Причал неприкаянных

Пришла желанная пора (с)

Паша въехал на стоянку гостиницы уже за полночь. Допросы персонала длились поразительно долго, ведь каждый решил, что это отличная возможность пожаловаться на коллег, начальство и учеников. Но при всем переизбытке информации Паша не услышал ничего стоящего. – Не может ребенок просто так взять и исчезнуть, – сказал сторож. Его Паша допрашивал последним и на высказывание только устало кивнул. – Это место лучше чем тюрьма охраняется, а все равно черт знает что творится. Потому что детям дисциплина нужна – вставать в одно время, обедать в одно время. А тут же каждый делает что хочет, а если накосячит достаточно сильно, родители приедут, денег отстегнут – и снова все хорошо. Паша оторвал глаза от протокола и посмотрел на сторожа. Пожилой мужчина сидел на стуле совершенно прямо, взирая на мир из-под густых седых бровей. – Родители платят? – Если дети заплатили недостаточно, – объяснил сторож. – Ты что, думаешь, мелкие выйти отсюда не могут? У них карманных денег больше, чем зарплата у охраны пропускного. – То есть дети могли выйти? – Могли, если скинулись достаточно. – И вы это точно знаете? – Точно. Хотя, – сторож нахмурился, – при новом директоре такого ни разу не наблюдал. Но здесь, видать, не уследил. – А ваш новый директор? Расскажите мне о нем. – Паша отложил ручку и откинулся в кресле. – Глеб Васильевич как на должность заступил, так все его первое время боялись, присматривались. А когда Дятлов через забор перебрался и его отец приехал – нарушение замять хотел, то все равно исключили. – Серьезное, видать, нарушение. – Да не особо. Вот только Глеб Васильевич в первый же день на дорогой машине приехал, а наш прошлый директор такую роскошь смог себе позволить только после парочки «правонарушений». Не особо ему деньги нужны вроде. Так что ребята на входе могли и побоятся детишек выпускать, даже за деньги. Но кто-то мог и рискнуть. – Но там же все равно камеры – тут уж плати не плати, камеры по-другому записывать не станут. – Не знаю, я как они это делают, но делают. Ты ребят поспрашивай – грамотно спросишь, все расскажут. «Ребят» Паша допросит завтра, когда те заступят на смену. Паша лег на кровать и достал свой блокнот. Он был заполнен распечатанными вырезками из дел и парочкой статей. Перелистнув новый лист, прямо посередине Паша написал «Деньги» и поставил рядом несколько знаков вопроса. У Глеба были деньги, когда он приехал сюда работать. Уйти из полиции, пропасть на пару месяцев и стать директором частной школы-интерната. А потом что? Убить ребенка? Паша медленно перелистывал свой блокнот – там было дело Тимура Сперанского, служебное досье самого Глеба, его заслуги и высокая раскрываемость. Нестеров был лучшим, его карьере никак не угрожал Сперанский, который его же выгораживал, и все-таки Глеб уехал. Призраки прошлого преследовали его постоянно, но встречи лицом к лицу он вынести не смог. И все это как-то было связанно с пропавшим мальчиком. Только как? Паша потушил свет и лег на кровать. Вопрос, даже заданный в сотый раз, все равно оставался без ответа. *** Паша пришел в школу сразу после начала первого урока. Кабинет, в котором он вчера проводил допросы, оставался в его распоряжении. И спустя пару минут в дверь постучали. – Здравствуйте, вызывали? – спросил знакомый голос. – Тебя? Нет. – Паша сжал ручку сильнее и молча наблюдал, как Глеб садится на стул. Да, мужчина не бедствовал. Вещи на нем стоили довольно дорого, подобные часы и вовсе могли себе позволить только очень состоятельные люди. – Это зря. Меня обязательно нужно допросить – я все же директор школы, знаю больше, чем остальные, вижу общую картину. – Ладно, – Паша записал на белом листке имя Глеб. – Скажи, зачем ты убил ребенка? – Я не убивал, – абсолютно спокойно ответил Глеб. – Хорошо. А почему ты ушел из полиции? Глеб молчал и смотрел на Пашу. – Как это относится к делу, товарищ следователь? – Здесь вопросы задаю я, Нестеров. Простите, Вазеев. Запамятовал. – Бывает, – снисходительно улыбнулся Глеб. – Ну что ж – я ушел из полиции, потому что хотел сбежать. – Чтобы была фора до того, как Сперанский тебя сдаст? – Я тебя умоляю – Тимур меня в жизни не сдаст. Ему тогда станет неинтересно. – А дело разве не в вечной любви? – Тимур думает, что именно в ней. Но нет, это не более чем садистские наклонности и демонстрация власти. – Из психушки не очень-то продемонстрируешь власть. – В таком случае, Павел… как вас по батюшке? Даю вам небольшое домашнее задание. Узнайте побольше о моем предшественнике в должности директора данного учреждения. На этом Глеб встал и, улыбнувшись Паше, пошел к двери. – И все же, – сказал Паша, – почему ты не признаешься и не сядешь? Боишься? – Боюсь? Тюрьмы? Нет. Просто однажды Тимура нужно будет кому-то снова остановить, и только я смогу это сделать. – Он не выйдет до конца жизни. Не в психушке, так в тюрьме. – Выйдет. Не знаю как, но выйдет. Тимур Сперанский еще не сказал свое последнее слово. – Уж не ты ли ему поможешь? – Как только он переступит порог той психушки, я буду там. И пущу ему пулю в лоб. – У тебя был шанс это сделать тогда. – Теперь у меня больше причин, – сказал Глеб и вышел за дверь. *** Паша открыл ноутбук и ввел имя предыдущего директора. Самоубийство. Но ведь в это время Тимур уже сидел и писем он никому не посылал. – Как он это сделал? – спросил Паша, как только Глеб поднял трубку. – Правда впечатляет? – Ты помогал, да? – Я не обладаю таким даром убеждения. Грубее действую, сам видел. Паша положил трубку.