* * *
На следующий день Гарри по заведенной привычке аппарировал к дому в Тупике Прядильщиков. Если честно, ему было бы трудно без этого. И так проведенных двух-трех часов в мрачном, как и его владелец, доме было мало. Он пропустил момент, когда дом на Гриммо перестал быть его убежищем и стал местом, в которое приходилось возвращаться. Осознание того, сколько всего произошло с его чувствами и желаниями, пугало. Когда они расположились в гостиной, каждый с выбранной для чтения книгой, Гарри понял, что профессор сегодня не расположен к ведению диалога. Однако, ему самому разговор был необходим. — Я чувствую себя странно, сэр, — признание далось Гарри нелегко, потому что говорить о причине странностей он опасался, вернее, его беспокоила возможная реакция мужчины. — Что-то болит? — взгляд темных глаз, казалось, ощупал его на предмет возможных причин его состояния, отчего Гарри почувствовал, как запылали щеки. — Нет, сэр. Думаю, это из-за ритуала ухаживания. — Вы же слушали, когда мисс Грейнджер просвещала вас относительно свойств данного ритуала? — Гарри только кивнул на эти слова Снейпа. — Так вот «ритуалом» его называют не просто так. Это магический мир, Поттер. И ритуалы тут — это не магловская бутафория и метафоры. Конкретно тот, что мы с вами проходим сейчас, призван соединить магическое существо и мага. Вы должны понимать, что вейла — это еще внешне относительно близкий человеку вид, а бывают браки с существами, которые как внешне, так и в стремлениях и желаниях, сильно отличаются от людей. Ритуал должен способствовать взаимопониманию, связать двух существ определенными чувствами, помочь взаимодействию магий, призван облегчить психологическое и физическое принятие. — Гермиона говорила, что чувства будут моими, что они не будут браться из ниоткуда, — поделился он своими опасениями. — Так и есть. Чувства берутся из списка программы, — сказал мужчина и ухмыльнулся, видимо забавляясь недоумением Гарри на его слова. — Поттер, вы собственной магией подписываетесь за каждый пункт. Если бы в обычной жизни вы, испытав какие-то чувства, могли бы с легким сердцем об этом забыть, назвать «ошибкой» или «помутнением рассудка», то ритуал этого не позволит. Вот вчера, к примеру, испытанные эмоции никуда не делись, потому что вы подтвердили перед магией, что этот своеобразный маркер наших отношений вас устраивает и требует закрепления. И отмахнуться теперь не удастся, сколько бы времени ни прошло. Кроме всего прочего, все пункты программы носят символичный характер: имеют свой смысл и подтекст, то есть являются чем-то большим, чем кажется на первый взгляд. — И что же значила «серенада»? — Если идти по пунктам, это подключение к процессу ухаживания сердца, помимо уже имеющихся на данном этапе психологической и духовной связи, а также физического притяжения. Характеризуется как «голос, пробивающийся в сердце партнера». Но я отмету сразу ваши опасения и обвинения, Поттер. Голос темной вейлы не обладает очаровывающим эффектом. — И это только один пункт? — ужаснулся Гарри, судорожно припоминая, сколько они там уже «понаподписывали». — Верно. Безобидных там не было ни одного. И если в моем случае это только закрепление того, что и так есть, но на более богатой эмоциональной основе, то в вашем — строить наши отношения пришлось практически с нуля, поэтому для вас изменения столь заметны. — А вы этих изменений не замечаете, сэр? — ему стало любопытно. — Замечаю. Например, мне больше не доставляет удовольствия называть вас «Поттер», но и по имени звать пока что не тянет. — О… — пораженно выдохнул Гарри. — Не хотите все это закончить? — Раньше не хотел, — честно ответил он. — Теперь не могу. Не думаю, что люблю вас, но, кажется, начинаю влюбляться и это… Не помню, чтобы раньше это чувство меня пугало. Мужчина нахмурился, а Гарри вспомнил, что Северус сложная личность, и не стоило надеяться, что тот просто возьмет и ни с того ни с сего признается в любви. — Вы меня до сих пор ненавидите, сэр? — решился уточнить Гарри. — Безусловно, — ответ был моментальным, без тени сомнения. — И это никогда не изменится, разве что усугубится. — То есть вы никогда не сможете меня полюбить? — слова дались труднее, чем он думал, хотя к такому ответу мужчины он был готов. — Поттер, кто вам сказал, что любовь без ненависти вообще возможна? — А она возможна вместе с ненавистью? — удивился Гарри. — Давайте на простом примере. Любая мать любит своего ребенка, верно? Не будем сейчас о тех матерях, которые от детей отказываются, возьмем обычную среднестатистическую женщину и ее новорожденного ребенка. Так вот, несмотря на всю ее любовь, у матери случаются приступы ненависти к своему ребенку, потому что он постоянно кричит и капризничает, не дает ей спать, потому что она устала, а он требует к себе внимания. Потому что муж не всегда понимает, что в семье теперь их уже не двое, а трое, и требует столько же внимания от женщины, когда она и с одним-то ребенком не справляется. Наравне с материнской любовью, развивается ненависть к обузе. Женщина винит себя и всячески подавляет свою ненависть, потому что, как она считает, этого чувствовать к малышу нельзя. Но ненависть есть, и от нее никуда не деться. Любая любовь подразумевает узы, несвободу и зависимость — этого вполне достаточно для ненависти. В таком ключе думать о любви Гарри еще не приходилось. Да, он мог злиться на Гермиону, Рона или Сириуса, но не ненавидеть. Возможно, все дело было в том, что он жаждал этой самой несвободы от людей, которых любил, именно эта зависимость от них давала ему чувство принадлежности к тем, кто ему дорог. Северус был другим. Более свободолюбивым. И, похоже, ненавидел даже намек на ограничения. Из всего этого Гарри вывел для себя главное: именно ненависть мужчины и должна стать тем мерилом, на которое он будет отныне ориентироваться.* * *
Сова Северуса продолжала приносить послания. Гарри гонял с письмами Кричера, отчего тот сильно на него ругался. Слова любви, выведенные резким почерком профессора зельеварения, сильно волновали, хотя он и знал, что имелось ввиду вовсе не то же самое, что в оригинале, откуда брались стихи. О нет, любовь твоя не так сильна, Чтоб к моему являться изголовью. Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье, И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока. Все мерзостно, что вижу я вокруг... *С.С.
Он осмелел. Ведь если бы Северус предъявил ему претензии о том, что его письма излишне откровенны, всегда можно было сказать, что они с самого начала договаривались писать понравившиеся отрывки, что поделать, если материалом, откуда брались цитаты, были сонеты, в которых только о любви и говорилось. Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. Ты мне даришь и торжество свиданья, И трепетную радость ожиданья. Дыханье мысли и огонь желанья Я шлю к тебе, пространству вопреки. **Ваш Гарри.
Гарри больше не подгонял события, не брал инициативу в ухаживании на себя. Ему требовалось время, чтобы смириться и свыкнуться с собственными чувствами. С тем, что, когда он смотрит на Северуса, отвернуться становится сложно. Что каждая черточка и жест того отдаются узнаванием и нежностью где-то внутри. Что при звуке голоса мужчины сердце начинает стучать сильнее. — Будем считать, что с любовной перепиской мы закончили, — сказал наконец Северус. — Если вы напишете еще что-то в том же духе, то окажетесь глубоко беременным быстрее, чем это осознаете.* * *
Когда Северус расчистил центр гостиной и протянул ему руку, предлагая станцевать, Гарри почувствовал себя девчонкой. Таким слабым он себя никогда еще не ощущал, даже в далеком детстве. Сердце трепетало, чувства были в смятении. А тело только что не таяло в руках мужчины. Музыки не было. Они застыли, покачиваясь в объятиях друг друга в центре комнаты, освещенные неровными всполохами огня, горевшего в камине. Без музыки нельзя было сказать, сколько прошло времени, и, когда это закончится. Но Гарри и не желал, чтобы «танец» заканчивался. Ему было хорошо и уютно, словно в теплом коконе из одеяла, нежном и надежном. А еще хотелось большего. — Можем подняться в спальню, — предложил Северус и честно предупредил: — Но я не гарантирую, что мне удастся сдержаться и не поставить метку. — Хочу попробовать. — Разумнее это сделать сейчас, а не после заключения брака, — пояснил свое предложение Северус. — Магический брак расторгнуть невозможно. Никто не может гарантировать того, что после рождения ребенка чувства не изменятся, и предугадать то, как вы будете ощущать себя. Вот тут Гарри поспорил бы. Он был намерен дать жизнь ребенку в браке, хотя раньше об этом не задумывался. Но именно в этот момент спорить с Северусом ему не хотелось, на это у них будет время и позже. Спальню он рассмотреть не смог, было не до того. Сначала они оказались в примыкающей к комнате ванной, совмещенной с уборной, и Северус объяснил, что непосредственно перед сексом тело принимающего нужно соответствующим образом подготовить. Гарри краснел и бледнел, но от помощи не отказался. Смущающая процедура, благодаря успокаивающим поглаживаниям и осторожным сильным пальцам, прошла даже несколько возбуждающе. Освещение в самой спальне было тусклым. Оказавшись на кровати, Гарри возблагодарил нелюбовь вейл к ярким цветам и обилию света, он и без того изрядно смущался. — Если передумал, лучше остановиться сейчас. Потом я уже не смогу, — предупредил Северус. — Я хочу продолжить, — не согласился Гарри. — Просто нервничаю. Он знал, что когда они начнут, он сам не захочет останавливаться, афродизиак не оставит в нем ни страха, ни сомнений. Так и получилось. Стоило Северусу коснуться его губ, проникнуть языком в рот, и он перестал нервно комкать простыню, расслабил ноги, которые до того плотно сжимал, и выгнулся навстречу мужскому телу. Гарри впервые позволил себе прикоснуться к Северусу. Просто дотронулся. Погладил спину. Прошелся самыми кончиками пальцев вдоль возбужденной плоти. И перестал раз и навсегда опасаться, поверив, что теперь можно позволить себе и больше. Что можно отвечать также страстно, напористо и жадно. Что можно сдаться и приглашающе раздвинуть ноги, оплести конечностями, впиться губами, а потом и зубами в жесткое плечо. — Не провоцируй меня, — посоветовал Северус, голос которого стал глубоким и будто вибрирующим. Придавив Гарри к постели тяжестью своего тела, мужчина долго вдумчиво целовал и вылизывал его шею и ключицы. Северус не позволял ему лишний раз пошевелиться, поймал руки и зафиксировал над головой, не давая больше свободы, тогда как Гарри только почувствовал вкус к исследованию чужого тела. — Не сейчас, — шепнул тот. Под нескончаемыми поглаживаниями горячих рук, легкими поцелуями, влажными касаниями языка и ощущением жесткого тела, вжимавшего его в постель, Гарри мог только тихонечко поскуливать от желания. Пока мужчина не перевернул его на живот, помогая подняться на четвереньки. Боли он так и не почувствовал, даже не вспомнил о ней, расслабленно подставляясь, подаваясь навстречу таранящим движениям, принимая всего Северуса до последнего движения и вздоха, до капли.* * *
Когда Гарри проснулся, Северуса в постели не оказалось. На прикроватной тумбочке обнаружилась обещанная накануне мазь, и, захватив ее, Гарри ушел в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. И хоть особого дискомфорта после проведенной с мужчиной ночи он не испытывал, но выполнил все предписанные Северусом действия. После чего спустился в гостиную, где уже был накрыт для завтрака столик. — Доброе утро, — объявил Гарри о своем прибытии. Верхний край газеты отогнулся, и Северус внимательно осмотрел его, наверняка смущенную донельзя, физиономию. — Как скажешь, — милостиво согласился мужчина и, после того как он уселся на свое место, сказал: — Гарри, как ты смотришь на то, чтобы приступить к работе над общим делом? Он подавился. Долго кашлял, пытаясь проглотить застрявший в горле кусок яичницы и, наконец, со слезами на глазах смог сглотнуть. Судя по тому, как искрился лукавством бездонно темный взгляд напротив, шалость более чем удалась. Ну и раз тот начал первым, Гарри счел себя вправе последовать примеру старшего и более опытного партнера. — Полагаю, это та самая обещанная гадость? — кивнул он сам себе, припоминая давний разговор. — Когда бы тебе хотелось начать, Северус? Мужчина ненадолго прикрыл глаза, радужка которых на мгновение стала желтой, но больше никакой реакции на свои слова Гарри не увидел. — Я уже отослал сообщение Минерве, — невозмутимо ответил тот. — Она ждет меня через час. О том, что со мной, возможно, будет еще один человек, я ее тоже поставил в известность. — Нашим делом, что, будет ремонт Хогвартса? — тут же сбился Гарри, он себе как-то иначе представлял «дело», подразумевавшееся ритуалом ухаживания. — Именно. Причем до полного его восстановления. Вас что-то смущает, Поттер? — Северус вернулся к официальному тону. — Во-первых, я бы хотел уточнить, правильно ли я понял, что мне позволено называть вас по имени только наедине и никакой фамильярности на людях, сэр? — Верный вывод. — Во-вторых, мне бы хотелось услышать, почему именно восстановление Хогвартса? — Есть несколько причин. Первая, я так хочу. Год, в течение которого я был директором, заставил меня воспринимать школу как собственную территорию, и мне не нравится, что сейчас там что-то происходит без моего ведома. Второе, восстановление замка — процесс длительный, у вас будет уйма времени, чтобы хорошенько подумать. — А мы можем в это время… ну, пока будем работать над общим делом. Можем мы спать вместе? Северус пристально посмотрел в его глаза и, откинувшись на спинку кресла, провел указательным пальцем по губам. — Это даже желательно. Но если вы будете мешать мне высыпаться, Поттер, я выставлю вас из общей постели посреди ночи и больше туда не пущу. Это ясно? — Ага, — Гарри кивнул и счастливо улыбнулся. Он бы не улыбался так, если бы знал, сколько тяжелой, изматывающей работы им предстоит. Если бы вспомнил, насколько требовательной может быть МакГонагалл, и, что Снейп в этом может с ней поспорить. Гарри был влюблен и забыл о том, что за стенами дома, где они постепенно приходили с Северусом к взаимопониманию, существует реальный мир.