чтобы ты: во-первых — заткнулся, во-вторых — надел штаны, в-третьих... — загибал я пальцы. — Свалил нахер отсюда, — закончил он за меня. — А теперь по пунктам. Заткнусь я, только когда захочу этого сам, и штаны надену тогда же. И сам решу, когда сваливать, уяснил? То, что ты трахаешься с Китом сейчас, не дает тебе никаких прав, кроме привилегии сосать его член и подставлять ему задницу, компрене? А потому, будь проще и не выделывайся! — теперь глаза Антона были холодными и злыми. — Я таких как ты на завтрак ем. И если я действительно захочу вернуть Кита, ты ничего не сможешь сделать. Потому что ты никто и звать тебя никак. Очередной смазливый мальчик Кита. Всё. Мальчик на ночь, день, неделю. Таких, как ты, у него было дохрена и больше и будет ещё столько же. Я знаю, о чем говорю. И, прежде, чем попытаться мне врезать, просто сравни себя и его. И всё поймешь. — Ты... — начал я, но он меня перебил: — Гандон? Знаю. А теперь заткнись и слушай. Теория состоит в том, что любовь и прочая херня это не для нас, педиков, уяснил? Эти все свадьбы, романы... все это гетеросексуальное говно. У нас есть секс, секс и ещё раз секс. Много секса. И ничего, кроме секса. Без обязательств и клятв. А знаешь, почему? Потому что будущего нет, ясно? — я молча бросил на стол пачку сигарет и зажигалку. Француз тут же взял сигарету, прикурил и выдохнул вместе с дымом: — Спасибо, Лапушка. Так вот, гетеросексуалы знакомятся, встречаются, трахаются, женятся, рожают детей. И всё реже трахаются друг с другом, но остаются вместе. Потому что, блин, дети, семья и прочее дерьмо. Они трахаются на стороне, а потом возвращаются домой. К гребаному семейному очагу. У нас этого нет, и когда трах надоедает — мы расстаемся. Рано или поздно это случается с любой гомосексуальной парой. Так какого хрена заморачиваться? Секс. Вот что должно тебя волновать. Чем больше и чаще, тем лучше. — И откуда ты всё это высосал? — Из члена Кита. Когда мне... нам было по семнадцать, и мы трахались как кролики. Я тогда в него чуть не втрескался сдуру. — И что? — А то. Кит мне теорию эту и поведал. Просветил, так сказать, — Антон затушил сигарету. — Странно, что тебе ничего не сказал, а теперь уже поздно. — Почему? — Потому что ты влюбился в Кита, как последний дурак, — усмехнулся он. — Хотя почему — «как»? — И откуда ты это взял? — На роже твоей смазливой прочел. Даже вглядываться не пришлось. — Так заметно? — А это секрет? — заржал Француз. — Анекдот дня, блин! Короче, Лапушка, не хочешь, чтобы было херово — завязывай с любовями. Секс. И всё. — Твоё тело — твоё дело, — пробормотал я. — Ну, хоть с этой аксиомой он тебя познакомил, — поднялся Антон. — Ладно, я в душ, а потом работу искать. А ты давай, хозяйничай, Золушка. — В «69» сходи, — бросил я. — Может, им танцор нужен. — Мерси, — улыбнулся он, направляясь к ванной. — Обязательно зайду. Так гадостно я давно себя не чувствовал. Умел Француз настроение испортить, это да. Я распахнул окно, чтобы выветрился дым, а потом пошел в спальню. Завалился на койку и закинул руки за голову. Мне нужно было всё обдумать. И решить, что делать со своей гребаной любовью, которая случилась именно тогда, когда я меньше всего об этом думал. Блин, и почему я в какую-то из своих подружек не втюхался? Чтобы всё, как положено: сопливая романтика, свадьба, дети... Не сейчас, конечно. Сейчас всё это мне и нахер не надо. Блин, да оно мне вообще теперь и в хрен не вперлось! Конец моей бисексуальности... Никто мне теперь не нужен, кроме Гепарда. Я усмехнулся, вспомнив теорию, что бисексуальность на самом деле — фикция. И выдумали её те, кто никак не может со своей гомосексуальностью смириться. То, что физически я могу трахать и девок, и парней, не говорит о том, что это доставит мне одинаковый кайф. Я не хочу никого уламывать, заводить и разогревать. В гробу я видел долгие прелюдии. У меня рвет крышу от другого: от сильного гибкого тела Гепарда, от его запаха... И когда он обнимает меня, я знаю, чувствую, что он так же сильно хочет меня. Он не ломается и не набивает себе цену. Он берёт или даёт без лишних слов, так же, как и я сам. Мы чувствуем друг друга, понимаем с полуслова. У нас столько общего и только одно различие: я его люблю, а он меня — нет. Ему просто со мной хорошо. Просто секс. Офигенный секс. Гребаная теория! В дверь легонько стукнули: — Можно? — спросил Француз. — Нет, — бросил я. — Я занят. — Чем? — Дрочу, мать твою! — рявкнул я. — О-о-о, нужное дело. Я бы тебе помог, да некогда, — притворное сожаление было слышно и через дверь. — Ты смотри, постель не заляпай, Кит этого не любит. Короче, ушёл я, Лапушка. Дверь запри, чтобы никто не украл. — Попутного ветра в сраку, — напутствовал я его. Я услышал, как хлопнула входная дверь, пролежал ещё минут пятнадцать и только потом встал. Хер ли я разлегся? Прибраться надо и пожрать что-то сообразить. На троих, блин. И постараться не думать о том, что наговорил мне Француз. В конце концов, какого хрена я уши развесил? Нашел, кого слушать! Не в его интересах, чтобы у нас с Гепардом что-то вышло. Последнее, что будет заботить Француза — моё личное счастье. И почему я вообще его слушал? Мог бы и ответить... Ответить на сообщение. Ну, конечно, настойчивая вибрация в кармане заставила меня вернуться из атсрала. Как нельзя вовремя. «Мой». «Кто?» «Парень». «Кто?» «Ты». Оффлайн. Я поймал себя на том, что невольно улыбаюсь, читая его сообщения и набирая ответы. И тут же скис. Интересно, с Французом они тоже так переписывались? И с Владом? И со всеми теми, которых было дофига? «Ревновать к прошлому глупо»... Я знаю, Гепард. Умом я всё это понимаю. Но как вдолбить это сердцу? Как не думать о прошлом, когда оно маячит перед глазами в голом виде? И напоминает о себе всеми доступными способами. Короче, пока я убирал, чуть не расколотил настольную лампу, угробил пару тарелок, пока пытался придумать что-то на ужин. Ни на что у меня не стояло и ничего не хотелось. Заметая осколки в совок, я решил, что не буду ничего готовить. Утащу Ника куда-нибудь поужинать. Я могу это себе позволить и хочу увести Гепарда подальше от Француза, которого кормить я вовсе не обязан! Но гребаный закон Мерфи снова напомнил о себе. Сначала позвонила Машенька и добрых полчаса трахала мне мозги своим тренером и хвасталась, что уже сбросила аж три килограмма. Потом мать снова качала права и учила меня жить. А напоследок позвонил Гепард и сказал, что задержится. На него свалили срочную работу и утащить её домой никак не выйдет. Поняв, что поход «куда-нибудь вдвоем» накрылся медным тазом, я вытащил из морозилки курицу и сунул в микроволновку размораживать. Я вспомнил, как мать готовила птицу счастья в духовке, и решил изобразить то же самое. А последним гвоздем в крышку гроба стал Антон, вернувшийся раньше Гепарда. Изрядно поддатым и пахнущим чьим-то резким одеколоном: — А что, Кит еще не пришел? — спросил он, разуваясь и держась рукой за стену. — У него аврал. — Прикольное имя, — ухмыльнулся Француз. — Я такого еще не слышал. — Работы много, — процедил я. — Ну, а я о чём? С новым парнем всегда так — много и долго, прямо как я сегодня, — он расплылся в маслянистой ухмылке. — Давно такого не было. — Хахаля нашел? — Опять грубо. Лапушка, отвыкай от своих провинциальных замашек! Кит же у нас эстет, не губи его чувство прекрасного. И открывай рот пореже — мой тебе совет. И только для того, чтобы кому-то отсосать. — Иди нахер. — Только оттуда. — А в рыло? — прошипел я. — А если я? — не отвел глаз Француз. — Проверим, у кого яйца больше? — шагнул я к нему, сжимая руку в кулак. — Лапушка, у меня завтра собеседование. Не советую портить мне фейс. — Это почему? — А потому что чем быстрее я найду работу, тем скорее свалю отсюда. Ты же этого хочешь? А кому я буду нужен с фингалом? — снова изогнул он бровь. Я сплюнул, развернулся и пошел в спальню. Ужин уже был готов, оставалось дождаться Гепарда. Ник вернулся часа через два: уставший, измотанный и голодный. Но на мой поцелуй он ответил так же страстно, как всегда. Привлек меня к себе, запуская руки в шорты: — Соскучился... — моя голова уже кружилась от поцелуев. — Хочу... — прошептал он мне в ухо, а я застонал, чувствуя, как пальцы Гепарда сжимают мой член. — Но не сейчас, — он неохотно отстранился. — Я все же утащил работу домой. Сейчас в душ, поужинаю и доделаю... — В душ? — переспросил я. — Ну да, а что? — разуваясь, улыбнулся Ник. — Хорошая мысль, — я взял его за галстук и потащил в ванную за собой. Запер за нами дверь и почти упал перед ним на колени, как можно быстрее расстегивая ремень его брюк. — Подожди... Артур... Что... — возражения кончились, когда я захватил в рот его член. И точно так же рывком он поднял меня с колен, развернул к себе спиной и схватил с полочки какой-то крем. Идти за смазкой не было ни сил, ни времени. Было просто желание, заставляющее окончательно терять голову. Я оперся руками о край раковины, сильнее прогнулся в пояснице и застонал, ощущая, как Гепард входит в меня. Как обхватывает его рука мой член, а губы касаются плеч и спины. Чертовски остро, резко, глубоко и сильно. И плевать, что Француз всё услышит. В рот его, мудака. Когда Ник вот так прижимается ко мне, вбиваясь в меня до конца. Когда от кайфа сносит крышу, а пот течёт по спине, и дрожат руки и ноги. Когда я захожусь в громком крике, стискивая грёбаную раковину руками и чувствуя, что Гепард кончает в меня всего на пару секунд позже. — Я мечтал об этом уже несколько часов, — шепнул он мне. — О сексе? — Да. С тобой, — он развернул меня к себе лицом, — я представлял, как приду домой и первым делом трахну тебя. Прямо у зеркала в прихожей. Тебе же нравится смотреть на это? — Мне нравишься ты, — негромко сказал я. — Это взаимно, — он поцеловал меня в губы, — а теперь мыться и жрать...

***

После ужина, во время которого Француз рассказывал Нику о своих поисках работы, мы с Гепардом пошли в спальню. Антон заявил, что помоет посуду, а то я последние тарелки перебью. Ник вопросительно на меня посмотрел, а я улыбнулся и пожал плечами. В спальне Гепард плюхнулся на кровать, подвинул к себе пепельницу и раскрыл ноутбук: — Мне чуть-чуть осталось. Максимум — час, и я снова весь твой. — Я подожду, сколько надо, — я сел рядом с ним, — не спеши. — Я быстро. Вот блядь, — выругался он, доставая из пачки предпоследнюю сигарету. — Я так летел, что забыл их купить. Сгоняешь? — Легко, — улыбнулся я, — все равно делать мне пока что нечего. — Можешь Тошку с собой взять, чтоб нескучно было, — предложил Ник, щелкая зажигалкой. — Я не люблю клоунов, — меняя шорты на джинсы и натягивая футболку, отмахнулся я, — даже французских. Я скоро. Табачный киоск находился у станции метро минутах в двадцати ходьбы. Ничего ближе не обнаружилось. Я купил любимый Гепардом «Парламент», своё легкое «Мальборо» и пошагал обратно. Снабжать куревом Антона я не собирался. Пусть сосет, урод. Что он и делал. Когда я открыл дверь, то увидел офигенную картину. Гепард стоял на пороге спальни, а долбаный Француз — перед ним на коленях. Думаю, о том, где была его голова рассказывать не надо? Меня они не замечали. Ник что-то говорил Антону, который был, походу, очень занят. Я сглотнул, чувствуя, как во рту разливается отвратная горечь. Как будто я только что проблевался капитально... до самой желчи. Смотреть, что будет дальше, я не стал. Да и зачем мешать старым друзьям? Я бросил сигареты Ника прямо на пол в прихожей, развернулся и вышел, тихо закрыв за собой дверь. Твоё тело — твоё дело. Никаких клятв. Просто секс. Много секса. Ничего, кроме секса. Я сам согласился на эти условия, но какого тогда хрена я ломаю уже третью сигарету? Какого лешего перед глазами все расплывается? Такого не было, когда я увидел свою подругу, сосущей нашему басисту. Тогда меня это позабавило и завело, а особенно — вид его члена. А сейчас мне хотелось одного — забыть о том, что увидел. А еще — напиться. В хлам, в дрова, в... Стоп, а это что за хрень? Я сунул руку в карман, чтобы достать телефон, и пальцы натолкнулись на картонный прямоугольник. Я вытащил его и увидел, что это была Васькина визитка. Вот! Как раз то, что мне сейчас нужно! Сделаю-ка я себе тату. Все равно идти больше некуда. В «69» нельзя. По грёбаному закону, я сразу же на Влада там напорюсь или на Пашу. И неизвестно, что хуже: злорадно-ироничное: «А я тебя предупреждал!» или сочувственное: «Котик, что случилось?» А сделать морду кирпичом не получится. Мне бы не разреветься как баба, и то будет хорошо. Нахер клуб! Самое время украсить себя ещё одной картинкой! Может, тогда мне станет не так больно?..