III. Трон Тельмара

Каспиан медленно ходит по своей спальне, укачивая на руках Эсмеральду. Кажется, уже заснула. Или почти. Он может часами наблюдать за маленькой спящей принцессой. Когда-то ему казалось, что он не сможет никого на целом свете полюбить так же сильно, как полюбил свою Сьюзен. Но оказалось, что он ошибся. Появилась-таки та, которая смогла украсть его сердце во второй раз. И теперь она сладко спит у него на руках, упершись щекой в грудную клетку. Эсми, наверное, была первой принцессой за многие столетия, у которой не было няни. У всех принцев и принцесс они должны быть. Когда мама и папа — король с королевой, у них не всегда найдется время быть рядом со своим ребенком, ведь когда ты как отец не только для своего малыша, но и для целой страны — выбора тебе не оставляют. Вот только у Эсмеральды, кроме коронованных мамы и папы, было еще два дяди и три тети, которые, все как один, души не чаяли в маленькой принцессе, забрасывая ее подарками и проводя с ней все свободное время. Наверное, больше всех с ней сидела Лира. Крылатая невеста короля Справедливого постоянно шила для Эсмеральды новые платья и мастерила короны: из жемчужин, цветных бусин и других материалов, названия которым Каспиан не всегда знал. Сначала Каспиан даже слегка ревновал, когда Эсми с такой же радостью, как к нему, бросалась на руки к Питеру или Эдмунду. А потом понял, что, наверное, так даже лучше. Ребенок ведь должен расти в любви и заботе. Тогда в нем нет обиды, зависти или злобы. С появлением Эсмеральды они все почувствовали себя старше, ответственнее — другим поколением. Каспиан легонько целует волосы своей принцессы, боясь разбудить. Похоже, наступил самый нелюбимый момент для Каспиана — нужно отнести Эсми в детскую и расстаться с ней до завтрашнего утра. Единственная радость — завтра рано вставать, значит, их разлука не будет такой долгой, как обычно. Со спины к Каспиану подходит Сьюзен и мягко опускает ладони ему на плечи. Пятый король улыбается и, не оборачиваясь, трется щекой о тыльную сторону ладони королевы. — Ты все еще уверен, что это хорошая идея? — шепотом спрашивает королева. — Более чем, — мягко улыбается Каспиан. — Но Эсми еще такая маленькая. — Все будет хорошо, ей понравится. Не так уж и далеко плыть до Острова вечной осени. — А если она вдруг впадет в тоску за Тумнусом и снова будет целыми днями сидеть у окна и его ждать? Каспиан отворачивается, чтобы своим смехом не разбудить дочку: — Тогда придется разворачивать корабль и возвращаться в Нарнию. И вообще, в кого она такая? Я в ее возрасте, и даже пятью годами позже, был занят драками с мальчишками и сказками иногда. — Каспиан вопросительно смотрит на смутившуюся Сьюзен. — Ну… — неопределенно отвечает та. — Я в первый раз в детском саду влюбилась. — В смысле? — Ну, это как школа, только для совсем маленьких. — А-а-а… — протягивает Каспиан. — Его звали Лукас, — Сью с улыбкой погружается в воспоминания. — У него были такие светлые кудряшки, и щечки пухлые. — То есть, ты сейчас хочешь сказать, что я не был твоей первой любовью?! — с наигранной обидой вопрошает Каспиан. Сью вскидывает бровь: — Первой?! Да когда мы с тобой познакомились, мне семнадцать лет было! Нет, Кас, прости, но ты не был моей первой любовью. — И какой же я был? — Ну… Навскидку так — где-то десятой. — Сью наслаждается вытаращенными глазами мужа и не сдерживает смеха. Благо, у Эсмеральды сон крепкий, особенно, если спит она на руках у папы. — А что ты думал? Ведь не зря же ты Каспиан Х, в самом-то деле! Король лишь закатывает глаза: — Женщины! Пойдем от нее, Эсми. — А то ты думаешь, у Эсми по-другому будет? — ухмыляется Сьюзен. — Судя по ее вкусам, с Острова вечной осени мы вернемся еще с каким-нибудь юным кентавром, который тоже будет жить с нами. Попомнишь ты мое слово, когда к пятилетию дочери у тебя будет с десяток кандидатов в потенциальные зятья. — Не слушай ее, Эсмеральда! — Каспиан целует ладошку спящей принцессы. — Ты ведь не поступишь со мной так, правда? *** Безжалостно-горячее Тархистанское солнце встает над горизонтом, прогоняя ночную прохладу. Наследник престола все еще спит, укрывшись тонкой шелковой простыней. В его приоткрытое окно врывается прохладный ветер. Он слегка ерошит темные спутанные волосы, лепесток розы, гонимый ветром, задевает щеку. Аласкар улыбается краешком рта сквозь сон: ему снится поцелуй. Ветер становится настойчивее. Он приносит в спальню царевича целую охапку лепестков и древесных листьев, закручивается в небольшой вихрь, шелестит. Аласкар сонно открывает глаза и улыбается, наблюдая, как теплый ветер обретает знакомые очертания. — Ариадна, — царевич расплывается в улыбке, приподнимаясь на десятке бордовых подушек с кисточками. — Любовь моя… Когда дриада наконец-то обретает человеческий облик, глаза ее сверкают недовольством, а губы поджаты. — «Любовь моя?!» — дриада делает шаг в сторону кровати царевича и Аласкар слышит, как его окно с треском покрывается тонкой корочкой льда. — Знаешь, что я только что имела удовольствие увидеть?! — Что, мое солнце? — нежнейшим голосом отвечает царевич, все так же продолжая улыбаться. Чем, соответственно, еще больше злит дриаду. Но что он мог с собой поделать, если его так умиляли эмоции Ариадны, которые она никак не умела сдерживать? Когда он в первый раз ее поцеловал, а было это в разгаре лета, вся трава на десятки метров вокруг них покрылась белыми подснежниками. А когда она злилась — небо заволакивало черными тучами и поднимался настолько сильный и холодный ветер, что царевич начинал невольно опасаться за сохранность крыш домов вблизи. — Несколько минут назад, по ошибке, я имела удовольствие увидеть твой гарем! Там же несколько десятков дев! И ты всех их…?! Теперь лед с окна ползет вниз по подоконнику, стена покрывается легкой изморосью, как и занавески. Аласкар встает с кровати и идет к Ариадне, в примирительном жесте протягивая к ней руки: — Так-таки и по ошибке? — темные глаза лукаво смотрят на дриаду. — Гаремы ведь находятся в абсолютно другой части дворца. Неужто ты забыла, где мои покои и потерялась? Аласкар смотрит на Ариадну с нежной насмешкой, как смотрит брат на младшую сестренку, которая с вымазанными шоколадом губами уверяет, что не знает, куда делись все конфеты. Дриада сжимает руки в кулаки: «Значит, мало того, что вины своей не отрицаешь, так еще и на меня переводишь стрелки?» У нее прямо чешутся руки запустить чем-то в это изнеженное и предовольное лицо. Облить ледяной водой, что ли? — Не подходи ко мне! — Ариадна делает шаг назад, предостерегающе вскидывая перед собой руки. Аласкар с ухмылкой кивает и просто наклоняется вперед, принимаясь целовать каждый пальчик на вытянутых ладонях дриады, прикрывая глаза. Сбитая с толку дриада задыхается собственным возмущением, перемешанным с удовольствием, рождаемым теплыми губами царевича на прохладной коже. Дразняще медленно Аласкар наконец отрывается от рук дриады и заглядывает ей прямо в глаза: смотрит тепло и ласково: — Я не был в гареме ни разу с тех пор, как ты стала моей, — спокойно отвечает наследник Тархистанского трона, краем глаза замечая, что мороз, ползущий по стене его спальни, замедляет темп. — Тогда зачем он тебе? — не успокаивается дриада. — Ты понимаешь, это традиция. Если я вдруг откажусь — это вызовет осуждения и много вопросов со стороны отца и тарханов. А сейчас лучше не привлекать ненужного внимания. Ты ведь знаешь, почему мы вынуждены прятаться. — Знаю… — Но я что-то придумаю. А гарем — просто прикрытие. Так должно быть. — Аласкар мягко привлекает к себе дриаду. — Я никогда ни на кого тебя не променяю, властительница Западного леса, что в Нарнии. Дриада лишь беспомощно хлопает глазами, понимая, что очередную дуэль против тархистанского царевича она проиграла. — Но мне даже приятна твоя ревность — это раз, — продолжает царевич, — и я неописуемо рад тому, что ты прилетела ко мне сюда, — это два. Я очень-очень по тебе скучал — это три, а еще — ты снишься мне каждую ночь, это четыре. А дальше — у меня плохо с математикой. Аласкар нежно целует свою дриаду, принимаясь поглаживать ее по волнистым волосам и спине. Он даже не видит, но по душистому запаху ощущает, как мороз на окне и стенах превращается во вьющиеся цветочные переплетения. *** — Люси! На пороге спальни младшей королевы возникает Тумнус. Он неодобрительно смотрит на друга, затем вздыхает и, плотно закрыв за собой двери, достает слегка потрепанный конверт. Люси срывается с места и буквально выдергивает конверт из рук фавна, с нетерпением разрывая серую бумагу. Люси несколько раз меняется в лице, вчитываясь в строчки письма. На последней ее глаза загораются волнительным восторгом. Она, не сдерживая улыбки, прижимает письмо к груди и закрывает глаза. — Ты знаешь, что я об этом всем думаю, — фавн опускается на кресло, наблюдая за бурными эмоциями Люси. — Еще три дня… — как зачарованная, произносит королева. — Скорее бы. Боюсь, я спать не буду… Целых три дня! — Люси, ты хорошо все взвесила? Спустись с небес на землю. Это неразумно! Я всегда тебя поддерживал, ты знаешь… — Тумнус, мой милый Тумнус, — Люси обнимает фавна и сразу же отстраняется, принимаясь кружиться по комнате. — Это лучшее из решений, которые я когда-либо принимала! Я это просто чувствую! — А я чувствую, что когда остальные короли с королевами об этом узнают, меня вышвырнут со двора за соучастие, — бормочет себе под нос фавн.