••••••
На востоке, где край неба скатывался к земле безбрежной синей рекою, солнце очерчивало свой путь к западу на колеснице из золотых лучей. Умиротворенной казалась земля, и ничего в облике мира не напоминало о пламени, бушующем у ног гротескных гигантов Эред Литуи. Шелк длинных штор шевелило дыхание ветра, разносящее по комнате запах сладких фруктов и свежей выпечки. Под руками хрустела накрахмаленная простынь, ноги закрывало мягкое одеяло. Осаа, моргнув, поглядела в окно. За стеклом цвел день, виднелись изумрудные верхушки деревьев и облака, неспешно плывущие над лесным великолепием по наитию неведомых сил. Где-то вдали слышался грохот водопада и чьи-то ровные, бархатные голоса. Гномка приподнялась на локтях. Взгляд скользнул по стенам небольшой комнаты, где ее застало утро. Помещение оказалось теплым и уютным: купол потолка поддерживали деревянные балки, на полу лежал ковер медового цвета, недалеко от двери стоял добротно сделанный стол. Рядом с кроватью мостилась миловидная тумбочка, на которой, яро поблескивая золотом, покоилась клетка с двумя щеглами. По левую руку от гномки в огромном глиняном горшке рос ухоженный карликовый кипарис. — Где я? — ошеломленная и беспредельно напуганная, Осаа осторожно сбросила с себя одеяло и попыталась встать с постели. Койка показалась ей до неприязни большой. Немного поерзав на перине, гномка таки сумела спрыгнуть босыми ногами на пол. Постояв на месте пару секунд, взглядом нашла аккуратно сложенную на стуле стопку одежды. Подхватив приготовленное убранство, Королева Эребора спешно скинула с себя ночной наряд и прошла к овальному зеркалу, что стояло у окна. Отражение напугало Осаа больше, чем неожиданное пробуждение в незнакомом месте. С сияющей амальгамы на нее смотрела небольшого роста женщина средних лет. Черные волнистые волосы изрядно тронула седина, так что в богатой смоляной копне некогда прекрасной гномки струилось змейками серебро прожитых лет. У уголков губ появились морщинки, белоснежная кожа потеряла свою юношескую свежесть, ярко-синие глаза выцвели, обратившись в серые догорающие угольки. Но ужаснее всего выглядели сходящие с израненного тела синяки – не так давно багровые, теперь они стали синюшными, цвета переспевших слив. Небольшие ушибы обрели желтоватый цвет. Некоторые раны оказались стянуты черными нитками, иные ссадины и порезы накрывали широкие полосы бинтов. Грудь перехватывал крепкий бандаж, защищающий ребра. Дрогнув, Осаа тронула пальцами глубокий шрам на щеке. Память пробудилась вместе с прикосновением. Теперь она знала что произошло. Быстро надев на себя шелковое платье, гномка кое-как собрала волосы в пучок и, тяжело дыша, покинула покои. Волнение свинцовым молотом стучало в такт сердцу, страх гнездился в душе. Не мучаясь больше догадками, Осаа почти бегом кинулась по коридору вперед, надеясь как можно скорее встретиться с кем-то из жителей Ривенделла. Бесконечно долгое время гномка петляла по ветвистым и широким коридорам Карнигула, гоняясь за тенями, пытаясь поймать эхо. Никого не видела храбрая подгорная жительница – не гуляли бессмертные по своим садам, не распивали летнее вино в янтарных палатах. Имладрис будто бы спал в безвременье, томном и воздушном. Задыхаясь, Осаа сбавила шаг у просторной террасы. «Тебе следует пройти вниз, смертная, — звенящий голос, знакомый до ужаса, вонзился в голову ледяным копьем. Королева Эребора тяжело выдохнула, узнав в тембре приказывающего железный напев Красной Колдуньи. — Тебя ждут. Не обманывайся, Глубокий Дол не спит. Он ждет, крепнет, расцветает в лучах последних своих дней. Шагай смелее, смертная. Ты найдешь то, что ищешь». Не смея ослушаться веления принцессы Дор-Даэделота, Осаа осторожно пошла вперед. Внизу, под террасой, виднелась изящная белоснежная беседка, окруженная искусно подрезанными розовыми кустами. Сглотнув, подгорная жительница решила спуститься к неприметной с первого взгляда постройке. Шустро перебирая ногами, гномка ловко преодолела исхоженную тропинку, ветвящуюся по каменистому склону ровной бархатной линией. Чуть помедлив, вышла на вымощенную белым агатом площадь. Теперь беседка была совсем рядом – пройди двадцать шагов вправо, и окажешься у благолепных врат, вырезанных эльфийскими умельцами из ясеня. «Замедли шаг на секунду, смертная, — металлический голос вновь раздался меж висков. Осаа бросило в жар от нахлынувшей на нее силы. Ниар не просто говорила с Королевой Эребора, но будто бы жила в ней. Чувствуя, как конечности наливаются теплом, а внутри разгорается пламя, подгорная жительница раболепно остановилась. — Вслушайся в тишину, старая подруга, и ты уловишь их зов краем сознания. То пение, от которого бежал мой отец, то самое пение, которое когда-то предрешило судьбу гордого рода Нолдор. Почувствуй власть моих врагов, ощути кожей их присутствие. И помни, Осаа – они никому не желают зла, но и добра от них ждать не стоит. За каждым словом Валар стоит чужая воля, и истолковать эту волю не дано никому». Гнев всколыхнул в подгорной жительнице утихнувшую до поры волну буйной, лютой ненависти. Ярость невиданной мощи овладела разумом Королевы Эребора, и бешенству тому гномка с удовольствием отдалась. Криво ухмыльнувшись, Осаа представила себе, как могла бы умереть Ниар. Как могла бы погибнуть Красная Колдунья, сжигаемая заживо в белом свете Великого Амана. Почти услышала гномка крики наследницы Железной Короны, ее мольбу о пощаде, ее надсадные предсмертные стоны. Удовольствие от чужой боли поглотило Осаа, но не заглушило голоса старшей дочери Мелькора. «Иди вперед, — потребовала Красная Колдунья. — Не оглядывайся, не пугайся, не давай трепету пробраться в храброе сердце. Ты увидишь мир моими глазами, я обещала тебе это. Так наслаждайся же вселенной в свете бессмертных Сильмарилл, гномка. Арда еще никогда не была так прекрасна, как сегодня». Осаа горько сглотнула и, жалея, что не имеет сил сопротивляться чужому велению, неспешно зашагала дальше. Лишь на мгновение помедлив перед беседкой, гномка юркнула под широкий узорчатый свод, сплошь заросший тугими лианами глициний. Оглядевшись, увидела внутри небольшой чайный столик и выставленные кругом светлые скамейки. За одной из них, опустив руки на колени, сидела прекрасная женщина, красоте и степенности которой могли бы позавидовать даже самые статные леди Эледрим. Незнакомка была высока, широка в бедрах и плечах, стройна в талии. Сильное тело молодой, цветущей женщины накрывала темно-зеленая ткань длинного, расшитого золотом платья. Тонкие загорелые руки украшали кожаные браслеты, изящные пальчики обвивал кружевной узор замысловатых колец. Медный волос красавица сплела в огненный жгут, обвязав кончик целой кистью нанизанных на нитки рубинов. Несколько локонов выбились из прически. Грудь мирно вздымалась и опускалась, лицо оставалось спокойным. Пухлые алые губы растягивала блаженная улыбка, огромные зеленые глаза женщина не отрывала от пола. Воздух вокруг незнакомки мерцал, и, казалось, искрился едва приметными взору зеленоватыми сполохами. — Ты проснулась, смелая мать Короля-под-Горой, — чуть шевельнулся зеленый шелк, полыхнуло зарево непослушных кудрей. Красавица чуть шевельнулась, обратив свой взгляд к зашедшей в беседку гномке. — Не бойся меня, Осаа, я не причиню вреда. Ты долго почивала в постели, нанесенные тебе раны были ужасны. Но моя добрая подруга залечила их, пусть и не полностью. Израненное сердце похоже на хрусталь – разбившись, оно уже не соберется в единый кусок. — Кто Вы такая? — устрашённая, Осаа шагнула назад. Ей не хотелось уходить, но тело само решало, что следует делать. Напряженная, как натянутая тетива, гномка облизала пересохшие губы. Из самых истоков сознания подгорной жительницы восстал демон ужаса. Грудную клетку будто обвило стальными тросами, к голове и рукам прилила горячая кровь. Мурашки ледяным ветерком пробежали по коже. — Я не знаю Вас, и верить Вам не желаю. — Я друг, милая гномка, — незнакомка порывисто поднялась со скамьи, демонстрируя силу и мощь своего с виду хрупкого, нежного тела. Отточенность движений, пылкость и красота их законченности, еще больше испугали Осаа. Королева Эребора, моргнув, вспомнила о последней встрече с Ниар. Горькая догадка, по сути радостная, но оттого не менее чудовищная, погрузила сознание в хаос. — Меня, как и друзей моих, моего супруга и моих ближайших соратников призвали в земли Эндора песни той, кого ты называешь Ниар, Красной Колдуньей, наследницей Железной Короны. Мое же имя тебе известно – женой Махтана являюсь я, эльфы зовут меня Кементари. Мой клич ты услышала во сне и потому пробудилась. Но зов Валар снова зазвучит в твоих ушах. Главное слушать внимательно…••••••
Но зов Валар снова зазвучит в твоих ушах. Главное слушать внимательно… Не отвлекаться на посторонние шумы, не позволять изменчивому духу погрязнуть в отчаянии. Переливчатым звоном закружится далекая мелодия, проникнет в разум, очистит его от тягостных мыслей и вечных, горестных переживаний. Властный призыв Амана омоет старое тело целительной силой, воспламенит в груди стремительно тускнеющую звезду вечного пламени. Главное – слушать. Царская палата утопала в магическом полумраке. Свод потолка мерк в темноте и вечном трепете древесных великанов. Широкие мостки, ведущие к озолоченному трону эльфийского царя, висели над широкой пропастью. Зеленые стражи, ветви которых узорчато змеились по каменным колоннадам, хранили безвременное молчание. Гэндальф, нахмурившись, посмотрел на едва приметный силуэт стоящего в отдалении Трандуила. Король лесных эльфов, вслушиваясь в бродящие кругом шепотки, опустил голову. — Значит, ты считаешь, что нам следует отправить отряд к Лориэну, чтобы узнать, как обстоят дела у Галадриэль? — голос бессмертного владыки возвысился над непроницаемым молчанием гневным, бурным потоком. — Плохая идея, Митрандир. И ты понимаешь, почему я не смогу пойти на этот шаг. Решив, что время ответов еще не пришло, Гэндальф обратил свой взор к кольцу, которое некогда даровал ему великий и светлый Кирдан. Нарья. Золотой обод ее трепетал и изливал из себя свет, не яркий, но пылкий, как дыхание Роковой Горы. Сила огня струилась по холодному металлу, вливая в него могущество, ранее не доступное магу. Будто спавшее все это время, кольцо стало жечь и больно стискиваться вокруг пальца. Хищно поблескивал кроваво-красный рубин. Эльфийская вязь крепким жгутом вилась вокруг драгоценного камня. В глубинах багрянца яхонтового глаза мелькали черные, неутомимые тени. Пламенный дух Мордора дышал на Гэндальфа через плоть твердого корунда, возвещая одного из ордена Истари о своем возрождении. Мощь и сила, которым подчинилось кольцо, исходили от крепнущего духа Саурона. Нарья все меньше слушалась своего нынешнего хозяина, стремясь волей своей и всем своим естеством к новому источнику власти и мощи. — Наш дозор принес новые вести с южных окраин леса, — Трандуил, спустя минуту, решил сменить тему. Обеспокоенный больше обычного, он мерил шагами высокую тропу, шедшую к эльфийскому трону. — Росгобель пострадал не меньше восточных границ Чернолесья. Деревья целы и живы, буйно цветут травы, как не цвели они уже сотню лет. Нет ни паутины, ни хозяев ее, нет вообще ничего. Птицы молчат. Земля вокруг дома Радагаста словно спит вечным сном. Тауриэль говорит, что сама хижина цела и невредима. Однако пробраться внутрь мои славные воины не решились. Они боятся, что над тем местом витает дух той же магии, что не так давно сковывал тебя цепями безжизненности. — Что еще говорит Тауриэль? — Гэндальф вытащил из кармана свою трубку. Чуть погодя, поманил пальцами волшебный огонь. Пламенный язычок всколыхнул воздух и больно ужалил чародея. Стихия все реже подчинялась приказам. — Говорит, что драконы летают на север. Эреборские ставни открыты, но половина купцов Эсгарота больше не торгует с чужаками. Даже наше золото больше не привлекает смертных, — задумчивый, эльф вздернул подбородок. Рассеянный свет, пляшущий в такт танцу факелов, очертил лицо Трандуила грубыми оранжевыми лентами. Сквозь тайную магию царя Лихолесья проступила заповедная правда: рубцы покрыли кожу гордого воителя племени эльдар, незаживающие ожоги исказили правильные черты, оголив кости. Старые раны не заживали. — Я помню пламя драконов на вкус, Митрандир. Оно не понравилось мне. Скажи же, чародей, что происходит. Гэндальф поднял взгляд к своему властному, заносчивому, но от природы умному другу. Трандуил ждал честной речи. Но как мог сказать что-то Майа, сам не ведая полной правды? Он очнулся в Ласгалене, не ведая, где находится, не помня, куда направлялся. Чародейский сон, жертвой которого стал Олорин, даже сейчас обуревал сознание томными волнами тумана и рассеянности. — Перед тем, как впасть в беспамятство, я видел тень, — Олорин подбирал слова осторожно. Вдумываясь в собственные помыслы, он страшился делать смелые догадки и еще более робел перед вероятностью оказаться правым. — Я рассказывал тебе, как очутился на той тропе. И говорил ранее, что тень та напомнила мне о Сауроне. Боюсь, я ошибся. — Чары, которые мне с трудом удалось развеять, были сильны и темны, Митрандир, — Трандуил тихонько прицыкнул. Распрямив плечи, коснулся рукой гарды меча, висевшего на поясе. Движение легкое, но точное, как полет эльфийской стрелы. — Мне неведома истинная природа той магии, но кажется, что источник ее кроется в ком-то гораздо более могущественном, чем любой из ныне живущих. Кто мог побороть твою волю, колдун? У кого бы хватило на это силы духа? Гэндальф мрачно покачал головой. Память воскресила давно потухшие образы. Дни сотворения мира, дни его расцвета и падения. Речь шла о том, чье имя давно не слышали дети Арды, чье имя когда-то запрещали произносить вслух. Владыка тьмы и порока, первый и любимый сын величественного Эру. Только его голос мог породить в Эндоре столь черные и смертоносные ветра, только его слово имело власть над бренным естеством окружающего. Звезды пали с небес, горестным плачем снизойдя к земле. Стражи мира вернулись в Арду и, судя по всему, теперь искали во мгле своего корыстного, импульсивного неприятеля. — Когда-то давно началась война, конец которой вряд ли суждено положить кому-то из нас, — Митрандир сжал правую руку в кулак. Нарья ответила на движение острым уколом в самое сердце. Сквозь кольцо роптал шепот, тихий, сильный, свирепый. Песнь врага лилась ручьем по жилам Серого Странника. — Очень скоро мы станем свидетелями рождения новой эпохи, Трандуил, и кажется мне, не Майрон станет для нас главным противником. В мир придет жуткий и грозный хозяин Севера. Его тень я видел тогда в лесу, и его магия сковала мой разум. Отправь к Лориэну отряд, старый друг, не бойся. Не опасен будет поход твоим доблестным и смелым воинам, не настал еще день страха. Однако скоро зайдет солнце Эндора, потому не станем терять времени. Все ближе к нам тот, кто восстает в могуществе, все ближе носитель Железной Короны. Он уже смотрит на нас сквозь тонкую завесу ночи, выжидая, готовясь к последнему, смертельному удару.••••••
Он уже смотрит на нас сквозь тонкую завесу ночи, выжидая, готовясь к последнему, смертельному удару. Он дышит нам в спину и улыбается, потрясенный внезапной свободой. Он великолепен в своей силе и понимает, что в этот раз сумеет добиться поставленной цели. Под его ногами лежит выжженная земля, над его головой кружатся тучи. За спиной – три воина. За их спинами – многоголосая армия опрокинутых во тьму существ. Она провела рукой над водой. Серебряная гладь задрожала, манимая эльфийской магией. Зеркало долго не отвечало на отчаянный призыв. Молчаливое, оно не торопилось открывать будущее любопытным взорам. Но вот рябь бежит по воде, вот звездный свет падает во тьму – чаша исторгает из себя предсказание, которому вряд ли кто-то мог обрадоваться. — Кто ты? — вопрос срывается с губ быстрее, чем разум успевает воспротивиться излишнему любопытству. В грудь, где бьется сильное, смелое сердце, проникает мучительный холод. Ледяной ветер подхватывает волнение и разносит его по телу. Морозное дыхание Хэлкараксэ. Пустынные дороги, сплошь покрытые снегом. — Что ты хочешь от нас? Она видит восхитительную, статную девушку. Высокая, медно-рыжая, красавица разодета в черное платье. Огонь искрится в складках ткани, следом стелется за храброй воительницей. Пламя покоряется незнакомке, становится в ее руках безропотным, преданным зверем. Королевская осанка, легкий, стремительный бег. В левой ладошке зажат лук, в правой – меч. На голове искрится черный венок, впивающийся в тонкую девичью кожу. Железная Корона. — Ниар, — эльфийка не узнает своего голоса. Ее устами говорит та, что будет сидеть на престоле Белерианда. Глубокий тембр пугает бессмертную. В нем слышится дикая, безудержная боль. — Меня зовут Ниар. Я хочу вернуть свой дом. Картинка в зеркале меняется. Теперь пред глазами широкая зала, освещенная теплыми сполохами разожжённых факелов. На каменном полу расстелен пушистый, богато расшитый ковер. У стен стоят крылатые статуи балрогов. Прямо посреди комнаты сидит широкоплечий, темноволосый мужчина. Он красив лицом и благороден духом. В его темных глазах плещется безмерная нежность. В руках своих он держит книгу и читает вслух то, что таит старый, исписанный чернилами фолиант. Рядом с ним три очаровательных ребенка. Широко разинув рты, они вникают в историю, которую читает им отец. Счастье окутывает присутствующих невидимой паутинкой тепла и уюта. — Вы погубили моего отца, — бессмертная вновь лишается контроля над собой. Тело погружается теперь не в холод, но дикий, безудержный жар. — Забрав не только его жизнь, но и честь, и силу, и свободу. Зеркало сверкает. Пылают поля, рушатся укрепления. Предсмертные крики оглушают робеющее сознание. Нос щекочет тошнотворный запах горелой, прожаренной на углях плоти. Эльфийка чувствует во рту прогорклый привкус орочьей крови. На поле брани – рыцарь в черных доспехах, глядящий глазами принцессы Дор-Даэделота. В горле застревает вопль ужаса и отчаяния, раскаленный воздух обжигает легкие. Сцена падения Ангбанда, восхождение и слава многих эльфийских родов. Победа, омытая кровью. — Вы осквернили наши законы, очернили и опорочили нас, — Ниар продолжала говорить сквозь зеркало, показывая своей бессмертной собеседнице жестокие картины прошлого. — То светлое, что было в детях северного Белерианда, вы обратили в пепел. Вода в зеркале вскипела, и прекрасной владычице Лориэна явилось последнее воспоминание. Гигантская каменная палата, залитая ярким, оранжевым светом. Жар, поднимающийся с низов. Удушающий серный ветер и рокот недр Ородруина. Самое сердце Мордора, средоточие силы, могущества, источник пламенных желаний. Длинная каменистая тропа, уходящая глубоко в жерло вулкана. Над пеклом господствует мятежный дух, овеянный дурной славой. Он объят огнем и прекрасен в своем истинном облике. Рядом с ним невысокая хрупкая фигура смертной девушки. Ее глаза – два ярчайших сапфира, две звезды непорочного, белого света. Мужчина и женщина говорят друг с другом, вначале спокойно. Потом начинают спорить и голоса их звенят от ярости и злобы. Еще секунда и смертная уходит, оставляя своего собеседника один на один со слепым гневом. Момент предательства и слабости. — Наша сплоченность проверена временем, закалена в боях, разрушена и вновь воссоздана из крупиц общего, черного прошлого, — в этот раз чародейка вцепилась в разум Галадриэль мертвой хваткой. Эльфийка, не успевая перевести дыхание, пыталась избавиться от надменного голоса в своей голове. Тщетно. — Мы знаем, с кем встретимся в бою. А вы? Вода в зеркале на мгновение успокоилась, став кристально чистой. Но вот в центре чаши мелькает тень, и прозрачная жидкость обращается в кровь. Алая, густая, она пачкает серебристые стенки сосуда, оскверняя темной магией добрый, светлый предмет. Галадриэль вскрикивает. Голос собеседницы, напротив, стихает и бессмертная вновь полностью владеет собой. Преодолевая слабость и волнение, владычица Лориэна кидается к своему зеркалу, опрокидывая его наземь. Кровь разливается по каменным плитам, темными ручейками растекается вдоль зеленых побегов. Охваченная трепетом, эльфийка оседает на колени и прямым взором смотрит на змеистый узор багрянца под своими руками. Какое-то время ничего не происходит. Потом ее окликает добрый, родной голос. — Что случилось, моя госпожа? Что увидела ты за изменчивой завесой будущего? — Келеборн опустился на колени рядом с эльфийкой. Взяв ее аккуратные ладони в свои горячие руки, начал осторожно отирать кровь с тонких пальцев хозяйки Лотлориэна. — Вижу, нечто сильно напугало тебя. Поведай, что именно. Я помогу. Галадриэль подняла взгляд к мужу. Он мало изменился за все то время после их первой встречи. Стал мудрее и мужественнее, но добрый взор темных глаз не ожесточился. Напротив, все в Келеборне будто цвело, и сильный дух его пел веселые, бравые песни. Артанис едва улыбнулась, чувствуя, как внутри вновь закипает давно забытое море гордости и тщеславия. К ней время не отнеслось милосердно – наследие горячей крови оказалось властнее накопленного опыта. Грудь сдавило от обиды и зависти. Ужаснувшись своим чувствам, Галадриэль отпрянула от Келеборна прочь. — Я увидела исток бед, которые обрушатся на нас и наших детей, — бессмертная заглянула в глаза супругу. Тот оставался спокойным, не подавая и намека на страх или панику. — Я слышала голос их Королевы, командующей армией Саурона. Она говорила со мной, как ты говоришь со мной сейчас. И кажется мне, эта колдунья не станет церемониться с теми, кто встанет на ее пути. Она желает отомстить за отца, о существовании которого мы смели слепо и наивно забыть. Теперь нас ждет бой, в котором вряд ли кто-то сумеет выжить. Ты спросил меня, что я увидела в зеркале. Я отвечу – то был конец, о котором никто не предполагал. Скорбная и жалкая кончина мира, покоящегося в тумане неопределенности.••••••
Скорбная и жалкая кончина мира, покоящегося в тумане неопределенности. Да, иначе не назовешь. Анаэль, довольная проделанной работой, устало отерла лоб от пота. Взмыленная, перепачканная землей и поднятой в воздух пылью, она широко улыбалась своим новым друзьям. — Раз, два, взяли! — трое плечистых эльфов, удерживавших в упоре каменную плиту, одним движением поставили свой тяжелый груз на торец. Еще несколько авари подхватили стальные упоры и принялись укреплять перегородку. Работа кипела, отовсюду доносились громкие звуки стройки: стучали молотки, звенела кузница, крошились камни, шлифовалось дерево. Кинн-лаи упорно трудились, возводя в Мордоре центр нового, молодого государства. — Вот твои валуны, чародейка, — оглушительно топая, Патао зашел на площадку сбоку. Опустив к полу целую гору базальтовых осколков, неприлично рыкнул. Балрог в последнее время даже не старался соблюдать какие-либо приличия. Пышущий жаром демон начинал свой день с дюжины бочек вина и заканчивал его тем же способом, что и начинал – приличной пьянкой и кутежом. Анаэль фыркнула. — Этого мало, — ткнув пальцем в принесенные камни, бессмертная прошептала заклинание. Подхваченные волшебством, пока еще бесформенные булыжники взвились в воздух и унеслись прочь на второй этаж. — Я же просила тебя о количестве в два раза большем. Неужели так сложно выполнить простое поручение? — Сухое харадское закончилось, — пропыхтел балрог, изрыгая из себя тучу черного дыма. Возмущенно топнув ногой, встряхнул рогатой головой. — Когда привезут еще? — Когда вернется киртханна Фитаа, — уперев руки в бока, Анаэль искоса посмотрела на пролетающего в небе дракона. Огромный змей, блистая золотой чешуей, направлялся к Ородруину. — Знаешь ли, Нгхаур-та-Хана расположена довольно далеко. Не соседняя деревня, ехать достаточно долго. Как только вернется госпожа посол, я дам тебе знать. Получишь свое харадское. Закончим на этом, мне пора. Выслушав брань балрога, Анаэль отдала последние распоряжения и направилась к вулкану. Покинув место стройки загона для скота, бессмертная вышла на большую площадь. Брусчатку там закончили выкладывать лишь одну луну назад. Орки, по природе своей умелые в любом тяжелом ремесле, после преображения сохранили свои способности и в облике эльфов даже преумножили их. Бойко вкушая плоды жизни в бессмертных телах, авари теперь с любовью постигали таинства искусства и архитектуры. Вновь открывая для себя красоту мира, они взялись с пылкостью и нетерпением обустраивать свой новый дом. Анаэль на секунду остановилась, всматриваясь в узор брусчатого камня – для укладки кинн-лаи выбрали зеленый гранит, очерченный крупными жилками черного цвета. По бокам мостовой эльфы рассадили деревья Халисса и кусты Тауру – подарки жителей Земли Огня. Халхат решили, что черную почву Нгхаур-тал-хана украсят угольные стволы солнечных деревьев, чьи листья круглый год остаются цвета червонного золота. Харадрим не ошиблись. Часть построек, оставшихся со времен уруков, авари только начинали заменять. Казармы орков полностью снесли, на их месте начав возводить небольшие каменные домики. Лесопилку и рудники решили отстроить заново. Забот было много, работы – еще больше. Благо, удалось договориться с людьми Кханда. Вариаги с удовольствием согласились поставлять в Мордор некоторое продовольствие, мясо, пушнину. Конечно, за немаленькую плату, но Анаэль не смущала цена, назначенная кланами Кханда – алмазов и золота Темная Земля таила в своих недрах немало. После непродолжительных, однако, весьма результативных переговоров, вассалы охотников согласились на долгосрочное сотрудничество. Ниар такие новости обрадовали. В итоге все оказались довольны, а небольшой городок вокруг башен Барад-Дура превратился в настоящий зодческий центр. Обдумывая все это, Анаэль вприпрыжку шагала вперед, минуя улицы и перекрестки. Дойдя до конюшен, оседлала своего белого камаргу. Застоявшийся в стойле жеребец помчал хозяйку ровным галопом прямиком к Амон Амарту. Из-под копыт летели камни, резвый скакун подобно ветру летел над серыми холмами. Приближались склоны Роковой Горы, и Анаэль уже могла разглядеть вдали золотой силуэт Смога. Дракон дожидался бессмертную терпеливо. Широко расправив крылья, пропускал между своих лап спешащих куда-то темных эльфов. Изредка пуская в сторону прохожих удушливые облачка дыма и искр, змей посмеивался и игриво вилял гигантским хвостом. Поравнявшись с урулоки, Анаэль спешилась. — Небеса севера еще пылают радужным дыханием вечной зимы? — задрав голову, бессмертная заглянула в хищные глаза Смога. Дракон, опустив гигантскую голову к младшей дочери Мелькора, кивнул. — Ничего не меняется к северу от Карн Дума, — пробасил урулоки. Прищурившись, обрел серьезность, ему не свойственную. — Но мы нашли то, что хотел найти твой брат. Там, где землю сковывают вечные льды, царит непроглядная ночь. Конца нет тьме, что властвует над снежной пустыней. Однако нет той стихии, которая может противостоять огненному дыханию – лед отступил прочь пред драконьим пламенем. Там, где раньше лежал зимний наст, проступила замерзшая плоть Имбара, и нашему взору явился он… Смог вытянул перед собой когтистую лапу, и, прорычав что-то на своем драконьем языке, сдул с чешуек облако пыли. Магия древнего чудища охватила серое облачко и, повелевая им, пустила в быстрый, очень занятный пляс. Сверкало волшебство, искрился огонь, пел воздух – крохотные крупицы вертелись быстрее, соединяясь в единое целое. Кусочек к кусочку, бесформенная мозаика преображалась в нечто прекрасное и устрашающее. Затаив дыхание, Анаэль трепетала в ожидании. — Гронд, — гордо проревел урулоки, когда заклинание закончило свое действие. — Знаменитый и смертоносный Молот Подземного Мира. Любимая булава Мелькора лежала теперь рядом с бессмертной, как прекрасный гость из далекого прошлого. Воссозданный драконьим колдовством, молот выглядел совсем новым. Сияла черная рукоять из прочнейшей ангбандской стали. Тонкая резьба оголовья струилась искусным рисунком вниз, к длинному железному стержню. Лучились внутренним светом долы, жадно манили к себе черные опалы на навершии. Гронд диким и грозным видом своим заставлял кровь стынуть в жилах. — Думаю, твой отец будет рад вновь взять его в руки, — дракон ощерил пасть, демонстрируя два ряда ровных длинных клыков. — Вряд ли такое оружие станет излишеством в нынешние времена. — Да, конечно, — двигаясь медленно и осторожно, Анаэль подошла к Гронду. Немного погодя, осторожно опустилась рядом с ним на колени, уложив свои маленькие руки поверх рукояти. Металл отозвался на прикосновение легкой, щекочущей дрожью. — Ты прав, Смог. Этот молот понадобится ему в предстоящих битвах. Гронд вернется к прежнему хозяину и станет вновь сокрушать врагов. Настанет день, и Валар пожалеют, что когда-то надели ошейник на Владыку Северного Белерианда.