***
Выйдя из Выручай-комнаты, которая с каждым разом становилась для него все менее подходящим убежищем, а в последние дни, после постоянных визитов Грейнджер, и вовсе перестала исполнять свое назначение, Драко отошел от двери на несколько шагов и остановился в нише, которая так удобно была расположена в этом коридоре. Прислонившись плечом к холодной каменной колонне, он с нетерпением ждал, как через несколько минут из той же двери выйдет разочарованная, взволнованная и испуганная девушка. В том, что она не будет находиться там без него, он почему-то совершенно не сомневался. В глубине души он знал, что обнаружила комнату именно компания Поттера в прошлом году, чтобы противостоять власти Амбридж, но ему хотелось верить, что она принадлежит ему больше, чем кому-либо. В очередной раз его собственническое желание не поддавалось никаким логическим оправданиям, но эта вера укреплялась в нем каждый раз, когда он, подходя к дверям с твердой уверенностью сегодня заняться исчезательным шкафом, оказывался в безмятежной бежевой гостиной. Как будто комната угадывала его потаенные замыслы и старалась дать ему время остыть и все обдумать. Она одна оставалась для него символом спокойствия и света, она одна давала едва ощутимую надежду на то, что все те изменения, которые претерпевает его жизнь, еще могут обернуться положительными последствиями. Хотя бы не такими разрушительными, как ему видится. Минуты шли, а Грейнджер не появлялась, Драко почувствовал новый прилив злости на нее. Сейчас она бессознательно отбирала у него то, чего ему так хотелось. А ведь позже она будет спрашивать, почему он винит ее во всех смертных грехах. И он не найдет, что ответить. Не найдет ни одного чертового повода, потому что она будет смотреть на него своими карими глазами. Он даже злился теперь на нее по-другому. Злился из-за того, что она никогда не оправдывала его ожиданий и была упорна в своем стремлении держать все под контролем и делать по-своему. Эта тонкая ниточка от него к ней была раздражением от неповиновения, ничем большим. Почему она должна была ему подчиняться он не знал, просто в силу привычек в отношениях с окружающими он искренне верил, что так будет со всеми. А эта девчонка наряду с Поттером с первого курса дает ему небывалый отпор. Теперь это даже забавляло его больше, чем раздражало. Но все его попытки быть спокойным рядом с ней и не делать выпадов в ее сторону не приносили плодов. Малфой не знал, почему она все еще там, но старался держать себя в руках, зная, что скоро опять начнет терять самообладание. Чертова Грейнджер! Почему именно в тот день, когда ему так до смерти надо побыть одному и подумать, ты появляешься и рушишь все его планы? Ему безумно хотелось вернуться туда и выгнать ее самостоятельно, лишь бы остаться там одному. Потому что сейчас неожиданно для самого себя Драко накрыла волна откровения: ему некуда было идти. Он знал, что как только Грейнджер немного успокоится, она поспешит к своим друзьям и будет улыбаться им как ни в чем не бывало. Она проводила так все вечера, он был уверен. Она веселилась в компании своих мерзких Гриффиндорских дружков, даже после того, как доводила его до исступления, до бешенства. А что делал он? Как он проводил вечера? Он сидел в одиночестве в этой бежевой гостиной и не позволял мыслям выходить дальше, чем за список очерченных тем. Вне этого списка оказалась семья, будущее и Грейнджер. Но так как любое отклонение в ходе его рассуждений приводило к одной из трех запретных, как бы это ни было символично, тем, ему приходилось постоянно одергивать себя. Иногда он даже чувствовал, что его сознание идет по уже не раз проторенной дорожке, постоянно сбиваясь не туда, и ему силой приходится возвращать его на правильный путь. Как здорово рассуждать о том, какой путь правильный, если знаешь, что будет в итоге. Но Драко не знал. Не знал никто из его однокурсников, никто из его учителей, его отец не знал, даже эта всезнайка Грейнджер не знала. Он невольно ухмыльнулся, что одной мыслью задел сразу три наложенных им самим запрета. Малфой не хотел возвращаться в гостиную факультета, не хотел присутствовать в местах скопления людей. Он еще на ужине заметил, что вся школа в тихом, но легко распознаваемом гуле обсуждает лишь одну тему. Бедную девочку кто-то проклял и, конечно, свидетелем снова стал Поттер. Драко понимал, что стоит ему показаться в подземельях, как кто-нибудь тут же обратится к нему с разговором о том, что он думает по этому поводу. Этого он точно сегодня не выдержит. Ему самому было жаль эту девчонку, но ему нужно было предпринять хоть одну попытку, чтобы Лорд, отец и другие Пожиратели думали, что он готовится. Чтобы он сам думал, что готовится. Чтобы мысль о том, что он использует непростительное заклятие на человеке не казалась ему такой нереальной. Драко ведь неоднократно видел, как Пожиратели пользуются ими, даже сам неоднократно проговаривал их в голове. Один раз по приказу отца ему пришлось наказывать домового эльфа Круцио, но он быстро остановился, глядя на маленькое костлявое тело, извивающееся у его ног. Люциус посчитал, что слишком быстро, поэтому лично довел эльфа до обморочного состояния на глазах у Драко. Если бы тогда он знал, что это самая гуманная капля из того моря жестокости, которое ему частенько придется видеть в будущем, он бы попробовал сбежать из дома в ту же ночь. Но тогда Драко не знал, тогда он думал, что это и есть сила. Видеть, как стекленеют чужие глаза, когда ты направляешь на него палочку, приказывать сделать то, чего ты желаешь. В этом было своеобразное удовольствие, и Малфоя слегка пугало, что это ощущение ему начинает понемногу нравиться, но он успокаивал себя тем, что он все еще осознает то, что прибегать к такому атрибуту власти было чудовищно. Ему было искренне жаль, что на долю Кэти выпала эта ужасная ноша, но она так удачно попалась ему под руку, что не воспользоваться этим моментом он не мог. И если бы все прошло по его плану, если бы она не раскрыла пакет, с девушкой бы все было хорошо, она бы не попала в Больничное Крыло, никто бы не поднял такой суматохи. Но Драко прекрасно понимал, что в этом плане с самого начала было слишком много «если бы», которые так и не сбылись, на которые он даже не сильно рассчитывал. Это была лишь первая, неуверенная попытка, на его долгом неправильном, он сам уже начинал понимать это, пути, полном неправильных решений. Решений, к которым его толкали, на которые он никогда бы не отважился сам. Но сейчас Драко хотелось самостоятельно сделать выбор. И все же он решился. Круто развернувшись на пятках, он снова пошел в сторону Выручай-комнаты. И как только он взялся за ручку, дверь распахнулась сама по себе, и на пороге появилась уже успокоившаяся Грейнджер. Она подняла на него свои глаза, и они показались ему просто огромными с такого близкого расстояния. А еще он смог окончательно убедиться, что с ее носа и щек исчезли все веснушки, которые он почему-то отметил в самом начале года. Гермиона неуверенно топталась на месте, не зная, сделать ей шаг назад, чтобы пропустить Малфоя в комнату, или выйти из нее, толкнув его плечом в знак нанесенной обиды. И, когда она уже решилась прибегнуть ко второму решению, она почувствовала, как ее ладонь, все еще покоившуюся на дверной ручке, накрыла ладонь парня. И Гермиона неожиданно поняла его немой посыл, бессловесную просьбу не уходить и не отталкивать его. В его глазах она видела тоску и надежду, и была уверена, что у нее сейчас точно такой же взгляд. И она знала, что им обоим это нужно. Им обоим некуда идти. Его взгляд уже не был таким холодным, а в глазах была не мольба, но отчетливая просьба. И она поддалась. Потому что понимала — она тоже не хочет уходить. Несколько минут назад в ее голове промелькнула мысль о том, что бы она испытала, если бы Драко вернулся и молча сел рядом. И это была не радость, не злость. Какое-то необъяснимое уравновешенное спокойствие, будто порывы ветра с силой трепавшие верхушки деревьев резко оставили их в покое и позволили на несколько мгновений принять статичное положение. Именно это испытала Гермиона на несколько секунд. Ее внутренний мир на несколько секунд, наконец, пришел в статичное положение, когда Драко коснулся ее. Она осторожно убрала руку и сделала несколько шагов назад, все также глядя в его серые глаза, но по-прежнему не говоря ни слова. Отвести взгляд Грейнджер смогла только после того, как за спиной Драко с глухим стуком захлопнулась дверь, возвращая их обоих в реальность. Они сели в кресла друг напротив друга, стараясь больше не встречаться взглядами. Тишина давила меньше, чем обычно, но все равно нагнетала атмосферу. Им обоим почему-то очень ярко вспомнилась сцена, разыгравшаяся в этой же самой комнате между ними в ночь после бала. В тот вечер Драко пытался нормально с ней пообщаться, и, кажется, несколько минут им это даже удавалось. У них почти вышло наладить контакт, но то, что из этого получилось, не входило в их планы. Щеки Гермионы слегка порозовели от воспоминаний о том, как много она позволила рукам Слизеринца. Сегодня она собиралась оставить их общение в рамках приличия и, наконец, свести все конфликты к нулю. Она почему-то чувствовала себя обязанной ему за очередную попытку сблизиться, за очередной шаг вперед, на который она никак не решалась. То, что он вернулся сейчас, несомненно подавляя гордость и отступая перед какой-то частью своих убеждений, не укладывалось у нее в голове, но ей хотелось отплатить ему тем же, отблагодарить, показать, что она это оценила. Она чувствовала, что должна сделать такой же шаг ему навстречу со своей стороны, поэтому первой нарушила тишину. — Шарлотка на ужине была безумно вкусной, — произнесла она в пустоту, не глядя на него, но ожидая ответа. — Пожалуй, — ответил он через несколько секунд. Разговор не получался, но им обоим отчаянно хотелось его продолжить. Как оказалось, точек для соприкосновения у них гораздо меньше, чем они думали. Зато было множество тем, которые ни один из них не решился бы поднять. Они оба в ту минуту занимались тем, что составляли мысленный список, в который попала и Лаванда Браун, и Рон Уизли, и Кэти Белл, и возможное на нее покушение, и Теодор Нотт, и провалившееся по многим причинам свидание, и успехи Грейнджер по тем предметам, по которым Малфой начал изрядно отставать. Их было слишком много. Настолько много, что некоторые из них они прокручивали второй раз, забывая, что уже называли. Слишком много невысказанных обид накопилось между ними за это короткое время, слишком сильно различались их взгляды на одну и ту же ситуацию. Несомненно, между ними уже была какая-то история, но она была не слишком уж приятной, чтобы обсуждать ее. Каждый из них считал, что ворошить прошлое в данную секунду значит лишить себя возможности простить друг друга, начать узнавать заново. Они сами не могли до конца поверить, что действительно думают об этом, действительно чувствуют это. Эта разительная перемена в их отношениях вносила такую смуту во внутренний мир, что понять, как и когда это началось они не могли. И, сидя друг напротив друга, каждый из них отчаянно ругал другого и ругал самого себя за то, что такого никогда не должно было произойти. В начале сентября мысль о том, чтобы прикасаться к грязнокровке вызывала в Малфое рвотные рефлексы, а теперь он спокойно брал ее за руку, прося еще немного побыть с ним. Он глубоко вдохнул, призывая разум оставаться спокойным, теперь уже было поздно, он уже совершил этот, еще один, необдуманный поступок. Он возмущался тому, насколько жалкими были его попытки держать себя в руках, не понимал, как он к этому пришел. В начале сентября все мысли Гермионы были заняты надеждами на бурный расцвет отношений с Роном, а теперь она готова была броситься в объятия совсем другого парня. Она закрыла глаза, пряча стыдливый взгляд. Она не должна сейчас здесь быть, она итак совершила слишком много ошибок. Но это желание остаться, быть с ним рядом, потому что он просто осмелился взять ее за руку, было настолько непреодолимым, потому что ей искренне хотелось знать, что происходит между ними. Не зная, как вести себя дальше, они оба уже успели подумать над тем, что будет страннее: если они останутся сидеть вдвоем в этой гостиной, вежливо беседуя о школьных делах, или если наконец придут в себя и разойдутся, избегая подобных встреч еще несколько месяцев. Отступить или сдаться — такие похожие слова, но в данной ситуации их значения были абсолютно противоположны. Они могли отступить друг от друга, от намечающихся чувств, пугающих чувств, что, несомненно, было бы правильнее. Они могли сдаться в руки этим чувствам, позволяя судьбе самой решать, что будет с ними дальше. Но ни один из них не собирался принимать необдуманных решений, потому что уже достаточно за них платил, и они оба оставались сидеть на своих местах, скованные и зажатые, обещающие себе проанализировать все это позже. Гермиона закусила губу, сдерживая уже рвущийся вопрос, потому что пообещала себе, что не прервет молчание первой еще раз. При внешнем спокойствии Драко был изрядно напряжен. Его немая просьба остаться казалась ему самому признаком слабости, а, что могла подумать об этом Грейнджер, он боялся даже предполагать. Он встал, медленно дошел до стола, чувствуя на себе пытливый взгляд, отчего ноги переставали слушаться, а походка переставала быть ровной, и достал уже привычный набор вещей: стакан и бутылку огневиски. Развернувшись и поймав взгляд девушки, Драко слегка приподнял стакан: — Будешь? — спросил он, в этот раз решив не принуждать ее к распитию, потому что помнил, что в прошлый раз ей не слишком-то нравилось. Сначала. Зато потом малышка Грейнджер разошлась. Впрочем, сейчас был не тот момент, сейчас делать лишнее движение было опасно, чтобы не разрушить то хрупкое состояние перемирия и зарождающегося чувства… Он был не уверен, какое слово стоит употребить. Умения терпеть друг друга без угрозы для нервных окончаний? Наслаждения обществом друг друга? Привязанности? — Пожалуй, — сказала Гермиона, специально выждав несколько секунд. Драко это даже позабавило. То, как она старается соответствовать его поведению и противостоять его нападкам, для него было лучшим признанием их влияния друг на друга. Девушка тут же подумала о том, что пить, возможно, не самое правильное решение в такой ситуации, ведь, когда она вернется в гостиную, от нее будет пахнуть алкоголем, а она итак задержалась, и ей придется выдумывать очередную ложь, в которую, как она могла догадываться, уже верили с большой натяжкой. Сердце снова сжалось беспомощным порывом сейчас же отправиться и рассказать все друзьям, когда она принимала стакан с янтарной жидкостью из рук уже не злейшего врага. А кого? Этот вопрос так предательски крутился у нее на языке, что она решила сделать глоток прежде, чем он успеет вылететь. А если ей удастся сдержать его сейчас, то позже она сможет определить его в тот самый список тем, которые она никогда не поднимет, оставшись наедине с Драко Малфоем. Еще несколько томительных минут прошли в молчании. Поняв, что парень не собирается начинать разговор, она решила все же спросить о том, что волновало ее сейчас больше всего: — Ты слышал о том, что случилось с Кэти Белл? — спросила она, закусывая губу. — Ты осталась, чтобы обсудить сплетни? — напряженно спросил он. — Или снова переживаешь, что не смогла кого-то спасти? — Гарри думает, что это был ты. Что это ты ее проклял, — не отрывая взгляда от стакана в его руках, сказала она. — А мне плевать, что думает Поттер. И что думаешь ты, — выплюнул Драко. — С такими нападениями должны справляться преподаватели, это не наша забота. Гермиона сильнее вжалась в кресло. Конечно, она не могла рассчитывать на спокойное общение без оскорблений, о чем она вообще думала, оставаясь с ним наедине. А ей так хотелось провести рядом с ним несколько спокойных и приятных минут. Ее уравновешенное состояние накрыл новый приступ обиды, и она изо всех сил старалась скрыть его. Но Драко заметил это по ее лицу, по тому, как резко она отвернулась. Он даже пожалел, что перегнул палку, но другого выхода у него не было. Ему нужно было направить разговор в другое русло, иначе бы он раскололся. — Я не хочу говорить о сплетнях, давай выберем нейтральную тему, — с раздражением произнес он, понимая, что ему срочно нужно отвлечься и сменить ход мыслей. — Я не знаю, о чем с тобой говорить, — зло бросила она. — Я читал ту книгу об азиатских противоядиях, о которой ты говорила. Она действительно очень занимательная, — снова сохраняя тон голоса идеально ровным, сказал Драко и посмотрел прямо на нее, чего до этого избегал. Она подняла голову и почти улыбнулась. Отчего-то ей очень льстило, что он запомнил то, о чем она говорила, а теперь делал вид, что разделяет ее интерес. Это заставляло ее на самом деле думать, что ему не плевать. — Занимательная, — повторила она все с той же полуулыбкой. — Очень хорошее описание для книги. В любом случае, не думала, что ты интересуешься подобной литературой. — А по-твоему чем я должен интересоваться, Грейнджер? — наклонив голову, спросил Малфой. — Квиддичем, девушками, темной магией, — не раздумывая, произнесла она, надеясь, что Драко поймет, что это всего лишь шутка. Он цокнул языком, но взгляд его заметно потеплел. Между ними в этот момент как будто не было недомолвок, не было отгремевшей не больше часа назад ссоры, и они наслаждались этим спокойным общением, компанией друг друга. — Ты считаешь меня заурядной личностью со Слизерина, — хмыкнул он. — Мы же не так много общались, чтобы я могла узнать тебя, — она осеклась, потому что позволила голосу выдать гораздо больше надежды, чем ей хотелось, и поспешила исправиться. — В смысле, любого Слизеринца. — Кажется, ты неплохо знаешь Нотта, — изогнув бровь, сказал Драко. — Он, серьезно, тебе нравится? Он перестал дышать в тот момент, потому что не знал, достаточно ли аккуратным было спрашивать об этом напрямую. Ему казалось, что это может вызвать в Грейнджер лишние подозрения, новые намеки на ревность с его стороны. Впрочем, анализируя свои последние действия, он уже и сам признавал, что откровенно раскрыл себя, за что все еще не переставал себя ругать. — У нас было всего одно свидание, — Гермиона больше смущалась не от признания этого факта, а от осмысления фразы, которую она собиралась произнести следующей, — но я была слишком отвлечена твоей рукой на своем колене. Драко еле сдержал победоносную улыбку. — И все же, ты не ответила на вопрос. Он действительно так тебе нравится? — Мне приятно с ним общаться. Он разделяет многие мои увлечения, но, — нужные слова приходили в голову с трудом. Ей было странно говорить об этом с Малфоем, тем более, когда она сама еще толком не разобралась в том, что чувствует, — но, наверное, этого недостаточно для меня. Это не так просто понять. — По моему опыту, девушки просто любят все усложнять, в том числе и свои чувства, — отстраненно произнес Драко, припоминая свой разговор с какой-то девчонкой во время бала. Гермиона несмело улыбнулась его реплике и отставила стакан, к содержимому которого так и не прикоснулась после того первого глотка. — Ты можешь не бояться, — изучая ее движения, сказал Драко. — Не бояться чего? — стараясь не сильно подчеркивать вызов в этом вопросе, уточнила Гермиона. — Пить в моей компании, — ухмыльнулся парень, — сейчас мы сидим достаточно далеко друг от друга, и ты не сможешь наброситься на меня с еще одним поцелуем. Гермиона на несколько секунд опешила, а затем тоже ухмыльнулась, подумав о том, что с того самого вечера до сегодняшнего дня они не прикасались друг к другу. — Я боюсь только того, что ты снова начнешь лапать меня за коленки, пытаясь испортить свидание, — поднеся стакан ко рту, но не отпив из него, сказала Гермиона. Она не знала, зачем сделала это движение, пить ей явно не хотелось, но под пристальным взглядом и ухмылкой Малфоя она снова стушевалась. — Ты же понимаешь, что сама виновата, — накаляя обстановку, добавил Драко. Их общение вернулось к привычному оскорбляющему тону, но теперь они оба воспринимали это как почти дружеское подтрунивание, поддерживающие их остроумие в форме. — И в чем я виновата, на этот раз? — выделяя интонацией последнюю часть вопроса, уточнила девушка. — Ты пошла на свидание не с тем парнем, — просто сказал он, а Гермиона в этот момент забыла, как дышать. Она не могла до конца понять, флиртует с ней Слизеринец или нет. — Знаю, я должна была потратить все это время на сближение с Роном, — она постаралась держаться так же холодно, как и он. — Грейнджер, — впервые он произнес ее фамилию, как ласковое прозвище, и тепло улыбнулся, — ты такая идиотка, Грейнджер, — без тени издевки произнес он, а Гермиона уставилась на него непонимающим взглядом. — И Уизли твой — идиот, — расплываясь в еще более широкой улыбке, добавил он. — Почему? — заметно напрягаясь, спросила девушка. — Потому что не понимаешь, что такой парень, как Уизли, совсем тебе не ровня, — его серьезный тон настолько обескуражил ее, что она даже наморщила лоб в ожидании объяснений. — Ты достойна гораздо большего, Грейнджер. Я не тот человек, который обычно делает тебе комплименты, но даже я понимаю, что ты невероятно сильная девушка. А сильным девушкам всегда приходится очень сложно. Именно поэтому им нужны более сильные мужчины рядом. Мужчины, рядом с которыми они могут чувствовать себя слабыми. Мужчины, которые могут защитить их, спасти, оградить от всего. Такие, рядом с которыми они перестают бороться. В чьих руках они расслабляются, плавятся и растекаются. Мужчины, которые могут управлять ими, сдерживать, подавлять. Быть иногда жестокими и грубыми. Это нравится таким девушкам, как ты. И, поверь мне, Уизли не один из таких мужчин. И никогда им не станет. Она слушала его тираду и почти открыла рот от удивления. — Тебе, Грейнджер, нужен мужчина, который будет за тебя бороться. Иногда даже с тобой. Мужчина, который сможет нести ответственность. — Если ты так уверен, что Рон не мой мужчина, зачем ты взялся помогать мне? — спросила она. — Я уже говорил, мне просто скучно, — равнодушно пожал плечами Драко. Он видел на лице Грейнджер легкую и немного грустную улыбку и задумчивость в ее глазах, она размышляла над тем, что он сказал. Гермиона перебирала в памяти некоторые сцены их с Роном совместного прошлого, сопоставляла со своими понятиями о настоящем мужчине и, кажется, расстраивалась все больше. Она всегда понимала, что Рон не совсем соответствует ее идеалу, но готова была идти на эти уступки, не колеблясь. Теперь ее уверенность пошатнулась, теперь ей хотелось большего. После того как несомненно привлекательный и пользующийся успехом у девушек парень заметил, что она этого большего достойна, она решила, что это действительно так, и она пересмотрит свои взгляды на окружающих ее парней. И на Рона, и на Теодора. Что-то внутри подсказывало ей, что заявление Малфоя о преувеличенности девичьих чувств имеет непосредственное к этому случаю отношение. А вот о чувствах к самому Драко она думать боялась, но и противиться им уже не могла. — Мне нужно возвращаться в гостиную, — подняв на него взгляд и не спеша вставая с кресла, сказала Гермиона. — Грейнджер, я должен кое в чем признаться, — начал он, но тут же замолчал под ее пристальным взглядом. — Что такое? — обеспокоенно спросила она, сделав шаг к нему. — Нет, забудь. Просто рад, что мы нормально поговорили, без желания убить друг друга, — улыбнулся краешками губ Малфой. — Спокойной ночи, Драко Малфой, — тихо сказала она и, наклонившись, легонько чмокнула его в щеку. — Спокойной ночи, Гермиона Грейнджер, — ответил он, не скрывая улыбки.***
Гермиона вернулась в башню, когда в гостиной уже было тихо и безлюдно, даже огонь в камине догорал свои последние минуты. Она неслышно отворила дверь в спальню и с удивлением обнаружила, что ее соседки еще не спят. — Где ты была? — с интересом спросила Лаванда, переводя взгляд на вошедшую девушку. — С Теодором, — соврала Гермиона, даже не успев подумать. Она взглянула на Парвати, которая была не в курсе ее запутанной личной жизни, и натянуто улыбнулась. — Что ж, я пойду в душ, — поджав губы, сказала Патил и удалилась. — Ты ему действительно нравишься, — улыбнувшись, сказала Лаванда. — Пожалуй, — протянула Гермиона, вспоминая, как начинался их недавний диалог с Драко. Обсуждать с Лавандой и Рона, и Драко было необычайно неловко. И хотя после двух месяцев потрясающей актерской игры, она уже научилась принимать правильное выражение лица, но она не знала, как аккуратно подойти к этой теме, поэтому решила не выбирать слов, а сказать напрямую. — Лаванда, держись подальше от Малфоя, — понимая, что ее голос прозвучал чересчур взволнованно и даже немного ревниво сказала Гермиона. — Почему это? — недоверчиво спросила Браун. — Во-первых, потому что ты встречаешься с Роном, — заметно раздражаясь, сказала девушка. — А, во-вторых, потому что это Малфой, и никогда не знаешь, чего от него ожидать. — Это ты не знаешь, — возразила Лаванда, — я уже неплохо его изучила! Гермиона еле сдержалась, чтобы не издать жалобный вой. По идее, ее должно было радовать, что Лаванда так уверена в своей неотразимости и безгрешности, тем хуже будет финал их любовной истории с Роном, но все уже успело так сильно измениться, что смысла во всем этом оставалось не больше, чем в попытках Теодора привлечь ее внимание сегодня вечером. И если в существовании своей симпатии к Рону теперь она была уже не уверена, то в наличии между ними отголосков некогда прочной дружбы сомневаться все еще не приходилось, поэтому она выжала из себя этот вопрос, заботясь исключительно о чувствах Рона: — И тебя абсолютно не волнует, что ты изменяешь парню, которого любишь? — Я не изменяю, — уже не так уверенно ответила блондинка. — Я всего один раз поддалась порыву! Это абсолютно ничего не значит, — для убедительности она сложила руки на груди, приняв максимально закрытую позу, на которую только была способна в данной ситуации. Гермиона, которая не понаслышке знала, что значит «поддаться порыву», даже немного пожалела Лаванду. Было в Малфое что-то такое, что позволяло ему всегда одерживать над ней верх, убеждать, даже не прикладывая усилий. Она грустно хмыкнула, подумав, что она далеко не первая девушка, на которой он использует свое очарование. Но почему-то ей казалось, что мало кто доходил с ним до таких откровенных разговоров, который был между ними несколько минут назад. И то, как он улыбнулся после ее легкого поцелуя, не оставляло никаких сомнений в том, что он тоже остался доволен результатом. Что это был за результат она боялась думать. Словно стоило ей допустить хоть одну мысль о возможности между ними таких теплых вечеров, как этот, ее мир тут же развалится, как карточный домик. Если уже не начал разваливаться. — Что ты скажешь Рону, если он обо всем узнает? — обреченно спросила Гермиона, отведя взгляд. — Ты собираешься ему рассказать? — воскликнула Лаванда, вскочив на ноги. — Конечно, нет! — помотав головой, ответила девушка. — Просто я боюсь, что Малфой расскажет. Что ж, по крайней мере сейчас она сказала правду. Она действительно этого боялась. Слишком много людей может ранить одно его неаккуратное слово. Она своими руками поставила под удар и Лаванду, и Рона, и себя. На кону была не только репутация среди школьных друзей, она всерьез переживала за свои итак уже не столь крепкие отношения с друзьями. Гермиона даже немного покачала головой, чтобы отогнать от себя эти мысли, которые уже порядком измотали ее сегодня. — Он не скажет. Он сам просил держать все это в секрете, — заверила ее Лаванда. — Лаванда! — призвала она. — Просто подумай головой! Нельзя доверять Малфою, — от этих слов она сама вздрогнула. Гарри произносил эту фразу бессчетное количество раз, только за этот год, а она самостоятельно пошла в логово к хищнику, и теперь строила из себя жертву обстоятельств. — Почему ты вообще так из-за него переживаешь? — настойчиво произнесла Лаванда. — Я не хочу ссориться с Роном, если он узнает правду, — ее голос даже ей самой показался не очень убедительным, поэтому она добавила: — если он узнает, что я с самого начала была в курсе. — Ты просто мне завидуешь, — подвела итог Лаванда. Больше спорить не было никакой нужды. Гермиона хмыкнула. Стало ужасно неприятно от того, что она пыталась спасти девушку, не желающую быть спасенной. Впрочем, кому бы не понравилось быть погубленной Драко Малфоем?***
Ветер с неисчерпаемым энтузиазмом врезался в стены замка снежными хлопьями. Но Драко твердо стоял на продуваемой площадке Астрономической Башни, не давая порывам, бьющим в лицо, сломить его. Было в этом какое-то странное удовольствие: он промерз почти до костей, а от усталости не хотелось напрягать ни одной лишней мышцы, но он упрямо стоял, выпрямив спину и расправив плечи, встречая все новые холодные удары. — Знал, что найду тебя здесь, — сказал Блейз, подходя к нему. Драко молча повернулся к нему и кивнул. Он облокотился спиной на металлические поручни, чувствуя их холод позвоночником даже сквозь мантию, свитер и рубашку. — Мне не спится сегодня, — Блейз поравнялся с ним и тоже прислонился к металлу. Несколько секунд Драко колебался, но потом все же спросил: — Что-то случилось? — его голос звучал слишком равнодушно, чтобы у собеседника возникло ощущение, что ему действительно интересно слышать ответ. Но для Блейза этот холодный тон не менее холодного человека был слишком привычен, поэтому он реагировал на него искренне. — Просто думаю о будущем, — ответил он. — Решил, что раз ты проводишь здесь так много времени в этом году, тебе это помогает отвлечься. Драко невольно ухмыльнулся, понимая, что уже давно не был здесь, вопреки догадкам друга. Теперь все, что помогает ему отвлечься от мрачных мыслей о будущем, было заключено в стенах маленькой бежевой гостиной. Он и не знал, почему покинул ее сразу после того, как ушла Грейнджер, просто ее присутствие озаряло пространство, а без нее стало слишком одиноко. Особенно после этого разговора, когда они наконец начали понимать друг друга. Просто сидеть и говорить с ней оказалось гораздо приятнее, чем он мог подумать. На душе сразу потеплело и неподъемная ноша, которую он тянул в одиночку заметно полегчала. А теперь еще и Блейз собирался взвалить часть этого груза на себя, даже не дожидаясь, пока Драко попросит о помощи. Хотя Малфой и знал, что ему самому приходится несладко, он не стремился выведать у него подробности, устраивая подобострастные расспросы. Он видел, как менялось выражение его лица на несколько секунд каждый раз, когда он открывал присланное матерью письмо. На конвертах никогда не было обратного адреса, поэтому все ее послания оставались без ответа. Единственное, что она могла делать — это посылать сыну ободряющие весточки, надеясь, что ее сову не перехватят ни Пожиратели, ни Министерство. Миссис Забини скрывалась, не задерживаясь ни на одном месте больше недели, а иногда и того меньше. Блейз уже перестал бояться, что дело в Темном Лорде, он всерьез переживал за здоровье матери и подозревал, что легкая паранойя, всегда свойственная ей, прогрессировала и теперь могла дойти до той стадии, которая не поддается лечению. Последний раз он видел мать в конце августа, когда она на несколько часов вернулась в родовое поместье, чтобы пожелать ему счастливого пути перед отправлением в школу. Она сказала что-то вроде: «Возможно, это последний год для Хогвартса. Распоряжайся временем с умом». Именно эту фразу Блейз прокручивал в голове всю поездку до Хогсмида, слушая пространные рассказы Драко о недалеком и не светлом будущем. Тогда он, только рассказывая о своей принадлежности к рядам самых прославленных убийц, взял с Блейза обещание молчать и заявил о своих сожалениях, что ему придется делить с ним знание обо всех планах Темного Лорда. Но Забини был даже рад, что Драко доверился ему, что он может помочь ему хотя бы тем, что будет безмолвным свидетелем его страданий и распада. На его глазах общее настроение Драко изменилось. Он вспоминал летнюю переписку с другом и замечал, как с каждым письмом он, разуверенный в пропаганде отца, выбирал все более скупые и осторожные формулировки, все больше отдалялся от него и от прежнего Малфоя. — Так что ты имел ввиду, когда говорил, что сейчас лучшее время для влюбленности, Забини? — спросил он, не желая слушать тишину. — Мне казалось, мы закрыли эту тему раз и навсегда, — ухмыльнулся Блейз. — И все же, — не хотя отозвался Драко. — И все же влюбленность есть? — с нескрываемым удовольствием проворковал он. — Конечно, нет, — отчеканил Малфой. — Я имел ввиду, — вздохнул Забини, — что если ты с, — он обернулся на Драко, чтобы удостовериться, что тот готов услышать эту фамилию, но все равно решил соблюдать осторожность, — со своим джином, исполняющим желания, — он ухмыльнулся собственной находке в виде отличного выражения, — захотите сделать что-нибудь предосудительное, — Малфой изогнул бровь, ожидая завершения фразы, — осуждать-то вас мало, кто станет. Потому что через полгода, как ты знаешь, всем уже будет не до того. А с новой политикой, которая может быть проведена, если власть в министерстве изменится, твоего джина вообще могут прилюдно казнить, — и после небольшой паузы он добавил. — В лучшем случае. Драко нервно сглотнул, осознавая, что Блейз прав. Он и сам не раз обдумывал эту тему, но никогда не мог озвучить ее в нескольких простых словах. И еще полгода назад такие слова позабавили бы его. Что могло быть лучше и желаннее, чем увидеть, как грязнокровку Грейнджер и еще толпы таких же недоволшебников одного за другим лишат жизни, а их тела свалят в зловонную кучу. Еще полгода назад он бы захотел на такое посмотреть. Но потом он это увидел. Действительно увидел, как Пожиратели врывались в дома и убивали целые семьи. В лучшем случае. Некоторым везло меньше, перед смертью их изощренно пытали, издевались над телом и разумом, доводили до безумного, полуобморочного состояния. Один раз Драко пришлось наблюдать, как главу семейства заставили самостоятельно убить свою жену и дочь, маленькую белокурую девочку лет пяти. Малфой стоял и смотрел, как он умоляет убить только его, а семью отпустить. Смотрел, как в него один за другим ударяют лучи Круцио, и он, обезумев от боли, все же сжимает палочку. Драко силился не отвернуться и не закрыть глаза, лишь бы остальные Пожиратели не заметили его слабости, потому что за этим последовали бы другие показательные выступления, призванные приучить его к жестокости, заставить эту жестокость полюбить. Поэтому теперь слова Блейза вызвали в нем такой дискомфорт. Раньше он и не задумывался, что будет в конце. Только знал, что будет война, о ее итоге он не заботился, он не выбирал сторону. Хотя если бы он мог. Если бы он только мог. Видимо, ход мыслей отразился на его лице, поэтому Блейз сказал: — Раз уж ты задумался над этим, то подумай получше, стоит ли терять драгоценное время на условности. — Я замерз, — сказал Драко, отталкиваясь от поручня и направляясь к лестнице. Ему и правда хотелось подумать об условностях и вещах, которые стоят на кону. Он итак ведет себя недостаточно аккуратно и рискует слишком многое потерять в один момент. Грейнджер могла бы сойти за отличное развлечение, как он и рассчитывал в начале года, но не слишком ли далеко он зашел в этих играх? — Я слышал про проклятую девчонку, — вполголоса произнес Блейз, но Драко его отлично услышал. Он остановился. — У меня не было выбора, — не оборачиваясь, ответил он. — Если бы не она, то кто-то другой. Мне просто пришлось это сделать. И хотя я не должен, — твердо произнес он, — я жалею, Блейз. — Я знаю, — тихо сказал Забини. В этот момент Драко показалось, что пропасть между ними, которая еще за ужином казалась ему непреодолимой, заметно сократилась. Сегодня вообще разлом между ним и нормальной жизнью почти затянулся.