Шантаж

Вытерев о джинсы влажные ладони, Саша нажал на звонок, и короткая трель прозвучала приговором: «Ю луз-з-з-з». Стоя перед дверью в Димину квартиру, он так себя и ощущал — лузером, неудачником. Как же должно не повезти, чтобы сложилось воедино столько случайностей? Нарваться на сайте на приятеля младшего брата и именно с ним слететь с катушек — что мешало уйти или просто его отмудохать, нахера надо было трахать?! Хотя трудно адекватно думать в голом виде со стоящим членом, с этим кто угодно бы согласился. И вообще, кто его возбудил? Сам Дима — тёрся, целовал, вот и получил… логичное продолжение. После субботы угрызения совести наконец перестали терзать Маньяка, которого даже близкие друзья не заподозрили бы в такой долгой рефлексии. А вот то, что этот недо-Дом оказался продуманной сукой и записал их встречу на телефон — тут уже чистая фатальная непруха. И ведь Саша, одеваясь тогда, обратил внимание на приставленный к дурацкой вазочке на столе пятый айфон, ещё подумал, что не зря говорят — понт дороже денег, наверняка парень доширак жрёт, зато перед друзьями типа крутой. Да уж, круче только яйца. Машинально Саша поправил свои под джинсовой тканью, предчувствуя, что скоро хватка на них станет не метафорической, а буквальной. Всю субботу, пока они с братом наводили порядок в квартире после пьянки, ползая, как сонные мухи, а потом опохмелялись пивом после праведных трудов и играли на пару в приставку, Саша искал выход из случившейся жопы (с большой, просто огромной буквы «Ж»). Относительно трезвый и могущий уже рассуждать не под влияниям момента Маневич раскаивался теперь сразу в двух поступках: в том, что сперва изнасиловал Диму, и в том, что потом так легко поддался на шантаж. Даже не рыпнулся! Все знают, что требования шантажистов выполнять нельзя! Нельзя, но что делать? Вариант «А» похуистический: просто забить, никуда не ходить и понадеяться, что Дима его пожалеет и не станет ломать жизнь, был отметён практически сразу — нет, не тот человек ему попался под горячую, хм, руку, чтобы рассчитывать на проявление альтруизма. Вариант «Б» героически-фантастический: проникнуть, как ниндзя, через форточку в квартиру под покровом ночи и изъять все носители электронной памяти — какое-то время занимал мозг, но тоже в результате отпал в полуфинале из-за малореальности выполнения, все-таки пятый этаж. Третья возможность — применить силу и выбить при встрече из тощего блондина весь компромат, казалась наиболее перспективной. — Слушай, а тот чел, что вчера был в штанах таких выпендрёжных, Дима кажется, — Саша лениво поинтересовался у Лёшки, изобразив, что с трудом вспомнил имя. — Он кто вообще? Какой-то он такой, — наморщил нос, показывая какой именно, и глотнул пива из банки, — странный, что ли. — Димыч? Ну, мы не сильно с ним, так, пересекаемся иногда. Он с Киром и Виком больше, помнишь, они вместе пришли? Да нормальный он вроде, резкий только, а так-то прикольный даже, у него батя в ментовке кем-то работает. Крыленко — фамилия его — однажды на пары наручники настоящие притащил, так прикинь, Вика к себе пристегнул и они весь день… Дальше Саша не слушал. Ой-ой-ой — тоненьким голоском зазвучало внутри, ой-ой-ой-ой, твою ж мать! Батя из ментовки — фактор крайне убедительный. А что он может сделать за своего сыночка… Резко приспичило в туалет — опохмелительное действие нефильтрованного пива дало побочный эффект. Сидя на толчке, уперев локти в колени и прижав ледяные ладони к горячему лбу, Маневич понял, что вариант дальнейших действий есть только один — тот, что озвучил ему вчера Дима. Согласиться на всё и надеяться, что через два с половиной месяца парень сдержит слово. Поэтому в воскресенье, без двух минут двенадцать, вымытый, выбритый, с подготовленной (два часа перед выходом с анальной пробкой в жопе и краской стыда на лице) и смазанной задницей (понятно же, что с ним будут делать и вряд ли позаботятся об аккуратности) Маньяк с перекошенным лицом — попытка натянуть на морду нейтральное выражение не удалась — стоял перед дверью в Димину квартиру, как перед эшафотом. — Пунктуальный. Молодец, — Дима с омерзительно высокомерной рожей, смерил взглядом пришедшего. «Как у него получается ТАК смотреть, когда он ниже меня на голову?» — Саша сжал зубы, решив не отвечать. И вообще планировал молчать по максимуму все семьдесят три дня грядущего «рабства». — Шмотье захватил? — Маневич приподнял пакет в руке, там лежали старые треники и растянутая майка-алкоголичка. Ну, а хули — он не подписывался выглядеть супер-секси, конкретного указания, что брать, не было, а не понравится новоявленному самопровозглашённому хозяину его затрапезный вид, так уж как-нибудь переживёт недовольство. — Отлично, в комнате переоденься и приходи на кухню, я кофе сделаю, — развернувшись, Дима скрылся за стеклянной внутренней дверью. Готовящийся к тому, что его прямо с порога нагнут и оттрахают или сразу же укажут место где-нибудь на коврике рядом с собачьей миской, Маньяк пару секунд тупил около вешалки. Потом, скинув ботинки и повесив куртку, прошёл в комнату переоблачаться, гадая, что задумал Крыленко, и рисуя себе мрачные картины инквизиторских пыток. В действительности план Димы был достаточно прост: постараться сперва успокоить накрутившего себя за сутки Сашу и дать ему хоть немного узнать себя с обычной стороны. Когда шерсть стоит на загривке, а зубы оскалены, глупо протягивать руку — Крыленко вспомнил пса у родителей Вика. Нервный и боязливый, подобранный с улицы, пёс реагировал лаем на любую попытку его погладить малознакомыми людьми. «Не обращай внимания, Фокс ссыт всех», — сказал Вик, пришедшему к нему в гости Диме, и не поверил своим глазам, когда зверь к концу вечера, положив башку на колени приятелю, разрешил себя гладить и трепать за ухо. — «Как тебе удалось?». В ответ Дима пожал плечами и ответил, что животные интуитивно чувствуют, кому можно доверять. Теперь ему предстояло расположить к себе двуногую недотрогу: стоило взглянуть на хмуро сведённые черные брови, как становилось понятно, что единственная ролевуха, на которую способен Саша — это допрос партизана гестаповцем, причём партизан скорее умрёт, но военную тайну не выдаст. «Мальчиш-Кибальчиш переросток», — Дима придумал ещё одно прозвище своему бугаю, пока засыпал растворимый кофе в чашки. Услышав за спиной шаги, он быстро стер с лица улыбку и повернулся. — Садись. Ты какой пьёшь, чёрный или с молоком? — хотя хотелось спросить: «На какой помойке ты это нашёл?» — переодевшийся Саша выглядел спившимся физкультурником из деревенской школы. — Мне всё равно, я не кофе пить пришёл. — Ты пришёл делать то, что я тебе скажу, — довольно мягко напомнил Дима. — И если я спрашиваю, ты отвечаешь. — С молоком. И сахара две ложки, — Саша сегодня не успел выпить кофе и позавтракать, дома кусок в горло не лез. Наблюдая за тем, как Дима наливает воду и кладёт сахар в чашку, расправил плечи, принял независимую позу и поинтересовался: — И как мне тебя звать? Хозяином или Господином? Или, может, Мастером? — насмешку в голосе скрыть не удалось, да он особо и не пытался. — Ты сам меня назовёшь, когда почувствуешь необходимость в обращении, а выбор я оставлю за тобой, — Дима поставил чашку на стол и выложил в плетёную хлебницу купленные утром пышки, никак не отреагировав на издевательский тон. «Защитная реакция, — повторял он про себя мысленно. — Как лай у Фокса». Взяв в руку пышку и вонзая в её мягкий бок зубы, Маневич скрыл саркастичное хмыканье: «Ну-ну. Не буду я никак тебя называть! Уродом разве!». Следующие слова заставили его удивлённо приоткрыть обсыпанные сахарной пудрой губы. — Сейчас позавтракаем и начнём. На тебе кухня: вымоешь посуду, — кивок в сторону переполненной тарелками раковины. — Потом плиту и холодильник. И ещё ванну и унитаз, — наблюдая забавное непонимание в устремлённом на него взгляде, Дима добавил: — А! Как я мог забыть? И окна! Помоешь здесь и в комнате — их всего два, тебе повезло, согласись. — Чё?! — если и было что-то, что Саша искренне ненавидел, то это уборка во всех её проявлениях. Он и вчера-то почти всё свалил на брата, съехав, что именно его гости свинячили, значит, Лёхе и убирать. — Я не буду ничего мыть! Хуй там был! — А ты рассчитывал жопу подставлять? Оно привычней? Скоро подставишь, хуй там будет, не волнуйся, — Маньяк, уже начавший подниматься с грозным видом, полностью оправдывающим его прозвище, и праведным гневом в глазах, собирался объяснить сопляку к чему он привык, но сел обратно от продолжения: — Ты, кстати, фотогеничный — отлично смотришься на видео. В порностудии с руками бы оторвали. А сколько на ютьюбе лайков поставят... — Блядь! — Ну, я пока тебя не знаю так хорошо, тебе виднее, — Дима улыбнулся с невинным видом. — Ты же сам запалишься, если кому-то покажешь, — Саша рассматривал свою кисть, сжимая и разжимая пальцы: «Всё равно ничего не получится, я не смогу с ним нормально даже общаться, не говоря уже о…» — Может, мы как-нибудь по-другому договоримся, а? Деньгами там. Ну нахера тебе я? У тебя же есть кто-то? — Отвечаю по порядку и больше мы к этому разговору не возвращаемся, — Крыленко преобразился на глазах, пропала улыбка, из глаз исчезло насмешливое выражение: он прожигал Сашу пристальным и властным взглядом, тот даже поёжился от внезапной перемены. — Я не спалюсь. Мои родители в курсе, что я гей, и меня любым принимают, а на остальных мне насрать. Это раз. Ты будешь делать всё, что я скажу, два с лишним месяца. Потом — свободен. По-другому мы не договоримся — это два. Зачем мне это надо — не твоего ума дело, так же как и есть ли у меня кто-то. Это три. Всё ясно?! — от резкого окрика Маневич вздрогнул и кивнул на автомате. — Отлично. Допивай кофе и за работу, — встав из-за стола, Дима мимолётно провёл рукой по черным волосам Саши, и тот, охреневший от неожиданного психологического напора, позволил себя погладить. Эксперимент, своеобразная планка для самого себя, сможет или нет, внутренний вызов и поединок — такие слова приходили Диме в голову, когда он задумывался, зачем ему нужен Саша. Вик, с которым они были знакомы с первого курса, а встречаться стали с этого лета после столкновения в одном из гей-клубов города, не будил в крови темных желаний подчинить или причинить боль. Они были скорее друзьями, иногда спящими вместе. Легкие и ни к чему не обязывающие отношения устраивали обоих. Но Диме хотелось большего, обнаруженная им не так давно тяга заставляла просматривать специфические сайты, она же требовала удовлетворения. А опыты лучше ставить на ком-то, кто тебе не близок, кого не жаль потерять, если что-то пойдёт не по плану. Поэтому, зарегистрировавшись на форуме, он встретился с первым, кто ему написал — не привык откладывать решение задач. Продолжить шантаж имелись ещё несколько причин. Первая — доказать себе, что неудачный первый раз ни на что не повлиял: «Упал с велосипеда? Поднимайся и садись обратно, не дай страху себя победить», — так учил Диму в детстве отец. Вторая причина — собственное унижение никому нельзя спускать с рук. Ну, и третья — возникший интерес к Саше. Привлекло в нем именно то, чего сам Маневич в глубине души стыдился — несоответствие внешней оболочки внутреннему содержанию. Понимание, что здоровенного, накачанного мужика с грубыми чертами лица можно поставить на колени, конечно, грело самолюбие, но не это было главное. «Готовность к самоотдаче, скрытая сексуальность и робкая жертвенность, чуткость и ранимость», — Дима подбирал определения, чем же его зацепил бугай, собирая вещи с дивана и кресел, сортируя, что в стирку, а что надо вернуть на полки. И прислушивался к звукам на кухне: он бы не стал заставлять Сашу превращаться в домработницу, да и сам не жаждал уборки — нашёл бы им занятие поинтереснее, если бы не завтрашний визит хозяйки квартиры. Его тётка по маминой линии пару лет назад переехала жить за город, а в городскую квартиру пустила единственного и горячо любимого племянника с условием соблюдать идеальный порядок и ничего не менять в квартире. И периодически наведывалась в гости — к её приезду и готовился Дима, решив, что вдвоём получится быстрее. Как говорил кот Матроскин: «Совместный труд объединяет»? Следующие несколько часов Крыленко, каждый раз оказываясь поблизости от Саши, не забывал того похвалить и провести рукой либо по голове, либо по плечам или спине. Если вначале тот реагировал откровенно негативно, то постепенно смирился, привык и перестал дёргаться от каждого касания. Простые механические действия, вроде оттирания плиты, не затрагивали мозг, но помогли Маневичу отвлечься от тягостного ожидания, когда же Дима начнёт мстить за изнасилование, и уняли взбудораженную фантазию. Он перестал представлять иголки под ногтями, спицы в уретре, проколы сосков и прочие садистские штучки, что могли прийти в голову снующему рядом блондинчику и даже не заметил, как постепенно втянулся в разговор. Когда выяснилось, что оба парня любят футбол и болеют за одну команду, да ещё и одинаково увлечённо рубятся в World of Tanks, беседа стала почти дружеской. Спонтанный перекус в середине уборки бутербродами, которые ловко сварганил Дима, тоже поспособствовал потеплению обстановки. — Фу-ух, ну вроде всё! — около пяти часов вечера выдохнул Маневич, слезая с подоконника домытого окна в комнате. Квартира даже на самый привередливый взгляд помешанной на чистоте старой девы выглядела пристойно. — Устал? — Да заебался просто! — признался Саша и плюхнулся, раскинув руки на диван. Спину ломило из-за того, что пришлось мыть стекла в неудобной изогнутой позе. — Спина отваливается. — Повернись, — Дима сел рядом и положил руки ему на поясницу. — Не дёргайся, просто массаж. Снимай майку, плечи разомну, — мысленно он загадал: если ему не придётся напоминать о необходимости выполнения приказов, если Саша подчинится без ругани и недовольства — то на сегодня никаких кнутов, сплошные пряники, он покажет этому парню, что, может, Дом он и неопытный, но любовник весьма умелый. Маньяк, приподнявшись, стянул с себя майку и перевернулся спиной вверх. «Начинается, — подумал он. — Сперва массаж, потом…». Додумать не дали тёплые ладони, сжавшие плечи и начавшие мять спину — сильно, но не причиняя боли. — Ты зажатый весь, мышцы как камень. Расслабься, Саша, перестань меня бояться. — Я не боюсь, — пробурчал в подушку Маневич. — Боишься. Ты не знаешь, что от меня ждать и как маленький ребёнок придумываешь себе страшилки. Я не садист и не сделаю с тобой ничего страшного, — массаж превратился в мягкие поглаживания спины и поясницы, Дима, наклонившись к темным волосам, зарылся в них носом. — М-м-м, у тебя волосы пахнут осенью. — Так осень же, — логично заметил Саша, услышав в ответ тихий смех. Не обидный и не издевательский, а тёплый и душевный, приятно было слышать его. Так же приятно, как и почувствовать нежные прикосновения губ к позвоночнику, краткие почти неощутимые поцелуи, которыми Дима стал покрывать его спину. — Ты готовился к сексу, когда шёл ко мне? — добравшись до резинки тренировочных штанов, спросил Крыленко замершего от вопроса парня. Не дождавшись ответа, он скользнул ладонью под ткань. — Готовился, — сделал вывод, почувствовав пальцами оставшуюся на коже маслянистость от смазки. — Думал, что я буду тебя насиловать прямо с порога? — Маневич только выдохнул, когда палец проскользнул в анус. Моментально вернувшиеся от тихих вопросов стыд и неловкость заставили щеки вспыхнуть, а хозяйничающая в штанах рука вынудила напрячь ягодицы и вжаться в диван. Он молчал, не отвечая и не шевелясь. Дима убрал руку и поднялся с дивана. — Раздевайся! — совсем другой голос, совсем другой тон: не тихий интимный шёпот, а резкий приказ. «Ему надоело изображать добренького. Конечно, зачем? — решил Саша. — Сейчас выпорет и выебет, на большее фантазии не хватит. Сука. Вытерплю». Стараясь не смотреть на Диму, он сел и стянул с себя треники вместе с трусами и носками. — Встань на колени и локти, задницу повыше. «Ну точно, бить сперва будет», — выполняя сказанное, Маневич внутренне даже испытал небольшое удовлетворение от своей правоты, что проявленное в течение дня дружелюбие и кажущаяся человечность оказались лишь маской. Но Дима не торопился доставать ремень (или что там у него могло быть припасено?), как ожидал Саша, следящий краем глаза за его действиями. В руках оказалась длинная верёвка. «Да ладно, — промелькнуло в голове, — не может быть». Но первые же витки, лёгшие на запястья, заставили поверить, что в планах была не банальная порка. Говоря, как надо пододвинуться, как именно расставить ноги и как держать руки, Дима с удивившей Маневича сноровкой плотно обвил его тело, соединив сперва руки от кистей до локтей, а потом и щиколотки хитрым плетением, проходящим через грудь и обвивающим торс. «Шибарист самоучка», — как бы скептически Саша ни был настроен, он признал, что связали его на совесть, когда попробовав пошевелиться, понял, что не в силах поменять свою позу — на редкость бесстыдную с выставленной вверх жопой, но на удивление удобную, особенно после того, как ему подпихнули под грудь плотный диванный валик. — Так тебе легче? — Дима отошёл на шаг, любуясь своей работой. До последнего не уверенный, что у него получится сделать как надо, сейчас он чувствовал гордость, что справился, и восхищение от получившейся картины — крепкий, мускулистый парень стянутый верёвками — зрелище само по себе красивое, а если знать, что он полностью в твоей власти, ещё и очень возбуждающее. Крыленко не ждал ответа на свой вопрос, он задал его с единственной целью: чтобы Саша ответил на него для себя сам. И тот, пережив несколько секунд паники от вынужденной неподвижности, смирившись и осознав полнейшую беспомощность, мысленно согласился — да, ему так легче. Внутренний голос замолк, в голове образовалась удивительная пустота и лёгкость. Не владея своим телом, он открывал новые, неизвестные ранее ощущения: от каждого вдоха верёвки натягивались сильнее, при этом они не только сдерживали, но будто ПОДдерживали, давали опору, и внешне ограничивая, внутренне освобождали. Заметив, что Саша перестал напрягать мышцы, выдохнул ртом и прикрыл веки, Дима понял, что пока движется в правильном направлении. — Ты очень красивый, просто потрясающий, — руки прошлись по спине, провели по узлам — до сего дня Дима тренировался лишь на себе, отрабатывая простейшие приёмы, и видеть на чужом теле результат своего самообучения шибари было волнительно. Чтобы дать связанному время привыкнуть и лучше прочувствовать свои ощущения, Дима вышел на кухню перекурить и собраться с духом: ему должно хватить сил не спешить, а трахнуть соблазнительно стоящего Сашу хотелось просто дико. Но сперва необходимо довести того до крайней точки возбуждения, позаботиться о том, чтобы упрямый парень выбросил из головы все мысли, кроме желания отдаться. А ещё не стоило забывать про время — долго в связанном положении нельзя оставлять, тот ведь из упрямства не признается, если тело затечёт и верёвки начнут причинять боль. Внимание и забота о другом человеке непривычно грели душу. «Бугай мой упёртый», — нежно подумал Дима, вернувшись в комнату и доставая из тумбочки смазку и презервативы. Успевшего погрузиться в странное полутрансовое состояние Маневича вывело из оцепенения прикосновение. Чужая ладонь коснулась чувствительного места между анусом и яйцами, а в ложбинку ягодиц капнул холодный гель. Сашу буквально подбросило от неожиданности, и верёвки впились в кожу, руки Димы, поглаживая по пояснице и бёдрам, возвращали спокойствие, но сердце продолжало бухать в груди. Всё воспринималось небывало остро и чётко, чувствовалось малейшее касание. Пальцы переместились на живот, провели по напряжённым мышцам пресса и обхватили член, парой умелых движений заставив его подняться. Когда руки оставили член и вернулись к заднице, тихий выдох разочарования вырвался из груди и не остался незамеченным — Дима внимательно следил за реакцией Саши, стараясь уловить малейшие нюансы: — Не сдерживай эмоций, доверься мне. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Два пальца одной руки проникли в анус, растягивая мышцы, вторая рука вновь нашла член, сжала, слегка подрачивая. Дима, не торопясь, продолжал ласкать связанного и полностью открытого перед ним парня, кусая губы, чтобы не застонать в голос от нетерпения. А Саша уже был готов скулить от желания, хотелось прогибаться и толкаться в сжимающую ладонь, но он держался, стараясь не показывать насколько его завела вся ситуация и как ему хочется большего. «Ну же! Давай! Чего ты ждёшь?» — голова поплыла от избытка ощущений, а изощрённо-сладкая пытка все не заканчивалась. Он попытался пошевелиться, натягивая верёвки. — Не дёргайся, больно будет, — зубы прикусили кожу на ягодице, причиняя боль, и не разжимались, пока натяжение пут не ослабло, а из приоткрытых губ не слетел стон. — Пожалуйста, — еле слышный выдох, и непонятно — то ли мысленная мольба, то ли озвученная вслух просьба. Дима, тоже с трудом сдерживающийся, резко шлёпнул по одному из соблазнительных полушарий перед ним. И ещё раз по другому, оставляя розовый отпечаток на бледной коже. Саша застонал, выгибаясь насколько получалось, прося всей своей позой ещё. Первоначальные намерения продемонстрировать отвращение и оставаться бесчувственным бревном, следуя благородному девизу: «Моё тело ты можешь получить, душу — никогда!» — были давно забыты. Всё, что ему сейчас требовалось: чтобы наконец уже в него вошёл крепкий член, а собственный, пятнающий смазкой живот, получил немного внимания. Стыд, понятия о мужской чести и достоинстве, воспоминания о принуждении перестали что-то значить: имело важность одно — то, что происходит сейчас. Если бы не верёвки, он бы взорвался от внутреннего напряжения и бушующего в крови огня. — Пожалуйста… — на этот раз точно прозвучало вслух. — Пожалуйста? — к анусу прижалась головка члена, нажимая, но не проникая внутрь. — Пожалуйста! Господин! С последним словом Дима толкнулся вперёд, погружая член вглубь тела. Он и так слишком долго терпел, поэтому сразу задал резкий мощный темп, не сдерживая себя. Слыша стоны Саши, он понял, что тот тоже, наконец, отпустил себя — назвав его Господином, переломил основу своего сопротивления. Вряд ли отдавая себе отчёт в этом, и глупо было рассчитывать, что выкрикнутое в порыве слово сразу изменит его отношение, но первая брешь в плотине появилась. Крыленко почти отчётливо представил её — как хлещет из пробоины тёмная вода, размывая преграды, и начал бешено вдалбливаться в доступное ему отверстие, будто стараясь каждым толчком довершить разрушение всех барьеров. Саша уже не стонал, он рычал и кричал, прося не останавливаться, ему казалось, что из него вытрахают сейчас душу, и это было охуенно. В какой-то момент, не в силах больше обуздывать ненормальное по накалу наслаждение, Дима обхватил пальцами Сашин член и в несколько движений довёл того до оргазма. Под его звериный рык, чувствуя пульсирующее сокращение мышц вокруг ствола, кончил сам, упираясь лбом между лопаток, неразборчиво выстанывая матерные ругательства от переизбытка чувств.