Обычная история

Через семь месяцев после Эндора. Мон — Вы полагаете, я не права, — сказала Лея Органа. Мон подняла глаза от последней версии ее отчета. Принцесса сидела в кресле, как на троне, только с лицом совсем не королевским. Растерянным и хмурым. — Это ваше дело, разговаривать со Скайвокером или нет, — ответила Мон. — Но что считаете вы? — Мы работаем с его отцом, — Мон пожала плечами. — Кто из нас предатель? — Мы — ради Республики! Такое следует восклицать с горящими глазами и внутренней убежденностью. А не вынужденно, из чувства долга. — Лея, — Мон опустила датапад, — вы же хотите его простить. Ведь хотите же? Органа поморщилась и кивнула. — Но я так зла. На его убежденность, на доверие к Вейдеру, на… — Она мотнула головой. — Да, пока он прав. Но он даже не понимает!.. — Скайвокер видит лучшее в людях, — сказала Мон. И не поддаться его убежденности очень сложно. — А Вейдер этим пользуется. Чем он еще воспользуется? — Вы не верите, что он все же допустит референдум? Органа вздохнула. — Я уже не знаю. Была уверена, все ждала, но… Эта история с кабальными контрактами. Он мог бы отложить, не вмешиваться. А он послал Люка на Фондор. Сына — официально. Разбираться. Зачем, если не для того, чтобы выиграть голоса для Империи? Мон слегка улыбнулась. Вейдер прочел тот доклад при ней, и она лично наблюдала его ярость. И тогда поняла, отчего вся мебель в его кабинете металлическая. Увидев, как его воля и гнев сминают стул в шар — и как, успокоившись, Вейдер возвращает стулу прежний вид одним движением ладони. До сих пор при воспоминании ее обжигало ужасом. — Если это и было его мотивом, то не главным. — Вы действительно считаете, что он — как положено правителю — заботится о законности и благе подданных? — Органа усмехнулась. — О справедливости, я полагаю, — сказала Мон. Странно для аристократа, она уже в сенатские времена отчаялась понять, какая же из семей его воспитала. Для обедневших или официально лишенных титула он был слишком равнодушен к деньгам и признакам положения. И недостаточно равнодушен к низшим по статусу для остальных. — Мне в это не верится. — Потому что таково мнение Скайвокера, а вы не хотите с ним соглашаться? — Люк такой… — принцесса вздохнула. — Он не может быть прав по поводу Вейдера, и я не знаю, как его убедить! — Может, и не стоит? — спросила Мон. Органа вздрогнула. — Но… Это же важно! — Рано или поздно мы поймем, прав он или нет. Поймем так или иначе, мы все поставили жизнь на то, что Вейдер не нарушит соглашений. Сейчас, мне кажется, не лучшее время, чтобы терять друзей. — Вы не понимаете. — Органа провела ладонями по лицу, вздохнула. — Но это действительно неважно. Спасибо. Я могу идти? Мон отпустила ее и осталась с четким ощущением недостаточности информации. Что-то было не то в отношении Органы и к Люку, и к его отцу. Но — это не ее дело. *** «Неподъемную» задачу систематизации данных ее новая команда взяла за пять месяцев. Месяц ушел на поиск специалистов и утряску организаторских вопросов: ее людям требовались помещения, датацентр, защищенные каналы. Она выторговала у Исанне пять комнат в здании Аналитической службы СИБ, на два уровня ниже Вейдеровских, а часть его вычислительных мощностей получила по личному договору с его командой. Автономия их не переставала ее удивлять. «Так ради одной цели вкалываем! — ответили ей на прямой вопрос. — Милорд одобрит». К сожалению, столь сознательными были не все. Лея Органа оказалась прекрасным тестом — и тех, кто, несмотря на контракт, саботировал работу с ней, пришлось уволить. Треть доставшейся в наследство команды. И у нее не было уверенности, что никто из оставшихся не занимается интригами в свободное от работы время. Свободного времени, правда, почти не было, ни у команды, ни у нее лично. Как только пошли настоящие данные, стало ни до чего. Даже с Мадином они смогли увидеться лишь пару раз, а про Акбара она только слышала. Адмиралтейство звучно потряхивало. О последнем закрытом заседании с участием Вейдера по дворцу ходили легенды категории «а потом они все кроваво умерли» — фактически, очевидно, неверные, но тем не менее пересказываемые шепотом в углах у аппаратов с водой. К сожалению, ближе к референдуму поймать Вейдера в кабинете становилось все нереальнее. Их расписания по-прежнему синхронизировались, но теперь Мон приходилось выбирать, пропустить обед и встретить его после бюджетного комитета (плохая, очень плохая идея) или пройти с ним через весь дворец от его кабинета (расписание забито встречами с пяти утра) до заседания правительства. Вейдер был совершенно не рад ее видеть. Мон хмыкнула про себя, передала ему датапад и подстроилась под его шаг. — Я прочту, — бросил Вейдер хмуро, — и после заседания пришлю вам резолюцию. Шел он быстро, не обращая внимания на окружающих. Редкие встречные прижимались к стенам — и даже на Мон опасались смотреть недовольно. — Мне нужно немедленно, — сказала Мон. — У нас контракт уплывет через три часа. — Вам нужно мое разрешение на технический контракт? — в голосе Вейдера слышалось глубокое сомнение в ее умственных способностях. — К сожалению. — Хм. Датапад он все же активировал. Мон шла рядом и смотрела, как он читает — совершенно не замедляясь. И ждала реакцию. Он остановился так резко, что она пролетела почти до угла, прежде чем повернуться. — Вы хотите национализировать Интелл. — По совсем бросовой цене, — улыбнулась Мон. Интелл стоил в три раза больше. По меньшей мере. — Контракт у них уплывает. — Вейдер отчетливо фыркнул. — Зачем вы поставили настолько сжатые сроки ультиматума? — Фигуранты не поверили бы, что покупатели не смотрят на биржу. Через три часа — часовой профилактический перерыв по Корусанту, следующий — через три месяца, самое время для сделки такого масштаба. Мы идем через фиктивных лиц… Вейдер прервал ее резким жестом. И возобновил движение, но — чуть помедленнее. Кажется, ее признали достойной разговора. — Шантаж незаконен. Мон прижала ладонь к груди. — Я вас уверяю, что… — Формально все в порядке. — В полном. Она сама с трудом поверила в то, что всплыло в процессе анализа информации по техническим компаниям на владельцев крупнейшего производителя «умных» компонентов. Но, поверив и проверив, никаких угрызений совести не испытывала. За насильственную киборгизацию контрактников, по ее мнению, следовало как минимум сажать пожизненно, а не вручать ответственным за это тридцать миллионов только потому, что доказательств недостаточно для суда. Жертвы якобы соглашались добровольно. Но что недостаточно для суда, того для биржи хватит с лихвой. — Ну что ж, — сказал Вейдер. — Пока неплохо. Они вышли в один из внутренних дворов. Вейдер смотрел в датапад, Мон — вперед, стараясь не отставать, и когда ее швырнуло на землю, это стало для нее полной неожиданностью. Щит она развернула не думая. Еще до осознания, что на землю ее толкнул Вейдер. — Откуда бьют?.. Она сидела на коленях — хоть сгруппироваться успела, — носом в пыльную траву в трещине покрытия двора. Щит гудел на выставленной над головой руке. Видимо, из-за гула она и не слышала выстрелов. — Можете поднять голову, — негромко сказал Вейдер. Его дыхание она слышала отчетливо. — Не выпрямляйтесь. — Поняла. Он стоял на коленях совсем близко. Упершись ладонями в бетон. В пальце от его головы — и над ее щитом — висела в воздухе энергетическая ловчая сеть, и держала ее, несомненно, его Сила. Первое: сеть кто-то кинул. Этот кто-то, скорее всего, на крыше, и у него транспорт. Второе, следствие первого: в охране дворца предатели. Третье: сверху наверняка кажется, что сеть успела Вейдера задеть. Что было желаемым результатом? Повреждение костюма. Что у него там? Сплетни ходили про систему жизнеобеспечения. Следовательно? Это покушение, и сейчас начнут стрелять. И помощь не успеет — смотри пункт второй. Она медленно потянулась к бластеру на поясе, но ее запястье сжал невидимый захват. Четвертое: инициативы от нее не требуется. Вывод? Им ничего не угрожает, ситуация под контролем. То есть ситуация спланирована. То есть… — Хатт на вас сядь, — выдохнула Мон. — Опять — огонь на себя? И услышала смешок. — Ждите. В них успели выстрелить один раз. Плазма ударила в голову Вейдера — и распалась искрами, не причинив вреда. — Одиннадцать часов, крыша. — Вейдер начал говорить за секунду до атаки, и Мон успела развернуться и выстрелить с колена по удирающему снайперу. Тот упал. Когда она взглянула назад — не опуская щита, — Вейдер уже выпрямился во весь рост и вытянул руку в сторону букашки-флаера, пытающегося удрать, а разодранная мертвая сеть валялась у его ног. Флаер дернулся, накренился, его левый двигатель задымил, и машина медленно опустилась между декоративных шпилей. Замелькали белые доспехи. — Вот и все. — Вейдер повернулся к Мон и с полупоклоном предложил ей руку, будто на приеме. — Позволите, сенатор? Она убрала щит и ухватилась за его ладонь. Встала. — Благодарю. Кто это был? — Наемники от Фондора и сочувствующих. Их уже взяли. Мон вложила бластер в кобуру. Посмотрела на разодранное у колена платье и поморщилась. — Предателей в охране тоже? — Вы недооцениваете Исард. Мон хмыкнула. — Вы хотите сказать, их давно вычислили, но приберегали на подобный случай? — Разумеется. Ну что ж, возможно, Исард не замышляет переворот. Возможно. К ним уже бежала медицинская служба, Вейдер отмахнулся от них, Мон повторила его жест. — Вы знали, что покушение на вас будет именно сегодня, — сказала она. — Вы потому не желали со мной разговаривать? Чтобы не подставить ненароком? Неожиданная забота. — Моя ошибка, — ответил Вейдер, огляделся, и в его открытую ладонь влетел датапад, о котором Мон совсем забыла. — Неплохо стреляете. — Бластер тяжеловат, — Мон улыбнулась. — Все не подберу подходящий. Вейдер хмыкнул и направился вперед, в направлении Малой официальной приемной. Все же собирался провести заседание правительства? Мон пристроилась рядом. Колено чуть саднило. — Сенатор, — сказал Вейдер, когда они вышли со двора, — не экономьте на безопасности. — Простите? — изумилась Мон. — Закажите себе оружие под руку. Мы все же в столице, а не на одной из баз Восстания. В этом он был прав — а инерция мышления могла ее сегодня убить. И убила бы — если бы покушение организовывали на нее. — Раз вы так сработались с моими людьми, спросите их рекомендации, — продолжил Вейдер. — И подумайте насчет общей защиты. — Броня мне не пойдет, — сказала Мон. — Сенатор должен быть открыт для народа. — Достойный принцип. Но не распространяйте его на плазму народа и бомбы народа. — То не народ, — хмыкнула Мон. — То реакционные элементы. Я полагаю, участие Фондора в заговоре доказано? И что будет следствием? Национализация? Вейдер кивнул. Две национализации такого масштаба… Жаль плана. Хороший был план. — Но на выкуп Интелл я деньги найду, — сказал Вейдер, и Мон вздрогнула. Все же читает мысли! — Действуйте, сенатор. Мон поклонилась. — План интеграции Интелл готов? — Будет у вас к концу заседания правительства. Вейдер покачал головой. — Выходите сразу на экономику и трудовиков. И дайте мне завтра после четырех первые этапы и план следующих. Однако. Кажется, ей только что стали доверять больше. Только потому, что она не испугалась под огнем? Так было бы чего пугаться, в самом деле… Мужчины. — Разумеется, ваше величество.

Два месяца спустя

— Мон, у вас сегодня пресс-конференция. Откуда в ее кабинете ночью взялась Лея, Мон решила не думать. Мало ли. До пуска портала и начала кампаний оставался месяц. Свою работу Мон еще успевала в приличные сроки — если спать в кабинете и не тратить время на полет до квартиры, — но, возможно, для Леи с ее личной жизнью… Нет, вот это никак не годится, Алсакан от такого текста возмутится, их принимают за простаков, не знающих, как датапад включать, кто это писал?.. — Мон, вы меня слышите? — Пресс-конференция, я помню, — Мон убрала абзац и постучала пальцем по губам. — Вы ради этого пришли на работу так рано? — Уже восемь утра. — Прекрасно, — сказала Мон. — Позовите ко мне Аля. Это просто безобразие, что он тут натворил. Нужно же понимать аудиторию. — Вы работали всю ночь. Мон нахмурилась. Оторвалась от документа. Разве? Сначала она переписывалась с Вейдером в файле финальной резолюции, потом они все же пошли в конференцию, закончили… не так уж и давно. Макеты материалов для трети центральных планет пришли ей на почту, она нашла интересное и несогласованное, пришли документы с Кореллии для «республиканского пакета», у ведущего художника плакатов случилась истерика в прямом эфире голонета — хоть без подробностей, и на том спасибо. Потом… потом была переписка с Вейдером об Интелл. Пришли правки данных о зоне хаттов. Переписка с Исанне, снова с Вейдером… Часы консоли действительно показывали восемь. Но… — Я же с Вейдером разговаривала буквально час назад. Как может быть так поздно? Или рано?.. — То, что он ночами не спит, я знаю, — сказала Лея, — но вы-то будьте умнее! Мон, у вас пресс-конференция, а вы, простите, ужасно выглядите! — Неужели? Лея смотрела на нее хмуро и упрямо, сложив руки на груди. — Вы должны выспаться. И привести себя в порядок! Органа в глазах немного двоилась. Мон потерла лоб. Бессонные ночи никого не красят в ее возрасте, с этим не поспоришь. Но у нее совершенно нет времени. — Ничего. Хорошая пудра спасет мир от жалости ко мне. Позовите Аля. Лея тряхнула головой. — Мон, пожалуйста. Один день. Отдохните, займитесь собой. Мы здесь все разгребем. — К Вейдеру вы тоже вместо меня сходите? Органа выставила вперед подбородок. — Ну ладно. Тогда я ставлю вас в известность, что ваш дневной отпуск уже завизирован. Четверть часа назад. Мон подняла брови. — Это что, заговор? Ваш и Скайвокера? Не вы же ходили к Вейдеру просить, я права? Органа поджала губы. — Можете считать как хотите. Помирились, значит. Мон улыбнулась. — Я рада, Лея. Та вздохнула. — И я. Но… не уходите от темы! У вас отпуск. Я вас отвезу домой. Мон проверила свое расписание — на всякий случай. Увидела, действительно, резолюцию Вейдера, совершенно пустой день — и записи к косметологу и парикмахеру вечером. С пометками «проверено» от СИБ. Покачала головой. Выключила консоль. — Подчиняюсь грубой силе. Но меня прекрасно довезет Матт. — Секретарю вы можете приказать отвезти вас к аналитикам, — прищурилась Органа, — а приказать мне у вас не выйдет. Мон рассмеялась и сдалась. *** Когда Мон проснулась, часы показывали половину пятого вечера. Залитая светом квартира выглядела чужой. Немногие личные вещи казались оскорблением царству минимализма — особенно брошенное на кресло платье. Стоявшая посреди пустой полки напротив кровати голограмма Чандриллы — подарок на первое избрание в Сенат, прошедшая с Мон и Сенат, и Восстание, — выглядела потерянной. — Ничего, — сказала ей Мон, — вот обживусь… Но до сих пор мысль, что можно где-то остаться надолго, обжиться, казалась ей странной. Слишком уж долго шла война. На кухне было пусто, а при одном взгляде на синтезатор Мон замутило. Ей давно уже требовалось наладить доставку продуктов домой, наконец расконсервировать кухонного дроида… Но какой смысл, если проводить в квартире ночь в неделю? Завтракала она во дворце, обедала там же, ужинала тоже — если было время. Пустая трата ресурсов. Вот закончится гонка… И если они все еще будут живы… Так. Отпуск. Она в отпуске на день. Она имеет право сходить позавтракать в приличное место. Достаточно приличное, чтобы ни завтрак в середине дня, ни средства защиты не вызывали удивления. Неподалеку от одобренного СИБ косметолога. В приличном месте ее вежливо не узнают, но провоцировать все же не стоило. Она надела брючный костюм — купленный в приступе оптимизма три месяца назад, на первую рабочую сборку портала. Тогда ей почему-то показалось, что у нее может оказаться время выбраться в оперу. Странная была иллюзия. Темную полосу визоров на глаза, вроде бы еще модный платок на голову… С такими волосами показываться на людях просто неприлично, Лея права. Браслеты щитов, пояс, бластер в сумочку, нож на голень — на всякий случай — и она готова к выходу в обычный мир. Разумеется, одобренные СИБ косметолог с парикмахером работали на Оперной площади. Исанне продемонстрировала ожидаемо прекрасное знание досье Мон. Что это — предложение союза, маленькая услуга на будущее? Подумать потом. Мон припарковалась на обычной стоянке у театра, пока еще, ввиду раннего часа, открытой для всех. Вот через четыре часа сюда пустят только имеющих билеты, и счастливцы отправятся к музыке — а она под камеры. Народу в коммерческой зоне почти не было — по корусантским меркам. И витрины, кажется, поскучнели… как и публика. Пока Мон шла до намеченного кафе, одетых в яркое и очевидно натуральное она почти не встретила. Мужчины массово перешли на одежду строгого покроя и темных тонов, женщины — на металл в украшениях. Интересная тенденция. Неужели начали подражать «стилю» нынешнего Императора? Мон улыбнулась предположению — ничего невозможного, конечно, но так абсурдно и так бессмысленно — и, улыбаясь, вошла в кафе. Старое — она его помнила еще по Республиканским временам. Тогда здесь собиралась артистичная молодежь — обсуждать музыку и литературу, а она, стажер сената, приходила пить кафные коктейли. С натуральными — «никаких подделок» — сиропами. Тогда ей нравился каф с мятой — страшно даже вспомнить… В почти пустом кафе ничего внешне с тех времен не изменилось. Будто и не было смены режима и войны. Все те же столики, те же афиши на стенах — настоящая полиграфия с автографами звезд классических постановок. По-прежнему никаких дроидов — все еще место высокого класса. Вот только хозяин сменился, что и не удивительно. Мон села за столик в углу — защищена спина, просматриваются два выхода, рядом стойка, если потребуется укрытие, — заказала каф с коричным ликером и выпечку. Можно было посмотреть новости, руки чесались, но она решила — нет. У нее отпуск. Позже. Она выдержала до конца завтрака. Первые страницы «Корусанта сегодня» занимало интервью с адвокатами владельцев Фондора. Суд длился уже две недели, Мон им не интересовалась: чистейшей воды государственная измена, покушение на Императора, корыстные мотивы — ничего интересного. Согласно же ясноглазому представителю защиты, его клиенты были оступившимися республиканцами, испугавшимися усиления диктатуры… Мон вздохнула. Допила каф. После мира с Восстанием быть республиканцем стало в столице чем-то вроде модного порока. Кто ни попадя признавался в демократических симпатиях — с наигранными стыдом и гордостью. Она не понимала, на что они рассчитывали, на амнезию СИБ? А особенно — на что надеялась защита фондорцев. На убежище для клиентов у республиканских систем? На то, что Вейдер не станет требовать смертной казни в преддверии референдума? Это они его плохо знали. На следующих страницах «эксперты» обсуждали референдум, и Мон пролистнула политику. Только расстраиваться. И надеяться, что народ будет умнее, — иначе никакой Республики не получить никогда… Зацепилась взглядом за схемы в разделе экономики, но ничего хотя бы относительно нового не увидела. Рынок все еще переваривал две громкие национализации, хорошо хоть паники не возникло. Заслуги самой Мон в том не было никакой, и она это признавала первой, панику удержал Вейдер одним только официальным заявлением на пол минуты. Пообещал сохранить рабочие места — и ему безоговорочно поверили все формирующие галактический рынок дельцы. «Он ничего не понимает в экономике, — сошлись во мнении в экспертных кругах, — но он сдержит слово». Мон было смешно это читать — особенно помня, что она сама совсем недавно думала так же. Нет, слово-то Вейдер, скорее всего, сдержит, учитывая его базовую позицию по рабочей силе и стабильности государства, но в чем он точно не разбирается, она уже не могла сказать с уверенностью… Пролистнула дебаты. И нахмурилась. «Черные времена для музыки», — гласил основной заголовок раздела культуры. *** — И чем вы недовольны на этот раз, сенатор? — спросил Вейдер. Мон вздрогнула. Они только что закончили брифинг после пресс-конференции, на удивление рано, еще не было даже полуночи, и Мон полагала, что прекрасно себя контролирует. Пресс-конференция прошла успешно, по запланированному сценарию — даже вопросы «независимых» журналистов ничуть не отклонились от спрогнозированных аналитиками. Радоваться этому или огорчаться, относилось скорее к философии; пока Мон предпочитала радоваться: чем меньше незапланированного, тем лучше. Реакция Вейдера до последнего момента также укладывалась в ожидаемые рамки. Но, конечно же, так не могло продолжаться долго. — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Мон. Черная маска чуть повернулась, и из-за игры бликов на ней Мон показалось, будто Вейдер нахмурился. — Не следует мне лгать. — Пока он только информировал, но возможность угрозы ощущалась явно, холодом по спине. Мон передернуло. — Мое недовольство не относится к работе. И к зоне моей компетенции. Вейдер откинулся в кресле и сложил руки на груди. Мон мысленно вздохнула. — Я ознакомилась с бюджетом на следующий квартал, — сказала она. И услышала глухой смешок. — Ну разумеется. Вам жаль субсидий на культуру. Жаль?! — Вы практически уничтожили старейшую оперную школу Корусанта! И ремонт здания Оперы… — Эти тридцать миллионов купили нам Интелл, — сказал Вейдер. Да, она знала, что деньги на вторую национализацию в выпотрошенном Звездой Смерти бюджете никак не могли взяться из воздуха. Ее беспокоило другое. — Сокращение субсидий запланировано и на следующий квартал! Оперная школа… — Я не вижу причин субсидировать то, что выживет на деньги меценатов. — За все время Империи… — начала было Мон, но Вейдер прервал ее. — Палпатин любил оперу. — А вы — нет? — Я не вижу в ней смысла. Мон опешила. За последние полгода с лишним одно она поняла четко: Вейдер обычно имел в виду именно то, что говорил, дословно. И сейчас он говорил не о разнице в музыкальных вкусах. — Но… Но позвольте… Это огромный пласт культуры, и не только нашей с вами расы, отражающий, переосмысляющий… Он поднял ладонь, и она запнулась. — Здание оперы все еще стоит и функционирует, не так ли? Мон заторможенно кивнула. — Я осознаю важность этого явления. В историческом и прочих контекстах, включая занятость пятиста разумных напрямую и приблизительно трех тысяч на Корусанте косвенно. Но я считаю его поддержку неприоритетной. «Трех тысяч косвенно». О Сила. Он рассматривал вопрос ликвидации Оперы всерьез, иначе откуда знание цифр. Но… — Я не об этом. Я… — Вы шокированы, что я не разделяю вашего к ней пиетета. Мон глубоко вздохнула. — Ваше величество, это все равно что сказать, что вы не видите смысла в радости. Я… да, наверное, я шокирована. Вейдер пару циклов респиратора смотрел на нее в упор, не шевелясь, и Мон стиснула пальцы до боли, чтоб отогнать страх. Идиотка, зачем заговаривать о таких понятиях, это излишне… Излишне. — Понятие радости, — произнес Вейдер наконец, — индивидуально. Мон судорожно кивнула. — Не нужно так бояться, — добавил он. Поднялся и отошел к окну. — Вы меня удивили. — Тем, что подняла этот вопрос? — Тем, что подняли его со мной, — в его голосе отчетливо слышалась усмешка. Едкая. — Понятие радости свойственно всем людям. Пусть индивидуальное, — сказала Мон, всматриваясь в него. Свет в кабинете был приглушен, и массивная фигура у окна почти сливалась с темным небом и городом. Куда смотрел Вейдер, Мон не могла сказать. Когда он вновь заговорил, голос его был спокоен и негромок. — Меня мало кто считает человеком… но вы правы. Мне сложно представить, как большая часть называемого искусством может вызывать хоть что-то похожее на радость. Но само явление знакомо. Я не рассматривал культуру с этой точки зрения. «Как большая часть называемого искусством…» Мон потерла лоб. Сила, но это же невозможно. Если бы он был безэмоциональным дроидом — да, но это ведь совершенно, абсолютно не так. — Но неужели… Вам же знакома классическая литература. Неужели вас ничего не тронуло? Классический театр… — Я не вижу в этом смысла, — повторил Вейдер. — Для себя. Я вижу других людей, сенатор. Полный эмоциональный спектр. Я вижу, что люди на сцене лгут. Что авторы книг не знают никого, кроме себя — в лучшем из случаев. Результат не представляет никакого интереса. — Но книги… — Как объяснить очевидное с детства? — Это сопереживание, возможность прожить другую жизнь, измениться вместе с героем… — Инъекция чужого эмоционального опыта, — сказал Вейдер, и Мон вздрогнула от жесткости определения. — Мне это не нужно. — И музыка?.. Он пожал плечами. — За редкими исключениями. Она подалась вперед. — Какими? Вейдер повернулся к ней, помедлил, склонив голову к плечу. Хмыкнул. — Например, Ни Шайти. — «Десять симфоний»? — ошарашенно спросила Мон. Она ждала чего-то куда более простого, чем аналитическая музыка последнего из великих композиторов Чандриллы. — И «Синее озеро», — сказал Вейдер. — Сейчас вы думаете, что мне должны нравиться военные марши. — Я… — Мон вздохнула. — Прошу меня простить. Он отмахнулся. Вернулся к столу. — Но почему Ни Шайти? — спросила Мон, поднимаясь. Ее лично вещи этого композитора ничуть не трогали, хотелось понять… — Он писал космос, — ответил Вейдер. — Так, как его вижу я. Идите спать, сенатор. Я подумаю о субсидиях для вашей культуры. Вернувшись домой, Мон поставила играть «Синее озеро», пока готовилась ко сну. Мучительная музыка, память ее не подвела. Додекафония, рваные ритмы и неочевидная симметрия — она слушала и не понимала, как это могло нравиться, как в этом можно было увидеть хоть что-то… Все звуковые потоки сплелись в один на какое-то мгновение — и она замерла, ошеломленная. Многослойная информация, бесконечные переплетения — ей показалось, что мир вокруг стал больше, раздался вглубь… Но тут она упустила одну из линий, и все рассыпалось вновь. Не музыка — чертеж чего-то невообразимо сложного. И никакой заложенной эмоции. Мон вздохнула и выключила запись. Ей никогда его не понять. Никогда.