Таня Гроттер и судьба некромага

      Ночь. Вся школа спит, а если не спит, то, во всяком случае, готовится к новому учебному дню. Несколько пятикурсников увлеченно играли в волшебные карты, забив на домашние задания и введенный Поклепом запрет перемещении в ночное время. Несколько рискованных парочек, исхитрились обойти оповещающие заклинания сурового завуча и теперь искали приключения на свои пятые точки, стараясь не слишком выдавать свое присутствие искрами.       Некромагини Жанна Аббатикова и Ленка Свеколт, закрывшись у себя в комнате листали некромагические книжки, которые им одолжил Абдулла и сам Сарданапал в поисках хоть какого-нибудь способа изгнать Тантала из Глеба. Жанна, переживавшая за брюнета больше, чем надо не могла усидеть на месте, то и дело, вскакивая с места, и как волчица, мечась по маленькой комнате.       Глава Тибидохса Сарданапал Черноморов тоже не мог сомкнуть глаз в эту ночь. Сон не шел к нему вот уже несколько дней и не потому что директор не хотел, а потому что не мог. Закрывая глаза, он видел изувеченные тела детей, что находились в его школе. И каждый раз пухленький директор вскакивал с постели в холодном поту, кошмары преследовали его не только наяву, но и во сне. И академик не знал, какая из двух зол меньшая. Но противоречить себе ученик Древнира не мог, как не мог допустить страданий своих учеников, пусть и выпустившихся уже. Отослать же всех студентов означало во всеуслышание заявить, что с Тибидохсом творится что-то страшное. И Сарданапалу пришлось хитрить, отослать детей по домам на время опасности, предполагая, что Магщество не посмеет заявиться на остров, дабы самим лично закрыть русскую волшебную школу, отпугнет наличие некромага. Что, несомненно, играло на руку волшебной школе.       Золотой сфинкс, привычно играл то на стене, то в кабинете, с непонятно откуда взявшимся лучиком света. Который прыгал, то по стене, то по персидскому ковру, дразня египетскую кошку, от чего сфинкс, в свою очередь забавлялся с трехмерным измерением: он прыгал на стену, становясь плоским, но хитрый луч быстро менял свою траекторию, резко оказываясь на мягком ворсе ковра. Тогда сфинксу приходилось, как в три-де графике прыгать в кабинет академика, вырастая в размерах. И так могло продолжаться бесконечно долго. Сам глава Тибидохса посмеивался, осмеливаясь предположить, что луч кто-то сглазил из пятикурсников.       В школе никого не удивляло такое поведение сфинкса, разве, что вновь прибывших малышей да еще не привыкших первокурсников к магии. Остальные же вполне благосклонно относились к выходкам своенравной кошки, почти не обращая на нее никакого внимания. Если только не нужно было попасть в кабинет директора, тогда все кошачьи повадки мигом исчезали, и сфинкс становился суровым стражем, всем своим видом показывая, что не даст пройти чужаку без приглашения.       Уже собираясь потушить свечу и забраться в постель, академика потревожил легкий стук в дверь, который он сам бы едва различил, если бы не тихое рычание сфинкса. Золотая шерсть на его загривке мигом поднялась, а тело прогнулось под немыслимым градусом. Из глубин его гибкого тела послышался новый рык, уже более опасный, чем первый. Слегка потрепав, сфинкса по холке, академик по плотнее запахнулся в мантию. — Заходите, — пригласил Сарданапал, гадая, кого принесло в ночное время, ничуть не удивившись появлению Глеба.       Молодой некромаг с некоторой неуверенностью переступил порог кабинета главы Тибидохса, чуть задержав свой взгляд на сфинксе, что недружелюбно на него смотрел, словно ожидал в любой момент подвоха от парня. — Доброй ночи, — тихо проговорил юноша, его знобило, глаза лихорадочно блестели, а ну руках были видны заживающие порезы. — Здравствуй, Глеб, — поздоровался директор, кивая на диван. — О чем ты хотел поговорить?       Сарданапал быстро оценивал состояние Бейбарсова, и от него не укрылось, что мальчик-вуду в порыве борьбы за свое тело, что-то разбил, и возможно не один раз. Тяжело опустившись, некромаг неуютно заерзал, собираясь с силами и мыслями, после чего медленно, но четко проговорил: — О Тане. Я чувствую, как ей грозит опасность, от...меня. — Не от тебя, от Тантала, — мягко поправил его Сарданапал, свеча на директорском столе полыхнула так ярко, после чего быстро заплясала, у академика не было сомнений, тот о ком они говорили, был здесь, внимательно, вслушиваясь в разговор. - Но, насколько мне известно, ты ее уже предупредил, не так ли? — Да, — еле выговорил Глеб. — О чем же тогда тут говорить? — искренне удивился академик, лукаво улыбаясь одними глазами. — Прошу вас защитите ее от меня...него, — выпалил Бейбарсов, понимая, что теперь Сарданапал играет с ним, как кошка с собакой. Неужели этот добродушный маг, посмеет насмехаться над ним, неужели он не видит, что любовь к рыжеволосой ведьме меняет его? Или все-таки правду говорила его старуха-ведьма, что все белые маги — намного темнее темных. — Тебе незачем меня об этом просить, я и без твоей просьбы это сделаю, — серьезно проговорил Черноморов, четко разграничив, где он может шутить с юным некромагом, а где нет. На несколько минут воцарилось молчание, тяготившее их, юноша не знал, как заговорить о самом главном, но найдя в себе силы, решил, что нелепая правда будет намного уместнее, чем красивая ложь: — Я знаю, что вы меня подозреваете в убийстве той девушки, — тихо почти шепотом продолжил Глеб, стараясь не смотреть на белого мага, — поверьте. Это не я, мои руки не запятнаны, он действует через сообщника, но упорно блокирует мою память, чтобы я не знал их имен, и не помнил лиц.       Второй раз тяжелое молчание повисло в кабинете директора Тибидохса, было слышно, как воздух наэлектризовывался, становилось тяжело дышать. Что это? Неведомая магия Сарданапала, или может Тантал, забавляется. Академик внимательно вглядывался в Бейбарсова, пару раз даже незаметно для парня смог подзеркалить, к счастью, юноша был так рассеян, что этого и не заметил. Обычно, подзеркалить Глеба было невозможно, даже вездесущий Ягун, не мог сломать его железные блоки, видимо, юноша и вправду был подавлен. Кивнув самому себе, Сарданапал мягко ответил, неприязнь к ученику старой ведьмы резко спала: — Я верю тебе, Глеб, и не подозреваю тебя. Не думаю, что у преступника хватило бы смелости прийти ко мне с повинной, так как это сделал ты. Тебе нужно отдохнуть, я вижу, сегодняшний день тебе дался очень тяжело, ступай.       Глеб поднялся, с благодарностью посмотрев на старого мага, чьи усы из озорства вновь ожили, весело подпрыгнув, пытаясь показать, что гордятся им. Даже сфинкс не зарычал на него, а как-то странно полу мурлыкнул, проводив до двери. Тяжелый камень свалился с души юноши, обрушившись на миллионы маленьких камешков, что теперь срывались в бездну, погребая под завалом все те сомнения и нехорошие мысли, что роились в его голове.       Но стоило некромагу оказаться в своей комнате, как мир раздробился на два мира: яркие вспышки боли окутали сознание, мученический полустон полурык вырвался из его губ и тут же потонул, страшная неведомая черная сила поднималась откуда-то снизу тела. Устоять на ногах было невозможно, рухнув на колени, Бейбарсов схватился за голову. Такая боль была впервые, она вонзалась в его тело сотнями тысяч маленьких иголочек, не давая возможности вдохнуть, ни выдохнуть. «Теперь ты будешь делать, то, что скажу тебе я, маленький упрямец», — услышал он голос Тантала внутри себя, его тело словно горело заживо, плавясь в адском пламени самого Тартара, откуда пришел древний некромаг. — Ни за что, — прошипел Глеб в пустоту, но почему-то догадываясь, что он его услышит, даже если сам Бейбарсов был бы не мой, чудовище, жившее в нем, его бы поняло. «Я так не думаю, мальчик. Так и быть связаться с моим сообщником я тебя не заставлю, ты слишком много сболтнул Сарданапалу», — милостиво проговорил некромаг, наслаждаясь той болью, которую он причиняет Бейбарсову. В его голосе слышалась неприкрытая угроза, а голос резал, словно острый нож. — «Но вот с твоей возлюбленной тебе придется увидеться и надеть вот этот милый браслетик, думаю, она охотно примет его из твоих рук», — мерзко засмеялся Тантал. Что-то металлическое упало рядом с брюнетом, но Глеб не спешил поднимать эту мерзость в руки, брезгливо отодвинувшись, насколько это было возможно.       Лежа на полу, Глеб ощущал, как ткань рубашки неприятно прилипла к спине, а по вискам градом струится пот. Из носа течет струйка крови, а сам он скован древней магией, и не может пошевелиться, лишь поза эмбриона ослабляет боль, которую причиняет маг-вуду. Его тело очень ослаблено и поэтому процесса регенерации, он не чувствует, потому что она замедленна. «После чего, внучка Гроттера, уже навсегда станет моей, ты будешь наблюдать со стороны, как она страдает, выбрав твое тело, она проклянет тот день, когда встретилась с тобой, а я буду смеяться, глядя над тем, как она страдает». — Старый дурак, у тебя никогда это не получится сделать, я сделаю все, чтобы ты и пальцем ее не коснулся, — прохрипел Глеб, перед его глазами уже прыгали черные тени. Некогда здоровый юношеский организм требовал срочной отключки, — тебе самому придется надеть, этот чертов браслет, потому что я, не стану этого делать, — прохрипел брюнет, прежде чем окончательно потерял сознание, распластавшись на полу своей комнаты. «Посмотрим-посмотрим», — эхом разнеслось по комнате Глеба, но быстро утихло, прохладный воздух сочился из открытого окна, угрожающе раздувая плотные шторы, как парусник невидимого корабля.