***
Когда раскрасневшийся кругляшок дневного светила готов был вот-вот утонуть в рябящем волнами море, по кораблю что-то ударило с неистовой силой, от чего тот накренился на левый борт и зачерпнул им ледяной воды. Надрывно затрещали поломанные доски; послышалась отборная брань. Дева, доселе дремавшая на канатах, резко распахнула глаза от внезапного толчка и холода вылившейся на неё воды. Спросонья ей сперва подумалось, что кто-то из матросов решил зло подшутить над ней, самой Астрид Хофферсон! И лишь когда до её слуха донеслись дикие крики боли, заглушаемые чьими-то воинственными воплями, она осознала, что то была не злая шутка, а беда, внезапно приключившаяся с их кораблём в открытом море. Астрид попыталась встать, дабы лучше оглядеться, однако из-за сильной качки тут же свалилась обратно на промокшие канаты, больно ударившись неумело выставленной в сторону рукой. — Проклятье! — дева любовно прижала к себе ноющую руку и бросила взгляд вперёд, туда, откуда доносились крики людей. Её затуманенному полудрёмой взору открылась страшная картина: утянутые в чёрное воины, словно чумные крысы, стремились на борт «совиного» драккара, подле правого борта которого обосновался таких же размеров, что и «Коготь», корабль о чёрных парусах — на тех старательно были выведены переломанные надвое три копья, лежащие у хвоста таинственного крылатого существа с лицом девы и телом змеи. ― Кто вы, Хель вас раздери? ― Астрид, казалось, совершенно позабывшая о том, что драккар оказался в морской осаде, стояла, словно поражённая, и бездумно смотрела на огромные паруса с выведенным на них белой краской неизвестным гербом. ― Нравится? ― грубый мужской голос и последовавший за ним сильный удар вывели деву из молчаливых размышлений. Рухнув обратно на жёсткие канаты, Астрид ощутила сильную боль в затылке; голова, и без того постоянно ноющая, разболелась ещё сильнее и, казалось, превратилась в чан с расплавленным свинцом. ― Надеюсь, запомнила ― это последнее, что ты увидишь перед… ― пылкая речь воина оборвалась с глухим хлюпающим звуком. ― Смертью? ― из-за спины облачённого в чёрное мужчины послышался знакомый Астрид голос, показавшийся необычайно тихим на фоне творящегося вокруг ужаса. Дева подняла бездумный взор на своего спасителя ― над ней стоял Северин с окровавленным мечом в руке. ― Отец разве не учил, что во время боя мыслить ненужные мысли не положено? Чего расселась? Подымайся. Аль жить надоело? Викинг, как пушинку, поднял Астрид на ноги и тут же ринулся к носу корабля, где вовсю кипела бойня. Окинув валяющегося подле ног мертвяка, ухватилась-таки, наконец, за лежащий на канатах лук и наскоро насобирала рассыпавшиеся по доскам стрелы; притаилась за мачтой. Добротное укрытие хорошо прятало худосочную фигурку девы, но, меж тем, не мешало наблюдать за творящимся вокруг. Воины, появившиеся словно из ниоткуда, без труда вырезали небольшую команду «Совиного когтя», при этом почти не неся потерь со своей стороны. Море крови, изувеченные тела соплеменников, разгорающийся всепоглощающий огонь ― вот что видела перед собой юная северянка. Глухо зарычав, дева заложила одну из немногочисленных стрел на тетиву и, почти не целясь, выпустила её в первого попавшегося, облачённого в чёрное воина, стоявшего к ней спиной. Едва слышно тявкнув, мужчина рухнул замертво. Вторая стрела, уложенная на лук, запела свою смертельную песнь и умолкла, найдя покой в чужой плоти. Раненный в плечо воин — лучник — с криком перевалился за борт, подле которого и стоял привалившись. Окинув шустрым взглядом задымлённую палубу пока ещё остававшегося на плаву корабля, Астрид искала третью жертву — более стрел у неё не нашлось. Девичий взор зацепился за особенно высокого мужчину, стоявшего спиной к ней и сражавшегося с едва передвигающимся капитаном «Когтя». Приглядевшись, Хофферсон заметила, что левая рука Северина, которой он по привычке бился на мечах со своими врагами, теперь безжизненно висела, а правая, что была не так хороша в бою, уверенно, но не достаточно, держала меч. Дева вскинула лук, приготовившись; пред её лицом просвистела красная, будто опалённая кровью, стрела и без труда вошла в дерево старой мачты, словно горячий нож в застывший бараний жир. Астрид обернулась ― поодаль стоял высокий юноша, державший наизготове заряженный лук. Дева перевела своё оружие на него и спустила тетиву. Заложенная на неё стрела бело-голубым оперением мелькнула в воздухе, со свистом рассекая его, и с глухим звуком вонзилась в одну из старых досок позади таинственного воина. Зарычав от досады, Астрид вырвала торчащую из мачты краснопёрую стрелу, со свойственной себе ловкостью уложила её на тетиву и приготовилась к выстрелу, однако сильный удар со спины сбил её с ног. Второй раз. Воительница завалилась на мокрые от крови и воды доски и тут же оказалась прижата к ним — возвышающийся над ней воин придавил её к доскам ногой. ― Баба на корабле ― к беде. Слыхала такое? ― мужчина громко рассмеялся. Астрид дёрнулась в стремлении освободиться; жестокий удар в спину заставил закричать от пронзившей тело боли. Дева безвольно обмякла, глаза заволокло слезами. Не прилагая особенных усилий, облачённый в чёрное воин грубо поднял северянку на ноги и встряхнул, словно щенка. — Куда её, командир? Воительница, силясь вырваться из рук мужчины, в мыслях возносила молитвы всем известным ей богам: она хорошо сознавала, что для девы нет кошмара хуже, чем попасть в плен. ― Пылкая, ― низкий, но мягкий голос коснулся девичьего слуха, и заставил её на мгновение остановиться: тембр был слишком приятным, даже приторным. Настолько приторным, что Астрид поморщилась. ― У нас таких на островах нет. Девушку грубо развернули, и она, наконец, смогла увидеть говорящего — это был тот самый лучник, которого она токмо пыталась убить. Переложив лук из одной руки в другую, юноша (дюже молодо тот выглядел и на полноценного мужика не походил) взял деву за подбородок, заставив её смотреть на себя. Внимательный изучающий взгляд медовых глаз блуждал по бледному лицу, словно стараясь найти в нём что-то необычное. Что-то, что было бы достойно внимания неизвестного Хофферсон воина. Астрид смотрела на незнакомца с нескрываемыми презрением и злостью, каждый раз вздрагивала от омерзения, стоило ему коснуться её; он усмехнулся. ― Оглядись вокруг, дева, ― юноша обвёл плечом лука палубу «Когтя» и снова посмотрел на воительницу, не сводившую с него полного ненависти взгляда. ― Что ты видишь? Против собственной воли, по внутреннему какому-то принуждению, Астрид окинула беглым взглядом палубу «совиного» драккара. Однако от представшего её взору вида она не поморщилась, не позволила вздоху разочарования или ужаса вырваться из груди, не дала дрогнуть и единому мускулу на раскрасневшемся после боя лице… Она просто молчала. Молчала, будто в мыслях провожая каждого почившего викинга в последний путь. Пронзённые красными стрелами тела, порубленные мечами канаты, разодранные в клочья горящие паруса и измаранные кровью доски палубы не вселили в душу северянки должного ужаса, на что так надеялся таинственный лучник. В душе воительницы, словно огонь, вспыхнуло иное, доселе неизвестное ей самой чувство. Живое. Всепоглощающее. Пульсирующее. Бросив отречённый взгляд на сотрясающееся в болезненных конвульсиях тело одного из моряков, Астрид повернула голову на высокого юношу, улыбавшегося одними уголками тонких заветренных губ. Окинув того с ног до головы оценивающим взором, она шумно сплюнула ему под ноги. ― Я доберусь до тебя. Попомни моё слово, выродок. Доберусь… и перережу твою поганую глотку, а тушу брошу драконам, если те не побрезгуют давиться твоими гнилыми костями. Над палубой пронёсся дружный смех. Единственным, кто не потешался над словами юной северянки, был именно лучник. Аккуратно вытащив из поясного колчана красную стрелу, он заложил её на тетиву своего лука и направил аккурат на девичью голову. В голубых глазах плескались решимость и ненависть — страшные в смеси чувства; юноша понял: девушка не шутит. Дай ей волю ― она вцепится в его глотку и раздерёт её зубами. Лук заскрипел от натуги. ― Стой, дурень! ― хриплый окрик привлёк внимание Хофферсон и всех стоявших подле неё стервятников, лишь треклятый лучник обратил внимание на глухие речи в последнюю очередь. Опустив лук, он обернулся к старому викингу, из груди которого уродливо торчала красная стрела. ― Ты хуть знаешь, шо это за девка? ― Северин слабо кивнул в сторону Астрид. ― Мне плевать на то, кто она. Для Хель знатность имени не важна. ― Э-э-эй… глупый мальчишка… ― капитан «Совиного когтя» зашёлся в приступе сильного кашля. ― За эту бабу тебе дадут серебра ровно столько, сколько она весит. Она ― пташка высокого полёта… Юноша удивлённо изогнул брови и перевёл взор на Хофферсон, смотревшую на него ненавидящим взором. ― За твои лживые речи… ― Лживые? Ты следи за своим поганым языком, щенок… разуй глаза, да глянь, чей драккар ты ко дну решил отправить… ― кашель, вырвавшийся из простреленной груди, снова заглушил речи старого воина. ― Я знаю, кто вы. Северные Совы. Не будь я уверен, разве напал бы на ваш корабль? ― Ты молод… и глуп… А я знать не знаю, что за мысли в глупых бо́шках водятся… ― Молчи! ― А то шо? Прибьёшь? Так давай, не тяни. Мне бечь уже некуда: вокруг море, а меж рёбер стрела застряла. А-а-а… То-то же… а теперь послушай сюда, дурень… эта девка ― дочь тамошнего воеводы… за каждый упавший с неё волос с тебя сдерут три, как только прознают, у кого в плену она оказалась… а коль цела будет, так серебро получишь… иль шо тебе там надо… Астрид молча слушала речи старого капитана, но не решалась молвить и единого слова, хотя возразить было чему: Совиный остров ― богатый остров, но не на столько, чтобы бросаться серебром направо и налево. Пусть даже ради выкупа. Пусть даже ради дочки военного чина. Свист рассекающей воздух стрелы вывел деву из глубоких размышлений о наглом вранье Северина: капитан, сражённый, замертво завалился на окровавленную палубу. Астрид, едва подавив крик отчаяния, отвела взгляд в сторону: вечно дребезжащего вояку она не терпела с самого детства, но даже он не заслуживал погибнуть здесь, среди моря, на старом скрипучем драккаре. ― Тащите её на корабль. Отправляемся домой, ― юноша перекинул через плечи свой лук и быстрым шагом направился в сторону брига, протаранившего «Совиный коготь». ― Заприте её. И приставьте к ней стражу.***
― Шевелись уже, ― высокий черноволосый мужчина, несмотря на свой рост и немереную силу, с трудом тащил изворотливую Хофферсон в сторону трюма, куда её приказал бросить капитан. Воин всеми фибрами своей души хотел как следует приложиться к миловидному лицу, чтобы успокоить вздорную бабу, извивавшуюся в его руках, слово угорь на раскалённой жаровне. ― Пусти меня! — краем глаза воительница заметила командира этой своры, который с небывалым интересом разглядывал её лук, взятый, вероятно, в качестве трофея. ― Я хочу с ними попрощаться! Юноша, будто поняв, что дева обращается именно к нему, отвлёкся от разглядывания оружия и окинул деву вопросительным взглядом; после перевёл взор на горизонт, где поднимался столп чёрного дыма и яркое оранжевое зарево умирающего в пламени «Совиного когтя». Лучник махнул рукой, приказывая отпустить пленницу. — Одна минута. Как только хватка державшего её викинга ослабла, Астрид, удивительным образом не путаясь в полах плаща, бросилась к корме корабля; горевший, словно хорошо сдобренная маслом лучина, драккар трещал ломающимся под натиском огня деревом; в почти потемневшее небо клубами взвивался столб густого дыма. Дева, едва сдерживая слёзы отчаяния и обиды, обессилено опёрлась о корму брига и принялась тихо шептать древние молитвы, искренне надеясь, что боги хотя бы в этот раз услышат их и примут…❖๑๑๑❖۞❖๑๑๑❖
1. Северин — строгий, серьёзный.