Причал неприкаянных

«А что я хотел сделать в день нашего знакомства? Думаешь, прыгнуть?» Письмо пришло через два дня после визита Глеба к санитару. Больше в письме ничего не было. Видно, Тимур решил организовать чат заказными письмами, как будто сам факт их переписки недостаточно провокационный. Но до Глеба только сейчас дошло – Тимур в жизни бы не прыгнул. Годы размышлений, бесконечный анализ событий тех лет, но почему-то за все это время Глеб ни разу не усомнился – в ту ночь Тимур Сперанский хотел покончить собой. Сейчас Глеб сидел с письмом в руках, а в голове прояснилось: впервые за столько лет. Наконец в истории появился новый факт. В их истории, разобранной по кирпичику, появилась целая стена, которую сознание отказывалось замечать. «Почему мы встретились в тот вечер?» – написал Глеб в ответ. Глеб пришел на заброшку в тот вечер, потому что был расстроен. Типичные проблемы типичного подростка. А потом Тимур сиюсекундно привлек его внимание. Понятно, что нельзя так легко уговорить человека не совершать самоубийство. Тимур же дал себя уговорить, тут же вступив в диалог с Глебом. Он же и начал этот диалог – ведь не факт, что Глеб его заметил бы. Но он стоял на перилах: любая случайность – и он бы сорвался вниз, даже без посторонней помощи. Тимур хотел проверить, что ощущают его жертвы? А потом поставил на это же место Рогова? Разумеется, ответ на все вопросы был один – Тимур псих, конченный ублюдок, и мотивы его поступков всегда к этому и сводились. Но до этого письма Глеб отчего-то был уверен – однажды он спас Тимура. Пусть и от перил, которые могли рухнуть по чистой случайности. Второе письмо пришло вечером того же дня: «Понятия не имею, что ты мне ответил, но все же предположу, что я тебя неплохо знаю. Какого же хуя я делал на этой стройке и так ли случайно я увидел тебя? Да, это вышло случайно. И если тебе интересно, под тем мостом я хранил часть своего видеоархива. Иногда, знаешь, хочется сделать что-то из ряда вон, когда пополняешь свой тайник с лучшими видео. Это эйфория, нужен выход энергии. Но объяснять не стану. Ты этого не испытывал. Я рад, что после Рогова я увидел в тебе лишь сожаление о случившемся. Мне не стоило тебе рассказывать обо всем, я просчитался. Просчитался сразу в двух вещах. Первое – ты любил меня не так сильно, чтобы это принять. Второе – я все равно любил бы тебя, даже если бы пришлось притворяться до конца жизни». – Я категорически против этой вечеринки в стиле Хэллоуина! – В кабинет ворвалась учительница математики. Глеб слушал про то, как опасно в такое неспокойное время устраивать праздники с подобным размахом, приглашать столько посторонних для обслуживания мероприятия, но мыслями он снова был в том вечере, когда впервые встретил Тимура. Ночь, холод и тот странный парень. Тогда трагедия была другой, тогда можно было себе позволить не хранить ужасных тайн, не выжигать в мозгу странную зависимость от жуткого человека. – ...совершенно не думаете о детях, – услышал конец фразы Глеб. – Дорогая моя Ольга, – Глеб улыбнулся женщине, – даже если мы приставим к каждому ребенку охрану, они все равно будут делать глупости. А некоторым просто может не повезти. И тогда неважно, была вечеринка или нет. Давайте просто отпустим ситуацию и дадим детям то, что они хотят, а их родители оплачивают. – Это нарушит меры безопасности грубейшим образом. Такой размах просто ни к чему. – Эти дети привыкли к подобному размаху. Тут же не тюрьма, в самом деле. *** Глеб сам себя ненавидел за то, что приехал сейчас сюда. Но ничего другого не оставалось. Еще слишком рано, а писем с адреса городской психушки, где содержится Тимур, слишком много. – Давай письмо. – Глеб наблюдал, как санитар испуганно сжался и повернулся к нему. – Нужно отправить. – Считай, что отправил. – Глеб протянул руку, и санитар достал белый конверт. – А ответ? – Через неделю приеду, заберу письма, если будет что сказать – дам и ответ. – Глеб направился к машине. Никаких возражений. Это, видимо, как быть особо приближенным короля. Власть та же. Глеб отъехал подальше и, припарковавшись у кафе на обочине, взял себе чай в пластиковом стаканчике и открыл конверт. «Мы с тобой, Глеб, сожалеем об одном убийстве. Ты – что убил, я – что допустил. И если бы я изначально ничего тебе не сказал, не показал ту запись, ты бы остался со мной. Только представь: ты приходишь после тяжелого дня в отделении, рассказываешь мне, как прошел день, а я завариваю тебе чай. Правда, вероятнее всего, ты бы расследовал мои же преступления, но это был бы этакий семейный подряд. Я убиваю, ты ищешь убийцу. Однако, Глеб, ты хороший следователь, и, боюсь, однажды ты бы пришел домой, сел напротив меня за кухонный стол, отодвинул кружку дымящегося чая и произнес: – Я знаю, что ты сделал. И, как ни крути, у меня никак не получается спланировать наш с тобой сценарий так, чтобы ты был счастлив и никогда не узнал. В любом случае ты бы узнал. И не смог бы с этим справиться». Глеб отхлебнул чай и открыл окно машины. За кафе был лес, который казался черным на фоне серого неба, а вокруг ни одного человека.