* * *
Это было пыткой. Жестокой. И изощренной. Сварить улучшенное зелье пробуждения, сделать настойку для притираний и мазь на основе того же зелья, труда не составило. Северус полагал, что зелье, применяемое в случаях «сна подобного смерти», подействует и тогда, когда речь идет о коме, в конечном итоге оно было предназначено именно для того, чтобы возвращать душу, где бы та ни находилась. Поттер молчал, облегчая процесс взаимодействия с ним в разы. А вот смотреть, как медиковедьма прикасается к светлой коже мальчишки, оказалось выше его сил. — Дайте сюда! — гаркнул Северус тем самым тоном, от которого ученики Хогвартса начинали заикаться. — Я сам. Оскорбленная его тоном женщина поторопилась скрыться с его глаз и покинула палату. Что, конечно, было непрофессионально с ее стороны, но в данной ситуации оно было и к лучшему. Только оставшись с Поттером наедине, Северус понял, что это конец. Больше убегать было невозможно. Ему и так безумно повезло не сталкиваться с совершеннолетним мальчишкой до самой финальной битвы. Он и правда собирался умереть, защищая Хогвартс, в конечном итоге он считал его своей территорией и готов был отстаивать перед лицом другой вейлы, вот только силы были изначально не равны. Магические существа становились с возрастом лишь сильнее, отчего молодняку было тяжело тягаться со старшими особями. Он даже надеялся на легкий конец, пока не увидел ненавистные зеленые глаза, которые всколыхнули в его и так не слишком светлой душе все самое темное. И он с удовольствием послал Героя на смерть. Нет, он ни секунду не жалел о своем выборе. Ужиться с Поттером было для него решительно невозможно. А теперь даже делить воздух больничной палаты с бессознательным мальчишкой было невыносимо. Рот непроизвольно наполнился слюной, а клыки удлинились. Инстинкт требовал пометить и трахнуть. И он бы даже поддался, если бы не собственный горький опыт. Род Принц происходил от темной вейлы, и наследие у него было соответствующее. Его мать пошла на зов крови партнера и потеряла себя с Тобиасом Снейпом. Он просил ее уйти от отца. Никогда не понимал, ради чего она терпит оскорбления и побои, как может любить животное, являвшееся его вторым родителем. — Магии виднее, — говорила мать после очередного пьяного дебоша отца. Северус был не согласен. Сам он объяснял нездоровую тягу магических существ к партнеру животным инстинктом, запечатлением, именуемым маглами импринтингом * — специфической формой обучения, из-за которой и возможно моментальное и необратимое закрепление в памяти партнера. В случае с вейлами — с учетом участия в процессе запечатления магии — все становилось в разы хуже. Северус ненавидел это: то, во что магия могла превратить сильное и гордое существо. Казалось, партнер притягивал его надежнее земной гравитации. Было физически легче находиться в непосредственной близости с Поттером, чем пытаться стоять в стороне. Руки сами тянулись к светлой коже. Конечно, только чтобы нанести мазь! А вот прикосновения и поглаживания были совершенно не из брошюры по медицинскому массажу — там столько внимания груди и соскам не уделялось. В палату заглянул Сметвик. Однако стоило Северусу недовольно на того посмотреть, и мужчина передумал проходить внутрь, лишь окинул открывшуюся картину внимательным взглядом и, что-то для себя решив, вышел. С того случая прикасался к Поттеру только Северус. Сметвик объяснил это открывшейся несовместимостью его зелья с магией других волшебников. Он не стал спорить.* * *
Очищающие заклинания решали проблему личной гигиены. Если бы Северусу пришлось еще и мыть Поттера, то остатки здравомыслия покинули бы его окончательно. Все, чего он смог добиться от себя, это не проникать в тело мальчишки, и дело было не в том, что это насилие, или он переживал за психику Героя. Стоило ему раз довести начатое до конца, и инстинкты окончательно взяли бы верх над разумом. Останавливала мысль, что только беременного Поттера ему и не хватало, а в перспективе еще и общего отпрыска. Зелье, настойка и мазь составляли общий комплекс для лечения. С зельем было меньше всего проблем — прием вовнутрь утром, в полдень и вечером. Настойка для притираний нужна была сразу после приема зелья, а через час шла мазь. И так трижды в день в той же последовательности. Если настойка требовала только быстрого нанесения на кожу, то вместе с мазью шел лечебный массаж — именно тот занимал у Северуса большую часть времени. Поначалу он еще пытался держать себя в рамках и ограничивался блужданием рук по вожделенному телу, но полная покорность партнера разжигала инстинкты с новой силой. В борьбе с самим собой он постепенно сдавал позиции. Сперва это были только поглаживания, потом поцелуи и откровенные ласки. Затем он неожиданно для себя обнаружил, что стоит на коленях и яростно отсасывает Поттеру, и если бы он уже не ненавидел паршивца, то возненавидел в тот же момент. Дальше он позволил себе кончить в безвольную руку мальчишки и наконец переместился к тому в постель, прижимаясь, казалось, звенящим от возбуждения телом к податливому партнеру, вот тогда терпеть и дальше стало невозможно. — Что бы вы ни делали, продолжайте в том же духе, — приговаривал Сметвик каждый раз, когда тому удавалось отловить Северуса в коридорах больницы. — Диагностические чары фиксируют однозначный прогресс в состоянии мистера Поттера. Видимо, гриффиндорская сущность, даже стоя одной ногой в могиле, заставляла паршивца притормозить с уходом, пока обидчик не будет наказан. Это было ему на руку. Северус из банальной вредности не мог позволить Герою так просто уйти. Нет, он намеревался сначала заставить Поттера выжить и только потом, лично, со всей душой убить гаденыша, которому вечно не сиделось на заднице ровно. Ему оставалось только зло смотреть на целителя. Люди этой профессии даже его, много видевшего, порой поражали своей циничностью и способностью смотреть сквозь пальцы на любые непотребства, если это было в интересах выздоровления больного. Сметвик его взгляды напрочь игнорировал, лишь улыбаясь по-доброму, за что того уже хотелось проклясть. Тем не менее Северусу не мешали делать с Поттером все, что он считал нужным, и он это до некоторой степени ценил. Впрочем, о запирающих и заглушающих чарах все равно не забывал. Начинал он всегда с того, зачем все это и затевалось — массажа, не снимая с себя даже мантии, которую носил поверх сюртука. Северус все еще надеялся, что на этот раз удастся не потерять голову. Он оставался холоден и рационален перед лицом обезумевшего Темного Лорда, ему хватало мозгов водить за нос Альбуса Дамблдора, и теперь крайне унизительно было терять контроль над ситуацией из-за возбуждения. Даже если предметом вожделения был собственный магический партнер. Однако стоило выпирающим острым ключицам мальчишки показаться из-под пижамной куртки, и он уже не мог вспомнить, почему трогать и целовать Поттера было плохой идеей. Герой своей костлявостью напоминал тестрала, и у любого человека вызвал бы лишь жалость и желание откормить. Северус повторял себе, что нужно было вконец отчаяться, чтобы позариться на лежавшего перед ним мальчишку в интимном плане. Но никакие доводы рассудка не могли заставить темную вейлу оторваться от партнера. После короткой борьбы с самим собой Северус наконец приник к ключице Поттера в мимолетном, будто украденном поцелуе. Массаж продолжался, он втирал мазь в бока и живот мальчишки, покрывая тем временем шею быстрыми поцелуями, вылизывая мерно бившуюся жилку. Он мял светлую кожу, ощущая, как собственная магия тянется к партнеру, льнет, ища отклика. Но магия Поттера не резонировала в ответ. Зато афродизиак, содержащийся в слюне вейлы, действовал, и тело мальчишки охотно реагировало, несмотря на бессознательное состояние. Северус перевернул подростка, чтобы закончить с массажем. Вид беззащитного тыла будил самые разнузданные желания. Хотелось нависнуть над мальчишкой, вдавить несопротивляющееся тело в постель, вцепиться клыками в загривок и трахнуть. Прогнув пацана, полностью подчинить. Самое забавное, что Поттер был бы совсем не против, особенно после того, как получил бы его метку, до момента рождения ребенка тот сам бы раздвигал ноги и умолял взять. А после рождения ребенка в голове у мальчишки бы прояснилось, и тогда о спокойной жизни всех троих, включая их общего отпрыска, можно было бы забыть. Поттер умудрился трижды до смерти достать Волдеморта, который был вейлой посильнее Северуса, по этой причине мужчина ни мгновения не сомневался в способностях своего партнера. Того даже убить было не просто, не говоря уже о том, чтобы заставить делать что-то против воли. А о страшной извращенности гриффиндорской мести в слизеринской гостиной ходили легенды. Впрочем, как раз у него были обширные познания больной гриффиндорской фантазии, не раз опробованной на собственной шкуре. Упертости красно-золотому факультету тоже было не занимать. Мальчишку нельзя было брать против воли. По опыту матери Северус знал — результат того не стоил. И все же, каждый раз оказавшись перед распластанным обнаженным телом с соблазнительными ягодицами, решимость давала трещину. Поэтому он разделся и лег на узкую кровать рядом, чтобы вжаться возбужденным членом в бедро Поттера. Он прикусил краешек геройского уха, обмусолил его и продолжил делать массаж. О порочности своего поведения Северус не задумывался, точно не тогда, когда инстинкты твердили, что он все делает правильно и что нужно только чуть сильнее сжать челюсти, чтобы прокусить кожу, ставя на ней свою метку. Закончив с втиранием мази, он перевернул Поттера обратно на спину и придвинулся к нему всем телом, вжимаясь эрегированным членом в такую же деталь организма мальчишки. Только теперь можно было отпустить себя, тереться, ласкать партнера и целовать. И никаких укусов, ни царапинки на вожделенном теле. А вот в том, чтобы попробовать сперму, он отказать себе уже не мог.