***
Чуть позже, получив замечание от декана по поводу внешнего вида, он все же привел себя в форму и в Большой Зал зашел как подобает аристократу. Усевшись на скамейку между Блейзом и Панси, он пробежался взглядом по столу и заметил яблочную шарлотку. Мысли без его воли метнулись ко вчерашнему вечеру и неловкому началу разговора. Он поднял взгляд на Гриффиндорский стол. Драко не ожидал, что после того, как они с Гермионой проговорили весь вечер и разошлись за полночь, она будет выглядеть так свежо и расслабленно. Он видел, как ей не комфортно сидеть рядом с друзьями и пытаться не ловить на себе напряженные взгляды. В голове промелькнула мысль, что она все-таки осмелела и рассказала им всю правду, но он очень в этом сомневался. Иначе бы Поттер и Уизли поджидали его прямо возле выхода из гостиной, не дожидаясь завтрака, и вряд ли ему удалось бы уйти от этого разговора без каких-либо повреждений. Стараясь хоть немного прочистить голову и более подробно продумать свои действия, он снова вернулся взглядом к пышному убранству стола, выбирая с чего начать свой обед. — Пойдем, подстрахуешь меня, — кинул Драко Блейзу, когда с приемом пищи было покончено. Ученики уже начинали разбредаться по гостиным, многие предпочли прогуляться по внутреннему дворику, благо погода это позволяла, но вся Гриффиндорская компания в полном составе восседала на своих местах. Поняв, что медлить больше нельзя, он встал из-за стола. Блейз почуял неладное, но все же отправился вслед за другом. Направляясь к столу вражеского факультета, он почувствовал необычный прилив уверенности. И даже те несколько неодобрительных взглядов, что он поймал на себе, никак на него не повлияли. Эти мгновения были финальным аккордом в мелодии, которую они с Гермионой разыгрывали уже третий месяц. И какими они получатся зависит только от него. — Что тебе нужно, Малфой? — воинственно спросил Рон. — Я пришел, чтобы вернуть твоей подружке долг за вчерашнее, — с этими словами он опустил на стол рядом с Лавандой Браун мешочек с несколькими монетами, ровно той суммой, которую вчера вечером она оставила в пабе мадам Розметты. Идеально выверенный насмешливый и презрительный тон и снисходительное выражение его лица вместе производили тяжелое и гнетущее впечатление, словно он неоднократно репетировал подобные выпады у зеркала. Но эта возможность собраться и придать себе напускной холодности в нужный момент была природным талантом, с которым рождались только в семье Малфоев. — За вчерашнее? — с недоумением переспросил Рон. — Но ты же сказала, что была в Хогсмиде с Гермионой? — он перевел взгляд на Грейнджер. Она побледнела, а в глазах читалось недоумение. Она напрягла спину и шею, бегала глазами по лицам присутствующих и когда, наконец, сфокусировалась на Драко, посмотрела на него с мольбой. Вся власть над ней была сосредоточена в его руках, и что самое ужасное: у него было всего несколько секунд, чтобы решить, как этой властью распорядиться. Вчера он пообещал ей, что выберет и спасет только одну девушку, очернив другую, и он знал, что Гермиона предпочла бы спасти Браун, но ведь это было до их разговора, до того момента, когда они поняли, как отчаянно нуждаются друг в друге. Вчера он был так уверен в том, что сможет довести это дело до конца, но сейчас что-то внутри него не давало ему вымолвить и слова. Он не мог просто уйти, потому что сам ввязался в этот разговор, но и предать Гермиону сейчас — означало потерять то, что он мог бы обрести в ее лице, свет, который он видел в ней. Он тянулся к ней, как терпящий бедствие корабль стремится к маяку. И он решил рискнуть: обвинить Лаванду в измене настолько тонко, что до желеобразного мозга Уизли это обвинение дойдет только через пару суток, при этом не задев чувств Гермионы. — Да, была, — занервничала Лаванда. — В любом случае, мне все понравилось. Как-нибудь повторим, — ухмыльнулся Малфой, снова придвигая мешочек к руке Лаванды. Он старался не смотреть на Грейнджер, чтобы не изменить своего решения, но, кажется, было уже слишком поздно. Стоило ему слегка перегнуть палку, и все хрупкие намеки на понимание, возникшее между ними вчера вечером, будут разбиты вдребезги. И было ужасно признавать, что это было чуть ли ни единственным, что волновало его в тот момент. — Ты на что-то намекаешь, Малфой? — разъярился Рон. — Что ты, Уизли, успокойся, — абсолютно спокойно ответил он, не давая прямого ответа на поставленный вопрос. Рон вскочил и почти перелез через стол, чтобы ударить Драко, но его остановил Гарри, который еле поймал его руку, занесенную для удара. — Малфой, ради Мерлина, объяснись, иначе, я за него не отвечаю, — стараясь удержать Рона, но не пряча раздражения в голосе, попросил Гарри. — Вчера я забыл бумажник в школе, поэтому Лаванда угостила меня, а сегодня я возвращаю долг, — спокойно объяснил Драко. — И как получилось, что ты угощала его в субботний вечер, хотя должна была быть с подругой? — спросил Рон, обращаясь теперь к Лаванде. Гермиона побледнела еще сильнее, ожидая, что в любой момент услышит роковые слова, которые станут начальной точкой долгих лет унижений и вымаливаний прощения у друзей. Но Лаванда молчала, точно также потупив взгляд. Теперь Гермиона жалела, что не настояла на том, чтобы в случае опасности Лаванда держала язык за зубами, и вообще не упоминала о том, где в момент ее любовных рандеву находилась Гермиона. Положение становилось более шатким с каждым новым словом, но ей не оставалось ничего другого, кроме как молча слушать препирания парней и пытаться не только придумать какой-нибудь план действий, благодарю которому в ее ложь поверят, но и подсказать Лаванде, как вести себя, чтобы эта ложь выглядела убедительной. — Я всего лишь показал ей, какого это проводить время с достойным волшебником. И с достойным мужчиной, который может нести ответственность, — периферическим зрением он заметил, как Грейнджер подняла голову и метнула на него взгляд. Это резкое действие могло означать только одно, его надежды на то, что она поймет намек, оправданы. — Ничего не было, расслабься, Уизли, — еще раз ухмыльнувшись напоследок, сказал он и направился к выходу из зала. — И что это было? — спросил Блейз, когда они вышли из Большого Зала. — Я думал, ты должен назвать Браун шлюхой и обвинить в измене. — Я не смог, Блейз. Я не сделал этого, потому что она меня попросила, — выдыхая, сказал Драко. — Браун? — удивленно переспросил Блейз. Драко помотал головой, но на друга не взглянул. — И у тебя еще остались сомнения? — на этот раз была его очередь ухмыляться. — Она нравится тебе, Драко, и ты боишься, что она пострадает из-за тебя. — Но она в любом случае пострадает, я не смогу защитить ее, — он понизил голос почти до шепота, чтобы их разговор не могли услышать. Хотя в коридорах замка в это время были лишь единицы, спешащие переделать все свои личные дела на неделю вперед. — Ты сможешь, Драко.***
— И как мне это понимать? — с напором спросил Рон, как только они пересекли порог Гриффиндорской гостиной. Несколько младшекурсников повернули головы в их сторону и с интересом наблюдали за разгорающимся с каждой секундой спором. — Понимай как хочешь, Рон, мы не обязаны перед тобой отчитываться. Лаванда и Драко были партнерами по Зельям, у них могут быть общие дела. Ты же не волновался, когда они танцевали на балу в честь Хэллоуина! — Что? Ты танцевала с ним на балу? — Спасибо, Гермиона! — воскликнула Браун, а затем вновь повернулась к Рону и еще более писклявым голоском начала лебезить перед ним. — Бон-бон, это не то, что ты думаешь. Мы действительно просто делали проект, но он оказался не таким плохим, он просто попросил меня о помощи, я не думала, что это выльется в ссору между нами! — И с каких пор он стал Драко, Гермиона? — казалось, он удовлетворился ответом Лаванды, и уже без злости реагировал на то, как она поглаживала его плечо своей ладонью. — Я посчитала, что в данной ситуации будет уместно назвать его по имени, Рональд, — она шумно выдохнула и отвернулась, скрестив руки на груди. Мысленно отругав себя за то, что так расслабилась и позволила себе допустить такую оплошность, она старалась продолжить ту линию объяснения, что начала придумывать еще по дороге к гостиной, которая казалась ей довольно убедительной. Но, к ее большому сожалению, Лаванда абсолютно не понимала намеков, она просто не знала, когда нужно замолчать и дать Гермионе вставить хоть одну здравую мысль. Гермиона разрывалась от желания поставить жирную точку в этой истории и рассказать Рону правду о том, что его девушка, возможно, неоднократно, спала с его злейшим врагом, но вспоминая свои совестливые мольбы, она пыталась сдержаться. Драко был прав, когда говорил о том, что если Рон узнает, что она пыталась расстроить его отношения, перестанет общаться с ней. Если сейчас она переступит эту тонкую черту, все будет кончено, она не простит сама себя. Поэтому все, что она могла делать — это молчать и ждать, когда придет ее очередь оправдываться. И как только она успела подумать о том, что главное не сболтнуть лишнего, прозвучал ответ Лаванды на вопрос о том, что они вообще делали в «Трех метлах». — У Гермионы было назначено свидание с Ноттом, а я ждала ее за соседним столиком, — Лаванда резко замолчала, поняв, что разболтала секрет подруги. Она приложила руки ко рту и переводила взгляд с Рона на Гарри, которые переваривали полученную информацию с большим трудом. Вместо того чтобы возмутиться или попытаться сказать, что это глупость, Гермиона почти ухмыльнулась, наблюдая за этой карикатурной картиной. Но потом она посмотрела Рону в глаза, и в этот момент поняла: что бы она ни сказала, он не встанет на ее сторону, он будет также обнимать Лаванду, слепо веря, что Гермиона обманула его, когда сказала, что у нее с Теодором ничего не было. Потому что Лаванда ему действительно нравится, а Гермиона не станет для него никем большим, чем просто подругой. И хотя мысли о том, что у них не может быть романтического будущего уже успели укорениться в ее голове с их последнего честного разговора, это осознание все еще причиняло, пусть и не такую сильную, но боль. — Он простит тебя, Гермиона, — сказал Гарри, когда влюбленная парочка отошла от них, чтобы выяснить отношения наедине. Гермиона могла лишь предполагать, каким способом Браун будет просить у Рона прощения. — Я ведь ничего не сделала, Гарри, — она подняла на него отчаянный взгляд. — Я все это время думала, что Рон испытывает ко мне чувства. Я хотела позвать его на прием к Слизнорту в качестве моей пары. Я не думала, что он так любит Лаванду. — Не уверен, что он любит ее, — Гарри взял ее за руку и печально улыбнулся, — он частенько жалуется на нее перед сном. Вряд ли их отношения продержатся долго, просто подожди. Рон и сам не знает, как счастлив он может быть рядом с тобой. Ты можешь изменить к лучшему абсолютно любого, тебе нужно только верить в себя. — Спасибо, Гарри, — поджав губы, произнесла она. Вот только в эту секунду она почему-то подумала не о Роне, а о Драко Малфое. — Мне нужно кое с кем встретиться. — С Ноттом? То, что сказала Лаванда — правда? У вас все серьезно? — спросил Гарри, когда она поднялась на ноги. — Я и сама не до конца разобралась, — пожала плечами девушка. — Но мне все больше кажется, что это ничего для меня не значит. Если бы я что-то чувствовала к нему, непременно рассказала вам с Роном, но я молчала. Гарри молча кивнул, посчитав этот вывод вполне убедительным. Но, уже шагая по школьным коридорам, Гермиона созналась себе, что кривила душой. Ведь про Драко она им ничего не сказала.***
Драко направился в Выручай-комнату сразу же после отрезвляющего разговора с Блейзом. Друг вселял в него странную уверенность, что тем чувствам, что он гасит и не дает развиться, нужно дать выход. И он ждал. Ждал, не сводя взгляда с камина, боясь лишний раз посмотреть на дверь. В этот раз он не пил, хотел, чтобы их, возможно, последний разговор он запомнил от начала и до конца. Если будет необходимость, он напьется позже. Галстук душил сильнее, чем обычно, поэтому он избавился от него с необычайным удовольствием. От нервного ожидания он несколько раз прошелся по комнате, перечитал названия на корешках книг, которые стояли на полках. Названия многих из них он видел впервые, хотя знал наизусть почти весь каталог обширной библиотеки Малфой-Мэнора. Он сделал вывод, что это, должно быть, маггловские романы и повести, которые больше всего любит Грейнджер. Ведь многие из его любимых книг оказались на этих полках. Он как раз проводил пальцами по обложке одной из них, когда услышал, даже скорее почувствовал, как открылась дверь. Драко закрыл глаза и выдохнул прежде, чем отставить книгу и повернуться. Гермиона остановилась прямо перед ним, их разделяло несколько сантиметров, а тишина, стоявшая в комнате, никогда не казалась такой звонкой, как сейчас. Даже бревна в камине, казалось, сгорают абсолютно беззвучно. Ее тихий выдох нарушил установившееся спокойствие, но слов за ним не последовало. Она посмотрела на него снизу вверх, и в ее глазах он заметил какой-то новый оттенок. Это был не цвет, это было живое олицетворение нежности и тепла, которого ему не доставало долгое время. Он постарался смягчить собственный взгляд, но ума не прилагал, как это сделать. — Спасибо, — прошептала она, вставая на носочки, чтобы дотянуться до его щеки. Он не смог совладать с собой, и уголки его губ дернулись, выдав его волнение. Она провела дорожку мимолетных поцелуев по линии его скулы и остановилась в уголке рта, не решаясь продолжить. — Не за что, — хриплым голосом произнес он. Гермиона не успела отстраниться, поэтому при разговоре их губы соприкоснулись. — Почему ты не ничего не сказал? — спросила она, когда Драко слегка приоткрыл рот, чтобы поцеловать ее. — Чтобы доказать, что я не такой подонок, каким ты меня считаешь. — Тебе же плевать, что я о тебе думаю. — Мне не плевать, что думаю о себе я, — несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, и ему показалось, что он впервые уловил в них уважение, — и мне не плевать, что ты думаешь. Его губы накрыли ее, не давая услышанному осесть в мозге. Он целовал ее будто впервые. Он целовал ее по-другому. С четким осознанием того, что хочет этого, что ему это нравится. Что она ему нравится. Сопротивление было бесполезно, и мягкие, нежные волны смирения накрывали его с головой. Девушка в его руках растворялась в нем, он чувствовал это. Их языки медленно сплетались, наслаждаясь каждым мгновением, тянущимся по несколько лет. Их души сплетались точно также, отдаваясь друг другу и впервые открываясь друг перед другом до конца. Он никогда не целовал никого так нежно, она никогда так не сгорала от страсти. Ей казалось, что даже если бы ее веки не были опущены, она бы не смогла ничего разглядеть, потому что начинала слепнуть от этих ощущений. Его руки нежно опустились на ее талию, приподнимая свитер и задевая полоску горячей кожи. Девушка слегка вздрогнула, но не отстранилась от него. Ее сердце билось так, словно она стоит на краю пропасти и вот-вот бросится вниз. Волна желания пробежала по телу, накрывая их обоих. Медленные, плавные касания заставляли стайки мурашек перемещаться по ее телу, истерзанные поцелуями губы еле ловили воздух, чтобы дать хоть какую-то передышку. Драко провел рукой по телу девушки, остановившись на ключице, затем он также медленно расстегнул молнию ее серой кофты и снова опустил руки на талию. Гермиона поглаживала его шею, зарывалась пальцами в волосы, отрывалась от его губ, чтобы вдохнуть, чтобы покрыть поцелуями все его лицо. Их губы снова встретились. Время будто замедлило ход, все их движения были плавными и еле заметными, но вместе с тем все чувствовались как ослепительные яркие вспышки в затуманенном сознании. — Если ты захочешь, мы остановимся в любой момент, — сказал он, прерывая поцелуй и заглядывая в ее потемневшие карие глаза. — Я не захочу, — ответила Гермиона, сама не понимая, откуда в ней взялось столько уверенности, ведь, еще пару минут назад, она думала, что все ограничится простым поцелуем. — Я должен тебе сказать, — прошептал Драко, не в силах надолго оторваться от ее губ. — Ты скажешь позже, — попросила она. — Не делай того, о чем будешь жалеть. Она уверенно кивнула, снова прильнув к нему и поглаживая шею в том месте, где кончался воротник его ослепительно белой рубашки. Он на секунду вырвался из ее объятий, чтобы снять с себя серый форменный свитер. Девушка последовала его примеру и стянув рукава кофты, отбросила ее в кресло. — Ты моя, Грейнджер, — прошептал он, повалив ее на кровать и прижимая своим телом. Они смотрели друг другу в глаза, растворяясь, пробиваясь через обоюдное желание к более высоким чувствам. Сомнений в том, что они есть, теперь уже не оставалась ни у нее, ни у него. Он снова поцеловал ее, не давая ответить. Его руки по-хозяйски легли на ее грудь, а затем освободили ее от майки и бюстгальтера. Девушка трясущимися пальцами пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, но они цеплялись за петли, и ей плохо это удавалось. — Оставь, — шепнул Драко, и начал целовать ее шею. Она послушно убрала руки и, задрав его рубашку, гладила его поясницу и спину. Отрываясь от ее шеи, он заглянул ей в глаза. Он боялся увидеть где-то на дне сомнения и неуверенность, ведь ему бы пришлось остановиться, чтобы потом она не жалела о содеянном. Но ничего подобного в ее взгляде не было. Драко завел руку за спину, нащупав ее ладонь, он сжал ее и, руководя ее движениями, провел по своей шее, груди и торсу, опуская ее ниже. Гермиона быстро поняла, к чему он ее привлекал, и не стала сопротивляться. Она несмело поглаживала его тело сквозь ткань, а потом, повинуясь его невысказанным надеждам, расстегнула ширинку и пуговицу, позволяя хватке его брюк ослабнуть. Драко улыбнулся сквозь поцелуй, чувствуя, как ткань скользит по его бедрам, задерживаясь где-то в районе коленей. Эта улыбка не скрылась от Гермионы и она, обрадовавшись тому, что ее действия были правильными, продолжила неловкие касания. Он не мог понять, почему эти робкие и неуверенные движения, ее искренние и непреувеличенные реакции возбуждают его куда сильнее, чем то, что обычно делают другие девушки. Ему нравилось руководить ее движениями, заставлять выгибаться ему навстречу, поддаваться ему. Он с большим усилием сдерживался, чтобы не перейти сразу к делу, закончив с этими длительными прелюдиями. Но ему хотелось искушать Гермиону, показывать ей всю гамму чувств, которую он может в ней вызвать, чтобы потом она просила его о большем, чтобы она просила еще. Драко опустил одну руку на ее промежность, расстегивая ее джинсы. Ей пришлось прогнуться в пояснице, чтобы ему удалось стянуть с нее одежду. Наконец все лишнее было отброшено в сторону, и больше ничего не мешало их трепетным ласкам. Он прошелся ладонью по внутренней стороне ее бедра, чувствуя, как с каждым миллиметром натягиваются ее мышцы вслед за его прикосновениями, а сдавленные стоны приносят ему такое небывалое удовольствие. Он поглаживал ее одним пальцем, еле касаясь, заставляя ощущения разливаться по телу томительными сладостными волнами. И когда она сама подалась бедрами ему навстречу, он шумно выдохнул, обозначая, что больше не собирается ждать. Она издала полувсхлип-полустон, когда Драко впервые вошел в нее. Он постарался заглушить ее боль поцелуем и двигался очень медленно, чувствуя, как напряжено все ее тело. — Расслабься, — попросил он. — Хорошо, — выдавила она, пытаясь свыкнуться с дискомфортом. Непривычные и болезненные ощущения вскоре снова сменились волной желания, когда парень касался правильных точек на ее теле. Он старался не причинять ей лишней боли, с аккуратностью относясь к каждому прикосновению, каждому плавному толчку внутри нее. Он целовал ее шею, поглаживал грудь, а она, наконец расслабившись, отдавалась его ласкам, отвечая на каждое касание. Она открыла рот и учащенно дышала, гладя руками его спину и плечи, сильнее впиваясь в них ногтями при каждом новом толчке. Поняв, что девушке наконец стало комфортно, Драко немного ускорил движения, стараясь доставить ей такое же удовольствие, какое испытывает он сам. Наконец, с ее губ сорвался первый полноценный стон, и Драко улыбнулся, подумав о том, что готов слушать эти звуки бесконечно. — Ты моя, Грейнджер, — снова прошептал он, проводя рукой по ее шее и зарываясь пальцами в волосы. — Да, — воскликнула она, соглашаясь с его словами и движениями одновременно. Она действительно чувствовала, что принадлежит ему, и была этому безумно рада. Драко никогда не чувствовал такой нежности. Все его пассии были искусны в постельных вопросах, но в них не было и доли той чувственности, что была в одном легком поцелуе Гермионы. Кажется, оргазм потряс их одновременно, на несколько секунд оглушая и заставляя все, кроме них двоих, исчезнуть. Они оба еще учащенно дышали, лежа в объятиях друг друга, но мысли постепенно возвращались к ним в головы, страсть отступала, оставляя приятную ломоту и усталость в теле. Несколько минут они просто лежали, не думая ни о чем и наслаждаясь запахом друг друга. — Что будет дальше? — обеспокоенно спросила Гермиона, отодвигаясь, чтобы заглянуть Драко в глаза. — Дай мне несколько минут, — потянувшись, ответил парень, — и мы все повторим. — Я серьезно, — она посмотрела на него с укоризной. — Когда я шел сюда днем, я думал, что это будет нашей последней встречей, — честно признался он. — Но теперь я бы предпочел не выходить отсюда вовсе, лишь бы сохранить то, что есть между нами. Ее губы растянулись в сладкой улыбке. Те слова, что произнес Драко, полностью совпадали с тем, что она чувствовала, и состояние абсолютного счастья переполняло ее. Драко все еще лежал в наполовину расстегнутой рубашке, его волосы были растрепаны, а лицо расслабленно и спокойно, но она больше не чувствовала холода, ей было тепло. Тепло в замке, в котором она так часто мерзла, кутаясь в шерстяные свитера и подсаживаясь ближе к камину. Тепло с человеком, которого раньше она ненавидела всей душой. Тепло просто оттого, что сейчас она могла обнять его и вдохнуть его запах. И она видела, что он смотрел на нее с той же нежностью, что и она на него. Он протянул руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо, и она заметила темное пятно на его рубашке. Но оно было не на ткани, а под ней. — Драко? — тихо позвала она, проводя пальцами по его предплечью. Он молча смотрел на нее несколько секунд, а затем одернул руку. — Драко, что это? — ее голос окреп и звучал требовательно. — Гермиона, я… Я должен был сказать тебе. Я… — он расстегнул пуговицы на манжете и подвернул рукав. Она с нескрываемым ужасом перевела глаза с его лица на руку, но ничего не сказала. Даже не сдвинулась с места. — Я должен был оттолкнуть тебя, чтобы ты сейчас не жалела, — он не отрываясь наблюдал за ее реакцией, боясь спугнуть резким движением. — Я хотел сказать еще вчера, но просто не смог. Она сидела неподвижно, смотря в одну точку, уже даже не на него, а куда-то в пустоту. И он мог только гадать, о чем она сейчас думает. — Но это не такая вещь, о которой можно просто говорить, как о погоде, — Драко потянулся к ней, чтобы взять за руку. — Мне надо идти, — резко дернувшись, сказала она и стала заворачиваться в простыню, чтобы подобрать свою одежду. — Я не жалею, — сказала она совсем тихо. — Я хотел сказать, но не смог, — он встал вслед за ней и взял ее за руку. Вопреки его ожиданию, она не скинула ее. Он поддался легкой надежде, что она не оставит его снова, — не уходи. — Я должна. Мне, правда, надо идти, — сказала она и подняла на него глаза. Под этим взглядом его сердце перевернулось, он не хотел ее отпускать, ничего не объяснив, но послушно разжал пальцы и выпустил ее руку. — У нас еще будет время, чтобы поговорить, — уверила она, но все в этой ситуации кричало об обратном. В этот раз дверь за Гермионой закрылась очень тихо, практически неслышно. И в этой гнетущей тишине Драко достал бутылку огневиски, к которой надеялся сегодня не прикасаться.