••••••
Будущее неочевидным образом превратилось в призрак и больше никакие предсказания не были властны над судьбой. Свобода казалась сном, заточение — реальностью. Он ощущал мир, пронизанный теплом и светом, но кожа хорошо помнила холод бездонных мраков и бездн. Звёздные ясли тонули во тьме, и мириады миров исчезали и возникали в секундных порывах. Там, за гранью Всего, таилась истинная свобода. Для него. Его семьи. Его детей. — Зачем нам в Лориэн? — Саурон, всматриваясь вдаль, пытался перевести дух. Они остановились на некоторое время, чтобы передохнуть и насладиться предутренними часами. Туман заволок простирающиеся низины спящих долин. Мелькор, втянув в лёгкие воздух, улыбнулся. — Хочу поговорить с тем, кто создал Сильмариллы, — он оглядел своего побратима. Теперь очевидными стали те вещи, что изменились в Майроне за годы разлуки. Он возмужал. Стал твёрже. Жёстче. И гораздо свирепее. — Разъясни, что произошло между всеми вами. Саурон моргнул. В его глазах полыхнули хорошо знакомые Мелькору огни — угли ангбандских кузен. Время тому свидетель, протекли секунды сквозь пальцы тысячелетий, но взгляд ученика и сподвижника практически не изменился. Однако дух Майрона иссякал, и уверенность в собственных силах покидала его. Многому научил Мелькор своего друга. Многому, да видно не всему. — Я решился отправиться в добровольное изгнание, брат, потому что верил, что ты сделаешь всё, дабы оградить их от войны, которую мы начали, — Мелькор говорил тихо и спокойно, хотя в груди клокотал беспокойный гнев. Вероятно, слишком долго он сам пребывал в тишине и теперь, когда ощутимые чувства вновь коснулись горнила сердца, в нём вновь вспыхнул пожар. — Я долго и молча наблюдал за тобой. За вами. Я видел, как ты смотришь на мою дочь, как относишься к ней. Знал я и то, что стану помехой для вас, так как верил в твою порядочность и честность. Ты был тем, кто помог мне в минуту печали и скорби, отчаяния и боли. Именно ты смог спасти Ариэн от гнева старших Валар. Ты и только ты приходил на помощь, когда моих сил уже не хватало. Майрон устало потупил взор, явно не находя слов для ответа. Брови сошлись над переносицей, скривились губы в выражении крайней тяжести. Он приложил руку к груди, сжав ладонь в кулак. — Так ты знал? — из глотки Властелина Колец донёсся сухой всхлип. Майрон тоже боролся, и только Эру ведал, с какими именно демонами. — Ты знал? — А ты смешной, брат, — Мелькор тепло улыбнулся, пытаясь внутри себя найти точку равновесия. Когда-то давно у него неплохо выходило контролировать себя. И теперь он вновь был жив. И был способен даже на большее, чем прежде. Кума выковала внутри Мелькора несгибаемый стержень из стали, открыла ему глаза на сущность, вырвала его нутро и вернула его на место, изменив. — Знали все, кроме Ниар. И если между вами была война, предполагаю, она до сих пор ничего и не знает. Ты боишься меня, Майрон? Он уже задавал этот вопрос. Тогда ещё, когда мир освещали Великие Светильники. Молодой Майя не колебался в ответе, не дрожал и не сомневался в выбранном пути. Сейчас не существовало того молодого Майа. Перед Мелькором находился воин, закалённый в битвах, переживший потери. Он мог ответить иначе. — Нет, не боюсь, — Майрон вскинул глаза к другу, их взгляды встретились. — Будь у меня выбор, я поступил бы так же, как поступил. Я… боюсь её. Потому что она давно больше, чем я. Больше, чем ты. Возможно, она больше, чем Аман. — Мой брат говорил, что мой голос породил в Арде тьму, исказил её, сделал грешной, — Мелькор понятливо кивнул, представляя себе лицо своей дочери. — Но Манвэ никогда не понимал, не осознавал до конца, что зло, которое было приписано мне, изначально закладывалось Эру в каждом существе. Созидание требует первичного разрушения. Абсолютной свободы. Полнейшего Хаоса. Ниар и есть этот Хаос. В ней заключена не только моя сила, но и сила Света, и Тайного Пламени. Он замолчал, горько улыбнувшись. Нет, не такого будущего он желал своим детям. Он не хотел их видеть орудием Эру. Они должны были избавиться от своего предназначения. От своей лебединой песни. А вместе с ними освободилась бы и Арда, став частью чего-то большего. — Я любил её, — по лицу Майрона потекли слёзы. Беззвучный плач бессмертного мятежника. — До тех пор, пока она не стала превращаться в тебя. А потом мне стало гораздо проще её ненавидеть, чем наблюдать за тем, как она шагает в пропасть. Они какое-то время оба молчали, раздумывая каждый о своём. Небо всё ещё оставалось тёмным, хотя вскоре должен был наступить рассвет. Мелькор задумчиво оглядывал западную полосу горизонта, утопающую во тьме. — Все беды мира возникают оттого, что кто-то кого-то когда-то неправильно понял, — стряхнув с себя бремя сиюминутной апатии, Тёмный Владыка дружелюбно потрепал приятеля по плечу. — Знаешь, что было хорошего в пребывании на просторах Кумы? Там нет времени. Секунда растягивается в вечность, а вечность с той же лёгкостью сворачивается в секунду. Благо, я не потерял остатки разума, привыкая к полному одиночеству в столь ярой тишине бесконечности. Однако здесь время материально, и мы с тобой не имеем никакого права на промедление. Оно убивает. — Чтоб вас всех подрали балроги, вы даже разговариваете одинаково, — Майрон раздражённо фыркнул. С его губ сорвался истеричный смешок. — У меня такое чувство, что я это уже переживал. — Нет ничего нового под солнцем, брат мой, — Мелькор только и мог хмыкнуть в ответ. Нехорошее предчувствие, поселившееся в груди, ощерило пасть. — Всё это было и повторится вновь, и так будет всегда, снова и снова. Суть бытия сама расставит приоритеты и уравновесит стороны в гармонии. Он вдруг ощутил себя очень старым, древним и немощным. Весь груз опыта и памяти одним сильнейшим ударом упал на плечи Мелькора. Тяжело вздохнув, он покрутил пальцем вокруг, как бы охватывая жестом близлежащий пейзаж. Хотелось поскорее сменить тему разговора, так как беседовать о возвышенном не имело никакого смысла. — Так видишь ли ты Феанора или нет, Майрон? — он с любопытством и одобрением заглянул в глаза старому другу. Былые чувства доверия и братской близости постепенно возникали из воздуха, материализуясь незримой связью между двумя искалеченными душами. Мелькор не пытался поторопить этот процесс. В его голове всё ещё правили бесплотные шепотки Бездны. И они требовали отмщения. Страшный соблазн. Непоправимые решения. — Да, вижу, — Майрон мрачно качнул головой туда, где стоял массив Мглистых Гор. Последние, кстати, заметно сбавили в росте. — Идти не так долго, как может показаться. — Думаю, проще будет воспользоваться помощью наших крылатых странников, — Мелькор развернулся на месте, прикрыл веки, мысленно воззвал к старым слугам. Ровная и умиротворённая песнь его голоса волшебным саваном расстилалась по округе. Неощутимая паутина света, связующего всё живое и неживое, задрожала от мановения его разума. Поколебавшись секунду, Мелькор встревоженно обратился к Майрону. — Слушай, а я ведь даже не спросил. Драконы ещё существуют? Их ведь не перебили? Или я и это успел пропустить?••••••
Или я и это успел пропустить? Как вообще можно такое проворонить! Пусть пропасть разверзнется у меня под ногами, я не мог не заметить! Или мог?... Шквал мыслей заполонил рассудок. Талрис раздражённо сглотнул, перебарывая в себе искушение броситься в пляс. Сердце бешено колотилось при одной только мысли о возможном. Он ведь не ошибся? Он ведь действительно услышал голос отца? Чародей огляделся. Работавшие в ночную смену кинн-лаи обмерли, затаив дыхание. Коридор разрушенной крепости в мановение ока превратился в обитель непроницаемой тишины. Все присутствующие вслушивались в гудение Вселенной. Все ждали повторения клича, чтобы убедиться. Чтобы удостовериться. Чтобы, в конце концов, поверить. И он действительно повторился. Даже Беорн, не имеющий тесной связи с прошлым Темных Земель, услышал его. Тайный призыв, полный новой надежды и сил. Почти забытый голос отца, наставника и защитника. Талрис выдохнул. Облегчение невероятной мощи омыло его изнутри, прогоняя прочь усталость, горесть, накопившуюся злобу. Он вновь почувствовал себя молодым и беззаботным, полным желаний созидать и изменять сущее. Прикрыв веки, колдун тепло улыбнулся, отвечая на зов отца мягким мысленным приветствием. — Он вернулся, — робкий шёпот разнёсся под сводами древней цитадели и усилился стократно, передаваемый из уст в уста, повторяемый губами жителей Мордора. По телу Талриса пробежали мурашки. Он вскинул голову вверх, отдавая всё своё естество на волю гудящей толпе. Крики радости, выросшие из неуверенных возгласов, волнами раскатывались по каменным ходам. И всякий раз они набирали новую силу и тысячи неспящих душ, вторя друг другу, приветствовали истинного Короля Эа, Владыку Белерианда, Тёмного Властелина Арды.••••••
И всякий раз они набирали новую силу и тысячи неспящих душ, вторя друг другу, приветствовали истинного Короля Эа, Владыку Белерианда, Тёмного Властелина Арды. Громогласный рёв сотрясал стены, стёкла окон дребезжали и даже воздух дрожал от напряжения. Илийя, часто и тяжело дыша, оглядывала окрестности Лугбурза, страшась сокрытой здесь силы. Талрис оставил её в прекрасно убранных покоях много часов назад. Здесь было чисто и вкусно пахло, мебель и декор располагали к отдыху. На столе эльфийку ждали фруктовые яства. Однако сон не шёл к Нанивиэль и она, ёрзая на кровати под пуховым покрывалом, думала о Талрисе. О странном чародее Мордора. Он не был с ней добр, но точно был доброжелателен и гостеприимен. Он проводил её к одной из авари, попросив сопроводить до горячих источников. После принятия расслабляющей ванны, Илийю растёрли маслами, нарядили в удобные вещи, накормили от пуза и отправили на экскурсию. Всё это время никто даже не пытался обидеть Нанивиэль и она, смиренно подчиняясь странным законам Чёрной Земли, наблюдала за тем, как живут существа Мордора. Кинн-лаи оказались весёлым, открытым и трудолюбивым народом. В них не осталось ничего от орков — кровожадных и глупых бестий, способных сожрать себе подобного. В авари Белерианда Илийя видела больше прекрасного и чистого, чем в сородичах из Лориэна или Ласгалена. Мордорские бессмертные широко улыбались, громко смеялись, а если и ругались, то быстро решали конфликты. В них таилось нечто дикое и тёмное, опасное и свирепое. В этом была их сила и их слабость. Однако авари не были жестоки. Напротив. Сопровождал Илийю в походе по Мордору Патао. Огромный демон из чистого пламени. Грозный и смертоносный на вид, на деле балрог оказался добродушным великаном, склонным к пошлым шуточкам и любви к алкоголю. Пыхтящий смоляными облаками, он водил Илийю по строящимся улицам вокруг Лугбурза, рассказывая историю страны. Иногда тыкал пальцем то в одну разрушенную статую, то в другую, как бы мимоходом упоминая забытые имена мёртвых уже героев. Илийя молча слушала, внемля словам рогатого демона. Присматривалась, сравнивая размеренную жизнь Ривенделла с бурлящей активностью Мордора. После долгой прогулки, провожатый-балрог отвёл Нанивиэль к огромным центральным ставням Лунатурко, где Илийю ждал Талрис. Миром уже овладела ночь, улицы окрасились голубоватым сиянием местных растений, а крыши новых и старых зданий мерцали в неясном свете Ородруина. Талрис кивком поблагодарил Патао и в полном молчании отвёл юную квенди в отведённые ей покои. Она беспрекословно подчинилась чародею, когда он пригласил её войти внутрь широкой палаты. Не стала возражать и тогда, когда за спиной сомкнулись створы чёрных дверей. Спокойно, без волокиты она сбросила с себя дневное одеяние, сменив его на ночную сорочку, любезно кем-то оставленную на перине широкой кровати. Ей не было страшно. Было не привычно. Она всё ещё ощущала жгучую ненависть к дикарям, населявшим Мордор. Мысли также как и раньше крутились вокруг желания убийства. Она снова и снова представляла себе, как перерезает Талрису глотку, как убивает Миниа, как возвращается домой, окровавленная, изнурённая, но удовлетворённая свершённым правосудием. Илийя долго лежала в кровати, вглядываясь в очертание своей руки. Оглядывала шрам, оставшийся на месте исчезнувшей фаланги пальца. И вспоминала прикосновение Талриса — будто щекотка огненной ветви, обжигающая и мимолётная. Она поймала себя на мысли, что вновь хочет прикоснуться к нему. Вновь ощутить этот беспокойный, глубокий жар, почувствовать его под кожей. Быть может, даже пройтись ладонью по его обнажённой груди, наслаждаясь силой и твёрдостью его молодого тела. Она уже начала засыпать в сумбурном потоке странных мыслей, как снаружи послышались крики на неведомом Илийе языке. Соскочив с кровати, бессмертная, глотая панику, ринулась к окну. Раскрыв ставни, стала очевидцем зрелища, от которого захватило дух и спёрло дыхание. Улицы и проулки строящейся твердыни заполонили эльфы. Они ничего не делали, просто стояли и смотрели в небо, выкрикивая сильными голосами одну и ту же фразу. Их абрисы змеились, переливались один в другой, становились единым целым. Порывы голосов всё меньше походили на разрозненные вопли, но с каждой секундой обретали звуки и формы марша. Набата под сводами Одинокой Горы. Молитвы у Амон-Амарта. Единым ритмом билось сердце Мордора в ту роковую ночь, переплавленное, перекованное, ставшее неколебимым. Один за другим авари вскидывали к небесам руки в знаке приветствия. С их пальцев срывались пламенные огоньки и уносились прочь, вверх, подхватываемые огненными ветрами. У Илийи пересохло в горле. Тайная магия детей ночи очаровала и её светлое сердце, и хоть юная квенди никогда не ведала древних знаний, но задрожала она под гнётом волшебства, недоступного обычным эльфам. Это был их Манифест Свободы, их Великий Плач по прошлому. Задышав тяжело и часто, Илийя сползла на подоконник, сотрясаемая изнутри благоговением пред несдерживаемой мощью похороненных идеалов. Она, внезапно всхлипнув, заплакала. Голову будто осветило вспышкой и бессмертная поняла, почему вдруг запели Авари. — Он вернулся, — она прошептала фразу на синдарине, понятия не имея при этом, что повторяет за Темными Эльфами их непрекращающееся песнопение. — Айрэ Тари, спасите нас всех. Он вернулся…••••••
Он вернулся… В этом не было сомнений. Натянутая, будто тетива лука, Анаэль всматривалась вдаль, вслушивалась в тишину и улыбалась. Сердце выбивало в груди победный марш, а в голове тем временем бушевали в неведомой пляске разнообразные мысли. Отец вернулся! После стольких лет бесконечных войн, скитаний, смертей и предательств, он всё же освободился! Их любимый отец, способный принять мудрое решение в самой сложной ситуации. Он больше не был пленником, его ни секунды больше не связывали путы цепи. Король вновь мог занять своё место на троне и вновь они могли зваться семьёй. Наконец. — Хозяин сумел? — Лерос, спустя некоторое время напряжённой тишины, недоверчиво покосился на Анаэль. Назгул выглядел не менее возбуждённым, чем сама Миас. Он нервно хмыкнул. — Неужели и правда, сумел? — Треклятый Майрон, похоже, что да, твой мастер каким-то образом умудрился не просто сбежать с Кумы, но найти там моего отца и освободить его, — Анаэль вдруг расхохоталась, спрыгнула с коня, отбежала прочь и закричала во всю мощь своих лёгких, бросая вызов мирозданию. — Слышите, вы, великие и мудрые! Мой отец вернулся!!! Он вернулся! Она вновь расхохоталась, и её чистый детский смех согревал окружающий мир. Волшебница крутанулась на месте, соткала из воздуха крохотную звёздочку света и послала её под облака — дань былым традициям и обычаям, когда на Севере любое празднество заканчивалось именно так. Она была уверена, что сейчас под грозными тучами Мордора роем вьются сотни подобных же огней. С южной стороны послышался рокот. Будто гром опустился на юг Сагатавулда. Вздрогнув, Анаэль обернулась назад, выискивая взглядом источник баснословного шума. Ломать голову долго не пришлось — вдали, там, где ещё виднелись в темноте неясные очертания Пепельных Гор, взлетали ввысь яркие всполохи драконьего пламени. Крылатые змеи куда-то мчались. Вероятно, на призыв своего хозяина. — Вернёмся в Мордор? — спешившись, Лерос нагнал Анаэль. Остановился, задумчиво улыбаясь. — Вероятно, Господин пожелает как можно скорее оказаться дома, чтобы вновь увидеть вас. Анаэль заколебалась. Никто не смог бы описать то смущение и беспокойство, что испытывала бессмертная в момент принятия решения. Ей очень хотелось развернуться и пустить коней галопом, чтобы вновь очутиться под крышей Барад-Дура. И, наверное, она бы так и поступила, будь она обычным человеком. Но человеком она не была, и груз ответственности несла невероятных размеров. Анаэль являлась третьим ребёнком Мелькора, младшей из Миас, хранительницей Тайного Пламени Сильмарилл. Она не имела права на эмоции, чувства, персональные переживания. Она дышала порывами ветра и могла движениями рук стирать с лица континентов горы. Нет. Ещё не наступило время воссоединения. Отец должен был понять её мотивы. Ведь он сам учил их прежде заботиться о государстве, и лишь потом о себе самих. — Нет времени, Лерос, — Анаэль, задорно улыбнувшись, кивнула на коней. — Перед нами стоят вполне определённые задачи. Чем быстрее мы с ними справимся, тем проще будет нам. Тем более теперь, когда отец сможет помочь и дельным советом, и силой. Давай же поспешим, друг! Гляди! Опускается туман и клубятся под ногами сизые змеи. Мир спит ещё, не осознавший до конца, что всё теперь изменится.••••••
Мир спит ещё, не осознавший до конца, что всё теперь изменится. Окутанный молочной пеленой, дремлет в предрассветный час. Лишь треск горящих поленьев доносится со стороны, убаюкивающий гомон погибающих меллирн. Феанор дремал на посту, уставший от рутины. Лориэн всё ещё пребывал в осаде: дозорные кинн-лаи не давали лесным братьям возможности прорвать блокаду. Они умело стерегли главные врата твердыни Галадриэль, ставили ловушки у иных проходов, чинно передавали друг другу караул. Однако никогда не применяли оружия с целью убить. Бывали минуты, когда со стен великого града на тёмных эльфов лился дождь из стройных стрел. Авари отвечали неохотно короткими очередями, для острастки иной раз стреляя в небольшие оконные зазоры каменного забора. На этом вооружённые споры обыкновенно кончались и наступали вновь часы шаткого перемирия. Всем было понятно, что изнутри блокаду кинн-лаи пробить невозможно. Тёмных поддерживали сильные чары, пожар не стихал, и даже более чем, медленно, но верно перебирался в город. Лотлориэн задыхался в чаде огня, вопреки стараниям подчинённых Галадриэль. Сонным взглядом Феанор осматривал лесные угодья за стенами Долины Золота. Густой туман покрыл сгоревшие опушки и сквозь его белёсые очертания то тут, то там вспыхивали оранжевые языки пламени. Чуть поодаль едва виднелись очертания лагеря тёмных авари. С той стороны до ушей Феанора доносилась долгая и пронзительная мелодия флейты. Незнакомый волнующий мотив навевал грусть и меланхолию. Кем бы ни был автор музыки, талантом он обладал внушительным. Грустно вздохнув, Король Нолдор снял со спины колчан, приложил лук к стене и присел на небольшую лесенку, ведущую к сторожевой башне. Несколько секунд наслаждаясь божественным мотивом, Феанор прикрыл веки, давая дрёме волю над рассудком. Благодатное спокойствие снизошло на него, даря краткий миг отдыха и единения с собой. Однако недолгой оказалась нега. Феанор проснулся тут же, как над лесом мелькнула гигантская тень, вслед за которой пришёл рёв и грохот земли. Твердь задрожала под стопами и кузнец, вскочив со своего места, уставился вперёд. Галадрим, дежурившие с Феанором рука об руку, приняли боевые позиции. Лица их были спокойны, но в глазах плескался страх. Смолкла вдали песнь флейты. Звериный рык и гомон падающих древ послышался со стороны лагеря авари. Щурясь, Феанор пытался разглядеть что-либо в плотной завесе тумана. Волнение опоясало грудь тугими ремнями, сбивая дыхание с ровного ритма. Краем глаза Король увидел, как бессмертные собратья вскидывают луки наизготовку. Быстро махнув им рукой, кузнец отдал немой приказ «не стрелять». То, что прибыло к стенам Лориэна, явно не боялось стрел. Долгие минуты ничего не происходило и казалось испуганным сердцам, что лес утихомирил гостей. Но потом острый взгляд Феанора приметил колебание тумана вдали. Проступали через блеклый свет высокие силуэты шагающих вперёд. Размеренной и тихой походкой шли они навстречу лесной эльфийской цитадели. Сердце кузнеца ухнуло к пяткам. Время, будто промёрзшее в прохладе утра, потекло медленно. Отчуждённый и задумчивый, нолдо развернулся на месте и зашагал вниз, ступая по лестнице к нижнему уровню города. Он не был хозяином Лотлориэна, но был старшим в этих краях. Он видел больше и знал больше, а потому понимал, что настал момент принятия гостей. И никто бы не остановил его в тот момент — ни Саруман, ни Галадриэль, ни сам Илуватар. Он шёл к вратам города, чтобы открыть их и впустить в дом Артанис того, кого сам давным-давно проклял. Кожей ощущая, как холодеет воздух и как тишина вбирает в себя напряжение, Феанор властно отстранял эльфов, встававших на пути. Створы ворот были тяжелыми. Охранники-эльдар — храбрые лесные воины — не стали помогать Королю древних эпох. Но и мешать ему они не решались, ведь каждое движение кузнеца в себе несло столько силы и столько решимости, от которых запросто могло заживо сгореть любое другое живое существо. Феанор никого не обвинял в трусости. Отнюдь, он радовался тому, что сам имеет честь без лишних слов пригласить на разговор своего старого врага. Напрягая мышцы плеч, спины, ног и рук, кузнец заставил смертное тело сдвинуть с места гигантские ставни. Врата пошатнулись и, поддаваясь импульсу, раскрылись наружу, впуская в город водопад тумана. Белые облака разлились под сапогами, в нос ударил щекочущий запах дыма. Они уже стояли у врат. Высокие, молодые, одетые в простую походную одежду. Феанор узнал лица. Не мог не узнать их. К щекам и лбу прилила кровь. Плотно сжав губы, Король выпрямился во весь свой рост. — Моргот, — он воззрился в чёрные, бездонные глаза Владыки Белерианда. Оглядел с макушки до пят, пытаясь приметить какие-либо изменения. Перевёл взор к Саурону, стоявшему по правую руку от своего хозяина. — Сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись с тобой, добрый друг? — Слишком много, чтобы попытаться сосчитать, — Мелькор прикрыл веки и тонко улыбнулся. От Тёмного Властелина веяло вселенским спокойствием и гармонией. Ни намёка на пылкую ненависть или ярость. Кузнец поёжился. — Впустишь нас или стоит подождать на пороге, лелея надежду получить приглашение от хозяйки сего прекрасного места? Да, он точно был спокоен. Но в голосе его всё ещё чувствовалась мощь и власть, которыми не обладали жители Эа. Феанор сделал шаг назад, пропуская внутрь гостей. Встреча оказалась неожиданной, но желанной. Старый враг, за которым он так скучал, которого так ненавидел и которым так восхищался.••••••
Старый враг, за которым он так скучал, которого так ненавидел и которым так восхищался. Противник, которого никогда не видели глаза, но которого всегда чуяло смелое сердце. Гвайхир, приподняв красивую голову, отсалютовал Ниар крыльями. — Ты здесь, дева Валиэ, на вершинах Мглистых Гор, — орёл заговорил нараспев, пробуя на вкус старый, почти забытый им язык. Клокотал внутри страх и трепет звучал в предложениях. — Мы не видели тебя раньше, но знали, что ты явишься когда-нибудь. Ты или тебе подобные. Чего желаешь? Она была маленькой, щуплой, низкорослой. Ветра овевали её тельце, топорщили короткие волосы, сушили и без того обветренную кожу. Она стояла внизу, смотрела исподлобья и улыбалась, скаля зубы. В её тёмных глазах плясал огонь неистовый и свирепый. Такой знакомый и между тем такой чужой. Раньше это пламя освещало Арду. Теперь же оно несло с собой закат её. — Ты Гвайхир, предводитель Великих Орлов Эннората! Ты всегда приходил на помощь своим собратьям, был верным слугой своего господина! Я уважаю твою преданность, малый айну, и признаю твою силу! Но знай, что говоришь с дочерью Мелькора, которая пришла сообщить, что её отец жив и вернулся сюда, в Арду! Она подняла голову, подставляя лицо ночному небу. Братья и сёстры орлы заклекотали, замахали крыльями, раскрыли клювы, готовясь напасть. Гвайхир же, всматриваясь в прилетевшую на облаках девушку, сохранял молчание. Его мудрый взгляд пытался проникнуть вглубь малютки и отыскать в ней нечто, что подчиняло себе силу Тайного Пламени. Много веков Гвайхир был глазами и ушами Манвэ. Тысячи лиг он облетал ежедневно, высматривая зло у себя под крыльями. Он мчался быстрее ураганов и бурь, не боялся сражений и старался быть праведным айну. Однако и его пламенная сущность чувствовала страх пред тем, чего не мог узреть орлиный взгляд. Например, эту маленькую девушку. — Я предложила твоему хозяину мир, но я уверена, что предложение это будет забыто сегодня же на рассвете! — Ниар, что назвала себя дочерью Мелькора, без затруднений перекрыла голосом гвалт на Орлином Гнезде. Гвайхир, распушив перья, приосанился. Был ли он способен сбросить эту ведьму с вершины горы? Да, пожалуй, был. Но такие как она не умирают. Таких ждёт великая судьба. — Знаю я, чего стоят добрые намерения! И поэтому я тут! — Я подчинюсь своему Королю! — предводитель орлов Мглистых Гор был категоричен. Чувствовал Гвайхир, что ходит по острию лезвия, что допускает непростительную ошибку, но не мог поступить и ответить иначе. — Чтобы это ни значило для тебя, чародейка... Она зычно расхохоталась, позволяя в облике своём проявиться чудовищному, дикому, первородному. На мгновение орёл увидел в ней всю вселенную — и ярость, и любовь, и созидание, и разрушение. Но краткий миг прошёл и вновь пред Гвайхиром предстала тщедушная душонка, сгорающая изнутри. — Мир этот более не принадлежит подобным тебе, орёл, — колдунья улыбнулась шире, оголяя непомерно большие клыки. Миловидное личико переплавлялось в гримасу монстра, уродливого, увитого язвами и гниющими ранами. — Он теперь принадлежит нам, всецело, всеобъемлюще. Я знала, что твои уста не произнесут ничего, что было бы угодно моему уму. Но не за договором с тобой я пришла сюда. — Тогда зачем? — Гвайхир в ужасе расправил крылья. Слишком поздно, как он понимал теперь. — Чтобы забрать твоё сердце, айну, — девушка прыгнула вперёд, оборачиваясь монстром невиданных размеров. Оголённая плоть его сочилась сукровицей и гноем, пустые глазницы заполняли трупные черви. Гвайхир, издав клич собратьям, взметнулся ввысь. Но сильные лапы чудища уже настигали его. После ярчайшей вспышки боли, орёл увидел пред глазами бездну. Она тут же поглотила его. Пики гор встречали рассвет под орлиные крики. Первые лучи солнца, яркие и торжественные, осветили окровавленный снег. Начинался новый день.