Shut Up

             Моя первая неделя прошла очень хорошо, на самом деле. Во вторник и четверг у меня искусство, и, вероятно, я бы обожал эти два дня, если б они не были кое-чем испорчены.       Во вторник, например, причиной стал Уильям, который просто-напросто сидел у меня на шее. Вопреки моим ожиданиям, он сел со мной, и мы были партнерами по лабораторной работе. Я очень сомневался, что выживу. Все время он говорил о вещах, которые я не очень понимал и знал при этом, что в интересах мы с ним никогда не сойдемся. И тогда он тер переносицу и ворчал что-то про необразованных людей в этом столетии.       Искусство, бесспорно, прекрасно. Сначала мы сделали несколько упражнений, но уже скоро будем рисовать портреты. Всю пару Фрэнк громко жаловался, что не будет рисовать этих уродливых идиотов. Однако миссис Фрам его проигнорировала, не сделав ни одного замечания, что заставило его заткнуться, а на перемене наорать на первых, пробегавших мимо, людей.       На английском я сидел с Рэем, во-первых, потому, что я уже был с ним знаком, а во-вторых, он мне казался более приятным. Он классный, ибо с ним можно поговорить о хорошей музыке. Он любит слушать Misfits, и, как сказал Норман, Рэй кто-то вроде гитариста-виртуоза.       В четверг недостатком, который испортил мне настроение на художественных занятиях, был спорт. Как уже было сказано, я не был спортсменом и, к тому же, ненавидел шорты. Только, к сожалению, мы обязаны их носить. В течение первого часа мы играли в футбол, и я заметил, с каким удовольствием в него играет Фрэнк. Он носился всюду как безумец, толкал всех вокруг и в конце все-таки забил гол. Это не выглядело так, будто он все знает о футболе, но Фрэнк слишком полон сил, чтобы испортить игру другим.       Масару я, кстати, тоже видел в четверг, на психологии. Он сидел довольно тихо, не проронив ни единого слова, в то время как сидел со мной рядом, но мне это казалось приятным. Он мне нравился.,       Ну, а сегодня — пятница. Музыка и математика — предметы, на которых Фрэнка было больше, чем я мог себе представить. Сегодня действительно удивило меня не то, как Фрэнк утром на уроках музыки нес громкие провокационные комментарии, а то, как он сыграл на гитаре, что показалось мне просто великолепным. С музыкой он был совершенно другим человеком и, к моему удивлению, с мистером Люком он вел себя очень хорошо. На математике, где он вел себя еще хуже, мистер Хай выставил его за дверь, попросив вернуться, когда его поведение будет достойно ученика.       Сейчас, в любом случае, моя дорога вела в кабинет физики. И как только я вошел в класс и сел на свое место, пришел Уильям, непосредственно сев на свободное место около меня. Мне хотелось громко и разочарованно застонать, но тогда бы он что-нибудь сказал мне в ответ, и я снова оказался бы глупцом. В присутствии Уильяма не стоит что-либо говорить, если не хотите чувствовать себя как недоразвитое существо. Встряхнув слегка волосами, он вдруг задает вопрос:       — Ну? Тебе нравится в этой школе?       В ответ я лишь промычал, надеясь, что отделаюсь от него.       — Это значит «да» или «нет»? — к сожалению, нет. По видимому, сегодня он собирался быть со мной любезным, и, скорее всего, приложил руку к этому Норман. — Дай угадаю — нет.       Я кивнул. Как сказано было ранее: не стоит ему вообще ничего говорить.       — Надеюсь, ты знаешь, что я не имею ничего против тебя, да? — сощурился Уильям, ожидая моего ответа.       — Нет? — подозрительно я нахмурил лоб. На самом деле мне казалось, что он меня терпеть не может, поэтому и раздражает меня так. А, может, он только это и делает.       Он коротко засмеялся. Всякий раз, когда он смеется, это звучит так, как будто он высмеивает кого-то, и это отталкивает от него полностью, заставляя чувствовать себя глупым. Поэтому я облегченно скользнул по стулу, когда он, наконец, отвечает:       — Не волнуйся, ты со мной давно не равноценен, так как, на мой взгляд, ты кажешься глупым.       — Что? — я изгибаю бровь.       — Это был комплимент, — отвечает Уильям, закатывая глаза.       — Эм… спасибо, — Уильям, видимо, и толком не знал, как делают комплимент другим людям. Я имею ввиду, что фраза «Ты все равно глупее меня, но это ничего» — это действительно далеко не комплимент.       — Ты действительно странный, — бормочет Уильям, вздыхая и переводя взгляд куда-то вниз, а потом снова возвращая.       Какое-то время я все еще ошеломленно смотрел на него со стороны — он искренне верит, что я странный, при этом я понимал, что мы в любом случае в одной лодке, поэтому позволил себе взаимно обозвать его «странным».       — Ты довольно забавный, — бросил я ему за секунду до того, как миссис Моррисон вошла в класс, начав урок.

~`~

      — Ого! Дак это твой брат?! — Восклицает Пит, тыкая в меня пальцем. Прямо нимб над головой светится.       — Да, это Джерард, — усмехнулся Майки, положив на мое плечо руку.       — А я-то думаю, почему он по дороге домой за нами плетется! — рассмеялся он.       Я пытаюсь дружелюбно улыбнуться ему, чтобы произвести хорошее впечатление, бросая ненавязчиво Майклу растерянный взгляд. Хэй, почему он только сейчас сказал, что у него есть брат, которым я являюсь?       Но прежде, чем я вернулся к этому разговору и спросил об этом, я увидел автобус, остановившийся около нас, и его открывающиеся двери. Я и Майки вступили в бой, как было каждый день. Но вот мы все-таки прошли внутрь, тесно стоя рядом друг с другом. Фрэнк был где-то поблизости, я знаю, потому что слышу смех. У него особый смех, который я уже научился различать от сотни других, который ему не совсем подходит, ибо звучит он как-то слишком по-детски, наивно и... ах, я даже не знаю, как описать!       Всю поездку я крепко сжимал поручень, поскольку автобус очень качало в разные стороны, а ученики очень уж любили толкаться, и, кажется, всю оставшуюся жизнь я буду ненавидеть езду на школьном автобусе. Это просто ужасно, и поэтому я был бесконечно рад, когда, наконец, автобус остановился у нашей остановки, и мы вышли.       Пит живет чуть дальше от нас, поэтому он идет наряду с Майки, в то время как я бегу медленной рысью за ними, пока наш дом не появляется в поле моего зрения, и они не начали прощаться. Они отлично понимали друг друга, словно друзья, и, посмеявшись на прощание, разошлись.       — И почему ты, блин, не сказал ему, что я твой брат? — спросил я, наконец, когда Пит отошел на умеренное расстояние.       — Что?       — Почему ты не сказал Питу, что я твой брат? — Повторил я, стараясь, чтобы это прозвучало менее осуждающе, чем в первый раз.       — Э-э-э... забыл? — виновато предположил Майки и продолжил смотреть на меня виновато. Он точно знает, когда нужно делать такой взгляд. — Кроме того, твои дружки тоже не знают, кто я такой.       На самом деле это был очень весомый аргумент, но я признавать этого не собираюсь. Поэтому я фыркаю и нажимаю на кнопку звонка, под которым наклеена бумажка с кривой надписью «Уэй», которую мы давно хотели заменить, но как-то забыли.       — Теперь ты не злишься по этому поводу, да? — спросил Майки, ухмыляясь.       — Нет, — ответил я как можно серьезно, но почему-то не получилось. Он мне все равно не поверил. — Конечно! Это причиняет мне боль, Майки!       — Ты слишком чувствительный, — ухмыльнулся брат, погладив меня по спине.       — Если ты так думаешь... — пробормотал я в ответ, вздыхая и дожидаясь, когда мама откроет дверь.       Она снова одета в сарафан, улыбаясь своей привычной улыбкой, будто только что выиграла в лотерею, и, отойдя на пару шагов назад, пропускает нас в дом.