Города

      За спиной раздаются выстрелы, Львов расплывается в безумном оскале, его глаза ярко горят, а рука крепко сжимает пистолет. Ноги сами приводят на пустырь. Степан останавливается, хмыкает себе под нос и разворачивается на сто восемьдесят градусов. Буквально через несколько мгновений перед ним появляется Польша. Вид у него весьма потрёпанный, форма в некоторых местах порвалась, на ней виднеются багровые пятна крови. Пшеничного цвета волосы растрёпаны, зелёные глаза сужены и смотрят на Львов со злобой, тонкие губы плотно сжаты. Степан смотрит на Феликса и нагло ухмыляется. — Неужели мне удалось сбить твой гонор? — самодовольно произносит Львов, тем самым доводя Польшу. Тот скрипит зубами, ещё сильнее щуря глаза. — Как ты смеешь? — шипит Феликс, делая шаг навстречу Степану. — Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Как ты смеешь перечить мне?! — А почему бы и нет? — дразня Феликса ещё больше, разводит руки в сторону город. — Ты, неблагодарный! Я вырастил тебя! — делая ещё шаг, чеканит каждое слово страна. — И что с того? — Львов кривит губы в ироничной усмешке. — Я твой отец! — взвизгивая, едва ли не задыхается от возмущения поляк. — Неправда, — быстро преодолевая разделяющее их расстояние и резко хватая Польшу за рубашку, буквально шепчет ему Львов. — У меня никогда не было отца. И ты тем более не мог им быть. Однако возомнил себе, что имеешь полное право владеть мной, подчинять меня. Возомнил себе, что имеешь полное право унижать мою мать. Но я выбью из тебя эту самоуверенность. Я не принадлежу тебе, я свободен от твоего влияния и я целиком и полностью поддерживаю маму и старшего брата, поддерживаю Украину и Киев. И я больше никогда не стану частью тебя! — Степан отпустил поляка, которого в порыве тихого гнева приподнял над землёй.       Польша пошатнулся, буравя своего приёмного сына тяжёлым взглядом. А тот продолжал нагло ухмыляться. Из ближайшего леса послышались крики и выстрелы. — Беги пока не поздно, — напоследок шепнул Польше Львов, стреляя в выбежавшего на пустырь немца и спеша соединиться со своим загоном повстанческой армии.       Феликс обессиленно заскрипел зубами. Сейчас он как никогда ясно осознал: Львов больше никогда не вернётся к нему.