Шантаж

«Когда человек нужен, на многое пойдёшь. А ты мне нужен», — признание, сделанное несколько часов назад. Ну вот зачем это было говорить вслух?! Дима не жалел ни об одной секунде вчерашнего дня. Но предпочёл бы, чтобы именно эти слова остались не произнесёнными. Одно дело комплименты, полушутливые нежности, восторженные матерные эпитеты в сексуальной горячке, а другое вот так — обнажённой душой и абсолютно серьёзно. Зубы сжались до скрипа… Утром в воскресенье Саша проснулся от ощущения пристального взгляда. Открыв глаза, чуть ли не нос к носу столкнулся со склонившимся над ним Димой, смотревшим с таким выражением, что стало не по себе. Сколько он так наблюдал за ним? Немигающий взгляд, казалось, проникал под кожу, подавляя, вызывая непонятное стеснение и отчасти боязнь. Как удав на кролика — неотрывно, словно гипнотизируя. Впрочем, Дима поспешил стереть выжидающее выражение с лица и улыбнулся. — Доброе утро, соня, — перевернувшись с бока на спину, притянул Сашу на грудь. Долго тот не стал раздумывать, скользнул ниже и, покрывая поцелуями живот, опустился к паху. Дима пробормотал что-то, оглаживая ему плечи, и мягко прижал к себе. Маневичу очень нравилось ощущать тёплую утреннюю расслабленность своего любовника, какую-то домашнюю леность и негу. Оральный секс получался неспешным, без жёстких глубоких толчков члена в горло. Пальцы не сжимали требовательно волосы, а гладили, поощряя и лаская. И Саша мог бы поклясться, что утренняя сперма имела особый вкус, он не определил бы конкретнее, в чем отличие, но чувствовал его. А возможность кончить самому и вовсе задало бы отличный настрой на весь день: ладонь скользнула по животу вниз. — Руку от себя убери. Резкий приказ заставил пальцы, уже дотронувшиеся до влажной головки, замереть. На секунду опешив, Саша подчинился, подумав при этом: что-то будет, наверняка интересное. Но, достигнув разрядки, Дима поднялся с постели. — А я?! — восклицание вырвалось непроизвольно. — Не слишком ли много оргазмов за последние неполные даже сутки? — насмешливо спросил Крыленко и, смачно поцеловав возбуждённого и неудовлетворённого Маневича в губы, прошёл в душ, оставив парня тихо недоумевать. Смирившись, тот отодвинул мысли о собственных потребностях подальше, решив — Дима знает, что делает. И отправился на кухню. Засыпал две порции кофе в кофеварку, засунул хлеб в тостер и поставил сковороду на плиту, словом, занялся приготовлением завтрака. К тому моменту, как тот, для кого всё и делалось, вышел из душа свежим и бодрым, с торчащими во все стороны влажными волосами, на столе его ждали уже и ароматный кофе, и хрустящие тосты, и пышный румяный омлет. Похвалив за расторопность и старание, Дима приступил к завтраку, настояв, чтобы Саша присоединился к нему: «Что значит, не хочу? Взял вилку и сел рядом» — он искренне не понимал людей с плохим аппетитом, особенно мужчин. Но, даже покончив с завтраком, Дима, вопреки ожиданиям Саши, не спешил продолжить их горячий уик-энд на двоих, резко засобиравшись «по делам нашим скорбным», как он выразился. Нужно было в срочном порядке подготовить материалы к коллоквиуму в понедельник, на что, из-за написания доклада и прочих дел, совершенно не нашлось времени на неделе. А запускать учёбу и надеяться на «авось выкручусь» Крыленко не привык. — Если у тебя ничего срочного, ты погодь меня, о'кей? Я быстро, — предложил и улыбнулся, видя с каким энтузиазмом была встречена его идея. — Может, мне сделать что, пока жду тебя? — Саше хотелось физических действий, хотелось сделать что-то для Димы. Он даже был готов помыть полы или ещё как-то прибраться в квартире, хотя всегда ненавидел уборку. — Подумай сам, — Дима пожал плечами, застёгивая пальто. — Так и будешь все время ждать, что всегда только я и на блюдечке? Включи мозги, фантазию. Удиви меня! А я оценю, на что ты способен, — подмигнул на прощание и вышел на площадку. Будучи способным студентом, за пару часов в читальном зале он успешно справился с подготовкой к проверке знаний: умение выбрать из нужной литературы то, что понадобится, не отвлекаясь на лишнее, выгодно отличало Крыленко от основной массы однокурсников. Но сегодня мысли его с трудом поддавались нужному настрою — он думал о своём бугае. Что тот делает, пока ждёт его? Сможет ли удивить, и чем? Ему и самому захотелось в свою очередь сделать сюрприз. Перебрав несколько вариантов, он остановился на том, что давно собирался — купить стек, плеть, паддл или ещё что-нибудь этой тематики. Что конкретно, Дима не решил, но знал, что к выбору нельзя подходить легкомысленно. Значит, потребуется помощь знающего человека, а такой среди реальных знакомых был один — Егор. Позвонив ему на выходе из холла библиотеки, Дима попросил помочь с очередной проблемой — ну что это за Верхний, у которого нет ни одного серьезного девайса? Флоггер не в счет, а подручных средств вроде ремня, верёвок, розог или прочего из разряда «голь на выдумки хитра» явно было мало. Хотелось чего-то настоящего, красивого, созданного специально для причинения боли и позволяющего варьировать её характер и насыщенность. Повезло — Егор был свободен воскресным днём, и через три четверти часа они уже заходили в сексшоп, где Дима с горящими глазами принялся рассматривать плётки, флоггеры и другие тематические изделия, развешанные по стенам и выглядящие весьма привлекательно. Деньги у него были, по крайней мере, на пару вещей точно бы хватило. Но его энтузиазм не вызвал поддержки: — Это всё не то, — покачал головой Егор. С готовностью и явным удовольствием он начал объяснять внимательному слушателю, что в подобных магазинах продаются не девайсы, а бутафория. — Смотри, это обычный ширпотреб — из кожзаменителя, а не настоящей кожи, без балансировки рукоятки. Слишком лёгкие и неудобные для хорошего удара. Ну и качество, конечно, оставляет желать лучшего, — он обратил внимание Димы на неаккуратность при изготовлении, показав на первой же выбранной вещи. — Имитация для тех, кто, начитавшись модных бестселлеров, хочет внести немного перчинки в сексуальную жизнь, — покрутил в руках плеть с неровно сплетёнными грубыми хвостами и, скривившись, повесил обратно на крючок в стене. — Хороший девайс, сделанный настоящим Мастером, не только радует глаз красотой формы и безупречными пропорциями. Он и в руку по-другому ложится, ощущается иначе, чувствуется его живая энергетика, как в каждой авторской работе. От того, кто берётся за создание инструментов боли, требуется не только понимание сути того, что делаешь, знание навыков и приёмов, но и тонкий вкус, и умение передать одновременно изящество и мощь. А когда это идёт от души, её частица всегда переходит в результат труда. Каждый сплетённый вручную девайс индивидуален, со своим характером, как бы парадоксально ни звучало. Ну вот если возьмёшь флоггер, или снейк, или плеть, да что угодно этой тематики — и либо холод, либо тепло почувствуешь. Держать в руках произведение высшего качества — это же чистый эстетический восторг! А на себе почувствовать, ох господи, да меня от одних воспоминаний ведёт! Егор преобразился, в обычно грустных глазах появился блеск, а на губах играла полуулыбка. Слушать его было невероятно интересно. Бывают же рассказчики от бога, восхищался про себя Дима. — Конечно, очень много зависит от того, кто берет в руки, тут и умение важно, и сила, — воодушевлённо продолжал советчик. — Обладание даже самым лучшим инструментом не делает из владельца Мастера. Неопытный Топ да тяжёлым сложным орудием, вроде кнута, может себе связки потянуть или вовсе кисть вывихнуть. Всему надо учиться. Что уж говорить об опасности причинения вреда нижнему. Надо уважать, чувствовать девайс, относиться к нему, как к продолжению своей руки, если угодно. И любить, именно любить! Да и как иначе? Какие они дарят тактильные ощущения, это ж не расскажешь, надо петь, — улыбнулся Егор. — А они, кстати, действительно поют, каждый по-своему, и ты обязательно услышишь это. И по реакции нижнего заметишь со временем, как его тело полюбит что-то больше другого, и, надеюсь, само будет словно тянуться навстречу удару, — он замолчал, видимо, вспомнив что-то слишком личное. Дима внимал, и из глаз пропадало выражение «хочу сразу всё и побольше». Появлялась сосредоточенность вроде той, с которой он обычно слушал лекции. — Но кое-что на первое время здесь можно взять, — Егор протянул ему стек. Тонкая, достаточно жёсткая, но гибкая рукоять венчалась прямоугольной кожаной шлёпалкой. Угостив своего личного консультанта, как он в шутку назвал Егора, кофе в ближайшем кафе и искренне поблагодарив, Дима с упрятанным в тёмный пакет стеком отправился домой, предвкушая реакцию Сани и гадая, чем тот занимался в течение нескольких часов его отсутствия. Саша времени зря не терял. Пронесясь по небольшой квартире как электровеник, он быстренько убрался и занялся подготовкой к встрече с Димой. Полностью доверяя ему в том, что порки не будет, пока последствия предыдущего воздействия полностью не заживут, Маневич понимал, что им обоим нужна Сессия. Пусть со слабовыраженной садомазо составляющей или даже вовсе без неё, но нужна. И ему действительно пришлось напрячь фантазию, чтобы продумать основные моменты, а уж принять его предложения или нет — Дима решит сам. То, что не было девайсов, если не считать подручных средств — так это даже интереснее, по крайней мере, сейчас. «С ворохом купленных причиндалов любой сможет, а вот создать что-то практически из ничего — это надо постараться», — размышлял Саша в процессе приготовления ледяного фаллоса из наполненного водой презерватива. Обед он, разумеется, тоже приготовил. Сначала хотел сварить чё-нить на первое, но, подумав, решил всё же остановиться на закусках. Когда - наконец-то! — услышал звук ключа в замочной скважине, поспешил в коридор. Сердце от волнения стучало как бешеное. Открыв дверь, Дима от неожиданности опешил на секунду — в коридоре Саша, абсолютно голый, стоял на коленях. Чёрный ремень обвивал его шею подобно ошейнику, а на груди, над темной порослью волос красовалась надпись: «Вещь. Твоя» — Жирные, явно несколько раз проведённые красным маркером буквы были написаны в обратную сторону и читались справа налево. Не удержавшись, Дима от души расхохотался, выдавив сквозь смех: — Ну ты и чудо, я балдею просто с тебя! Перед зеркалом выводил свой нательный манускрипт? Поняв свою ошибку и комичность ситуации, Саша рассмеялся тоже. Присев в прихожей, Дима вытянул ногу, не говоря ничего вслух. Но слов и не потребовалось. Саша, не поднимаясь с колен, пододвинулся к нему и молча снял обувь, задержав замёрзшие ступни в ладонях. Он предложил Диме погреть и помассировать ноги в горячей воде, немного смущаясь, но с явной надеждой ища разрешения в глазах. Получив утвердительный кивок, тут же ломанулся в ванную и, набрав таз воды и захватив полотенце, вернулся в коридор. Бережный массаж пальцев, неторопливые поглаживания стоп в тёплой воде, по-особенному расслабляющие после промозглой осенней сырости, вместе с подчинённым положением Саши — будили в Диме что-то смутно знакомое, но не пугающее, нет. Ощущения были яркими, необычными, прикосновения отдавались в пояснице, напоминая лёгкую щекотку. — Знаешь такую присказку: твои бы ноги мыть, да воду с них пить? — спросил он стоящего на коленях парня, пристально вглядываясь в глаза. Не отвечая, тот зачерпнул сложенные вместе ладони, поднёс ко рту и выпил. До капли. Дима смотрел на него своим нечитаемым взглядом, сверху вниз, и Саша вдруг отчаянно смутился, да так, что дыхание перехватило. Он перегнул? Может, не надо было? Это проверка? Что ему делать? Как дальше себя вести?! Он опустил голову и, отчаянно кусая губы, ожидал насмешки, сарказма, в общем, чего-то определённо негативного. Но вместо этого почувствовал руку, приподнимающую его лицо за подбородок. На секунду всмотревшись в глаза Саши пристальнее, Дима перевёл потемневший взгляд на губы и поцеловал своего бугая, стремительно и напористо. — Покормишь? Жрать хочу — ужас. — Конечно, Дим. Всё готово. Крыленко взял свисающий конец ремня в кулак и повёл Маневича за собой. Тот, не поднимаясь с колен, передвигался на четвереньках. Конечно, на кухне ему пришлось подняться, чтобы подать обед, но накрыв на стол, он снова опустился на колени у ног Димы. Саша решил и в еде проявить смекалку и фантазию, используя только то, что было в холодильнике и на полках. Дима сначала ел сам, поглядывая на сидящего у ног парня, а потом стал кормить его с рук, без помощи приборов. На это и рассчитывал Саша, отказавшись от идеи с супом, который, если бы Дима пожелал разделить обед, пришлось бы отправлять в рот ложкой. А хотелось именно с его рук, чтобы касаться губами и языком. И Крыленко оценил момент, охотно позволяя ласкать пальцы, облизывать, с удивлением отмечая, насколько это возбуждает обоих — не врут, значит, когда считают руки и пальцы эрогенной зоной. Пообедав, они переместились в комнату тем же способом, каким оказались на кухне. — Кто ты сейчас? — спросил Дима, присев на диван и не выпуская ремень из руки. — Твоя вещь. Ты — мой Хозяин. И как Хозяин, поступай так, как тебе угодно. Хочешь, не обращай на меня внимания. А хочешь, используй, как сочтёшь нужным. Но я очень надеюсь, что ты выберешь второе, Дим. Ты сказал что-то придумать, и я очень старался. Можно, я покажу? Получив разрешение, Саша поднялся и вскоре принёс широкую разделочную доску, за неимением подноса или большого блюда, с несколькими предметами на ней. Шейный платок, нож, пластмассовые и деревянные прищепки, позаимствованные с верёвки на балконе, декоративная свеча из серванта, видимо, подаренная кем-то хозяйке квартиры и ни разу не зажжённая, имбирь, ледяной дилдак, верёвки различной длины, которые уже не раз ими использовались, сигареты и зажигалка — все, что он нашёл и что можно было применить в очень определённом направлении, Маньяк сосредоточенно, как хирург инструменты, разложил всё на низком журнальном столике, придвинув его к тому, кому отдавал власть над собой. Дима, не ожидавший такого разнообразия, взял в руку продолговатый корень имбиря. Вспомнив острый обжигающий вкус этой популярной приправы, мысленно хмыкнул и, отложив, дотронулся до льда: «Распалить и охладить — необычно». Остальные предметы удостоились лишь одобрительного взгляда: «А Санек неплохо подготовился». Он решительно поднялся, чтобы приступить к делу. Прищепки на сосках завели Сашу необычайно, так же как и горячие слезы парафина на плечах. Свеча воняла какими-то приторно-сладкими отдушками, но за неимением восковой, сгодилась. Дима то приподнимал её повыше, и сорвавшаяся с края капля, долетая до кожи, успевала почти остыть, то подносил мерцающее пламя ближе к телу, и свеча отдавала свою обжигающую силу ощутимее. Со связанными руками за спиной и удерживаемый за импровизированный ошейник, лишённый возможности уклониться Саша вздрагивал в рефлекторной попытке избежать ожога и подавал голос, когда расплавленный парафин попадал на кожу, в душе ликуя и прося ещё. Дополнительной остроте ощущений способствовал эффект неожиданности — завязанные перед игрой со свечой глаза не могли помочь мысленно подготовиться. Дима от души наслаждался моментом — что может быть лучше, чем видеть и чувствовать искреннюю отдачу? И как же здорово, что свеча разноцветная — пятна ложились на кожу красочным узором, а если капать с высоты, следы застывали в причудливых формах с неровными контурами и тонкими крохотными ниточками по краям. Он представил, как было бы замечательно внести антураж: если держать в руках не дешёвую сувенирную свечку в образе придурковатой мыши с сыром, а высокую восковую свечу в кованом подсвечнике, например. Или старинный канделябр на несколько свечей — это было бы вообще идеально. А как ощущал бы Саша, ммм... И использовать не прищепки с тёткиной верёвки, а настоящие зажимы для сосков, с утяжелением. Что ж, есть к чему стремиться. И кольцо для Санькиного члена обязательно надо — вон он как завёлся. Перед тем, как поднести пламя к животу, Дима снял повязку с глаз, чтобы Саша воочию наблюдал, как медленно накапливается расплавленный парафин в ямке вокруг фитиля, и чётче ощущал свою беспомощность, видя, как тот подступает к краю, чтобы стечь на член. Но несколько капель со свечи, направленные специально на нежную кожу головки, не уменьшили, а, напротив, усилили эрекцию. «Так и сочится, того и гляди кончит тут мне раньше времени», — думал Крыленко, усилием воли отводя взгляд от стояка парня. Решив, что с оргазмом тому придётся подождать, он принёс в комнату стек, чем вызвал в связанном бурю нескрываемого восторга. Преждевременного, впрочем. — Экий ты ёбкий. Хочешь кончить? Хо-очешь, — хрипло проговорил Крыленко, поглаживая девайсом Сашин член по всей длине и проводя шлёпалкой по мошонке. — Сучонок похотливый, — он шлёпнул стеком по яйцам, вызвав удивлённый вскрик. — У тебя сейчас в мозгах лишь одно — чтоб тебя выебали и дали спустить, — шлёпнул сильнее и ещё раз. — Хочешь? Отвечай! — получив ожидаемо утвердительный стон-ответ, он начал сбивать эрекцию хлёсткими ударами, продолжая под аккомпанемент криков истязаемого наносить их до тех пор, пока член не обмяк. — Кончишь, когда я разрешу. Если разрешу, — Дима, смахнув с Сашиных щёк слезинки, стал целовать его в губы, и тот поплыл от неожиданной ласки. — Но раз ты так хочешь быть выебанным… Жопой ко мне. Наклонись. Ниже! — на ягодицу прилетел довольно ощутимый удар стека, разорвавший тишину резким звуком. Чистейшее в своей красоте звучание, подумал Крыленко. — Мордой в пол! — продолжились команды. — Вот так, да-а, мой хороший. Умница, — он стал мять одной рукой выпяченную задницу, то и дело проводя пальцами по анусу, другой потянулся за имбирём и ножом. А вскоре Маневича словно швырнули в другое измерение. Горячее, набирающее силу и словно хохочущее воздействие от имбиря в заднем проходе, сменилось, когда тело начинало уже неконтролируемо вздрагивать, на колкую заполненность от ледяного фаллоса, вызывая в нем протяжный стон облегчения. Но если имбирь раскрашивал ощущениями все тело, они были в этом плане содержательными, словно многоуровневыми, то лёд, сняв жжение, мгновенно становился орудием именно пытки — боль от него концентрировалась в одном месте, была подавляющая и вызывала отторжение. Затем по новой: пе́кло в заднице, отдающееся в паху, разноцветные, поющие волны внутри тела и по коже — и суровая сила льда. — Не зажимайся. Не дёргайся! — снова удар по ягодицам, уже с другой стороны. — Куда ты все время ползёшь, гадёныш? — Хозяин, свяжи меня всего! Свяжи покрепче, — скороговоркой выпалил Саша. — Чтоб я не смог и шелохнуться! — Лёгкой дорожкой хочешь пойти? — насмешливо спросил Дима, резко дёрнул его за волосы к себе и, наклонившись, прижал спиной к своей груди. Гладил, жалел, целовал, оставляя россыпь поцелуев на плечах, шее, темной макушке, что вновь возбудило Сашу до крайности. — Ещё раз дёрнешься, вещь, и я уложу тебя на спину. Свяжу, как ты просишь, покрепче. Затем вставлю в рот свечу, да затолкаю поглубже, чтоб ты не вытолкнул, — не прерывая нежностей, продолжил негромко рассказывать. — Зажгу её и подожду, пока вся прогорит. И тогда уж, если не захочешь обжечь ебальник и нажраться парафина, будешь вести себя смирно. Ты меня понял, тварь? — развернув Сашу лицом к себе, вкрадчиво спросил он, пристально наблюдая за выражением глаз. — Да, — ни тон вопроса, ни стальной взгляд не позволили ни на секунду усомниться, что всё обещанное будет сделано. Ремень на шее натянулся, слегка придушив Сашу. — Да, Хозяин, — прохрипел он правильный ответ. Дима поощрил свою сообразительную вещь поцелуем, но не собирался прекращать испытание имбирём. Он ловко вырезал из корня тонкий и узкий брусочек размером со спичку и подошёл к парню спереди. Присев на корточки, он немного подрочил ему, чтобы добиться максимальной эрекции, затем осторожно ввёл эту имбирную спичку в уретру парня, и после уже не отходил от него, внимательно следя за проявлением ощущений на лице. — Ты помнишь своё стоп-слово? — тот кивнул. — Так вот, никакого геройства. Ты меня понял? Контраст между грубостью тона, уничижительными обращениями, жестокостью обещаний и действий и потрясающей чувственностью поцелуев и поглаживаний, каждый из которых был пропитан неподдельной лаской и, в этом Маньяк был готов поклясться, заботой, что невозможно было не почувствовать, кружил голову почище самого лучшего шампанского, будто в крови вскипали тысячи пузырьков, рассыпающихся искрами в мозгу. Вскоре Саша начал вздрагивать короткими судорогами. Не прерывая зрительного контакта с Хозяином, он старался абстрагироваться от невыносимого жжения в канале, прочувствовать другие эмоции, запомнить происходящее в мельчайших деталях. Но это оказалось абсолютно безуспешным - воздействие имбиря на уретру оказалось вовсе не таким терпимым, как в заднице. Казалось, в член вливают расплавленный металл. К тому же Саша прекрасно понимал — охладить жжение льдом, как там, не получится. — Тиглатпаласар, — прошептал он обречённо, опустив глаза. Не выдержал, не вытерпел и оттого виделся себе слабаком и неудачником. Ему было стыдно, что так непозволительно быстро сдался. И дело было вовсе не в нём — он видел, с каким отчётливым интересом Дима наблюдал за ним, как заводился от каждой реакции. Поэтому и было отвратительно от того, что он прервал это потрясающее по накалу ощущений действо для Димы, превратив в скоротечный момент, а так хотелось продлить… Но дальнейшее поведение Крыленко его удивило, обрадовало и покорило напрочь — тот, вытянув аккуратно имбирь, буквально накинулся на него с объятиями. Приговаривая, какой же бугай молодец, и как он им гордится, что не стал терпеть в ущерб себе, а главное — что доверился ему: что ни говори, а член — это для мужчины крайне серьёзно. А уж когда помог ему подняться и уложил на диван, да начал ласкать пострадавший орган ртом, тут Саша и вовсе поплыл. Правда, долго отдохнуть ему не дали. Увидев, что он отошёл достаточно для продолжения, Дима стащил его вновь на пол — собственная эрекция требовала немедленной разрядки, и тянуть с ней он не собирался. Поставив Сашу снова на колени, Дима расстегнул ширинку, вынул член и придвинул к приоткрытым с готовностью губам: — Не терпится, хуесоска? — провёл головкой по нижней губе, с усмешкой наблюдая, как Саша старается лизнуть желанную плоть. — Ты бы неплохо смог зарабатывать отсосами, — говоря, он шлёпал членом тому по губам и щекам, не торопясь погружаться в рот, давая только коснуться языком, и вновь отводил в сторону. — Да к тебе бы очередь стояла, и ты бы всем отсасывал со старанием, как прирождённая шлюха. Понимая, что ему нельзя отворачивать голову, Саша пытался поймать губами ускользающий от него член, лишь инстинктивно моргая, когда тот упругими шлепками ложился на щеки. И замычал от восторга, когда ему это удалось, когда ему позволили принять член в рот, загоняя сразу на всю глубину. Он максимально расслабил горло, чтобы доставить больше удовольствия. Чувствуя наступающий оргазм, Дима вынул член и начал кончать Саше на лицо. Первая порция спермы запятнала щеку белёсыми каплями, стекающими к краю губ. Продолжая держать своим особенным хватом за волосы, Дима резко отодвинул его голову в сторону и, придерживая ствол, выплеснул остатки семени на пол. — Еба-ать как кайфово, — ноги плохо держали, и Дима рухнул на диван. Переведя дыхание, дотронулся пальцем до влажной дорожки на лице любовника и дал тому облизать. — Чего ждёшь? Убери, — обхватив ладонью за шею, он наклонил голову Саши вниз к полу. — Языком вытирай. Тот, отодвинувшись назад на коленях, чтобы удобнее было нагнуться к полу, слизал сперму с пола, не пропустив даже самые мелкие капли, и вновь выпрямился, в ожидании, чем ещё он сможет услужить своему Хозяину. — Сигарету, — бросил небрежно Дима, и вскоре в его руку легла пачка и зажигалка. Саша принёс требуемое все так же связанными за спиной руками. Его поощрительно потрепали по волосам. С наслаждением затянувшись, Дима выдохнул дым в потолок и, казалось, перестал обращать внимание на того, кто по-прежнему ждал рядом, усевшись на пятки. Пока не заметил, что столбик пепла грозит упасть вскоре с сигареты. — Открой рот, — когда Саша, подавшись корпусом вперёд, раскрыл губы, Дима легонько стукнул по сигарете, отправляя пепел в раскрытый рот. Так он и курил, периодически пользуясь своей живой пепельницей. — Шире открой! — сигарета истлела почти до фильтра. Удерживая Саше подбородок, Дима слегка наклонился и, смачно сплюнув тому в рот, загасил окурок в слюне и положил на столик. Проглотит или нет? Маневич, закрыв на пару секунд глаза, все-таки проглотил горечь. — Умница. Я доволен тобой, — похлопав его по щеке, продолжил Садист. — Ты заслужил, чтобы я разрешил тебе кончить. Иди сюда, — он приглашающе положил руку на диван рядом с собой. Крыленко развязал Саше руки и бережно размял запястья. Затем, устроив Сашу спиной на подушках и разведя ему ноги, Дима принялся гладить его по груди, стряхивая ладонями остатки застывшего парафина, ласкать ноющие после прищепок соски, дразняще неторопливо спускаясь к члену. Как ни тянуло подаваться бёдрами навстречу, Саша старался лежать смирно, лишь нетерпеливо облизывал мгновенно пересыхающие губы. Резкий звук заставил замереть обоих. Крыленко удивлённо поднял брови, Маневич разочарованно выдохнул — это был сигнал его телефона, лежащего на тумбочке в изголовье дивана. Дослушав мелодию почти до середины и не видя запрета со стороны Димы, Саша решился и, протянув руку, взял некстати оживший гаджет. — Александр Евгеньевич? — высокий голос Галины Николаевны, его коллеги с кафедры, резанул по уху и заставил скривиться, как от зубной боли — ну что ж так не вовремя-то! Он уже начал извиняться, что не может разговаривать, как его прервал короткий рывок за ремень на шее. Дима мгновенно оценил возможность использования неприятной помехи. — Скажи, что перезвонишь позже, буквально через минуту, — подсказал он. Саша, не увидев подвоха и не заметив лукавой вспышки в глазах, с готовностью договорился о том, что вскоре перезвонит. Когда он отложил телефон, ещё один рывок за ремень, намного сильнее предыдущего, чуть не свалил его на пол. — Ты понимаешь, что не отключить звук телефона во время Сессии — одна из самых возмутительных ошибок? Ты же вещь, не так ли? Сейчас я говорю! — пресёк Дима робкую попытку оправдаться. — Разумеется, чуть позже я объясню тебе это доходчиво и так, чтобы ты запомнил раз и навсегда, — Саша расстроился и, опустив голову, нервно кусал губы, проклиная себя за досадную оплошность. — Возьми телефон, — продолжил Дима. — Набери номер этой дамы и поговори с ней. Поддерживай активно беседу, будь остроумен и весел, расскажи ей что-нибудь забавное. Запомни: твоя задача — говорить, а не слушать. Это понятно? — Я понял. Хозяин, — спохватившись, поспешил добавить Маневич, на самом деле совсем не понимая, нахрена сдалась ему эта дама вкупе со всем политесом мира именно сейчас. Но до него дошло, что задумал Дима, когда тот приступил к воплощению своего замысла. Он чуть не свихнулся от нахлынувших эмоций, офигевая от изощрённости фантазии своего любимого Садиста. А уж если бы его визави догадалась, чем занят во время разговора Саша, то-то бы она впечатлилась. У Маневича на кафедре была репутация скромного молодого человека, воспитанного и культурного. Сейчас же образец порядочности и любимец всех дам истфака лежал с широко разведёнными ногами, а его готовый взорваться член то сосал, не скрывая удовольствия и причмокивая, то дрочил пальцами молодой парень с непередаваемо похотливым блеском в глазах — тот, кого он называл Хозяином и под чьими губами сейчас умирал. «Если бы она увидела, если бы знала, как именно я только что слизывал сперму, его сперму…», — Сашу выгнуло всем телом, он сжимал с силой зубы, чтобы не застонать. А ведь надо было ещё адекватно общаться! И какое там рассказать забавное и остроумное! Всё, на что был способен — это, с превеликим трудом сохраняя спокойный тон, отвечать на её вопросы о расписании лекций и свою загруженность на следующей неделе, судорожно пытаясь понять, что от него хотят на том конце линии. В какой-то момент он не выдержал: — Да, конечно, — почти простонал он в трубку на какой-то вопрос, даже не вслушиваясь в его смысл, и, зажав микрофон пальцем, выдохнул в сторону: — Не могу, Хозяин, ёбнусь ведь сейчас, в висках ломит, — добавив умоляюще: — Пощади, пощади-и… — Кончай, — последовал короткий ответ. Сдерживая крик, он хрипло выдохнул сквозь сжатые зубы, как сквозь вату слушая доходившие до него обрывки фраз Галины Николаевны: «...вас предупредить заранее... Александр Евгеньевич... как вас благодарить... выручили...». После, когда они лежали в обнимку на диване, и Дима буквально затискал его в объятиях от избытка чувств, не скупясь на нежности и восхищённые эпитеты в его адрес, Саша смог более трезво вспомнить, что ему говорили по телефону: — Дим, — он повернулся к сияющему счастливой улыбкой парню. В глазах, устремлённых на него, было столько искреннего восхищения, что Саша на секунду подумал: «А стоит ли говорить именно сейчас?», — но все же сказал: — Я на командировку согласился. У Галины Николаевны мать заболела, уход нужен. Так что вместо неё в Москву я поеду. В четверг поезд. На неделю. Дима немного ослабил объятия, принимая информацию — командировка? Вот блядство. Но ведь не сегодня. Ладно, обсудим после. Сейчас ему хотелось сжать Сашу до хруста, тискать до боли и одновременно с этим зацеловать, заласкать. Желания тактильных ощущений были абсолютно неконтролируемы и сумбурны. Именно это в какой-то момент и напрягло Крыленко: он подумал, что должен сдерживаться — и чтобы не причинить боль своими порывами, и, главное, чтобы не выглядеть в глазах Саши слабаком. Телячьи нежности — всплыло в голове. Но вот в чем фишка — никогда прежде у него не было такой тяги, такой физически ощутимой необходимости чувствовать кого-то всем телом, каждой клеткой, прижимать к себе от ступней до губ, обнимать, вжиматься, засасывать, будто пытаясь врасти и слиться воедино. Со стороны, наверное, это была та ещё картина, думалось Диме. Но Саша с таким чистым восторгом любовался им, с такой искренностью ластился в ответ и млел от его напора, что Крыленко решил — пусть будет так. Завтра он сам с собой разберётся. Завтра прочистит себе и мозги, и сердце, удалив все лишнее, а сейчас… Сейчас он будет получать удовольствие от момента.