III. Трон Тельмара

— Куда ты? Роланд озадаченно смотрит на запутанную в бесформенные одежды Видиваль с большой, довольно потрепанной корзиной в руках. Сколько времени он провёл в Гальме? Рыцарь потерял счёт дням. Единственное, что он знал, это то, что до Нарнии есть возможность добраться лишь на корабле, который отправляется туда всего несколько раз в году. Гальма — остров, старающийся максимально содержать себя самому и не зависеть не от кого. Такова политика короля, который из-за небольшой территории своего королевства больше всего на свете боится стать чьим-то придатком и потерять независимость гальмианских земель. — В лес. Знаю одно место, где растут сладчайшие яблоки на всем острове. Дикие. — отвечает Видиваль, хитро улыбаясь краешком рта. — Может, ты хотя бы оденешься? Нарниец тельмаринского происхождения закатывает глаза и лениво натягивает на себя серую рубашку. Его раны практически зажили, но Видиваль все равно продолжала смазывать их неизвестными ему бальзамами каждый день, поэтому оголять грудь перед крылатой дамой потеряло для него всякую постыдность и стало скорее ритуалом, который он с лёгким раздражением терпел. — Тогда пойдём. — Ты хочешь со мной? — вскидывает брови гальмианка. — Ну, вроде некрасиво получится, если ты будешь таскать тяжести, а я в это время буду прохлаждаться дома, — отвечает Роланд, набрасывая на плечи куртку. — Ну, смотри, тельмаринец, путь неблизкий. Чтобы потом не жаловался! — Не на того напала, — щурится Роланд, пропуская гальмианку вперёд. Солнце только поднялось над горизонтом, когда они начинают свой путь. Сначала приходится идти через широкое кукурузное поле, затем дорога заводит их в лес. В лесу идти намного приятнее — не так печет солнце. Дорога приводит путников к броду через лесную речку. Вода в ней с веселым шумом несётся вперёд, минуя большие камни, выложенные в форме чего-то вроде дорожки. Роланд первым становится на влажный камень и хмурится — скользко: — Здесь, наверное, тебе трудно придётся. Хочешь, я на руках перенесу? — О, нет, что ты, спасибо, — усмехается Видиваль, — я вполне справлюсь сама. Нарниец наконец перешагивает двумя ногами на гладкий валун, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. — Но здесь очень скользко! — возражает рыцарь. — Как ты удержишься? Давай хотя бы руку, я пойду первым и подстрахую. И корзину давай, наверняка упустишь! — Ценю твою заботу, но я и вправду справлюсь сама, — смеётся гальмианка. — Иди первый, я — за тобой. И под ноги смотри. Роланд ещё продолжает что-то бурчать про врожденную женскую неуклюжесть, перепрыгивая с камня на камень и значительно тормозя процесс перехода через реку, чересчур размахивая руками, чтобы сохранить баланс. Видиваль же, напротив, привычна к этой дороге и справляется с переходом с завидной грацией, которой Роланд, к сожалению, не видит. Преодолев середину реки, рыцарь оборачивается, чтобы пустить в сторону Видиваль очередное замечание по поводу того, каким осторожным нужно быть и в один момент, не удержав равновесие, падает в реку, с тихим ругательством. Воды в реке едва ли по колено, но этого вполне хватает, чтобы намокнуть с ног до головы. Гальмианка звонко хохочет, глядя на злого промокшего рыцаря сверху вниз: — Вставай, ловкач, чего расселся? Хорошо, что я тебе хоть корзину не дала. Видиваль с лёгкостью преодолевает остаток пути, спрыгивая с последнего валуна на берег. Роланд с раздражением встаёт и идёт на берег прямо по воде. На берегу Видиваль с довольным видом ждёт его и Роланд, чтобы гальмианка так не радовались, отряхивает воду с рукавов так, чтобы обрызгать Видиваль. Гальмианка не остается в долгу: рыцарь едва успевает увернуться от удара пустой корзиной по голове. Они идут дальше, пока наконец не достигают того самого места куда, по словам Видиваль, почти никогда не ступает нога человека. Там, в лучах весеннего солнца, купается раскидистая яблоня. — Яблоки? — Роланд приподнимает бровь. — Весной? — А ты думал, только в Нарнии есть место магии? — усмехается гальмианка. — Но в Нарнии нет яблок весной, — возражает рыцарь. — Зато в Гальме есть. Видиваль опускает на траву корзину и принимается срывать красные плоды. Роланд присоединяется к ней, с некоторым подозрением глядя на яблоки: — Ты говоришь, здесь людей не бывает? — Я никогда не видела следов. Это слишком далеко от селений, а люди — слишком ленивы. Они эти места дикими называют, — гальмианка закатывает глаза. — Тогда к чему этот мешок на тебе? — Что? Роланд забирает из рук Видиваль яблоко и бросает в корзину. Затем приближается к ней ещё на шаг и осторожно снимает капюшон. Видиваль испуганно дергается, а глазам нарнийца показываются тёмные, как безлунная ночь, волосы и острые уши. — Сбрось это с себя, расправь крылья. Видиваль делает несколько неловких шагов назад, снова принимаясь за яблоки: — Ты с ума сошёл! Это немыслимо. — Это ты с ума сошла, прячась за этими тряпками, — Роланд догоняет гальмианку, — здесь никого не было, нет и не будет. Где твоя смелость, потомок Белой Ведьмы? Тебя должны боятся, а не ты их! Ведомый неожиданным порывом, Роланд сам резко сдергивает с гальмианки серый мешковатый плащ, кажется, ломая при этом хрупкие застежки. Видиваль остаётся в коротком лиловом платье, инстинктивно прикрывая ладонями плечи. Вся сжимается от ощущения лёгкого ветра на голой коже и солнечного тепла. Настолько непривычно и прошибает до костей — словно воспоминания из прошлой жизни. — Ну же, расправь крылья и оторвись наконец от земли! — не отстает нарниец. Видиваль воровато оглядывается по сторонам, прикрывает веки, встав на солнце. Медленно ведёт кончиком хвоста по траве. Та кажется волнующимся морем под лёгким ветром. А, и вправду, что мешает? Но, все-таки, немного страшно. Она снова открывает глаза и вопросительного смотрит на Роланда. Тот кивает и, раскрыв крылья на полную длину, Видиваль с силой отталкивается от земли и взмывает в воздух. Всего на высоту чуть выше человеческого роста, чтобы не быть ни кем замеченной, но все же… Как же ей не хватало этого чувства, восторг и лёгкость. А ещё — управление полетом. Она никогда толком не понимала, как заставляет собственное тело снижаться и набирать высоту. Это всегда шло скорее откуда-то изнутри, чем было физическим навыком. Иногда она даже боялась, что в один момент утратит эту силу и не сможет больше оторваться от земли. Хочется закричать от радости, но она себя сдерживает. Сделав несколько кругов вокруг яблоневой долины, Видиваль возвращается к Роланду, складывая крылья за спиной. И Роланд узнает этот звук — нечто напоминающее парус, что трепыхается на ветру. Этот звук — последнее, что он слышал, когда гальмианец пустил три стрелы ему в спину. От воспоминаний радость куда-то уходит. Вот Видиваль буквально сияет, хочет что-то ему сказать. А он… Он, кажется, забыл за время прибывания в Гальме что-то очень важное и вот теперь оно встрепенулось внутри него, колется где-то на дне сердца, так тепло и щемяще одновременно. Тоскливо, но эта тоска слаще спелых волшебных яблок с острова Гальма. *** Эдмунд упирается спиной о кору дерева, прячась в тени его раскидистых крон. Он прячется не от солнца, нет. Он не хочет, чтобы его кто-то заметил и начал выливать ему на голову очередную тираду о сожалении и надежде. Да, король Справедливый устал. Да его тошнит уже от этих соболезнующих взглядов! И каждый считает своим долгом рассказать, как кто-то там был в подобной ситуации и как он с этим справлялся. Да Эдмунду плевать! Ему бы справится самому. А не можете помочь, то зачем лезете со своими глупыми россказнями? Он переводит взгляд на белого львёнка, который погнался за фиолетовой бабочкой и теперь пытается поймать его лапой. Но у него, точнее, у неё, не получается. Ловкости не хватает. Эдмунд тяжело вздыхает, не в силах оторвать взгляд. — Лира! Львёнок отвлекается от игры и озадачено смотрит на Эдмунда. Подходит ближе и позволяет взять себя на руки и усадить на колени. — Все в порядке? — напряженным голосом спрашивает король. Невеста выглядит сбитой с толку. Замерев на мгновение, она утвердительно кивает головой. — Хорошо, что ты хотя бы ещё не разучилась меня понимать. — Эд отводит взгляд. — Я знаю, ты борешься со звериными инстинктами и тебе трудно им противостоять, но… Борись, ладно? Не сдавайся! Ты человек, Лира, не животное! Ты даже выше, чем человек. Лира непонимающе смотрит на Эдмунда. Она это и так знает, просто сказать не в силах. Эдмунд прикрывает лицо ладонью, чувствуя, что находится на грани: — Я… — голос срывается. — Я за тобой скучаю, слышишь? Ты даже себе представить не можешь, насколько сильно! Эта игра затянулась, а я даже не знаю, как тебе помочь, и сможем ли мы вернуть тебе твой настоящий облик. Ты не животное, ты мой ангел! Почему-то хочется отпинать львёнка, пленившего внутри его невесту и не желающего вернуть, будто это львиная шкура всему виной. Эдмунд злится на собственную слабость и безысходность. — Знаешь, — Эдмунду кажется, что он говорит с ней и не с ней одновременно, — я так жалею, что мы ни разу не были по-настоящему близки. Всегда казалось, что впереди ещё столько времени, а на самом деле… Я так хочу тебя снова обнимать, ласкать перед сном и по утрам. Пожалуйста, вернись ко мне! Я все сделаю, все, что захочешь… Ты… Ты знаешь, как можно все вернуть? Синеглазый львёнок качает головой, опустив уши. Поджимает хвост, чувствуя себя виноватой в том, что король теперь мучается. Делает попытку соскочить с коленей, но Эдмунд вовремя подхватывает на руки. — Я не хотел на тебя накричать, прости. Кажется, я слишком слаб для подобного испытания. Эдмунд тянется, чтобы чмокнуть в лоб урчащего львёнка, а в глазах предательски щемит. Он должен найти выход. Это все разбивает ему сердце. По-садистски медленно, добавляя новые трещинки каждый день.