***
Как же непривычно было сидеть у Обрубка в гостях вот так. Не проникнуть как вор для того, чтобы пошарить в его вещах или с целью напакостить, сотворить гадость, но просто зайти, как к старому доброму другу. Они сидели на кухне, крошечной, но необыкновенно уютной. Билл и раньше бывал здесь: однажды он залез в окно и втихомолку подсыпал соли в пузатый чайник, как-то раз облил растительным маслом пол. Ещё была эта история с испорченным кактусом... А сейчас он с восхищением вертел головой и отмечал, как сказочно смотрятся все эти декоративные бутылочки, силиконовые прихватки, деревянные фигурки и панно из сухих цветов. За запертой дверью горестно поскуливали собаки: их не пустили внутрь, чтобы они не мешали и не попрошайничали, и они были весьма недовольны. Том в ярком фартуке выглядел презабавно. Он сосредоточенно рылся то в холодильнике, то в шкафах, и, кажется, готов был вывалить на стол всё их содержимое. - Есть овсяная каша, - перечислял он. - Можно приготовить яичницу с грибами. Потерпишь немного, я сделаю суп из сыра? Или сосиски с пюре? - Хочешь, чтобы я лопнул или стал похожим на Густава? - буркнул Билл. - Ты и правда очень худенький, - заметил Том. - Это некрасиво, знаю. - Это вредно для здоровья, маленький. Я волнуюсь за тебя, - Том вдруг перестал улыбаться на мгновение и стал серьезным, но после заулыбался ещё сильнее и добавил: - Ты очень красивый. Очень. - Вот только не надо учить меня жить! - надулся Билл, подгибая ногу и обхватывая колено. К своему стыду, он зарделся от комплимента мужчины, как глупая девчонка. - Не буду, - ласково улыбнулся Том. - Сначала накормлю. Ты ведь не откажешься от яблочной запеканки? В детстве ты ее очень любил, помнишь? - Угу. - Значит, приступим! Трюмпер разложил на столе продукты и первым делом принялся чистить яблоки. Наблюдая за действиями своей бывшей няни, Билл поймал себя на странных мыслях и ощущениях. Он смотрел на изуродованные руки, творившие для него еду, и не испытывал отвращения. Он чувствовал жалость - острую, горячую. Он едва сдерживал что-то непонятное, нестерпимое, больно теснящее грудь. Ему даже захотелось прикоснуться к этим рукам, погладить их, прижать к щеке... Чтобы хоть как-то избавиться от нахлынувшего наваждения, он резко поднялся со стула и с готовностью ударил ладонями по столу. - Я тебе помогу, ладно?***
Наконец восхитительно вкусная творожная запеканка с яблоками была приготовлена и съедена. Чай, заваренный с душистыми травами, был также выпит. Мучительно подыскивая повод, чтобы еще задержаться, хоть и сам не понимая зачем, Билл посетовал на то, что всё-таки чересчур объелся и хорошо бы чуточку отдохнуть. Том проводил его в комнату и, заставив прилечь на диван, заботливо укутал пушистым пледом. - Я пока пойду погуляю с собаками, а ты поспи. - Нет! - воскликнул Билл. Прозвучало слишком уж громко и просяще. Ну совсем, как если бы он был ребенком, который до ужаса боится оставаться один дома. Но ему действительно отчаянно не хотелось отпускать Тома. - Они ведь еще потерпят? - Думаю, да. - Тогда... Посиди со мной. Билл отодвинулся в сторону, освобождая место. Том пристроился рядом. Оба замолчали, но эта тишина вовсе не напрягала. Дружная собачья семейка разбрелась кто куда, и лишь упрямица Муха верно сторожила своего хозяина. Билл положил голову на спинку дивана и, уже не стесняясь, уставился на мужчину. Тот тоже не сводил с него ласкового, внимательного взгляда. В комнате царил полумрак. - Надо бы тебе позвонить родителям, Билл, - спохватившись, сказал Трюмпер. - Они, наверное, уже беспокоятся. - Я уже звонил, когда ходил в туалет, - не моргнув, соврал подросток. Он давно отключил телефон. Ему повезло - Гордон был в отъезде, а Симоне он послал сообщение, что гуляет с Густавом. Самого Шефера он предупредил, чтобы тот его выгородил, если что. - Ты кого-то ждёшь, да? - Никого, - ответил Том - Ведь ты здесь. Последние слова прозвучали неизъяснимо нежно и как-то совершенно по-особенному. Это почему-то оказалось так важно для Билла, но одновременно эта фраза снова смутила его, и он поспешил продолжить диалог. - А она... Венера часто у тебя бывает? - Почти каждый день. Она славная, мы с ней сразу подружились. Но сейчас она на свидании. - Просто дружите? - уточнил на всякий случай Билл. - Просто дружим. - Только она немного сумасшедшая. Да эти девчонки все какие-то ненормальные. Я с одной тоже дружил, - сказал Билл. - Я знаю, - согласно закивал Том. - Джина Беккер. Очень милая девочка. Билл натянул плед повыше. Он не представлял, что об их с Джиной паре был осведомлен кто-то, помимо узкого круга приятелей.Тем более, кто об этом донес Обрубку? Он насторожился. - Откуда знаешь? - Я вас видел несколько раз издалека, - Том наклонился и подоткнул край сползшего пледа под ноги подростка. - Тебе не холодно? Билл отрицательно помотал головой. - Прости, я не нарочно, так уж получалось, я очень часто видел тебя, маленький, - продолжал Том. - Я был счастлив, если встречал тебя. Я скучал. - Ты знаешь Джину? - Я знаком с её мамой. Ей тяжело приходится, она сильно болеет... - А я поссорился с Джиной, - поделился Билл. А после его понесло и он начал выплескивать вперемешку все, что накипело. Он рассказал и про "павлина" Ленца, и про то, как Беккер нелестно о нем отзывалась, впоследствии подло переметнувшись к нему же, о ее шрамах и даже о том парне Петере, который ее бросил. Краснея и благодаря сумрак, скрывающий его смущение, он поведал о поцелуе с Джиной, но не упомянул, что это был его первый раз. Завершая, он окончательно ополчился на Джину за то, что та выставила его полным идиотом. - И не вздумай защищать её! - строго предупредил Билл. - Вообще ничего не говори, понял? Я просто так тебе рассказал. - Хорошо, маленький, я не буду, - успокоил его Том. - Я и не заметил, каким ты стал взрослым! Я так рад за тебя! - Чему тут радоваться... - проворчал Каулитц. Что же с ним? Почему каждое слово этого человека заставляет сердце замирать, а потом больно-сладко стучать от счастья? Он прокашлялся, а потом всё же спросил: - А ты? Почему ты всё время один? - О, я не один. Не волнуйся за меня. - Ну да, у тебя есть собаки, цветы и чокнутая подружка... - А еще есть ты, маленький, - сказал Трюмпер. - Дурак! - сердито толкнул его в бок Билл. - Почему ты не закрутишь роман с какой-нибудь девушкой? - Роман? С кем же? - Да хоть с той рыжей секретаршей Хенни! Или с нашей математичкой, она почти твоего возраста. Или что, они все для тебя уродины? Ты копаешься и ждешь свою принцессу из замка? Том от души рассмеялся, от смеха его согнуло пополам, и он чуть не свалился на Билла. - Ну и что тут смешного? Тебе, может быть, вообще не нравятся девушки? - выпалил Билл внезапно, запнулся, но осмелился произнести: - Ты... предпочитаешь парней? Каулитц замер, ожидая, что Том обидится, оскорбится, может быть, даже впервые в жизни отменно разозлится. Ну нельзя же реагировать на такое спокойно! В лучшем случае, он просто вышвырнет его из дома, и поступит справедливо. Но Том подобного не предпринял, и когда пришел его черед говорить, его голос, как прежде, звучал мягко и ласково. - Маленький, дело ведь не в этом. Ничего не имеет значения, только сам человек. - Так ты хоть когда-то пробовал? - допытывался Билл. - У тебя с кем-то были близкие отношения? Ведь есть же у тебя друзья, знакомые... - Есть. Но понимаешь, наверное, просто ни им, ни мне не было это по-настоящему нужно. Думаю, когда это произойдет, я обязательно почувствую. Надеюсь, мы оба почувствуем... - А как насчет того, чтобы просто получить взаимное удовольствие? - не унимался Билл. Естественно, было глупо приставать с вопросами о том, в чем он был абсолютно неопытен, он разнервничался и охрип: - Я о сексе, если ты не догоняешь. У тебя был секс? - Нет, - искренне открылся Том. - Нет? Вот это новости! Трюмпер - девственник... Это выглядело какой-то нелепой шуткой. Каулитц опешил. Неожиданно ему в голову пришло еще одно объяснение всему и он, запинаясь, выдавил: - Ты... больной? Ты болеешь чем-то? - Может быть, я и правда какой-то дурачок, - виновато улыбнулся Том. - Слушай... Не говори об этом никому, - убедительно посоветовал Билл. - Над тобой и так все смеются. Ты сам-то разве не замечаешь? - Мой маленький защитник! - воскликнул Том и погладил подростка по плечу. - Спасибо, что ты так волнуешься за меня, но не нужно. Все хорошо. - Да ты и правда полный дурак, - пришел к выводу Билл. - Что, ты даже не целовался ни разу? Том таинственно улыбнулся и ничего не ответил. Билл давно успел изучить его улыбку, она имела множество оттенков: она бывала грустной, нежной, извиняющейся, радостной... Но сейчас Том улыбался мечтательно, и взгляд его стал отрешенно-задумчивым. Как будто он на секунду совсем пропал из комнаты. - Эй, - прошептал Билл, стремясь нарушить состояние, в которое погрузился собеседник. - Ну, чего ты молчишь? - Я просто вспоминаю его, - так же тихо отозвался Трюмпер. - Того человека, который меня поцеловал. - Его? - не поверил свои ушам Каулитц. - Да, это был мужчина, - подтвердил его догадку Том. - Мне тогда было примерно столько же лет, как и тебе. Около пятнадцати. - А как это произошло? Можешь рассказать? - Конечно. Только я многое позабыл. - Расскажи, что помнишь. - Ладно... - без колебаний согласился Том. - Я помню вот что: в тот вечер отец был на работе, а мама куда-то ушла. Я затеял уборку и зачем-то решил почистить нашу старую большую садовую печку. Папа сам её сделал, он вечно что-то мастерил для дома или для других. Пока я натирал эту печку, вымазался, как поросенок. Вдруг я услышал шум мотора, настоящий рев. А потом увидел - к нашему дому подъехали два мотоцикла. Они так и сверкали на солнце, и я от восхищения забыл и про печку, и про все на свете. Они затормозили у наших ворот, а я испугался, что они зайдут внутрь, вспомнил, что весь чумазый, и спрятался за печкой. Но они всё-таки зашли. Позади одного водителя сидела женщина, она тоже зашла, и когда сняла шлем, я с удивлением узнал в ней маму. Редко можно было видеть её такой счастливой... - А что, Флоренсия любила погонять? - О, нет-нет, у нас никогда не было мотоцикла, да я и не помню, чтобы она ими интересовалась. Но тогда она выглядела, как заправская байкерша. И она так улыбалась! Голос Трюмпера приобрел еще больше теплоты, он прикрыл глаза и, вероятно, так глубоко провалился в прошлое, что снова замолчал, и очнулся лишь, когда его потрясли. - А те мужчины? - потребовал продолжения Билл. - Они... Того, который был постарше, я совсем плохо помню, - досадно произнес Трюмпер. - Он был высоким, широкоплечим и с крупной челюстью. И он держал маму за руку. Второму было лет тридцать, или чуть больше. У него были светлые отросшие волосы, и он постоянно откидывал их назад, вот так... - Том сделал небрежное движение ладонью, проводя ей от лба к затылку. - Но они все равно непослушно выбивались и падали вперед, ну, как будто в них жил непоседливый ветер... Представь себе, именно он первым заметил меня и шагнул к моему укрытию. Я готов был провалиться сквозь землю от смущения и поэтому даже не смел высунуться. А он присел рядом и говорит: "Эй, ты чего тут прячешься, сверчок?" Я не нашелся, что ответить, только рассмеялся, а мама сказала: "Оставь его в покое, Майк, он у нас нелюдимый". - Так его звали Майк? - Да... Но имя старшего начисто стерлось. Может быть, Боб, или Бак... - Какая разница? Пусть будет Бобом, - раздраженно сказал Билл. До "старика" ему не было дела, а вот этого наглого "ветроголового" Майка он уже начинал за что-то ненавидеть. - Целовал-то ведь тебя не он? - Ты угадал, не он. Но до этого еще долго. Они... - Давай ближе к делу! - поторопил Каулитц. Не то, чтобы он планировал побыстрее освободиться и свалить, просто его интересовал исключительно этот Майк и злосчастный поцелуй. - Они так и стояли на улице? Или зашли в дом? - Да, мама завела их в дом, - машинально подтвердил Трюмпер. - Как раз в эту комнату. А мне велела умыться и не мешать им. - И ты был послушным сыночком? - съязвил Билл. Он вообразил, что было бы, если его собственная мать осмелилась бы притащить в дом кого-то из друзей мужского пола. Гордон убил бы обоих на месте. - Сначала я всё исполнил: привел себя в порядок и решил что-нибудь почитать, - сказал Том. - Но мне почему-то ужасно не хотелось оставлять маму наедине с этими мотоциклистами. Понимаешь, мне показалось, что это как-то неправильно, я словно чего-то боялся. И я решил притвориться, будто бы мне нужно взять какую-то книгу, постучался и зашел в комнату. На столе в комнате я заметил откупоренную бутылку вина и стаканы в руках у мамы и Боба. Мама была очень недовольна, я точно видел, но я выждал полчаса и опять заявился, с намерением поменять книгу на новую. А когда я в третий раз подошел к запертой двери, то внезапно услышал, что мама поёт... Какую-то красивую песню на испанском языке о любви. Для нас, меня и отца, она никогда не пела. И её голос был таким прекрасным, что я от восхищения потерял контроль, даже постучать, и то забыл. Я ворвался внутрь, подбежал к маме, хотел ее обнять и поблагодарить за эту песню... - А она? - инстинктивно опасаясь чего-то, спросил Билл. - Когда я налетел на неё, мама вся напряглась и задрожала. Наверное, я ее сильно испугал, и она не успела ничего понять. А потом она отстранилась от меня, вся побледнела и сказала: "Исчезнешь ты наконец?" И я убежал. Том умолк и весь как-то сгорбился, сжался в комочек. Свернувшаяся клубком Муха проснулась и, что-то тявкнув на своем собачьем, просеменила к хозяину, ткнулась носом в его ладони. Билл почувствовал, что должен сейчас что-то сделать, нельзя оставаться в стороне, как будто ему всё равно! Нужно сказать какие-то подходящие слова или, пусть он и сам весь похолодел почему-то, переложить согретый его телом плед на плечи Тома. Пауза невыносимо тяготила, но он все медлил и в итоге ничего не успел. Том почесал собаку за ушами и распрямился, готовый продолжать. - На чем я остановился? - словно выплывая из тумана, слабо спросил он. - Флоренсия пела песню, а после ты убежал куда-то. - Да, я помчался к себе, упал на кровать и разревелся в подушку. - Эх ты! Надо было позвонить отцу, чтобы пришел и разогнал всех, а не лить слезы, как девчонка, было бы из-за чего реветь, - деловито порекомендовал Билл. - Или сам бы сказал ее дружкам, чтобы катились куда подальше! И долго ты сырость разводил? - До тех пор, пока не открылась дверь, и не вошел Майк, - голос Тома, который только что был каким-то изломанным, снова ожил и приобрел яркость. - Он вошел ко мне без стука, как если бы я был его братом, например. Сел на кровать, где я лежал, положил руку на мою голову, погладил и сказал: "Бедный сверчок..." Я притих, от его ладони и ещё просто потому, что плакать перед взрослым человеком мне стало стыдно. Он меня расшевелил, или я сам заставил себя повернуться к нему, я забыл. И вот, Майк смотрел на меня, а я... - Знаю, вытаращился на него и заулыбался, как дурачок, конечно! - Билл не смог сдержаться, чтобы не нагрубить, но терпение его было на исходе. - Ты снова угадал, маленький. Я улыбнулся. А Майк улыбнулся в ответ. Представляешь, ведь я совсем не знал его раньше, а для меня в тот момент он был таким родным. Мы молчали и улыбались друг другу. Потом мы услышали, что внизу его зовет Боб. Тогда он сказал: "Был бы ты постарше сверчок, я бы украл тебя и увёз на край света". А потом он наклонился и поцеловал меня. - Поцеловал? - ужаснулся Билл. - Он тебя? - Да, - Том коснулся искалеченным пальцем своих губ. - Он поцеловал меня очень осторожно, но я все равно почувствовал его тепло. И он как будто сказал без слов, что всё будет хорошо. И ещё, что я не один в этом мире. И я ему поверил. Он ушел, а я быстро и спокойно уснул. А когда проснулся, спустился в кухню, чтобы попить, и увидел отца. Он мыл посуду и сказал, что мама спит, и чтобы я не шумел. - А эти двое? Куда они делись? - Они уехали. Я выглянул в окно - мотоциклов уже не было. - Но ты рассказал про них отцу? - Я не знал, как лучше поступить. Что, если папе будет неприятно это услышать? А как он воспримет то, что мама пела для других? Потом я подумал, что мама, может быть, сама расскажет обо всем позже. А ещё мне почему-то очень хотелось сохранить Майка в тайне. Я нарочно долго пил чай и сомневался, но папа сразу понял, что я извожусь. Он отложил недомытые тарелки в сторону, сел напротив меня и сказал: "Что тебе покоя не дает, сынок?" А я вцепился в чашку и ответил, что не успел почистить садовую печку. Но отец меня как насквозь видел. Он улыбнулся и сказал: "Мама привела сюда своих друзей, и тебе это не понравилось, да?" Я уткнулся глазами в пол и опять начал цедить чай, лишь бы не сболтнуть лишнего. - В общем, ты струсил! - заключил Билл. - И Флоренсии всё сошло с рук. А вот я бы не стал секретничать и кого-то выгораживать. Мне бы не понравилось, если бы мать приволокла в дом каких-то придурков и начала с ними развлекаться. А если бы кто-то из них ко мне полез, я бы врезал ему... - Да, ты очень смелый, маленький. А вот я боялся, - не стал сопротивляться Том. - Боялся за маму, за отца, и за Майка... Поэтому я всё молчал. Но когда я допил чай и собрался уйти к себе, папа задержал меня и сказал: "Тебе нужно понимать только одну важную вещь, сынок: мы с тобой мужчины, и должны беречь маму. А то, что произошло сегодня забудь. Нет ничего такого, что я не знал бы о Флоренсии". - А ты? - Я совсем-совсем успокоился от его слов. И радостный, пошел спать дальше. - И всё? - вскинулся Билл. Внутри него всё так и бурлило от возмущения. - Ну, знаешь ли... Теперь ясно, в кого ты такой. Ну а за этого байкера волосатого ты чего боялся? - Не знаю. Но я боялся, что могу ему как-то навредить. - Тоже мне защитник. Да он точно поспорил со своим дружком на тебя! - Как поспорил? - не уловил Том. - Зачем, на что? - Ну хоть на то, что ты позволишь ему себя поцеловать! Ох, они наверное и хохотали потом над тобой! "Бедный сверчок"... Теленок ты наивный, вот кто! - А мне знаешь, понравилось, что он так меня назвал, - по-детский откровенно сказал Том. - Это так сказочно... И я не думаю, что он поспорил. - Даже если и нет, он не имел права тебя лапать! Это противозаконно! А если бы он ещё чего-то большего захотел? Это ненормально, ты хоть понимаешь? Тебе должно было быть противно тогда! - выкрикнул Билл. Он дико злился на Трюмпера, но ещё сильнее - на Майка, черт бы его побрал. Впрочем, он задался целью не показывать вида, что этот байкер его так зацепил, и он добавил уже не так агрессивно: - Да ты сам бы потом проспался и успокоился. Другим еще и не так от предков достается. Ты слишком ранимый. И чего ты девчонкой не родился? - Я, конечно, сам был виноват, что довел маму, - с горечью произнес Том. - Но после её слов мне было так тяжело, так больно... Понимаешь, мне вдруг показалось, что она и правда пожелала, чтобы я исчез, как будто бы меня никогда и не было на свете. И еще - что она меня совсем не любит. Я помню, мне в какой-то момент по-настоящему захотелось умереть. Мне был очень нужен тогда кто-то рядом... - Но всё-таки, целовать было не обязательно! Он мог просто что-нибудь сказать. - Не знаю, Билл. Я не знаю, почему он так решил, но этот поцелуй был как подарок, понимаешь? Это - как отдать кусочек своего сердца. Он вернул меня к жизни. - Ты дамских романов начитался и насмотрелся мелодрам. Слушай, а тебе это вообще не приснилось, а? Ну вот скажи, зачем ему это всё было надо по-твоему? Какое ему было дело до сопливого мальчишки-плаксы? - Может быть, он просто пожалел меня, захотел помочь. Ведь когда получается помочь кому-то, становится так хорошо! Ему тоже было это нужно, я уверен. У него были такие добрые глаза... - Ему нужно, тебе нужно... Об этом ты мне вдалбливал, да? Ясно, ты по уши влюбился в него! Признайся, потом ты не раз допытывал Флоренсию об этом Майке? - На следующий день я и правда хотел извиниться перед мамой и что-то спросить о ее друзьях, - Трюмпер низко опустил голову и его голос снова поблек. - Но утром мама впервые заговорила о разводе... Больше я никогда не видел Майка и не слышал о нем. - Ладно, хватит уже, - скомандовал Билл. - Этот твой дебильный поцелуй всё равно не был настоящим. Если честно, у него так и чесался язык назвать Леона "тряпкой", Майка - грязным извращенцем, а обнаглевшую Флоренсию - того похлеще. В его запасе имелись и ругательства для Трюмпера. Вся эта история живо напомнила ему его собственную, далекую. Тот многострадальный вечер, когда Обрубок внезапно и так подло пропал, ложь Симоны и кривые ухмылки Гордона. Да, он отлично помнил, что тоже отчаянно хотел умереть, когда все открылось. Но он глядел на ссутулившегося мужчину, такого несчастного и одинокого в своей беде, и не смог ничего поделать. Нужно было срочно закончить этот разговор... Поэтому Билл просто сказал: - У меня от твоего рассказа голова разболелась. Это верно сработало - Трюмпер тут же выпрямился и не на шутку озадачился жалобой гостя - Ох, прости, прости, маленький, - виновато произнес он. - Я совсем замучил тебя. Сильно болит? А у меня дома нет никаких лекарств... - Да ничего не нужно, само пройдет. - Подожди, сейчас я кое-что попробую, - приободрился Том. - Раньше тебе это хорошо помогало... Том положил ладони на голову подростка, аккуратно и плавно погладил. А затем его изувеченные руки начали творить истинные чудеса. Они двигались ласково и осторожно, пальцы нежно перебирали волосы и, погружаясь в них, разминали кожу, надавливали на какие-то особые точки... Это было потрясающе приятно. Веки опустились непроизвольно, Билл почувствовал, что его окутывает безмятежная, сладкая истома. Как-то совершенно естественно вышло, что он прижался к плечу Тома. Теплая ладонь мужчины продолжала бережно поглаживать его затылок, спустилась на шею, прошлась по худой спине. Билл постепенно терялся в своих ощущениях, чувствуя, что потихоньку пьянеет от этих бесхитростных ласк. Тело податливо и чутко отзывалось на каждое прикосновение, он и не подозревал, какое волнующее наслаждение могут подарить руки человека, эти изуродованные, но такие нежные и добрые руки. В голове лениво плавали обрывки недавнего разговора, этот чертов поцелуй всё ещё не давал Биллу покоя. Он воображал себе образ Майка, стараясь нарисовать толстого мужлана с бородой и всего закованного в кожаную броню, и тут же каясь, что сочиняет это специально. Он размышлял: может быть, в поцелуе двух мужчин не всё так уж неправильно и позорно, если им обоим это очень нужно... Он думал о своем поцелуе с Джиной Беккер, и опять о Майке и Томе. Билл чувствовал под кончиками пальцев мягкость фланелевой рубашки, он вдыхал носом ни с чем не сравнимый запах, который он мог бы охарактеризовать одним словом - родной... Голова Билла лежала на груди Тома, он слышал мирное биение его сердца. Он теснее и теснее льнул к нему, их лица были совсем близко. Билл вдруг понял, что скоро должно произойти что-то, он ждал этого и боялся. Похоже ли это на то, что было между Майком и Томом или нет? Билл весь трепетал, он не мог сам с этим справиться, он запрокинул голову и позвал беззвучно и умоляюще: - Том... - Маленький... Ты назвал меня по имени! Спасибо тебе. Том обнял его крепко, радостно, и прикоснулся губами к его лбу по-родительски заботливо и нежно. Это был целомудренный, почти невесомый поцелуй... Билл не сумел подавить протяжного выхода. Встревоженный, растерянный, обиженный, но и испытывающий облегчение, он и сам не знал, что творилось у него в душе. Ему хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Он выскользнул из объятий мужчины. - Я давно не маленький ребёнок, если ты не слепой... - угрюмо сказал он и принялся демонстративно отряхивать на себе одежду, чтобы отвлечься. - И мне пора домой...