••••••
Пришло время расставить всё по своим местам. Наступала пора перемен, Осаа ясно ощущала привкус опасности в воздухе. Да, в золотой рассветный час Ривенделл цвёл и благоухал, подобно кущам сказочных земель, однако даже здесь витали странные северные ветра и небо, столь прозрачно-голубое, таило в себе угрозы. Гномка, подтянув к себе плетённую корзину, окинула долгим взором прекрасную эльфийскую долину. В груди росло и зрело предчувствие скорой беды. — Милая гномка, подай мне лопатку, — Йаванна, ставшая для Осаа покровительницей и заступницей на землях бессмертных, вежливо протянула фарфоровую ручку в жесте прошения. — Эти великолепные розы нуждаются в уходе. Несколько ласковых движений умелого садовода, и они вновь зацветут, радуя глаз своими бутонами… Гномка молча вытащила из корзины необходимый инструмент. Смиренно передала его Валиэ, чуть склонив голову в почтительном полупоклоне. Йаванна больше не пугала гномку своим пышущим благородством и надменной красотой. Каждый новый день Осаа с грустью убеждалась в силе и правоте Ниар: Валар, коих когда-то сама эреборка считала богоподобными владыками, на деле оказались обычными существами из плоти и крови. Их также мучали хвори, не давали покоя эмоции, страшили загадки мира. Разница заключалась лишь в том, что Аратар видели на своём веку много больше, чем дозволено видеть смертным. Но даже в своей силе и могуществе владыки Амана не были неуязвимы. И Красная Колдунья совершенно точно знала об этом. «Тебе ведь известно, Осаа, что Мглистые Горы являются детищем моего отца? Он специально возвёл их, дабы помешать охоте Оромэ. Много позже предки твоего народа поселились в самом сердце этой прекрасной каменной гряды. За века Хитаэглир стали ниже, но не потеряли своего великолепия. Они и по сей день нерушимой стеной стоят между востоком и западом. Мне всегда казалось, что время нещадно ко всему. Но Туманные Горы всё видят, всё зреют. Лишь они отделяют мою армию от сладкого мира Запада. Как считаешь, смогу ли я проделать в каменных глыбах широкую брешь?». Голос Ниар разлился меж висков проклятой песней. Чародейка преследовала гномку даже во сне, посылая ей страшные видения минувших войн. Иной раз Осаа просыпалась посреди ночи в криках и стонах, мокрая, как мышь, трясущаяся от страха подобно веточке ковыля на ураганном ветру. Ужасными и мучительными были дрёмы гномки. Но хорошо, если видения приходили в полуночный час. Иногда, когда Ниар пребывала в весёлом настроении, она мучала эреборку и днём. Тогда Осаа средь бело дня погружалась в грёзы, теряя связь с реальностью. Глаза застилало поволокой и сквозь израненное сердце проносились со скоростью звука кровавые сцены ратных безумств. Как и обещала Ниар, Осаа проживала жизнь Красной Колдуньи, подчиняясь её воспоминаниям и её чувствам. Великая ангбандская принцесса не просто сломила дух гномки. Она полностью поработила его. — Искусный садовник знает, где обрезать ветку, а где привить новую, — Йаванна любовно оглядывала взрыхлённую почву под густыми кустами роз. Её чудесные рыжие волосы сверкали на утреннем солнце огнём. Осаа, окинув взором макушку Валиэ, угрюмо хмыкнула. У Красной Колдуньи волосы тоже были медными, яркими, непослушными. Но если Йаванна пылала лишь добротой и жизнью, из Ниар изливалось пламя иного рода и иного предназначения. Старшая дочь Мелькора несла с собой ненависть, ярость и страх. — Под Вашим присмотром сады Имладриса раскроются в ином свете иными красками, госпожа, — гномка тихонько улыбнулась, покоряясь Йаванне. Последняя, явно сочувствуя подопечной, приветливо кивнула, приглашая эреборку присоединиться к работе. Осаа, недолго думая, присела рядом. Поднимающееся над горизонтом солнце приятно щекотало кожу и прогоняло мрачные думы. «Этой Валиэ Эру предрёк величайшую роль в истории Эа, дорогая подруга. Вглядись в её широкое, доброе лицо. Именно Йаванне предначертано силами высшими испить нашу кровь и разлить её светлым вином по истоптанным землям Арды. Именно твоя добродушная покровительница станет хозяйкой и стражницей света Сильмарилл в день, когда Феанор сумеет иссечь тела детей Мелькора булатом. Как считаешь, в таком умысле есть справедливость? Я не ищу смерти, Осаа. Ведь для меня смерть конечна, однозначна, пуста. За ней нет ничего, кроме бездны. Тишины. Абсолютного небытия». Осаа сглотнула. Йаванна лучше других понимала боль гномки. Ближе к сердцу принимала её горе. Даже в безумный рассказ эреборки Валиэ поверила быстрее своих родичей. Владычица природных сил умела не только сочувствовать, но и помогать. Именно Йаванна исцелила раны Осаа, и именно она предложила стать гномке своей помощницей. — Какой он был? — эреборка, подравняв грядку небольшими граблями, положила руки на колени и дерзко взглянула в изумрудные глаза своей покровительницы. Понимая, что задаёт опрометчивый вопрос, Осаа, тем не менее, упрямо вздёрнула личико вверх. Немыслимая твёрдость скользила в её голосе. Гномка хотела услышать рассказ о Мелькоре из уст Владык Амана. Йаванна, подобно грациозной лани, выпрямила спину и грустно улыбнулась. Странно, но ни злобы, ни презрения не отразилось в её сверкающих глазах. По лицу скользнула тень неизведанной боли и сожаления. Прищурившись, Осаа хмыкнула. Верно, ей показалось? Какое-то время Йаванна сохраняла молчание, задумчиво обдирая ссохнувшиеся листья на шипастых стеблях. Затем, махнув рукой, шепнула что-то на загадочном и сложном языке древних эпох. Розовый куст тотчас позеленел, воспрял под действием сильных чар, налился живостью и силой. Заворожённо Осаа наблюдала, как быстро и стремительно распускаются на ветках бархатные бутоны кроваво-алых цветов. Йаванна, довольная проделанной работой, искоса глянула на свою собеседницу. — Ты спрашиваешь о Морготе, великом смутьяне, воителе и предателе, гномка, — Валиэ заговорила лишь тогда, когда воздух округ заполнился пряным цветочным запахом. Гномку от терпкости сладкого аромата замутило. Осаа по душе были холодные ветра, полные свежести и снежной кутерьмы. — Почему решила спросить? «Именно Йаванна настаивала на войне с моим отцом, вровень с бравыми мужами выступая за кровопролитные битвы. Она знала, насколько опасным и коварным может быть инакомыслие, подвергающее сомнению уже устоявшуюся власть. Не дай рассудку помутиться от дурманящих речей, Осаа. Ты есть гость в моём разуме, тебя я допустила к сердцу ближе остальных. Зри моими глазами, чтобы понять, где скрывается правда». — Я была привязана к Ниар, подобно пленнице или рабыне, — гномка осторожно коснулась рукой налившегося багрянцем бутона. Лепестки, зачарованные сильным волшебством, отозвались на движение волной горячей дрожи. — Она много говорила мне об отце своём, о его подвигах, о силе и рассуждениях о силе. Я видела и слышала в Красной Колдунье мощь и власть, недоступные ни смертным, ни бессмертным. Сквозь её уста говорили забытые вехи, поросшие мхом тракты и большаки, залитые кровью ратные поля и покинутые всеми могильники. Я слушала и начинала сомневаться в известных мне истинах. Теперь я нуждаюсь в поводыре, который сможет вывести мой усталый рассудок к правде. Надеюсь смиренно, что этим поводырём для меня станете Вы, госпожа… Йаванна внимательно следила за собеседницей и в её неземных смарагдовых глазах мелькали хитрые искорки. Мудрость и опыт светились на благородном лице Валиэ, и сквозь их завесу Осаа не могла прочитать никаких эмоций. — В своё время Мелькор был величайшим из нас, — голос Йаванны зазвенел от натуги. Казалось, каждое слово даётся ей огромными усилиями. — Я понимаю твоё смущение. Слуги тьмы умеют посеять зерна сомнения даже в самых сильных душах. Давным-давно, ещё, когда не было солнца и луны, в услужении у меня была прекрасная девушка-майа. Не по годам мудрая, добрая и справедливая, она училась у меня и с удовольствием перенимала знания. Наречённая Ариэн, она была самой пламенной и прекрасной, духом чистой, как родниковый ручей. Не представляешь ты гномка, какой мощью обладало то милое и хрупкое существо, каким волевым голосом и любовью к свободе. Лик Ариэн слепил эльдар, заставлял трепетать собратьев, пленил сердца самых хладнокровных Майар. Она была девственно красива, как Арда в своём рождении. Медные волосы огненным потоком спускались по спине, а глаза, подобно тёмному янтарю, лучились ярким, режущим светом. Я любила эту девочку и доверяла ей уход за золотыми цветами в своём саду, допускала к Лаурелину, позволяя собирать его росу в специальные чаши. Ариэн искренне радовалась жизни. Как ты, должно быть, понимаешь, гномка, подобную светлую, незапятнанную красоту не могли обойти стороной беды… «Что-то мне это напоминает, — Осаа, навострив ушки, спешно подтянулась. В груди защекотало от любопытства и чувства скрываемой тайны. — Ниар в своих речах никогда не упоминала о девушке по имени Ариэн. К чему, интересно, ведёт Йаванна?». — Мелькор всегда был завистлив до чужого счастья, богатства, отваги, — Валиэ оправила складки шёлкового платья. Её облик ожесточился. — Поэтому он возненавидел Ариэн больше других дев средь Майар. Долго и упорно добивался Моргот её преданности, пытаясь покорить свободолюбивое сердце Ариэн то хитростью, то подлостью, то лестью. Однако она не слушала тёмных слов Моргота. — И какую цену заплатила за… свободу? — Осаа чуть не ляпнула слово «глупость». — Моргот осквернил её честь силой, сломал её разум, иссушил её сердце, — прекрасная рыжеволосая владычица грустно улыбнулась, и казалось, что в голосе повелительницы звучит искреннее сочувствие. — Мою ученицу снедали боль и страдания. Долгое время она не находила себе места, и нам пришлось отпустить её странствовать там, где никто не посмеет вновь посягнуть на чистоту её души. Отныне и вовек она управляет золотой колесницей Солнца, дарит земле тепло, оглядывает сущее в мудром молчании. Как видишь, Осаа, тебе повезло. Ересь не проникла в твоё сердце, и при этом тебе не пришлось отдавать дань за эту роскошь. Я расскажу тебе о Морготе больше… если ты будешь рассказывать мне о Ниар. Осаа недоверчиво повела головой. Конечно, следовало ожидать со стороны владык Амана именно такого подхода к переговорам. Они не видели Ниар среди существ Арды, не чувствовали силы детей Мелькора. По сути, бравые сыны и дочери Валинора оказались слепы и глухи пред новыми, восстающими врагами. «Расскажи им обо мне всё, что сможешь, Осаа, — голос Ниар меж висков прозвучал устало, но величаво. Будто говорил старый, поросший паутиной мудрец, уставший от жизни. — Поведай мои тайны, расскажи секреты, рассей тьму, которую я охраняла от их взора тысячелетиями. Пускай видят и слышат заранее». Осаа вздрогнула. Как ей казалось, решение Красной Колдуньи было поспешным. Не стоило столь дёшево продавать тайны. — Золотой купол, он так красив, — Осаа нарочито резко сменила тему, переводя внимание своей покровительницы на более насущные проблемы. Рукой гномка указала в сторону, где стены Карнигула упирались в горный обрыв. — Я видела ещё вчера, как пела для Имладриса Варда. Что за магия нас хранит и сможет ли она укрыть нас от взора недругов? — Магический пояс, — Йаванна дружелюбно хохотнула, будто не заметив грубоватого тона собеседницы. Осторожная и хитрая, точно лиса, Валиэ не торопила гномку в беседах. — Мы обещали владыке Элронду безопасность, а мы свои обещания выполняем. Когда-то давно такой же купол, только слабее, накрывал Дориат. Ни одна мышь не проскользнёт незамеченной в Ривенделл. Синие глаза Осаа вскинула к небесам. Там, непомерно высоко, блистал золотистый туман, едва различимый в лучах яркого рассвета. Вероятно, эта призрачная дымка накрывала всю долину, призванная защитить хозяев и гостей Раздола от нападения со стороны. Невольно, эреборка хмыкнула. От сестры с братом Ниар отличалась невероятной силой духа. Не злость вела вперёд воительницу, не ярость, не тщеславие, а банальная и простая любовь. Именно сердце, тонко переживающее каждое предательство, сделало из Ниар закалённого в огне бойца. И сейчас, зная о близящейся победе, Красная Колдунья не теряла бдительности: выжидая, копила силы, чтобы одним точным ударом повергнуть врагов. Что для наследницы Железной Короны тонкая магическая завеса? Осаа, загадочно улыбнувшись, молча вернулась к рыхлению грядок. Гномка знала точно, что Ниар разнесёт магию Варды на куски, как может в пух и прах разнести Южный Ветер непрочную горную гряду. К сожалению, Аратар до сих пор не понимали, что впервые за всю историю Эа столкнулись с силой, несоизмеримо великой даже по их меркам.••••••
К сожалению, Аратар до сих пор не понимали, что впервые за всю историю Эа столкнулись с силой, несоизмеримо великой даже по их меркам. Очень многое могли сотворить дети Мелькора — захватить города, уничтожить давних врагов, изменить ландшафт. И всё же, Талрис впервые признал собственное бессилие. Даже он, один из искуснейших магов вселенной, не мог ничего поделать с банальной неудачей. Илийю, видимо, при рождении кто-то проклял. Она, будто взбесившийся балрог, притягивала к себе неприятности и рассыпала округ себя беды, маленькие и большие. Куда бы ни ступала нога юной эльфийки, тут же начинались оказии разного рода — то черепица рухнет, то мостки размоет, то колонны раскрошатся. Всего три дня прошло с тех пор, как Талрис решил выпустить Илийю из тюремного подземелья. Молодая квенди, вначале не поверившая в милосердие врага, даже не пыталась покинуть отпёртую темницу. Лишь спустя какое-то время, убедившись в добропорядочности намерений своих мучителей, Нанивиэль с завидной прытью воспользовалась возможностью выбраться на свободу. Поняв, что никто её останавливать не собирается, пылкая сердцем эльда тут же решила сбежать за пределы Мордора. Талрис не собирался ей мешать — в конце концов, он обещал Ниар лишь сохранить бессмертной жизнь. О качестве жизни никакой договорённости не было. Учитывая, что всё время своего заключения Нанивиэль ничего не ела и практически ничего не пила, колдун считал, что эльфийка не сможет пересечь горный кряж ни с севера, ни с запада страны. Надеясь изловить Илийю где-нибудь в пещерах, Талрис нерасторопно готовился к погоне за беглянкой. Лишь одного не учёл ангбандец. Илийя обладала поистине скверным, взрывным характером. Поэтому её попытка покинуть земли Мордора не стала для Талриса большим сюрпризом. Удивился маг совсем другому — таланту эльды к разрушению. Она, будто ураган, сметала на своём пути всё: сожгла две кузницы, повалила небольшой дом, умудрилась каким-то образом завалить три колодца с питьевой водой, даже изловчилась испортить всё сено в драконьих яслях. Поняв, какую нелепую ошибку совершил, отпустив Нанивиэль из-под охраны, Талрис тут же разослал отряды наиболее прозорливых кинн-лаи на поиски мелкой преступницы. Те без сна и отдыха рыли землю носом, силясь поймать пленницу. Их старания, к сожалению, были тщетными. Треклятая девка будто сквозь землю провалилась. В итоге потерявший терпение, Талрис решился сам отправиться на поиски. Прикинув, что в одиночестве сумеет найти следы девушки быстрее, предупредил Анаэль о своём уходе, оставив за главного в Дуртанге Беорна. Простодушный оборотень, прознав о беде брата Ниар, смеялся до коликов в животе. Вволю нахохотавшись, пожелал Талрису удачи и тут же начал деловито раздавать указания снующим туда-сюда квенди. Глотая злость, ангбандец сухо попрощался с медведем и направился к Минас Моргулу, рассчитывая отыскать следы Нанивиэль где-нибудь рядом с Моргаем. Перебирая про себя все известные бранные слова на разных языках, около суток Талрис шатался по руслу высохшей реки вдоль ущелья у западных отрогов Эфель Дуата. Прислушиваясь к горным шепоткам, читал на земле следы диких птиц и зверей. Неприглядная и суровая земля Мордора на первый взгляд казалась совершенно необитаемой и мёртвой, однако то здесь, то там можно было заметить отпечатки лап самых разнообразных форм и размеров. То и дело приникая к сухой почве руками, Талрис с беспокойством поглядывал на юг. В душу волшебника закралось неприятное предчувствие. Конечно, не хотелось признавать такой вероятности, но юную эльду по дороге к Кирит Унголу попросту мог кто-нибудь сожрать. Уже отчаявшись, Талрис уже начал было подумывать о различного рода хитростях. В конце концов, он мог просто воспользоваться магией, чтобы увидеть, где скрывается упрямая эльда. Прибегать к таким мерам крайне не хотелось. Даже самому себе Талрис стыдился признаться, что не может отыскать в родных землях неопытную, пусть и хитрую, беглянку. Взгляд упрямо рыскал по скудным на растительность горным склонам, вырывая из общей картины неприметные особенности. Вот здесь колдун видел утоптанную траву, там замечал погнутые ветки, и вроде как в воздухе висит едва уловимый смрад немытого тела… — Уже рядом, — Миас буркнул фразу себе под нос, медленно поднимаясь с земли. Стряхнув с рук чёрную пыль, облизал пересохшие губы. След шёл дальше на юг, вёл к перевалу. Вероятно, Нанивиэль надеялась поскорее попасть к руинам Осгилиата. Однако стоял полдень, жаркое свирепое солнце выжигало всё живое, что попадалось под гнёт лучей. Просохшая земля впитывала в себя тепло, обжигала ступни даже сквозь толстую подошву сапог. Вряд ли нежная эльфийская барышня могла выдержать долгий путь в столь нещадных условиях. Почти наверняка Илийя просто нашла место, где можно схорониться до вечера. Зная точно, что большинство путников по неопытности выбирают на землях Мордора самые просторные пещеры в качестве укрытия, Талрис сменил тропу. Быстро сбежав с крутого склона, направил шаг чуть восточнее. Там внизу, вдоль южных краёв Моргая, тянулась длинная цепь ветвистых горных нор, оставленных подземными чудищами сотни эонов назад. Какое-то время этими лазами в качестве жилья пользовались тролли, пока их не прогнали звери гораздо более коварные и прожорливые. Дальним потомкам Унголиант пришлись по вкусу тёмные и влажные туннели под каменными насыпями; туда, словно приворожённые, спускались несчастные путники в поисках воды, защиты и сна. В итоге бедолаги становились паучьим обедом — восьмилапые, разжиревшие на лёгкой добыче, не чурались ни орочьего мяса, ни эльфийского. Спрыгнув с высокого отрога, Талрис остановился на секунду. Взор упал на выступающие из земли острые зубья изломанных скал. В щели меж камнями попал лоскут добротной ткани, явно шёлковой, богато отделанной, но уже истрёпанной и грязной. Лицо чародея тут же осветила победная улыбка. Он был на правильном пути. Нанивиэль бежала быстро, без оглядки, не успевая подумать, куда направляет стопы. Ещё около двух часов пришлось бродить Талрису прежде, чем он сумел таки найти Илийю. Злые лучи жалили спину, нагревали одежду, навевали страшную жажду. Дорожная пыль и вулканическая копоть плотной серой паутиной покрыли плащ, сапоги и брюки. Как назло, ветер со стороны Литлада — кинн-лаи называли его Мирэгэй — усиливался, поднимая к небесам плотные песчаные рожки. Начиналась буря. Глотая скрипящий на зубах песок, Талрис осторожно свернул к темнеющей прогалине ближайшей пещеры. Приблизившись, замер на месте, сжавшись в тугой узел нервов. Под каменными сводами небольшого грота слабо плясал неуверенный костерок. Рядом, грязная и оборванная, сидела хнычущая фигурка. Едва ли узнав в чумазом личике абрис Илийи, Талрис бесшумно юркнул за ближайший валун. Зная, что является хозяином положения, он не торопился показываться беглянке на глаза. Вместо этого решил обождать, наблюдая и изучая. Нанивиэль, судя по степени изношенности одежды, бродила среди пустынных горных кряжей уже добрые сутки. Её длинные тёмные волосы стали тусклыми и свисали с макушки неопрятными сосульками. Детскую мордашку покрывали разводы грязи, рукава платья по локоть порвались, белую кожу маленьких ладоней пересекали порезы и ссадины. Илийя была кем угодно, но не умелым следопытом. Роняя слёзы на колени, юная квенди отчаянно пыталась расшевелить свой стремительно тухнущий костёр. Руками сгребая сухие веточки, подпихивала их в самое сердце импровизированного огнища. Талрис немо ухмыльнулся. И чему только учили нынешних эльфов их благородные родители? — Под ветки разжигаемого костра кладут трут, — единственный сын Мелькора осторожно вынырнул из тени. Его сильный, зычный голос отразился от потолка пещеры и унёсся вглубь горного массива. Эльда, секунду назад самозабвенно разжигающая костёр, сорвалась с места, приникнув спиной к дальней стене своего убежища. Из-за спины выудила аккуратный кинжал. Талрис, чуть наклонив голову, оценивающе оглядел хиленькое оружие. — Поверх нужно класть хворост, и только потом поленья побольше. При этом очаг следует размещать на сухом месте, и так, чтобы чад от костра не заполнял помещение. — Уходи, — Илийя, громко зарычав, тут же расплакалась. Тонкие пальцы девушки с силой сжимали кинжал. — Я не вернусь в темницу… Талрис проигнорировал девичьи крики. Вместо этого подошёл к костерку, молча затоптал тщедушный огонёк. Рядом расчистил место шире. Убедившись, что камень под стопами совершенно сух, выудил из кармана кожаной куртки сваленный в шарик трут. Осторожно положил его наземь, накидал сверху серых веток, сделал незаметный пасс пальцами. Послышался глухой щелчок, хворост жарко вспыхнул под гнётом магии. Отточенным движением ангбандец потянулся за валяющимися вокруг ветками — ветер растаскивал валежник по укромным горным уголкам. — Когда в следующий раз будешь разводить огонь, используй только красные и серые прутья, — Талрис, устало вздохнув, сложил руки на груди, не отрывая взгляда от огня. — В Мордоре даже деревья не все горят. Большинство здешних растений приспособилось к жизни рядом с источником вечного пламени. Впрочем, местные деревья с лёгкостью переживут не только пожар, но и лютый холод. Кстати говоря, в следующий раз, выбирая себе место для ночлега, постарайся найти пещеру, в которой не воняет серой. Эти земли вулканические. В отличие от деревьев, пол под ногами запросто может гореть. Он улыбнулся, наблюдая за тем, как вытягивается от злобы и бессилия лицо юной бессмертной. Пышущий жаром магический костёр быстро разрастался. Несколько искорок, попав на небольшую прогалину, заполненную желтоватым песком, тут же вспыхнули, взметнув ввысь яростное облако огненных языков. Илийя, скрючившись от страха, тихонько пискнула. Из рук юной квенди выпал кинжал, задел лезвием крохотный камень, который, покатившись в сторону, выбил из костра увесистую жердь. Горящая палка, плюясь оранжевыми веерами, ударилась о дородный сталактит. Талрис, предчувствуя очередную напасть, шепнул под нос заклятие, заставившее палку потухнуть. Жёлтые кристаллы на теле сталактита недобро блеснули. Чародей, помрачнев, поджал губы. С подозрением оглядел упавший из рук Илийи нож. — Сейчас с юго-востока на запад идёт песчаная буря, — обождав немного, Талрис поднялся с колен и вплотную подошёл к Нанивиэль. Молодая Эльда, словно затравленный зверёк, смотрела на него свирепыми, сверкающими ненавистью глазами. Удерживая на себе взор бессмертной, ангбандец добродушно улыбнулся. — Советую тебе переждать её здесь. Если выйдешь, порывистый ветер изломает тебе кости и иссушит плоть. А так как выживать в диких условиях ты явно не умеешь, то вот тебе ещё один совет — усмири свою гордыню и возвращайся к Барад-Дуру. Тебя накормят, напоят, и, быть может, даже отмоют. В противном случае дикие звери отыщут тебя в этой яме просто по запаху падали. — Я не вернусь за решётку, я не рабыня, — зло пропищала эльфийка. Талрис, ясно видя как трясутся поджилки Нанивиэль, едва подавил в себе рвущийся наружу хохот. Ещё никогда он не видел более жалкого зрелища. — Лучше сдохну по дороге домой, но не стану пользоваться помощью врагов… — Ты уже ею пользуешься, — Талрис кивнул в сторону костра. Его черные глаза наполнились неестественно яркими сполохами. — Моя сестра не просила заботиться о тебе, но очень хотела сохранить твою жизнь… Поэтому, чтобы ты не наломала дров, я расскажу тебе куда следует идти, где искать пищу и что пить. Вытащив из-за пазухи увесистый бурдюк, ткнул его в грудь Илийе. Девушка от неожиданности пошатнулась, брезгливо отбросила в сторону дар, передёрнула плечами. Талрис нахмурился. Давно его так сильно не жалило чужое отвращение. — До перевала Кирит Унгол полтора дня пешего хода без остановки, квенди, — Миас заговорил на нарочито высокопарном синдарине. — Ступай на юг, по высоткам ущелья, остерегайся особенно узких мест, старайся держаться света. Никто не тронет тебя на этих землях, но в Горах Тени живут существа, не подчиняющиеся никому. Если почувствуешь опасность, сразу беги. Когда доберёшься до кряжа рядом со старой крепостью, увидишь лестницу, уходящую вверх. Воспользуйся ей, но ни в коем случае не пытайся пройти подземным ходом. Когда преодолеешь цепь Эфель Дуата, выйдешь прямиком к реке Моргулин. А оттуда без проблем доберёшься до Гондора. Если сумеешь выжить тут, конечно же. Небрежно отсалютовав эльфийской девочке, Талрис направился к выходу из пещеры. Немного упокоившись тем, что нашёл свою пропажу, Миас мысленно уже пребывал у Барад-Дура. Решения требовали сотни дел, а времени на всё не хватало. Прекрасно понимая, что вновь не сможет отдохнуть, чародей степенно вышел прямиком в песчаную бурю. За спиной раздалось какое-то кваканье, зашелестела ткань, мимо уха пронёсся со свистом брошенный в спину кинжал. Короткое лезвие блеснуло, скользнуло по ближайшему камню, упало на песок. Талрис подобрал оружие, пряча его за кожаный пояс. — Вечно так, жалят исподтишка, как гремучие змеи, — ангбандец, не обернувшись, хохотнул. — Какая беспечность.••••••
Какая беспечность. И глупость. И праздность. Кили, громко фыркая, оглядывал суетящихся собратьев. Те бегали по цитадели, распевали громкие песенки, бранились и ругались друга на друга в шутливых формах. Неуклонно вечерело, народ после долгого рабочего дня развлекался. Дозорные в коридорах помогали женщинам зажигать факелы, детвора сбивала с ног нерасторопных стариков. Хмурясь, Кили покачал головой. Гномий народ, вернувшись в Эребор, словно бы уже успел забыть годы каторжных скитаний по людским и эльфийским поселениям. Слишком коротка на деле оказывалась гномья память. — Вот, держи, — Двалин передал Кили в руки длинный эльфийский лук. Суровый и по обыкновению своему мрачный, он хищно оскалил зубы. — Даже не представляешь, каких денег стоит твой заказ. Ты мне теперь по гроб жизни должен… Кили оглядел полученное оружие. Не врал Двалин — подобный лук должен был стоить состояния. Резная рукоять, гибкие тонкие плечи, едва заметная, но невероятно тугая тетива. И всё это великолепие украшено искусной резьбой бессмертных лесных соседей, издревле славящихся своим умением стрелять метко и быстро. Огладив рукой нежные узоры на полированном дереве, Кили по-детски улыбнулся. Давно к нему в руки не попадали столь занятные и красивые вещицы. — Сколько я должен тебе? — подняв взор к Двалину, молодой гном залился румянцем. Грудь переполняло волнение, природу которого Кили и сам разгадать был не в силах. — Я всё отдам. — Да ни сколько, — Двалин, сдвинув брови на переносице, лишь грубовато махнул рукой. — Когда понадобится и мне твоя помощь, поверь, я тебе сам напомню о должке. А пока пользуйся на здоровье. Мой старый ушастый друг в Ласгалене заверил, что стрелы, спущенные с этого лука, смогут пробить любую кольчугу. Кроме мифриловой, конечно. — Ясно, — очарованный великолепием нового лука, Кили начал заботливо укутывать его в лоснящийся обрез мохера. Уже представляя, как прикладывает к тетиве тонкую стрелу, юноша задрожал в нетерпении. Последние несколько дней посвятивший себя подготовке к походу на Мордор, Кили почти кожей чуял аромат новых приключений. Он уже достал для себя и брата по знатному мечу, сумел отыскать добротные кольчуги, крепкие кожаные поддоспешники и прочую мелочь. В походе к дальней южной стране могло понадобиться что угодно — от складной удочки до банальной пары сменных портков. И в этот раз Кили собирался не забыть о мыле. Иной раз его так не хватало в долгой дороге… — Ты случаем никуда не решил свалить? — Двалин, заметив на лице собеседника выражение отрешённости, со всей дури похлопал Кили по спине. От могучих ударов из молодого гнома чуть весь дух не вышел. Остервенело покачав головой, племянник Торина поспешно юркнул в сторону. — Нет, просто решил заменить старый лук, — состроив хитрую моську, Кили хмыкнул. — Стоит поупражняться в стрельбе. А то скоро отращу себе задок размером с… в общем, не важно. Быстро развернувшись на каблуках, Кили спешным шагом направился прочь от старого приятеля. Не желая привлекать к себе лишнего внимания, молодой гном устремился к покоям, намереваясь потратить ближайшие часы на окончательные сборы. Фили собирался выступить уже послезавтра. Он считал, что медлить не стоило хотя бы потому, что страх лизал пятки. Да и вообще, чем дольше стены крепости ограждали от опасностей внешнего мира, тем меньше хотелось покидать своды цитадели. А Кили знал, какой коварной и обманчивой может быть иллюзия полного покоя. Никому не стоило забывать о таящихся снаружи Эребора угрозах. И уж тем более, не стоило забывать о них Торину… Зло рыкнув, Кили промчался мимо скучающей стражи. Добравшись до своих палат, носком сапога раскрыл дверь. Оказавшись внутри, осторожно уложил новенький лук на кровать рядом с длинным гномьим мечом из чёрной стали. Нетерпеливо пройдясь из одного угла комнаты в другой, схватил ещё не опробованный в бою меч и начал его яростно точить. Злые мысли бежали одна впереди другой. Разглядывая собственное отражение в зеркальном блеске стального лезвия, Кили представлял, как погружает холодный металл прямо в грудь Красной Колдуньи. Сладкий миг отмщения. Вероятно, не стоило мечтать о таком, но горячее и юное сердце требовало расплаты. По возможности — кровавой.