Мелодия во мраке. В погоне за ускользающим

      Случай представился весной. Задание выпало вовсе несрочное. Гонцы должны были доставить не приказ Твердыни своим рабам, не доклад низших командованию, а всего лишь донос одного орочьего командира невысокого пошиба на другого. Донос был шит белыми нитками: сквозь строчки сквозило желание дурного и неудачливого командира устранить лучшего. Чёрный заранее знал, что в Твердыне не станут разбираться с такой ерундой.              Когда отряд обходил Дориат с запада, конечно, на заметном расстоянии, Чёрный дождался привала и отправился на охоту. Добыть дичь он намеревался на обратном пути, а пока потихоньку двинулся к лесу. Он ясно видел не только прозрачную дымку юной листвы, но и дальше, среди яркой зелени - нежные белоснежные звёздочки, опять пожалев, что не знает названий. И уши, и глаза, и нос готовились вновь внимать лесу. Как оказалось, прежде времени.              Увлёкшись, он потерял обычную осторожность и был крепко схвачен всеми своими гонцами. Если б его схватил хоть тот олух командир, что дал задание, он бы скорей испугался, чем разозлился. Но младшие!              - Говорил же я, Чёрного опять к Завесе потянет, - Проныра ловко выхватил меч у старшего гонца, который извивался, вырывался, царапался и ругал свой отряд на чём свет стоит. - Усёк, ещё когда он про чары эти трепался. Другой бы на его месте трясся весь... Околдован, ясен пень.              - Не дёргайся, порежу! - прикрикнул другой. - Сгинешь за Завесой, а мы отдувайся?!              - Давай подальше оттащим, чтобы колдовство ослабело.              - А это ещё чего? - Проныра, в числе прочих схватив старшего гонца за шкирку, вытащил обломок веточки, который Чёрному удалось сохранить. Тот взял себя в руки, глубоко вдохнул и почти спокойно ответил:              - Это дориатская ветка, из-за Завесы. На ней и чары были, точно говорю.              Разом отпущенный всеми, орк повалился наземь. Затаив злобу, он постарался убедить всех, что теперь-то свободен от колдовства. Меч ему вернули. Потом он вместе со всеми клял эльфов, сам поджёг веточку, память о Дориате, которого теперь было не видать как своих ушей, и затоптал пепел. Он опять лишился надежды на лучшее - из-за кого, из-за Проныры! Где был бы сейчас тот Проныра, если б он его, одурелого от яркого солнца, не потащил прочь от вражеской засады! Из-за гонцов этих треклятых - если б не он и не его опыт, всех бы пауки пожрали, ни один бы не выжил!              В дороге Чёрный держался и говорил спокойно, как обычно, но жажда отплатить за своё унижение снедала его подобно жажде в жаркий день. До тех пор, пока он не похвалился перед голодным Пронырой, что умеет ловить рыбу с высокого берега, не вызвался показать и, улучив момент, не столкнул в Тэйглин.              Тогда только он остыл и понял, что сам перестарался, изображая жертву колдовской Завесы. Его слова и тон были странными, вот Проныра и стал за ним послеживать. Младшим здорово досталось за невыполненный приказ, и они, конечно, боялись повторения. А если б слова Чёрного были обыкновенными, чего доброго, сочли бы байкой и решили сами проверить. Как ни крути, мечта вновь побывать в Дориате оказывалась невыполнимой: или лесу конец, или лес останется, но его, Чёрного, и близко к нему не подпустят. Лучше уж так.              И всё же гонцов стоило проучить, сказал он себе. Совсем страх потеряли. Он уже привык, что его слушаются и самое меньшее побаиваются. Но из тех, кто помнил доклад о Химринге для Гортхаура, тем более - Ульфанга или зарубленную эльфийку, никого уж не было в живых.              Одной смерти, счёл он, довольно, чтобы с ним вновь стали считаться. Хватило её и для того, чтобы утолить жажду мести. Но следом на Чёрного вновь навалились нарастающие тяжесть, тоска и отвращение к орочьей жизни. Доставив донос, который тут же отправился на растопку, он стоял перед командиром, опустив голову и стиснув зубы. Борясь с нестерпимым желанием бежать прямо сейчас, как можно дальше от Твердыни, он ухитрился прослушать новое задание. Признаться в этом означало дать самому себе плетей, если не хуже, но можно было уточнить подробности.              Кое-как собравшись, Чёрный ухватил концовку фразы, с поклоном переспросил:              - Эльфа из Гондолина, господин? - осёкся и поднял глаза на командира.              До него дошло, что именно он услышал и произнёс.              - Что слышал, - повторил тот, дёргая щекой. - Сопровождать, охранять, делать что повелит, служить как одному из Высших - клятому эльфу!!! Выше меня, и не одного меня поставили!! Толкуют, обещался Гондолин, эта, к нашим ногам положить, да я б его так и так... - командир затрясся, вновь дёрнул щекой и сипло закончил. - Приказ Самого. Ничего не попишешь.              - Всё исполню, господин. Приказ есть приказ, - за пустыми словами Чёрный скрыл ликование. Ещё бежать хотел... да он о таком и мечтать не мог!              Случалось, эльфов-рабов выпускали из Твердыни как лазутчиков. Но никому бы и в голову не пришло охранять их по пути к назначенному месту. Попадутся троллю или волколачьей стае, туда им и дорога. В Твердыне и других рабов хватает.              Значит, этот эльф - не просто запуганный до смерти раб. Это свой. Как Ульфанг. Эльф - полководец Ангбанда.              За что именно ему такая честь, Чёрный понял по возмущённой реплике командира. Гондолин сколько уж лет разыскивали по всему Белерианду. Сам он несколько лет назад тоже участвовал в поисках - скорее по приказу, чем по собственному желанию. Орк страстно хотел увидеть тайный эльфийский город, но понимал, что нашедший путь в Гондолин увидит лишь эльфийские клинки и стрелы. Риск будет невелик для того, кто придёт по пути, найденному другими - с войском в числе последних или вовсе после захвата города орками. Только смотреть к тому времени будет почти не на что.              Но если этот эльф убедит Гондолин покориться власти Ангбанда - а он в самом деле может, за пустые обещания никто б его не возвысил! - город разорять не позволят. Ведь Гондолин станет их городом, оставшись эльфийским. Смуглолицые стали своими людьми, людьми Твердыни, хоть и не живут в ней; а теперь появятся свои эльфы.              Чёрный надеялся, что это прекратит его мучения. Кажется, он разобрался, в чём главная их причина. Он должен был ненавидеть - а временами и впрямь ненавидел - эльфов как непримиримых врагов Ангбанда, как тех, кого должен убивать он и кто при первой возможности убьёт его. И восхищался эльфами как творцами прекрасных песен, вещей, крепостей и лесов. Другие орки, даже умные, воображали, что этот народ как таковой заслуживает одних плетей и оков. Чёрный же несомненно знал, что эльфы - высшие существа, владеющие тем, чем только и имеет смысл владеть: счастьем, способностью творить, свободой, светом... Временами его буквально раздирало напополам.              Он мог бы позабыть о свете, красоте, музыке и просто жить как все орки - на войне, во всяком случае, так и происходило. Если бы сказать не помощнику командира заставы, а Гортхауру - меня, мол, эльфы околдовали - мог бы позабыть и насовсем. Но не хотел. Пожалуй, с самого начала не хотел, только не сразу понял. Это была вообще не жизнь.              Он хотел бы позабыть о Твердыне, о службе, о войне, о приказах и карах и просто жить в эльфийском лесу. Но не мог. Куда там насовсем поселиться - и половины дня не выдержал.              Всё оттого, что светлые и мудрые эльфы тоже не всё понимали. Не понимали, что после Великой Победы - а для них великого поражения - им надеяться не на что: или покориться самим, или дождаться, пока разгромят и перебьют. Все они были мятежниками. Должно быть, не видели разницы между обычными орками и тёмными духами - хоть тем же Гортхауром, мудрым, могущественным, любящим порядок и умеющим красиво, хотя и довольно однообразно, петь. Сам, конечно, и своих-то ужасал своей невероятной мощью и властью и жестоко карал ослушников, тем более мятежников. Но он же не кто-то вроде сверхмогучего орка, которому лишь бы бить и крушить, как наверняка думают эльфы. Просто его замыслы так велики, что их никто не понимает, даже Повелители Заморья и служащие им эльфы. Поэтому без войн их не воплотить. Удивительно, как он сам не понял всего этого раньше - пожалуй, просто не задумывался над такими вопросами. Если б эльфы осознали свою ошибку, отказались от войны, Твердыне не пришлось бы ничего разрушать и дозволять оркам творить, что хотят, не пришлось бы убивать эльфов как врагов. И Менестрелю не пришлось бы рисковать собой и погибнуть.              Наконец, нашёлся эльф, который - осознал, и объяснит другим, и изменит весь Белерианд! Победа и мир, чуть не произнёс вслух Чёрный. Только не так, как желал мятежный Маэдрос, бывший Властитель Химринга. Наша победа. И мир - по нашим, ангбандским, правилам. Конечно, не орочьим, у тех, если сверху не ограничить, одно правило - левая пятка захотела, а установленным Высшими. Когда замысел Твердыни воплотится в полной мере.              Прежде такого воплощения Чёрный надеялся своими глазами увидеть Гондолин - конечно же, прекрасный, как все эльфийские обители. Сейчас же радовался предстоящей службе, в которой так замечательно совпали "хочу", "могу" и "приказано".              Эльф-полководец оказался нолдо, высоким и горделивым. Чёрные волосы и блестящие чёрные доспехи подчёркивали белизну кожи. На застывшем лице - отпечаток властности и мрачности. В пронзительных тёмно-серых глазах таился словно пеплом присыпанный огонь. Настоящий эльф Тьмы, восхитился Чёрный. Прекрасно смотрелся бы рядом с Гортхауром.              - Могу ли я узнать ваше имя, господин? - почтительно обратился к нему Чёрный, стараясь возможно правильней выговаривать белериандские слова.              - Маэглин, - с тем же каменным лицом процедил нолдо. - Властелин Гондолина. Ты командуешь моей охраной, орк? Ответь: отчего отряд так мал?              Неужто на сторону Твердыни перешёл нынешний Король тайного города?! Нет, ответил себе Чёрный, должно быть, власть Маэглину даровал Сам в награду за службу. Произносит без привычки, да и не стал бы Государь Гондолина щеголять титулом перед орками, которых презирает. Настоящий Король и неузнанный, и в орочьих лохмотьях всё Королём останется.              - Не из непочтения к вам, о достойный повелевать тысячами. Чтобы никакой, самый многочисленный, отряд не атаковал вас, по незнанию приняв за врага, довольно, чтобы вас сопровождали немногие орки. Лишь голодный волколак или кровосос посмеет напасть на слуг Ангбанда без веских причин. Но для воина, как вы, искусного в боях, доблестного и могучего, это не угроза. Мы также без труда отобьём такое нападение, если вы не пожелаете марать о подобных низких тварей свой клинок чернее безлунной ночи. А в большом охранном отряде было бы не избежать многих ссор и драк, неповиновений и иных безобразий. В вашу охрану подобрали самых тихих и покорных орков, - объяснил Чёрный и полувопросительно закончил, - о Государь Маэглин?              Взгляд эльфа быстро метнулся к Чёрному и назад.              - Государь не по имени, но по подлинной власти. Вели своим оркам держаться не ближе, чем в двадцати шагах от меня - пока я не отдам иного приказа. Тебе дозволяю приближаться на семь шагов.              - Слушаюсь, о Властелин Гондолина, - низко склонился орк, мысленно согласившись с ним. Мало ли что может случиться. Под начало Чёрного на сей раз поставили не знакомых младших гонцов, но нарочно выбранных для этого задания орков. Большей частью из тех, кто бездумно исполнял любой приказ. Велели бы: сегодня закуй пленника в цепи, а завтра вылижи его сапоги - никаких вопросов. Такие, однако, чаще других впадали в беспричинную ярость.              Путь через Анфауглит и вдоль опушки Таур-ну-Фуин совершили благополучно. Окружные Горы были уже недалеко, когда Маэглин отослал орков.              - За землями далее следят орлы. Вас они заметить не должны.              Временной охране не нужно было повторять дважды. Один Чёрный замедлил. Он обернулся к Маэглину, смотревшему в сторону гор, чтобы запомнить лицо эльфа - неведомо, когда ещё увидятся.              Маска его дрогнула. В серых глазах всколыхнулась такая горькая и отчаянная тоска, что Чёрному показалось: сейчас страшно закричит, бросится наутёк, рухнет наземь, в кровь разобьёт лицо и руки.              Но Маэглин только встряхнул рукой, словно отбрасывая от себя нечто невидимое, и как ни в чём ни бывало зашагал вдаль, всё такой же прямой и гордый.              Минул год, и войска Твердыни двинулись на Гондолин. Спящего Чёрного разбудили и наполнили сила, бодрость и жгучее, злое желание покорить гору так, как разбивают врага. Войско без устали карабкалось вверх с помощью верёвок и лестниц, временных мостов и собственных когтей. Достигнув цели, орк очнулся и отметил, что нынешняя волна отличалась от прошлых - не на врага гнали, а в горы. Значит, Маэглин всё подготовил, и они впервые войдут не во вражеский город, а в свой! Непохоже, остудил Чёрный собственный пыл, зачем бы тогда огромное войско и балроги? Должно быть, убеждений Маэглина многие не поняли, и Гондолин не покорился, а раскололся. Войску Твердыни - и оркам, и присоединившимся эльфам - сначала нужно разделаться с мятежниками.              Пришедшие раньше медленно спускались вслед за балрогами, не обращая внимания на зачарованно замершего орка. С северного хребта Окружных Гор прекрасно различались изумрудная долина, холм и белоснежный город. Вся долина дышала таким необычайным миром, таким безмятежным весельем, что Чёрный не только выбросил из головы мятежников и расправу, но перестал замечать идущих мимо него воинов. Не зря он мечтал увидеть Гондолин! Подробностей было не рассмотреть, но он был уверен: тайный город жил полной жизнью. Печать оставленности, одиночества, печали не лежала на нём, как на Химринге и Дориате. На Чёрного издалека повеяло чистым, нездешним благоуханием. Гондолин - настоящее чудо, подумал Чёрный. И самое чудесное - что у него есть не одно прошлое, но и будущее. Интересно, что изменится в нём под властью Твердыни?              В следующий миг орка вновь накрыло тёмной волной, и он двинулся вниз с одним желанием - убивать, крушить, жечь. Потом всплыло и второе желание - выжить. Вновь он бился в числе последних. Он и так многих пропустил вперёд, пока любовался Гондолином, и потому только раз был ранен.              Придя в себя, Чёрный срезал наконечник застрявшей в руке стрелы и осторожно вынул её, стараясь дышать неглубоко: кругом бушевали пожары, и раскалённый воздух причинял боль. Живых эльфов видно не было, зато повсюду лежали изрубленные и обожжённые тела. Балрог собрал часть орков под своё начало, преследовать беглецов, а остальным велел разрушать и жечь то, что ещё уцелело, чтобы не осталось ничего, напоминающего о Заморских Врагах и ничего эльфийского. Чтобы от нолдор и памяти не осталось, и нельзя было понять, что они жили здесь прежде.              Огненные духи были весьма молчаливы. Чёрный, во всяком случае, ни разу не слышал от них ни слова на орочьем, эльфийском, восточном или ином наречии. Тем не менее, приказы балроги отдавали успешно. Одного жуткого взгляда хватало, чтобы все видящие духа в точности поняли, что от них требуется, и бросились исполнять. Он - тоже бросился: слишком велик был ужас перед балрогом.              Когда и ужас утих, Чёрный побрёл прочь не оглядываясь сквозь Гондолин. Мимо пара, клубящегося над жидкой грязью. Мимо чёрных проплешин там, где росли трава и деревья. Мимо закопчённых груд камней. Из-под одной виднелись знакомые чёрные доспехи, и по ним скользили блики догорающего в соседнем завале пламени. Спустившись с холма, орк сообразил, что незаметно вышел из эльфийского города. Того, что только что было эльфийским городом.              Он сел, привалившись спиной к неприятно нагретому холму. Прикрыл глаза, которые и без того щипало от горького дыма. Грудь словно придавило каменной плитой, не дававшей не то что закричать - выдохнуть.              Чтобы не осталось ничего эльфийского. Чтобы от нолдор и памяти не осталось.              Победа и мир по ангбандским правилам.