Шантаж

Ночью, улёгшись на краю дивана и стараясь не потревожить Сашу неосторожным движением, Дима никак не мог заснуть: вспоминал всё, что сказал и сделал, и не мог понять — что это было?! Сперва, когда более ловко, чем в прошлый раз, связал Сашу и взял ремень в руки, он контролировал ситуацию и полностью отдавал себе отчёт в происходящем. Или так только казалось? Но постепенно, видя, как меняется выражение глаз Саши, как из них уходит вызов, уступая место сначала растерянности и обиде, потом ненависти и злости, и, наконец, отчаянию и боли, уверенность, что всё под контролем, таяла, как весенний снег. И в то же время Дима понимал, что просто так взять и прекратить тоже было нельзя. Невозможно. Он сам зашёл и завёл за собой Сашу слишком далеко. Да, он думал, что надо просто «разбить скорлупу», но не ожидал, что это произойдёт так… страшно. Что его слова и действия вызовут настолько сильную реакцию. «Психологические проявления сабдропа — нервное истощение или срыв могут стать куда более серьёзной проблемой, чем физические симптомы. Обычно, когда тематическая пара уже сложилась и знает то, что им нужно…» — экран мобильного освещал всматривающегося в мелкие строчки Диму, который раньше читал и о сабспейсе, и о сабдропе, но воспринимал их скорее, как специфические термины, чем то, с чем ему придётся столкнуться так скоро в реале. «Сложилась и знает… Я нихуя о нем не знаю», — думал он, хмуря брови. «Выражаются в виде депрессии, уныния, тревоги, истерики или агрессии, человек может впасть в апатию или совершать неадекватные вещи» — следующий абзац оптимизма тоже не вызвал. Кто проводил исследования причин и симптомов сабдропа? Разве может быть верной какая-нибудь статистика в практически неизученном медициной явлении? Общие слова, общие рекомендации. «Проявляйте искренний интерес к своим нижним, не скупитесь на ласку и заботу» — советовал сайт. «Да это понятно», — повернув голову, Дима посмотрел на спящего: тёмные волосы закрыли лоб, тени под глазами от приглушенного света торшера казались совсем черными, уголки губ скорбно опущены вниз. Выключив мобильный, Крыленко развернулся к Саше и, рассматривая его лицо, долго размышлял. Нет, он не чувствовал себя виноватым, как и не испытывал стыда или раскаяния. Да, накосячил. Позволил ситуации выйти из-под контроля, и это исключительно его промашка, раз позиционирует себя Верхним. Дима отдавал себе в этом отчёт, понимал, что ошибся, пережал. Но ошибся-то по неопытности, не со зла, не целенаправленно довёл до срыва. И да, блядь, конечно он знал железное правило — не умеешь, не берись! Всё так. «Так, да не так», — Димино лицо приняло упрямое выражение. Он не искал себе оправданий, но и отступать от цели не собирался. Да и как иначе могло произойти, при отсутствии-то навыков? При неимении тематических отношений с партнёром. Может быть, где-то и есть супер-Доминанты, способные чуть ли ни мысли нижних читать, причём едва успев познакомиться. Но он-то не экстрасенс. И неопытный опять же. Зато упорства не занимать. Поэтому все сомнения Дима отбросил, оставив главный вопрос — как не допустить впредь похожего или ещё более мрачного варианта развития ситуации? И именно понимание, что могло быть хуже, привело ко вполне определённому решению. «Точно. Вот так и поступлю», — сказал он себе и, расслабившись от того, что выход найден, вскоре заснул. Саша проснулся утром, как с сильнейшего бодуна: с сушняком во рту и трясущимися руками, с раскалывающейся головой и болью во всем теле. А ещё ему было стыдно и неловко за вчерашний срыв. Ну что такое в самом деле — разрыдался как девчонка. Он ожидал увидеть в глазах Димы разочарование, смешанное с презрением и насмешкой, и был готов к тому, что его выставят за дверь через пять минут после пробуждения. Но Крыленко, заметив, что гость открыл глаза, только сказал мягко: «Не вставай, отлежись». И Маневич с облегчением послушался. Каждое движение отдавалось в голове болью, словно кто-то внутри бил чугунным колоколом по стенкам черепа. Саша провалялся на диване половину субботнего дня, не переставая поражаться поведению Димы — тот ухаживал за ним с удивительным терпением и заботой. Периодически смазывал вздувшиеся багровые полосы на груди, от которых уже начинали расползаться подкожные кровоизлияния темными горизонтальными синяками, приносил чай и еду в постель. Даже предложил помочь принять душ, на что, естественно, получил отказ, но не стал настаивать. Казалось, что Дима включил на полную режим «радушный хозяин»: занимал Сашу разговорами, расспрашивал о жизни. Когда узнал название курса лекций, который тот читал в институте, вообще выразил бурный восторг: — Вот это да! Правда, так и называется?! История стран Азии и Африки, ИСАА? Классно! Так ты, по идее, историю Востока знаешь? Блин, как же интересно-то! Я как раз недавно читал о Лао-Цзы, — от мрачно-подозрительного взгляда, которыми Маньяк обычно пугал нерадивых студентов, Дима только рассмеялся: — Не веришь? — Да я вас умоляю! — конечно, не верил и подозревал, что над ним просто глумятся: чтобы такие, как этот тип, были способны интересоваться подобным вопросом, а тем более что-то понимать? Откуда будущий дизайнер-график и уж наверняка не слишком усердный в учёбе студент вообще мог слышать о Старом Младенце? «У тебя будет ещё возможность умолять меня», — на секунду в глазах блеснул опасный огонёк, но Крыленко тут же вернул себе благодушный вид и с энтузиазмом продолжил: — Мне вообще даосизм интересен. Наверное, наиболее близкая мне религия, — Саша слушал со всё более округляющимися глазами, недоверчиво приподняв брови: — Знаешь, от чего больше всего меня в ней прёт? То, что нет догмы — в рай попадаешь за добрые дела. Ну там, конечно, и рая-то как такового нет, ну ты понял, про что я, да? Есть своеобразный круговорот всего сущего, и я — это частица общего космоса, а космос — частица меня, — Маневич оторопело кивнул, глядя на бурно жестикулирующего парня, с воодушевлением рассуждающего о том, о чём он меньше всего ожидал от него услышать. — Так вот, не важны твои хорошие или плохие поступки. Важно понять себя, а через себя — мироздание. Круто! — О как… — только и смог ответить Саша. Он пребывал в шоке от вольной, хоть и достаточно приближённой к общему смыслу даосизма формулировки, но ещё больше его поразило, что помимо мыслей о сексе, бухле и травке что-то ещё скрывалось в блондинистой башке. Что было весьма неожиданно, приходилось признать. — Да! Потому что всё относительно: то, что для одного — добро, для другого — зло. И, действуя по общепринятым понятиям «хорошо-плохо», ты никогда не сможешь быть уверен, что поступил во благо. А вот когда ты поступаешь по своей морали, а не чужой — вот это правильно, ты в гармонии с собой, а значит, и с мирозданием! — Дима посмотрел на него взглядом победителя и, подняв указательный палец, повторил: — В гармонии! Тут уж Саша не мог промолчать на такую трактовку и принялся объяснять, что это слишком искажённый взгляд. Увлёкшись изложением исторических фактов и мифов о происхождении даосизма, он незаметно отвлёкся от неприятных ощущений в теле, забыл, что светловолосый парень, слушающий с явным интересом — не его студент и даже не приятель. — Вот уж не думаю, что тебе бы понравилось, если бы довелось хоть немного пожить даосом, — иронично прищурившись, он смотрел на Диму. — Принцип бездействия, добровольное одиночество и медитация практически нон-стоп на фоне отказа от любых связей с обществом. Изнурительные физические и дыхательные упражнения, а главное, — он так же поднял палец, как и его оппонент недавно: — жёсткое ограничение радостей жизни, будь то эмоции, еда — в идеале способность насыщаться собственной слюной… — А чужой не зачтётся? — вставил Дима быстро и тут же закрыл себе рот ладонью, показывая, что молчит-молчит и готов внимать светочу знаний дальше. — Нет! — отрезал Маневич. — И оргазм, кстати, тоже входит в нежелательные действия, — и пояснил, видя, что его слова вызывали нахмуренные брови: — Половой акт считается правильным, если он без эякуляции, — на фырканье и закатывание глаз подытожил: — Плотское воздержание от любого намёка на удовольствие во имя достижения бессмертия, вот что лежит в основе этой религии. — Ничего удивительного в плане воздержания. Любая религия пропагандирует его, так или иначе. Основные-то точно. Бесчувственными куклами управлять проще и продуктивнее, — задумчиво проговорил Дима без своей обычной скептической усмешки. В общем, спорили они долго. И этот околонаучный, но крайне интересный для обоих участников, диспут со взаимными подколками и дружеским стёбом сгладил тягостное воспоминание о вчерашнем избиении и жестоких словах. Субботний день, разделённый на двоих, пролетел быстро и незаметно подошёл к завершению. Если дневную заботливость Крыленко Саша объяснил себе исключительно чувством вины парня, то вечернее и, тем более, ночное поведение Димы заставило задуматься — что-то есть ещё в мотивах его поступков. Что-то, кроме стремления унизить и причинить боль. Маневич в принципе отошёл к вечеру и мог либо поехать домой, либо «быть использованным по назначению», но Дима лишь прижал его к себе в постели и, поцеловав в висок, пожелал хорошего сна. Самое удивительное — сон действительно оказался хорошим, и Саша прекрасно выспался без всяких сновидений. Проснувшись утром в пустой постели и с удовольствием, но осторожно, потянувшись, Саша вспомнил вчерашний неплохой, в общем-то, день в обществе Димы и подумал, что, быть может, надоело пацану играть в Доминанта. Подоминячил и довольно. Вернётся в свою весёлую студенческую жизнь, к своему смазливому бойфренду, а Сашу отпустит на все четыре стороны. При этой мысли в душе что-то неприятно кольнуло, но он поспешил отогнать неправильные мысли. Да, именно такой вариант, разойтись, забыть, то есть не вспоминать, — лучшее для него. И нечего выдумывать того, чего изначально между ними и быть не могло. А то, что Дима накануне показал себя приятным и интересным собеседником, проявил человечность и участие — так он такой и есть на самом деле, а вовсе не садист, каким себя пытается изобразить. Так, игры-игрища, молодой, любопытный, мир познает. Сейчас они поговорят нормально, Дима наверняка согласится уничтожить запись, и разойдутся, как в море корабли. Не тут-то было. Сашины мечты об освобождении от шантажа прервал сам вымогатель, появившийся в комнате. Он вышел из душа, распространяя ментоловую свежесть от влажного тела и волос. Обмотанное вокруг торса короткое полотенце не скрывало фигуры — пожалуй, впервые Саша имел возможность трезво и полностью оценить физические данные Крыленко, кои были весьма достойны. На Геркулеса не тянул, но на Диониса вполне: пропорциональное тело, длинные ноги, лёгкость и грация плавных движений. Усевшись в кресло, Дима внимательно осмотрел Маневича, с трудом подавившего желание натянуть повыше одеяло под холодящим взглядом. Хорошо поставленным голосом выдал, пристально и не моргая глядя в глаза: — Значит так. На будущее. Если ты ночуешь в моем доме, утром без напоминания делаешь мне минет. Это понятно, да, — причём прозвучало абсолютно не вопросом. — Получишь ты при этом оргазм или нет — зависит от моего желания и твоего старания. И да, с этой минуты не рекомендую смотреть на меня, как Ленин на буржуазию. Давай, приступай, мальчик. Откинув полотенце с бёдер, Крыленко приглашающе развёл колени, демонстрируя ещё не стоячий, но уже увеличившийся в размере член. Саша, ощущая, как только что выстроенный воздушный замок оптимизма летит в тартарары, медленно выбрался из-под одеяла, сполз на пол и занял предложенное ему место: «Человечный? Понимающий? Да сука циничная! Ничего в нём хорошего, ну-у, разве что хуй неплохой». Положив ладони на бедра расслабленно развалившегося в кресле парня, он опустил голову к его паху и провёл языком по стволу от корня к головке, чувствуя на языке привкус воды с лёгкой мятной ноткой. Нагнулся ещё ниже и, просунув язык между мошонкой и бедром, провёл кончиком по естественной складке тела, почувствовав, как мышцы под его руками напряглись, а сам Дима подался немного навстречу. Не уделяя пока внимание самому члену, Саша принялся вылизывать размашистыми движениями языка яйца, отмечая гладкость и нежность кожи с полным отсутствием волос, постепенно заводясь от своих действий. Дима ухватил его пряди на затылке в горсть и подтянул повыше: — Возьми в рот! Маневич взглянул на говорившего. У того потемнели глаза, словно серое облачное небо превращалось в грозовое. Во взгляде читалась неприкрытая похоть, нестерпимая жажда секса. Вновь опустив голову, Саша провёл языком по уздечке, и уже полностью налитой член, приподнявшись от живота, будто сам прыгнул ему в рот. — Да-а, да, блядь, вот та-ак. Не мешая темноволосой голове двигаться в выбранном ритме, Дима гладил затылок, то сжимая, то разжимая пальцы, от нежного прикосновения переходя к болезненному сжатию, когда его собственное удовольствие прямо пропорционально росло от стараний любовника. А Саша старался и, позабыв себя, полностью отдался ощущениям. Откуда-то из глубины сознания выплыли тщательно скрываемые чувства. На коленях, фактически по принуждению, совершенно не уверенный в том, что ему разрешат кончить — но именно это больше всего и заводило сейчас. Как тогда, во вторую их встречу на дне рождения у Лёхи. И вновь понимание того, что его использует, удерживая на крючке шантажа, пацан младше его и слабее физически, возбуждало, как и в прошлый раз, больше самых развратных ситуаций, в которых Маневичу довелось побывать до судьбоносного знакомства. Он то почти полностью заглатывал член, перекрывая себе дыхание, то выпускал наполовину изо рта, обводя головку и касаясь уретры кончиком языка. Его руки уже давно не лежали без дела: одна, обхватив основание, помогала рту, а вторая, со смазанными слюной пальцами, опустившись ниже, массировала простату снаружи и ненавязчиво старалась добраться до ануса. Когда стоны и выкрики Димы стали громче, Саша толкнулся указательным пальцем в сфинктер и усилил скорость, с которой его губы скользили по плоти. Почти сразу с этим в рот брызнула сперма, а палец сжали непроизвольно сокращающиеся при оргазме мышцы. — Еба-ать как кайфово… Охуенно… Как же охуенно ты сосёшь, это что-то. Никто и никогда мне вот так не сосал, даже проститутки… С-с-сука, аж в глазах потемнело, настолько заебато, — Дима во время секса и отходя от оргазма матерился, как пьяный слесарь. Но Саша поймал себя на мысли, что и это его дико заводит — и мат, и грубость, не меньше, чем потребительское отношение к нему со стороны Крыленко. И кончить хотелось так, что яйца ломило. — Хочешь кончить? — негромко спросил мучитель, но, заметив, как Саша трогает себя, тут же рявкнул: — А ну быстро руки за спину убрал! — в следующую же секунду его голос снова стал бархатисто-ласковым, с будоражащей хрипотцой: — Хо-очешь, — Дима тронул мошонку Саши ступней, шевеля и перебирая пальцами по ней. Большим он медленно провёл вдоль готового уже взорваться члена Маневича и стал размазывать по головке обильно выделившийся секрет. — Течёшь, как сучка… Как похотливая, жадная до ебли сучка… И мне это нравится. Опизденеть, как нравится… Он убрал ногу от члена и, подняв к лицу парня, провёл большим пальцем по его губам. Саша приоткрыл рот и впустил палец внутрь, слизав с него свою смазку, принялся посасывать подобно тому, как только что сосал член. Это было до крайности унизительно и одновременно дико возбуждающе. От новых, невероятно сильных ощущений Маневич не смог сдержать стон, настолько было кайфово. Желание кончить превратилось в жизненную необходимость, от невозможности получения немедленного оргазма скручивало спазмом в паху. — Дай… дай мне кончить, — прилагая усилия, чтоб голос не дрожал, попросил Саша. И добавил: — Пожалуйста. Крыленко выдержал паузу, раздумывая, не заставить ли просить ещё раз и более убедительно, но разрешил: — Дрочи, заслужил. И не гони лошадей, горячий какой. Помедленней… Да-а-а, так… Давай, мальчик, я хочу посмотреть. Дима, как заворожённый, смотрел на кулак парня, ритмично двигающийся по стволу. Ведомый скорее импульсом, чем осознанным желанием, он склонился к лицу стоящего перед ним на коленях и, глядя своими стальными глазами прямиком в душу — как показалось Саше, — убрал его руку и заработал своей, увеличивая темп ласк. Много времени не потребовалось: с несколькими выстрелами спермы Саша, наконец-то, получил долгожданную разрядку, утыкаясь лбом в подставленное плечо и подвывая от удовольствия от нахлынувшего мощного, немного болезненного даже оргазма. — А ты тоже дальнострел, респект, — негромко прокомментировал Дима, отстранившись и вытирая с груди белёсые капли. — Надо будет как-нибудь соревнование с тобой устроить — кто дальше выстрелит. С призовым фондом, — хохотнул. — Фу-у-у-ух, ладно. Двигай в душ давай. И не рассусоливай там, понял? С шумящей головой Маневич побрёл в ванную и мылся, как и было сказано, «не рассусоливая», безотчётно не допуская возможности ослушаться — не сейчас, когда мозг выключился, оставив одни инстинкты. Выйдя посвежевшим и почти пришедшим в себя, почуял соблазнительный запах яичницы и направился в кухню. Вчера на завтрак они тоже ели глазунью, но в этот раз яйца красовались в тарелке совместно с обжаренным хлебом и сыром — как больше всего любил Саша. Про свой «фирменный рецепт» он говорил прошлым утром и сейчас увидеть, что Дима не забыл его слова и приготовил именно так, специально для него, было неожиданно и приятно. Маневич хотел сделать комплимент и высказать благодарность, и за саму еду, и за то, что принял к сведению его совет по готовке. Но только раскрыл рот, как Дима довольно грубо охладил его пыл: — Жри в темпе, разговор есть. Весь завтрак Крыленко был молчалив и сосредоточен. А Саша чувствовал такой зверский аппетит, что задвинул на задворки разума все мысли, наслаждаясь действительно вкусной едой. Опустошив тарелку, по вбитой намертво с детства привычке поблагодарил повара и направился к раковине мыть посуду, на что услышал одобрительное «хм». «Он готовил, я убираю со стола. Простая вежливость, нет?» — думал Саша, но всё время, пока мыл, чувствовал на себе пристально-изучающий взгляд. — Придёшь ко мне в среду к восьми. Принесёшь перечень своих табу, — проговорил Дима, глядя на вытирающего руки парня. — Почему в среду? — спросил Саша, резко оборвав готовое сорваться с языка: «Ты же говорил — никаких табу», но вовремя спохватился — он же не полный идиот отказываться от возможности сократить варианты издевательств. Или вообще их исключить. — Чтобы у тебя было время обдумать практики, которые ты не готов принять, — глядя на него, как на несмышлёныша, пояснил Крыленко. — У тебя ведь нет готового списка? Саша помотал головой, прикидывая, какую он может для себя извлечь выгоду из неожиданного предложения. И с чего эта поблажка? — Сразу скажу — не вздумай туда записать все практики. Ясно? — по метнувшемуся в сторону Сашиному взгляду Дима понял, что если и не попал в десятку, то девятку точно выбил. — Ванильный секс у меня и без тебя отличный. От тебя мне нужно погорячее. Но ты сможешь повлиять, — он хмыкнул, — на степень обжарки. Я просто решил пойти тебе навстречу. Считай, награда за рабочий ротик. И время даю подумать над запретами и предпочтениями — что и как тебе надо. Или не надо. Разберёшься в себе. Именно это и пришло в голову Крыленко, когда размышлял прошлой ночью, как избежать в дальнейшем ошибок. Он будет тренироваться на Саше, они вместе разберутся в нём. А Саша задумчиво вглядывался в лицо своего шантажиста, пытаясь понять, что скрывается за словами. Действительно ли в их принудительной связи может найтись что-то положительное или полезное лично для него. Разобраться в себе… Год встреч с Артёмом нельзя было назвать продуктивным в плане понимания себя, но основное всё же прояснилось: в собственной склонности к подчинению он не сомневался, ещё бы научиться с ней примиряться. Для этого нужен опыт, но одно дело набираться его с более-менее знакомым человеком, другое — рисковать попасть на жесткач или что похуже, выискивая партнёров в сети или клубах. Всякое бывает, не маленький, в курсе. Уже один раз попал. Теперь бы выбраться… — Охуенно, блядь, мне в себе разбираться, когда ты мне каждый раз этой плёнкой тыкать будешь! — сорвался он раздражённо. — Я обещал тебе уничтожить все записи на новый год. Я это сделаю. Учись мне доверять, — прежде чем Маневич успел матерно высказаться про такое доверие, Дима продолжил: — Забудь ты про видео! Это просто небольшая гарантия. Тридцать первого декабря будешь свободен, как ветер. Мне тоже тебя ломать каждый раз нахер надо. Обсудим твои табу, и я их буду придерживаться, не пизжу в натуре! — он улыбнулся задорно, и Сашины недоверчиво поджатые губы непроизвольно дрогнули в ответной улыбке, впрочем, тут же снова сурово сжались. — Давай постараемся двигаться навстречу. Так будет проще обоим. — Проще? — протянул Саша, раздумывая. Как можно доверять тому, кого сперва изнасиловал и от кого получил в ответ шантаж? «Интересно, Дима вспоминает об изнасиловании? Или отряхнулся и пошёл? Так же не бывает?». В памяти всплыла белая узкая задница, напряжённое тело с выступающими мышцами, позвонки на склонённой шее. «Может, ему было не так уж противно тогда? У него такая задница, я бы не отказался как-нибудь ещё. А как его очко сокращалось, когда он сегодня кончал, бля-а... Как бы мне хотелось почувствовать это снова. И не пальцем. Только хер мне что светит, так же не принято, не… тематично? Но если ему самому захочется? Если мы сможем понять друг друга…», — мысли повернули в неожиданную сторону, Саша встряхнул головой, отгоняя явно преждевременные фантазии. Но все-таки признал, что сидящий напротив парень его интересует — и физически, и морально. За непрошедшие ещё двое суток Диме удалось не только довести до истерики и утешить, но и сломать какие-то внутренние скрепы Саши. Плюс продемонстрировать свою ответственность и надёжность — что мешало забить хуй и выгнать, не тратя своё время? И с ним интересно и просто так — можно будет просто общаться, обсуждать интересные темы… «Помимо Темы», — мысленно скаламбурил Маневич. Если Дима серьёзно готов выслушать его и придерживаться табу и предпочтений, может, не так всё плохо? Артём пресекал все разговоры об отношениях, он считал это бабским слюнтяйством, или просто ему было похуй, что там творится в голове у любовника. Удовлетворяет и ладно. Вот он-то точно бы не стал возиться. В каком бы состоянии Саша ни находился после встречи с ним, его быстренько выпроваживали из квартиры. Нежелание Артёма считаться с его ограничениями, пренебрежение к табу лишь доказывало, с точки зрения Саши, что раз с его мнением не считаются — он не достоин того, чтобы озвучивать свои желания, быть равноправным партнёром в отношениях. Про то, что мужчина, который использовал его тело, был просто эгоистичным мудаком, Маневич как-то не думал раньше. Тогда казалось, что это нормально — кто он такой, чтобы на его чувства обращали внимание? А сейчас-то что изменилось?! То, что его заставляют? Так два месяца уж как-нибудь да пройдут. Или то, что он не мог понять никак, когда же Дима настоящий? А нахера ему это понимание? Да, пожалуй, ему действительно не помешает время для того, чтобы подумать и разобраться в себе. — Ну ты, блядь, завис. Тебе до среды-то времени хватит, тупорез? — издевательский вопрос вернул в реальность. — Хватит, — недовольно буркнул Саша в ответ. — Мне потом тебе ещё придётся незнакомые слова объяснять, ты ж, небось, кроме шибари и порки ни о чем не слышал? — Для особо разговорчивых порку можно и повторить, кстати, — холодно процедил Дима, закуривая. — Ещё слово вякнешь, до среды сидеть не сможешь! — увидев тут же сжатые губы, улыбнулся насмешливо. — Вали уже, у меня вообще-то на воскресенье планы есть получше, чем с тобой пиздеть. «Ну вот и поговорили! Охуенно просто двинулись навстречу! Семимильными шагами!» — думал Маневич, пока одевался в прихожей. Молча, конечно. Без слов кивнул на прощание вышедшему его проводить Диме, получив в ответ ухмылку и всунутый в руки полиэтиленовый пакет. «Мусор, что ли, выкинуть дал? Так лёгкий какой-то», — но спросить не рискнул, кто его знает, как отреагирует ещё. Поэтому просто заглянул внутрь пакета. Там лежали его тренировочные штаны и майка, аккуратно сложенные и пахнущие стиральным порошком. «Выстирал?!» — на Сашин удивлённый взгляд ответом послужили толчок в грудь, выпихнувший его на площадку, и захлопнутая перед носом дверь. — Зашёл за шмотками называется, — только сейчас Саша вспомнил свой повод прийти к Диме. Зашёл в пятницу, ушёл в воскресенье. — Заебись выходные провёл! — бросил Маневич в сердцах, выходя из подъезда. Но где-то в глубине души раздался ещё один голос, с довольной интонацией заметивший: «Ну, вообще-то, неплохо, да».