••••••
Осанвэ исчезла, оставив после себя приятно ноющий ожог. Майрон, боясь моргнуть, замер. В ушах все еще звенел её голос, слова, произнесённые вскользь. Это были искренние и чистые слова. Желанные. И неожиданные. Сердце гулко билось в груди, норовя пробить ребра. Он не мог поверить в то, что произошло. Не до конца осознавал услышанное. Все окружающее казалось частью странного, туманного сна, который мог вот-вот взять, и закончиться. Едва дыша, Майрон поднялся с земли. В коленях неприятно щелкнуло и он, вздрогнув, нервно хохотнул. Костёр уже догорал, на востоке брезжила заря. Сколько часов он просидел в одной позе, прежде чем Ниар обратилась к нему? Наверное, не меньше двух. — Ты светишься и блестишь, как начищенный пятак, — сонный голос раздался со стороны и Майрон, инстинктивно обернувшись к источнику шума, расслабился. Феанор, активно укутываясь в плащ, лениво приоткрыл один заспанный глаз. — Шёл бы спать. — Не могу, — признался Майрон. Голос звучал осипло и пришлось кашлянуть прежде, чем продолжить говорить. — Мне не хочется. — Выглядишь как побитый пёс, нашедший сахарную косточку, — бессмертный плутовато улыбнулся. — Что произошло? — Ничего, — соврал Майрон, совершенно не желая делиться с кем-то своими личными переживаниями. — Спи. Скоро в путь. — Ничего, — повторил услышанное Феанор. В его глазах мелькнули огоньки понимания и кузнец, задумчиво хмыкнув, лениво прикрыл веки. — Видимо, это ничего совсем тебя не радует. И эта дурацкая улыбка на твоём не менее дурацком лице точно подтверждает всю колоссальную грусть свалившегося на тебя «ничего». Майрон не стал продолжать разговора, и, махнув рукой на полусонного Феанора, решил заняться какими-нибудь более насущными делами. Лагерь спал, пока наступал новый день. Полный волнительного воодушевления, едва ли сдерживающий себя от воплей вроде как беспричинного счастья, Майрон принялся проверять целостность поклажи. Нужно было занять чем-то руки и разум, погружённый в нездоровую эйфорию. Сам того не понимая, рыцарь Майя действительно улыбался. И всё теперь казалось ему красивым, цветущим и радостным.••••••
И всё теперь казалось ему красивым, цветущим и радостным. Начинался новый день, обещающий быть погожим и солнечным. Приятный ветерок щекотал кожу, шум просыпающегося города ласкал слух и Талрис, необыкновенно довольный собственной жизнью, сладко потянулся. Сегодня они должны были закончить дела в Гондоре. Илийя как раз пыталась договориться с патрулём стражи, заступившим с утра на смену перед водозабором. Девчушка держалась бойко и заинтересованно. Она понимала масштабы последствий своих действий, но искренне верила в неподкупность и честность людей. И потому вела себя уверенно, убедительно и живо. Талрис, начинавший скучать, прислонился спиной к стене дома. Водозабор Гондора представлял собой достаточно массивное сооружение, окружённое со всех сторон крепкими стенами и жилыми домами. Вход охранялся городской гвардией. Никакой необходимости в подкупе не было, так как добраться до источников воды можно было и иначе, но Талрису выпала честь исполнять роль эльфийской няньки. А он, будучи нянькой ответственной, пытался свою подопечную чему-то научить. Пока не вмешиваясь в процесс, он наблюдал. Утреннюю смену приняли на себя два высоких тучных человека с синюшными жирными лицами. От них несло перегаром и потом, щетина на щеках скрывала синяки и ссадины. Оба любили выпить, оба были грубы и оба поглядывали на Илийю как на добычу. Девчонка была молода, красива и наивна. Просто мечта подонков. — Я могу заплатить, — голос Илийи донёсся до Талриса издалека, перекрываемый нарастающими шумами города. Стражники переглянулись, загоготали грубо и надменно. Илийя опять что-то произнесла, активно жестикулируя. Талрис напрягся, чувствуя, что ситуация начала накаляться. Стражники отошли от решетки входа к водозабору. Один что-то крикнул второму, они вместе направились в сторону бессмертной. Последняя, ойкнув нечто невнятное, начала отступать, запуталась в подоле плаща и упала. Стражник повыше тут же схватил выпавший из рук Илийи кошелёк золота, взвесил его и с гнилой улыбкой сунул за пояс. Второй стражник, больше походивший на гигантского борова-переростка, схватил Илийю за шкирку и подтащил к стене, сокрытой тенями деревьев. — Я покажу тебе как надо говорить с людьми, шмара остроухая, — гогоча, заорал толстый. Приперев эльфийку к стенке, начал свободной рукой суетливо расстегивать ремень. — Я покажу тебе тварь ты надменная… Талрис нахмурился. Илийя громко заверещала в руках человека, выкрикивая на синдарине грубость за грубостью. Надо было бы подождать какое-то время, чтобы бессмертная успела прочувствовать всё отчаяние своего положения, но тупая безотчётная злость взяла верх над здравомыслием. Талрис ловко вынырнул из своего тихого убежища и направился в сторону водозабора. Благо, людей в этой части города практически не было. — Эй, — он стремительно шёл вперед без паники и лишнего шума. Стражи, заприметив его приближение, ощерили зубы. Один из них, тот, что взял кошелёк, попытался преградить Талрису дорогу. — Глянь сюда, у нас тут еще один остроухий, — мужик в панцире самодовольно сощурился, потянувшись к мечу. — Откуда вы только взялись? Талрис не обратил внимания на его реплику. Подойдя вплотную, увернулся от замаха человека, схватил его голову и свернул шею. Тело ничком упало на брусчатку. Перешагнув через труп, чародей в два шага сократил расстояние между собой и вторым стражником. Последний, видимо в порыве похотливой страсти, даже не успел оценить степень своей невезучести. Талрис также молча схватил его за волосы и ударил головой о каменную стену. Послышался глухой крякающий звук, больно смахивающий на щелчок сжатого в тисках грецкого ореха. Второе тело сползло по стенке вниз. Талрис, спокойно отряхнув руки, перевёл взгляд на эльфийку. Белая как полотно, она вжалась в камень и тряслась, будто осиновый лист на ветру. Жалкое зрелище. Талрис поморщился, но, памятуя о юности квенди, не стал ее осуждать за проявленную слабость и страх. Нанивиэль никогда в жизни не встречалась с подобным к себе отношением, окутанная любовью родителей и защищаемая старшими эльфами. — Пойдём, — Он попытался выдавить из себя успокаивающую улыбку. — Нам многое предстоит сделать. — Эти люди… ты убил их, — промямлила Илийя, глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Голос её звенел истерическими нотками. — Зачем? — Тебе рассказать, что сделали бы они с тобой, если бы я не вмешался? — Талрис нахмурился, вглядываясь в покрытое испариной лицо эльфийки. Её глаза сверкали каким-то ожесточённым, лихорадочным блеском. — Я же могла заплатить им… — Илийя, задыхаясь, наконец, сделала неуверенный шаг вперёд. Её взор скользнул по телам мертвых обидчиков. — Зачем они так? — Потому что у них была власть над тобой, никакой ответственности, а ты молода и красива, — Талрис пытался быть терпеливым в разъяснении, казалось бы, очевидных вещей. Илийя, сутулясь, встала рядом. — Когда у кого-то есть власть над кем-то, он использует её, просто потому, что может. Ты должна запомнить это. — Но ведь ты не используешь свою власть надо мной? — бессмертная неуверенно вскинула к Талрису взор. — Какая разница? Талрис прищурился. Строго говоря, произнесённое Нанивиэль утверждение было не совсем правдивым. Он пользовался и своей силой, и своей властью в общении с квенди, однако предпочитал делать это иными способами и для иных нужд. В отличии от грубоватых гондорских мужланов, Талрис просто не нуждался в подтверждении собственной значимости. — Есть разница, — он с грустью оглядел убитых людей. У них могли быть семьи, могли быть планы на будущее. Но за каждым действием стоит последствие. — Пойдем, мелкая. Нужно довершить начатое. — А нужно? — Илийю начало отпускать. Дыхание выравнивалось, девчушку перестала колотить дрожь. Она громко сглотнула. — Ведь они не взяли денег. Талрис задумался. Стражи Гондора действительно оказались неподкупными. Но не потому, что они отказались от наживы из благородных побуждений. Они увидели возможность получить больше, чем просто взятку, и не побрезговали этой возможностью воспользоваться. Все в этом мире покупалось и продавалось. Талрис поджал губы. — Теперь нужно точно, — он даже не собирался обсуждать свое решение. Не став ожидать эльфийку, направился к решетке врат, которую охраняли почившие с миром стражи. — К сожалению, природа смертных существ такова, что сиюминутное удовлетворение потребностей превалирует над желанием принести жертву во благо общего благосостояния. Просто я считаю, что ты должна увидеть то, что последует после. Илийя не двигалась с места. Она явно ощущала опустошение, испуг и растерянность, но теперь хотя бы контролировала себя. Талрис выжидающе остановился в проходе к водозабору. Карман плаща приятно оттягивал стеклянный флакон с кровью павшей от чумы серны. — Вы погрузите это место в хаос, — произнесла ровным голосом юная квенди. Казалось, она уже начала представлять себе масштабы тех последствий, которые возникнут после того, как Гондор окунётся в мрак болезни и страданий. — Но здесь же живут и дети, и женщины, и старики. Они не должны платить за ошибки власть имущих. — А дело и не во власти, Илийя, — Талрис прислонился боком к проему, сложив руки на груди в замок. — Дело в самой сути вещей. Чужая жизнь священна, но ровно до тех пор, пока её существование не угрожает жизни твоей. К тому же, нет никаких гарантий, что в городе начнётся паника или мор. Я лишь попытаюсь подтолкнуть развитие событий в нужное мне русло, однако последствия моих действий напрямую будут зависеть от действий жителей города. — Ясно, — Нанивиэль встряхнулась, будто просыпаясь от глубокого сна. — Я кажется не совсем понимаю, о чём идёт речь, и совершенно точно не понимаю, какой урок я должна из всего этого вынести. Однако спорить больше не буду… Она задумчиво поджала губы, видимо пробуя на вкус новую жизненную философию. Ей не нравилась эта философия — жестокая, безнравственная, циничная. Но именно такой была жизнь и с этим она ничего не могла поделать.••••••
Ей не нравилась эта философия — жестокая, безнравственная, циничная. Но именно такой была жизнь и с этим она ничего не могла поделать. За долгие годы Ниар научилась играть по тем правилам, которые ей навязывала реальность и теперь, после всего пережитого, будто прозрела. Не было никаких игр и правил. Были только решения и теперь она обрела свободу не подчиняться чужой воле, а диктовать свою. Свободная от всяких оков, Ниар улыбнулась, передавая в руки Барду-лучнику три запечатанных сургучом конверта. — Эти письма следует доставить как можно скорее, — она внимательно вглядывалась в лицо человека, убеждаясь, что он своё слово сдержит. — Вот оплата. Сняв с пояса черный бархатный кошель, она кинула его мужчине. Внутри сухо шелестели друг о друга рубины. Бард ловко перехватил в воздухе мешочек, подбросил, прикидывая вес своей награды. Ниар широко улыбнулась. Она всегда сдерживала условия сделок, а Бард-лучник меньше всего походил на спекулянта или лжеца. Это был человек чести, вынужденный иногда браться за грязную работу. — Сделаю всё, как договаривались, — видимо удовлетворённый тем, что получил, мужчина спрятал награду за пазуху. С любопытством оглядев Ниар, хмыкнул. — Вряд ли получу ответ, но не могу не спросить. Кто вы и что это за письма? Красная Колдунья какое-то время молча изучала собеседника. Ей нравился Бард. Его не баловала жизнь, всего он добивался собственными силами и смекалкой. Не был заносчив, горд или чванлив. Редко кто из смертных мог похвастаться таким набором моральных качеств. — Это приглашения Великим Господам, — колдунья тонко улыбнулась, довольно прищуриваясь. Слова слетали с губ бархатной трелью. — На юг вернулся Древний, и он желает напомнить всем о своем существовании. А я — просто посыльный. Бард нахмурился, оглядывая лицо Ниар. Последняя, наблюдая за собеседником, с изумлением подметила, что человека на столько интересовали её слова, сколько язык её тела. Бард был охотником и в повадках видел больше, чем иные мудрецы могли увидеть в речах. — Что-то подсказывает мне, что большего знать я и не желаю, — смертный покачал головой, и, шагнув в сторону, коротко отсалютовал Ниар. — Еще раз — я выполню поручение, как и договаривались. Благодарю за щедрость и очень надеюсь, что больше мы с Вами никогда не встретимся. — Взаимно, — Ниар выпрямила спину и замерла, наблюдая за поспешно удаляющимся Бардом. Человек торопился сгинуть прочь с её глаз, будто боясь нарваться на неприятности. Лучник жил инстинктами — он чуял опасность, хоть и не понимал её природы. Постояв какое-то время в одиночестве, Ниар, встрепенувшись, оправила свои одеяния и шмыгнула в толпу людей неприметной тенью. Её непритязательный вид отталкивал взгляды, и чародейка без особых стараний влилась в поток зевак, продавцов и шумных бродяг. Она торопилась покинуть серый и убогий город смертных. Впереди её ждал тяжелый путь домой и момент воссоединения с семьей. Тот момент, которого она всегда боялась.••••••
Тот момент, которого она всегда боялась. Он наступил — момент полного осознания собственной никчёмности и слабости. Илийю тошнило, неведомо по какой причине дико болела голова. Она чувствовала себя разбитой, униженной и слабой. А еще — косвенно виновной в смерти двух Атани. Они покинули Гондор более двух часов назад, в небе уже светило полуденное солнце и палящие лучи изливались на землю жалящим градом. Талрис молча шёл вперёд, а Илийя тащилась за ним, не смея даже рта открыть. Она размышляла над тем, что произошло. Думала о тех двух стражах, которых убил колдун. Постоянно прокручивала в голове свой разговор со смертными, пытаясь понять, где допустила ошибку, что сделала не так и почему ситуация вышла у неё из-под контроля. Знал ли Талрис о том, как всё обернется? Почти наверняка, знал. Иначе бы не предложил Нанивиэль заключить столь странное пари. Но если так, могла ли Илийя винить себя в чем-то? Должна ли была? Она споткнулась и сбилась с шага. Взгляд скользил по сохнущей траве под ногами, перепрыгивал с камня на камень, не задерживаясь. Эльфийка, погружённая глубоко в свои рассуждения, не замечала, как таял за спиной мираж городских стен. Плавно лилась лента дороги под ступнями, время утекало сквозь пальцы. И лишь тишина, повисшая между путниками, становилась всё гуще и темнее. — Все, привал, — скомандовал твёрдый голос со стороны спустя неизведанное количество времени. Юная квенди, подпрыгнув от неожиданности, подняла, наконец, голову. Талрис стоял впереди и внимательно оглядывал её. Под его прямым взором Илийя невольно поежилась — будто с головы до ног облили ледяной водой. Нет, в глазах чародея не читались ни злость, ни раздражение. Скорее, беспокойство. И оттого становилось только хуже. — Я не устала, к чему остановка? — она попыталась говорить ровно, но вышло скверно. В горле было сухо и вместо речи изо рта вырвалось надсадное карканье. Эльфийка поморщилась от отвращения к себе. — Ты думаешь, и думаешь очень громко. Это бесит, квенди, — колдун подошёл ближе, пнул камешек и, тяжело вздохнув, уселся прямо на землю, не заботясь о комфорте. — Устраивайся рядом. Илийя безропотно подчинилась. Усталость навалилась на неё неожиданно сильно и бессмертная, усевшись на обочину, ссутулилась, чувствуя невероятную тяжесть в груди. Так гнусно она не ощущала себя даже после битвы при морийских вратах. Потупив взор, Илийя сжала губы в ниточку. — Тебя всё еще гнетёт то, что я сделал? — поняв, что спутница говорить не собирается, Талрис сам начал разговор тоном терпеливого и мудрого наставника. — Так знай, что в произошедшем нет твоей вины. Ты не повинна ни в смерти этих отбросов, ни в смертях людей, которые последуют после. — Разве? — Илийя, почти не отдавая отчёт в собственных действиях, скривила губы. В глазах предательски защипали слезы. — Если бы я могла быть более убедительной, сегодня бы никто не погиб. Да и не стоило вообще соглашаться на эту авантюру… Талрис понимающе кивнул. Еще раз тяжело вздохнув, потянулся рукой в карман своей накидки. Немного поковырявшись, вытащил оттуда небольшой потрепанный бурдюк, размера совершенно игрушечного. — На, выпей, — он подал эльфийке мешок. — Поможет. — Что это? — Нанивиэль, перехватив тару, с интересом и более собранно заглянула в лицо Талриса, пунцовея. Все-таки он был невероятен. Иного слова эльфийка подобрать не могла. — Пей. Пожав плечами, бессмертная привычно подчинилась. Откупорив мешок, губами приникла к горловине. Чуть приподняв, начала пить содержимое. Губы обожгло чем-то горьким и горячим. Илийя, не ожидая такой крепости, закашлялась. Талрис рассмеялся. — Этот самогон готовил Беорн и не удивлюсь, если из мёда. На самом деле хороший напиток, особенно если нужно немного забыться, — он нежно оглядел Илийю и, задумчиво хмыкнув, осторожно забрал из её рук бурдюк. — Но увлекаться им не стоит, особенно таким одуванчикам, как ты. Раз дунешь — и нет цветка. Колдун, будто забыв о том, что Илийя его прекрасно слышит, снова рассмеялся — вероятно, каким-то своим мыслям, — и сам начал пить медовый самогон большими глотками, жадно и быстро, словно воду в пустыне. Его не коробил ни вкус, ни запах. Илийя, обомлев, наблюдала за Талрисом открыв рот. Полностью опустошив емкость, чародей неряшливо отбросил бурдюк прочь за ненадобностью. — Хорошее пойло, отлично прочищает голову от лишних и скудных мыслей, — утерев губы рукавом, Талрис широко улыбнулся. В глазах мелькнул плутоватый огонёк. — Правда, для меня нужно что-то покрепче. Намного покрепче. А тебе, по идее, должно полегчать. Стало лучше? Илийя задумалась прежде, чем ответить. Горло всё еще жгло горьковатое послевкусие грубого напитка. На душе было всё также пакостно, но голова стала свободнее. И мысли текли более плавно, и дышалось медленнее. Раньше она тоже ощущала лёгкое опьянение после бокала вина. Но усталость, недосып и постоянный страх усилили действие хмеля. — Что я должна была понять? — она, подтянув к подбородку колени, хмуро покосилась на своего неожиданного покровителя. — Я не понимаю, зачем Вы взяли меня в Гондор. Чтобы показать, какой силой обладаете? Я и так это знаю. Чтобы уверить меня в собственном бессилии? И этот факт мне известен. Объясните мне. Она правда была растеряна. Хотела бы Илийя понять смысл того, что происходит, но он, будто неуловимая тень, ускользал прочь всякий раз, когда бессмертной казалось, что жизнь начинает обретать понятные краски и формы. Сердце юной квенди билось часто и трепыхалось, словно птица, пойманная в силки. Воздух раскалённым железом наполнял лёгкие, не давая вздохнуть полной грудью. В глазах Илийи стояли слёзы. Она, сцепив губы, захныкала. Не хотела плакать, злилась, и всё равно не могла унять предательские рыдания. Ей очень хотелось домой. В тепло и уют родного дома, под защиту лорда Элронда, в безопасную гавань Ривенделла. Подальше от войны, убийств и крови. — Тебе страшно рядом со мной, бессмертная? — Талрис внимательно наблюдал за подопечной. Его чёрные глаза стали будто еще темнее — свинцовые, они свирепо сверкали туманным светом. — Безумно, — призналась Илийя и, высказав правду вслух, выдохнула. Мрак отступал от души. — Я очень боюсь. И злюсь. И ненавижу. Талрис понятливо кивнул, даже не пытаясь унять рыданий рядом сидящей эльфийки. Колдун, коротко кивнув, перевёл свой взор вдаль. Лёгкий мягкий ветерок колыхал его длинный чёрный волос. Бледная кожа чародея резко контрастировала с ярким солнечным днём. Илийя, засмотревшись, хлюпнула носом. Вероятно, её собственные переживания казались ему — этому древнему магу — лишь пустой трескотнёй. — Я не осуждаю тебя, малышка, — спустя пару минут молчания заметил Талрис. Его голос был смирен и добр, и это Илийю немного успокоило. — Было бы странно, если бы ты совсем не испытывала страха передо мной. Я, должно быть, кажусь тебе жутким чудовищем, беспринципным и жестоким. Не стану спорить, ты имеешь на такое мнение право. Но, уверяю тебя, я не причиню тебе вреда и уж точно не горю желанием лишать тебя жизни. Я вообще не сторонник убийств. Однако, борясь за власть, глупо полагаться лишь на милость судьбы. Как в случае с Гондором, иногда стоит проявить инициативу. Или, как в случае с тобой, лучше запастить терпением. Колдун замолчал, глубоко задумавшись над своими словами. Его лицо, будто открытая книга, зеркалом отражало переживания. Илийя, вроде как справившись со своими слезами, нахмурилась. Эмоции Талриса казались чистыми и правдивыми. Но верить своим глазам или своему чутью юная квенди уже не решалась: Миас давно жили в этом мире и умели скрывать свои истинные думы. — Позволь спрошу, — колдун, даже не повернув к эльфийке головы, снова начал разговор. — У тебя была возможность вернуться домой. Почему ты направилась назад к Мордору? Будь я на твоем месте, не задумываясь отправился бы в Ривенделл. Рассказал бы о том, что услышал и увидел. — В этом была цель моего похищения? — Илийя поморщилась. — А тебя похищали? — Талрис просиял в улыбке. — Мне казалось, тебя взяли в плен. Опять же, я не любитель войны. Но и особой симпатией к врагам не пылаю. По мне, так тебя надо было убить еще на подступах к Морийской цитадели. Но Ниар решила иначе. Она считает, что твоя жизнь чего-то стоит и ты можешь чему-то у нас научиться. Я бы и сейчас с ней не согласился… Однако, есть аргументы в пользу её понимания ситуации. Ты ответишь на мой вопрос или нет? Илийя опешила. Она покраснела, как помидор, потому что прекрасно помнила, почему свернула с тропы, ведущей домой. Как ей казалось тогда, поступала она верно. — Когда ты разговаривала с теми гондорскими стражниками, ты ни слова им не сказала о моем присутствии или об угрозе, нависшей над городом, — Талрис покосился на Илийю с интересом. — Почему? Ведь это очень логично. Нанивиэль открыла рот, чтобы возразить ему, но опешила. Она осознала, что ни секунды не потратила на мысли о том, чтобы как-то сбежать от Талриса в Гондоре или организовать на него облаву. — Ладно, забудь, — колдун, прищурившись, сделал вид, что потерял всякий интерес к беседе. Он поднялся с земли, отряхнул свой плащ и, сладко потянувшись, протянул Илийе руку. — Пошли. Пора в путь. Мне бы хотелось как можно быстрее попасть в Лугбурз. Если ты, конечно, хочешь. — А у меня есть выбор? — Илийя уставилась на ладонь колдуна. Длинные красивые пальцы, широкая сильная рука. Она знала, что если коснётся его кожи, то вновь ощутит почти нестерпимый жар и волны исходящей от него силы. Прикоснётся к живому белому пламени, слепящему, но при этом целительному. — Выбор есть всегда, — Талрис смотрел на неё сверху вниз с вызовом. Юная квенди мешкала, понимая, что повторно ей руку никто подавать не будет. И если сейчас она снова направит свой путь к Мордору, ответственность за сделанный выбор будет полностью лежать исключительно на её собственных плечах. Она задумалась о тех эльфах, которые погибли от огня и магии Ниар при Азанулбизаре. Мысли её, ведомые чувством тревоги, переключились на людей, которые хотели надругаться над ней в Гондоре. Та справедливость, в которую верил род Эльдар, давно не существовала в этом мире. Не было никаких чёрных и белых красок — лишь серая и унылая мгла. Она с жадностью ухватилась за ладонь Талриса. Чародей, улыбнувшись, помог Илийе подняться, притянув к себе. Нанивиэль, более не сопротивляясь, уткнулась руками в его грудь, чувствуя под грубой тканью жар его тела, его силу и мощь. — Говорят, что Сильмариллы обжигали лишь те руки, что были смертны или запятнаны грехом, — Нанивиэль, кротко приподняв голову, оглядела лицо Талриса. Чародей был спокоен и его безмятежность передалась Илийе. — Когда я касаюсь твоей кожи, мне горячо. — Но ведь не больно же, — Талрис добродушно рассмеялся. У уголков его глаз Илийя заметила россыпь небольших морщинок. — Не думай об этом, кроха квенди. Я обещаю не причинять тебе вреда. Он обхватил её лицо обеими ладонями. Тепло рук разлилось по коже. Нанивиэль, дрогнув, вначале напряглась, вспомнив, как легко этими же руками чародей свернул шею стражнику Гондора. Но, спустя секунду, расслабилась, прикрыв веки, утопая в его тепле и защите. Он дал ей слово, и почему-то бессмертная безоговорочно верила в нерушимость данного Талрисом обета. Он не причинит ей вреда ни под каким предлогом. Никогда. Она знала, что последует после. Трепетала всем телом и ждала, желая получить свой первый в жизни поцелуй. Губы Талриса оказались такими же горячими, как и руки. Не мимолётное нежное касание, а требовательное желание и страсть — вот что ощутила Нанивиэль. Чувствуя себя окутанной огнём, юная квенди таяла в руках сына Мелькора и с радостью была готова отдать ему всю себя. Она потеряла счёт времени и не имела понятия, как долго они стояли на обочине дороги. Душа Нанивиэль воспарила и ей чудилось, что все самые трудные и самые тёмные времена остались позади. Когда Талрис прервал поцелуй, Илийя смущённо уткнулась лицом ему в грудь и, более не робея, обняла обеими руками за талию. Нет, бессмертная точно не питала никаких иллюзий — Талрис не принадлежал ей и никогда не будет ей принадлежать. Такова была его судьба и его суть, свободолюбивая, пылкая, яркая. Но в эту самую секунду, в тот самый миг они были равны пред друг другом.••••••
Но в эту самую секунду, в тот самый миг они были равны пред друг другом. Просто путники, стоящие рядом с огромными вратами Мордора. Пыль и пепел покрыли их туники, их ботинки, их лица. Сумрак лишил лица черт. Странники, наконец, достигшие своей цели. Мелькор не без восхищения и нервозности оглядел Мораннон. Огромные врата высились над серой плоскостью мертвой земли. Огонь красными языками взвивался с клыков Мордора к небесам. Поистине, масштабное сооружение внушало опаску любому, кто приближался к нему достаточно близко. Сам Мелькор любил архитектуру попроще, но никогда не боялся признать красоту и величие тех сооружений, которые были достойны подобного признания. — Ну вот. — произнёс Майрон, встав по привычке по правую руку. — Мы почти дома. — Надеюсь, — Мелькор натянуто улыбнулся. Где-то в глубине души копошились смутные и горькие сомнения. Каждый шаг вперёд, навстречу детям, усиливал страх. — У меня весьма смазанные воспоминания о доме. И это явно не он. — Тебе понравится, — добрый друг понимающе кивнул. — Хотя даже у меня странные ощущения. Мы втроем возводили стены этой страны, но впервые я не чувствую себя здесь хозяином. Скорее уж гостем. — Скверно, — заметил Мелькор. Оглядывая врата, бросил косой взгляд на Майрона. Последний не выглядел ни усталым, ни отчаявшимся. — Что-то случилось? Ты говоришь достаточно скорбные вещи, но видел бы ты выражение своего лица. Будто леденец на ярмарке выиграл. Ты говорил с Ниар? — Говорил, — признался Майрон, по-детски зардевшись. — И это был приятный разговор, хоть и неоднозначный. Но, чтобы всё было предельно честно, я боюсь с ней снова встречаться. Последний раз мы виделись перед тем, как я выкрал Аркенстон и Гуртанг, чтобы самостоятельно отправиться на твои поиски. Она готова была убить меня. Мало что изменилось в её намерениях. — Ох и напыщенный же ты индюк, братец, — Мелькор широко улыбнулся, вновь распробовав на вкус почти забытое чувство радости. — Нормальные люди просто говорят, что да, помирились. Но тебе, конечно, необходимо растянуть сие признание на много-много слов. — Уймись, мне и так невероятно странно обсуждать с тобой наши с Ниар отношения, — произнося последние слова, Майрон не то, что зарделся, а стал багровым, как спелый помидор. Кашлянув, он попытался сменить тему. — А ты? Уверен, она обращалась к тебе. Мелькор сжал губы в ниточку. Да, она искала его. Когда он впервые за долгое время услышал голос дочери, то почти захлебнулся накатившими волнами боли. Даже по голосу Мелькор понял, что Ниар изменилась, и изменилась не в лучшую сторону. В глубоком тоне её слов он расслышал звон страданий, усталости и печали. Она повзрослела. Стала не воином, но Правителем. Он почувствовал глубину и тяжесть пережитых ею испытаний. А ведь Мелькор никогда не желал своим детям будущего в сражениях, потерях и страданиях. И он не ответил ей, потому что струсил. Ему было страшно признаться даже самому себе в собственной ненужности и бессилии. Все те годы, что его семья нуждалась в поддержке и помощи, он был понуждён провести в Тюрьме, среди темноты и холода. Мелькор почти ненавидел себя за это. И всё же даже сейчас готов был вернуться назад, в Куму, лишь бы не встречаться с Ниар, Талрисом и Анаэль взглядами. Вдруг они осудят его? Вдруг обвинят в том, что с ними произошло? А если узнают правду о своей матери — что скажут тогда? Захотят ли вообще говорить с ним? Он был кругом виноват перед ними. И от осознания этого факта Мелькору становилось только хуже. — Они так долго пытались освободить тебя, — Майрон, заметив мрачную полуулыбку на лице друга, хмыкнул, — так долго искали способы проникнуть в Куму, что вряд ли станут разбираться кто и в чём был виноват. Они достаточно мудры, чтобы всё понять правильно, и достаточно добры, чтобы в случае чего — простить. К тому же, они просто тебя любят. Утешение. Иногда Майрон, сам того не ведая, произносил очень вовремя очень нужные и правильные слова. Наверное, именно поэтому Мелькор нашёл в его лице верного друга. Майя никогда не лебезил, не ёрничал, не льстил. Иногда даже слишком бойко отстаивал ту правду, в которую верил. Горячий нрав его и прямота располагали к себе. — Что ж, надеюсь, ты прав, — Мелькор кисло хохотнул. Потом, хлопнув друга по плечу, указал на Клыки Мордора. — Башни могли бы сделать и чуть менее вычурными. Забыли, что красота — в простоте? Если бы было чуть более витиевато, я бы решил, что строили заставу гномы. — Вот только про гномов не надо, — Майрон отмахнулся. Одно только упоминание этих маленьких трудолюбивых рудокопов вызывало у рыцаря Майа припадки жуткой раздражительности. — Меня ждёт очень долгий разговор с Ниар по поводу её странной привязанности к этим недолюдям, — Мелькор с горечью вспомнил о том, что его дочь ценой своего бессмертия выторговала одному из недомерков жизнь вместо уготованной гибели. Пока он не вдумывался в то, что произошло между Ниар и Торином Дубощитом, но считал, что в первую очередь придётся разбираться с этой проблемой. — Удачи, — искренне и почти с соболезнованием произнёс Майрон. — В этом случае она тебе точно понадобится. Они обменялись долгими взглядами и, не сговариваясь, просто молча продолжили путь к Мораннону. Вся группа неспешно подходила к Мордору ближе, всё четче проглядывалась на вратах искусная резьба по камню. Ветер поменял своё направление и до носа Мелькора донеслись знакомые, давно утерянные в памяти запахи — ароматы пепла, огня, ночных цветов и перечной мяты. Это был запах ангбандских коридоров. Запах Севера. Запах Белерианда и свободных равнин Дор-Даэделота.